Возвращение в Венецию. – Одесса, 2004.

АЙК ИКЭМ

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВЕНЕЦИЮ

Одесса

«Печатный дом»

2004

ББК 84(4Укр-40де-20д 63-444)

УДК 821.161.206 (470-311.3)

И 4702640201 / 2004

Айк Икэм И 421 Возвращение в Венецию. – Одесса

«Печатный дом» 2004 – 371 с.: ил.

ISBN 966-8164-52-0

«Возвращение в Венецию», приключенческий роман, открывающий

серию романов «Встречи в Венеции» - повествующих о морских приключениях

и путешествиях в Средневековье и настоящем времени.

Роман состоит из двух сюжетных линий. В первой, рассказывается о

судьбе изгнанных из Венеции молодых вельмож, Джероми Абаджио и Лацио де

Кальё, нашедших приют в Генуе. Их судьбы переплетаются с судьбой нашего

современника Кирилла - историка, реконструирующего корабли прошлого.

Судьба подталкивает их к виртуальной встрече во время морской битвы

христианских и мусульманских флотов в заливе Лепанто в 1571 году.

Роман изобилует остросюжетными приключениями, которые

сопутствуют боевым походам венецианских вельмож и опасным путешествием

Кирилла, на воссозданных кораблях прошлого.

Связь героев в пространстве и времени происходит благодаря помощи

предсказателей, видениям, посещающим героев, снам и мистериям.

© Айк Икэм, 2004

© «Печатный дом»

Возвращение в Венецию.

- Эй, галерник! Ты где?

- На весле!

- Эй, галерник! Что впереди?

- Смерть!

- Эй, галерник! Что позади?

- Жизнь!

Глава 1. Изгнание.

Венецианский вельможа, Джероми Абаджио приходит в сознание после полученных травм. –

Несостоявшийся арест. – Воспоминания о произошедшей стычке в доме возлюбленной. – Гибель сыновей и

графа де Санти. – Суд. – Приговор. – Отмена смертной казни.

Джероми, как ни пытался, не мог открыть глаза. Его голову будто сжали

раскаленными щипцами. О существовании окружающего мира говорили лишь плохо

различимые голоса и стук медного молотка, повторяющийся и разносимый эхом по пустому

дому. Правая рука, на которую пытался опереться Джероми, не слушалась. Даже слабое

движение отзывалось острой болью в предплечье. С трудом повернувшись и опустив ноги на

пол, он ощупал голову. Волосы были сбриты, голова забинтована. Глаза закрывала повязка,

которую он с трудом приподнял, ощутив приступ боли и сильную тошноту. Все вокруг было

чужим. Предметы растрескивались и распадались на части как мозаика, которую он любил

рассматривать во дворце Дожей.

Наконец ему удалось сосредоточиться на большом полированном тазу, стоявшем

неподалёку от кровати. В нем отражались солнечные лучи, пробивающихся сквозь неплотно

прикрытые ставни, серебрилась и поблёскивала. Поддерживая правую руку, молодой

человек сделал несколько неуверенных шагов, и, опустившись на колени, окунул голову в

воду. Вода перелилась через край таза, оставляя темные лужи на старинном арабском ковре.

Джероми медленно начал приходить в себя.

За окнами послышался топот и крики. Голоса становились все отчетливее. Застучал

молоток о медный щит. Никто кроме стражи не позволил бы себе ломиться в дом молодого

венецианского вельможи, известного своим крутым нравом и быстрым клинком, готовым

наказать обидчика. Клинок Джероми знали многие храбрецы, зарекшись впредь встретиться

с ним. На пороге дома стояла стража, получившая приказ арестовать его. Раздраженный

голос старшего требовал, чтобы слуга немедленно открыл дверь. Раз за разом он зачитывал

указ судьи, в соответствии с которым Джероми Абаджио должен быть препровожден в

тюрьму.

Вода в тазу заалела от крови. Обмывая лицо, молодой человек сосредоточил внимание

на полированном металлическом зеркале. От виска через весь лоб кожа была рассечена и

края раны раскрывались, оголяя кость. Рана заполнялась кровью, стекавшей со лба на

переносицу, и застилала глаза. Его правая рука безжизненно висела, как плеть. Острая боль в

груди свидетельствовала о сломанных ребрах, мелких ран по всему телу было не сосчитать.

Самая сильная и кровоточащая была в левом боку.

Джероми слышал, как слуга умолял стражников не ломать дверь, клятвенно заверяя,

что хозяина нет дома. Понимая, что бежать отсюда он не сможет, слабеющим голосом

Джероми окликнул слугу, приказав открыть дверь.

Вскоре в комнату вошли три человека, закованные в латы. Увидев израненного,

истекающего кровью Абаджио, даже эти бывалые воины остановились в замешательстве.

Собрав все силы, Джероми произнес:

- Передайте моему повелителю Великому Дожу, что бежать я не собираюсь, но и

предстать перед ним и Высшим судом, будучи искалеченным и истекая кровью, не могу.

Если же вы хотите убить меня, а не свершить правосудие, то я готов последовать за вами в

тюрьму.

В комнате стало тихо. Джероми с трудом удерживал равновесие, чтобы не упасть.

Стоявший ближе всех к нему стражник сказал:

- Сеньор Абаджио, мы оставим вас, но вы должны дать клятвенное обещание, что не

выйдете из этого дома до того момента пока у вас не заживут раны. После выздоровления мы

препроводим вас в тюрьму. Клянетесь ли вы именем господа нашего Христа и честью

дворянина, выполнить наше условие?

Джероми почувствовал, что ноги его не слушают, и, теряя сознание, выдохнул:

- Да-а-а!

Повернувшись к трясущемуся слуге, убеленный сединами стражник приказал немедленно

вызвать лекаря.

***

Джероми наконец-то пришел в себя в следующий раз через несколько дней. Встречу

со стражей он помнил смутно, но вот предшествовавшие этому события постепенно

восстанавливались у него в памяти.

Друг его детства, молодой граф Лацио неоднократно предупреждал Джероми, чтобы

он прекратил встречи с Изабеллой де Санти, молодой изнеженной женщиной, женой старого

графа де Санти, посланника Венецианской республики в Испании, ближайшего друга и

советника великого Дожа. Однако Джероми ничего не мог поделать с горевшей в нём

страстью, сжигавшей душу, испепелявшей сердце. Познакомившись с Изабеллой год назад,

он страстно влюбился в эту прекрасную, цветущую женщину, и, пренебрегая приличиями,

стал оказывать ей внимание прилюдно.

Изабелла была прекрасна! Черные как смоль волосы, точеные черты античного лица,

кожа цвета слоновой кости. Огромные зеленоватые, как молодые листья березы глаза,

Изабеллы казалось, были наполнены слезами. Когда свет попадал на лицо, зрачки ее глаз

вспыхивали бриллиантами.

Ни для кого в Венеции не была секретом связь молодого Абаджио и графини.

Изабелла недолго сопротивлялась настойчивому ухаживанию молодого человека, чей

страстный темперамент покорил не одно женское сердце. Будучи несчастливой в браке, она

грезила о таком пылком возлюбленном, желая вознаградить себя за годы, прожитые в

одиночестве. Их любовная связь длилась долго, но не один из любовников, ни на мгновение

не пожалел о содеянном.

По ночам Джероми тайно пробирался по верёвочной лестнице в комнату

возлюбленной и проводил там чарующие часы до первых лучей восходящего солнца.

Влюбленным до сумасшествия, им казалось, что вокруг них никого нет, нет старого графа

де Санти находящегося в Испании, нет сыновей графа, родовитых вельмож, живущих в этом

же большом дворце на мужской половине.

За несколько дней до происшедших трагических событий опечаленная Изабелла

сообщила Джероми, что ее муж возвращается из Испании. Он должен был прибыть в

Венецию через несколько дней. Умоляя Джероми не приходить больше, она плакала,

разрывая ему сердце. Пылкий нрав молодого мужчины, не хотел мириться с потерей

возлюбленной. Он предлагал ей бежать. Но Изабелла боялась. Она просила его не приходить,

обещав подумать о побеге.

Джероми все же решился увидеть возлюбленную еще раз и все-таки убедить ее

бежать. Ближе к полночи ловко перепрыгнув через невысокую ограду, отделявшую дворец

Санти от канала, и, внимательно осмотревшись, Джероми подал условный сигнал. Из

крошечного окошечка на первом этаже показалась прелестная головка служанки.

- Граф вернулся? - Спросил Джероми.

- Нет, но его ждут сыновья, которые еще не ложились спать.

- Скажи Изабелле, что я поднимусь к ней и опусти лестницу.

Служанка не могла противостоять воле Джероми, да и возможно ли было остановить

этого сумасбродного человека. Бесшумно, всего за несколько мгновений он преодолел по

веревочной лестнице расстояние, отделявшее его от Изабеллы, и, не давая сказать ей ни

слова, стал покрывать ее лицо поцелуями. Женщина слабо сопротивлялась, взывая Джероми

к благоразумию, но он все сильнее сжимал ее в своих объятиях...

В тусклом мерцании свечей обнаженное тело Изабеллы как будто парило над

кроватью. Джероми нежно гладил ее плечи и волосы. Оба они были измученны сжигающей

и непреодолимой страстью. После таких ночей, они чувствовали огромную усталость, но

дьявольское влечение в следующий раз соединяло их в единую плоть еще сильнее.

Собираясь уходить, он протянул руку к своим вещам и в этот момент услышал шорох

за дверью. Через мгновение раздался страшной силы удар, от которого дверь треснула.

Выхватив из ножен острый длинный клинок правой рукой, Джероми левой сжал лезвие

небольшого кортика, занеся его над головой. Второго удара дверь не выдержала и рухнула с

грохотом на пол. В проеме показалась голова человека, сжимавшая двумя руками топор. Он

сделал несколько шагов в сторону кровати, но, мелькнувшее в воздухе тонкое как луч

лезвие, остановило его. Кортик вонзился нападавшему в горло. Несколько мгновений он

стоял, широко открыв глаза, затем захрипел и стал опускаться на колени. Опрокинув

умирающего на пол, в комнату ворвались еще двое вооруженных людей. Но только

последний, четвертый из мужчин, сумел перепрыгнуть через барахтающиеся на полу тела, и

вплотную приблизится к Джероми. В руках у него была короткая пика, которой он пытался

нанести колющий удар. Уворачиваясь, Джероми сделал выпад и нанес ему смертельный удар

в грудь. Клинок прошел между ребер и пронзил человека насмерть. В эту же секунду сам

Джероми ощутил острую боль в боку. Понимая, что он не сумел увернуться, и острие пики

задело его он приложив недюжинную силу, вырвал клинок из тела поверженного, и сделав

шаг навстречу к одному из подымающихся с пола, направил жало лезвия своего клинка тому

в спину. Выпад был так силен, что вонзившись в тело, шпага переломилась.

Безоружный, он только сейчас осознал, что бился обнаженным. Единственной его

одеждой была кровь. Трое врагов корчились на полу в агонии, четвертый предпринимал

попытки подняться с колен. Это был граф де Санти. Джероми бросил взгляд на кровать.

Изабелла, забившись в угол, смотрела на него умоляющими глазами.

В дверях показался еще один человек, в черном плаще. В его руках был виден тонкий

длинный меч. Джероми понял, что нужно бежать. Безоружный и истекающий кровью, он

более не мог оказывать сопротивление. Подняв короткую пику, лежавшую на полу, ту самую

пику, на которую он в пылу битвы наскочил, Джероми подбежал к окну и сбросил вниз

лестницу. С трудом преодолев подоконник, он начал спускаться, но сойдя всего на несколько

ступенек вниз, почувствовал, что падает. Удар о землю был чувствителен. Острая боль

пронзила правую руку, и на мгновение он потерял сознание.

Граф де Санти, перерубивший веревочную лестницу, взял меч за рукоять, как копье и

бросил в распростертое на земле тело. Только счастливая случайность спасла Джероми

жизнь. Бросая клинок, противник зацепился локтем за оконную раму и лезвие, ударившись о

камень рядом с головой юноши, треснуло и раскололось. Осколок рассек Джероми лицо.

Новая боль привела беглеца в чувство.

Крик ненависти и отчаяния вырвался из груди графа де Санти. Поднимаясь, Джероми

овладел обломком клинка вместо далеко отлетевшей в сторону пики. Хромая, он побежал и с

трудом преодолел ограду. Вскоре на улицу выбежал и сам граф. Он был вооружен новым

клинком. Граф быстро догнал отступавшего к каналу Джероми. Развернувшись, тот с трудом

парировал несколько выпадов, но долго сопротивляться напору он не мог.

Пятясь вдоль канала, он споткнулся и упал навзничь. Граф атаковал. Первый

колющий выпад юноше удалось парировать лежа на спине, второй на одном колене, третий

он смог отбить лишь немного изменив направление смертоносного клинка. Шпага рассекла

ему голову, и кровь хлынула по лицу. Последним воспоминанием Джероми об этой схватке

было то, что, собрав все оставшиеся силы, он оттолкнулся от земли, проскочив над

занесенным для смертельного удара клинком, и вонзил обломок шпаги под подбородок

противника. Как ему, обескровленному, удалось перейти через мост, как бежать еще

несколько кварталов - он не помнил. Не знал он и того, что заботливые руки внесли его в

незнакомый дом и защитили тогда, когда слуги и помощники графа пытались взять его

штурмом. Лацио и друзья спасли чуть живого Джероми и перенесли в дом его отца, где он и

очнулся…

Приближалось время, когда Джероми Абаджио должен был предстать перед судом.

Ничего хорошего он не ожидал. От друзей Джероми стало известно, что во время боя старый

граф и его сыновья получили смертельные раны. Изабелла, став свидетелем разыгравшейся

трагедии, вот уже много дней находилась между жизнью и смертью. Венеция была

потрясена разыгравшейся драмой. Многие родовитые вельможи требовали смертельной

казни молодого Абаджио.

Раны заживали медленно. От большой потери крови он чувствовал постоянную

слабость и головокружение. Однако молодость и заботливый уход сделали свое дело. По

происшествию двадцати пяти дней Джероми предстал перед высшим судом. В центре

Золотого зала Дворца стоял великолепно отделанный драгоценными каменьями и слоновой

костью трон. Справа от него на высоких стульях расположились судьи, слева -

представители духовенства. В небольшом отдалении от трона, на котором восседал Дож,

маленький лысоватый человек, стоял огромного роста палач, держа в руках топор.

Джероми не понимал, что спрашивают его судьи и присутствующие; его ответы были

односложными. Его мысли были обращены к двум женщинам: покровительнице деве Марии

и возлюбленной Изабелле.

Суд был кратким: представитель знатного венецианского рода - Джероми Абаджио,

был приговорен к смерти. Изабеллу постригут в монахини. Имущество угасшего рода де

Санти, не имевшего после смерти графа и его сыновей прямого потомства переходило в

распоряжение Венецианской республики. Смертная казнь должна была состояться тот час

же, прямо на центральной площади святого Марка, в присутствии горожан.

О том, что смертный приговор был вынесен заранее, Джероми понял еще тогда, когда

стража вела его к дворцу. На площади стоял наскоро сбитый эшафот обтянутый черной

тканью.

Джероми неистово молился, он просил Всевышнего простить его грехи и сохранить

жизнь Изабелле. Вошедший в небольшую, надежно охраняемую комнату, священник

исповедал его, пытаясь примирить молодого человека с Богом и людьми. Он благословлял

его в последний путь. До эшафота было всего сто метров, но даже это небольшое расстояние

далось Джероми с трудом. От напряжения открылась рана на лбу и повязка заалела. Двое

стражников помогли ему подняться по приставной лестнице, где он оказался один на один со

смертью. Лицо палача было закрыто маской и только бесцветные, все время бегающие глаза

говорили, что перед ним человек, а не сама смерть в черном одеянии.

Мимо эшафота, расталкивая толпу, прошествовала процессия. Они двигались к

парадному подъезду дворца, откуда им навстречу выходили члены Суда. С минуты на

минуту должны были показаться Дож и члены Сената. В их присутствии глашатай объявит

приговор. Дож задерживался, и толпа, собравшаяся возле эшафота начала роптать. Не в

силах более стоять Джероми сел на дощатый пол.

В это время во Дворце Дож, направившийся к выходу на балкон, был остановлен

вошедшими в зал людьми, одетыми по-дорожному. Один из них, укутанный в длинное

черное одеяние, откинув капюшон, и расстегнув плащ, без тени смущения обратился к

хозяину Дворца:

- Я, кардинал Эмиллио Глиани, нунций первосвященника католической церкви- Папы

Римского. Я, хочу говорить с тобой, Великий Дож, наедине.

Когда все удалились из зала, Глиани взял за руку Дожа, и еле слышно произнес:

- Джероми Абаджио должен жить, это приказ Папы.

Дож отшатнулся, высвободив свою руку.

- Нет! Судьба этого повесы решена. Он искупит грех прелюбодеяния. К тому же в

схватке он убил графа де Санти, моего друга, и его сыновей.

- Мы знаем об этом. Однако не Абаджио развязал кровавую бойню. Граф, его сыновья

и помощники хотели лишить его жизни, он же защищался. Вам это известно, Великий Дож.

- Я это знаю, но это не повлияет на вынесенный приговор.

- Это не повлияет?! Так будет вам известно, то, что ваш собственный сын в настоящее

время находится с тайной миссией у префекта Татарии - Клаудио Абаджио, отца Джероми.

Он назначен на этот важный пост два года тому назад именно вами. Через тайную

канцелярию Ватикана Клаудио уже оповещен о содеянном сыном.

Немой вопрос возник в глазах Дожа.

- Что я слышу! Мой сын в Татарии! Он все эти годы служил в Ватикане! Несколько

месяцев назад я получил письмо, в котором он писал о своей службе и возможности в

недалеком будущем стать одним из советников его святейшества.

- Все верно, так и произошло. И с первым поручением Отец наш направил его в

Татарию, дабы молитвою ввести местные народы в лоно церкви. Подумайте, как отнесется

Клаудио к расправе над одним из самых родовитых отпрысков Венеции.

- Но, это не расправа, это заслуженная кара!

- Побойтесь Всевышнего, Великий Дож! От величайшего оружия церкви - инквизиции

не укроется ничего. Вы сами в настоящее время являетесь любовником сразу двух богатых и

знатных женщин Венеции, но их мужья, зная об этом, не готовят тайное убийство. А граф де

Санти именно так хотел расправиться с молодым Абаджио. Помните: это будет не кара,

посланная Господом нашим, а убийство. Месть!

- Пусть месть! Я сотру с лица земли род Абаджио!

- Пока вы это сделаете, Дож, Абаджио старший свершит самосуд над вашим

собственным сыном, сыном Господа. Подумайте, сколько неприятностей ждет вас. С новой

силой вспыхнет межродовая вражда. Многие семьи Венеции окажутся на стороне вашего

противника. К тому же, растущее могущество Генуи, одна из немаловажных причин, в связи

с которой я хочу отговорить вас совершить пусть и справедливое, но все же жестокое

правосудие.

- Клаудио Абаджио и многие его сторонники могут в самый неподходящий момент

оказать поддержку генуэзцам, открыв им тайные сведения о Черноморских богатствах,

знания о ветрах и течениях, описания берегов и мест стоянок. Генуя строит мощный флот

для ведения торговли в Черном море. Дополнительные сведенья окажут самое

положительное влияние на успешное продолжение начинающейся черноморской

экспансии.

- Одумайтесь, прошу вас. Содеянное будет не на пользу великой Венеции. Клаудио

Абаджио человек буйного и сурового нрава. Его месть будет ужасна, и повторяю, отразится

на всей политике Венецианской Республики.

Посланник улыбнулся. В его глазах отразилось превосходство. Повернувшись, он еле

слышно добавил:

- Если вы хотите отомстить за своего друга, то изгоните Джероми из Венеции, а когда

он окажется за ее пределами, пусть ваши люди тайно свершат его судьбу. Он слишком слаб,

чтобы сопротивляться.

Сказав это, человек в черном одеянии накинул на голову капюшон и быстрыми шагами

направился к выходу. Постояв какое-то время, Дож подошел к трону и сел. Расшитый

золотом костюм был тесен быстро полнеющему, немолодому человеку. От резкого

прикосновения ткани к телу он почувствовал, что его спина покрылась холодной испариной.

Это был случай, когда ему необходимо было изменить свое решение. За всю его жизнь это

приходилось делать не часто.

Усиливавшийся ропот толпы привел его в сознание. Вызвав вельмож и стражу он,

медленно подбирая слова, вымолвил:

- Именем Отца нашего Иисуса и по воле наместника его на земле Папы Римского, я

отменяю казнь. - Джероми Абаджио будет помилован… и изгнан из Венеции. Все его

имущество передается в казну.

Под сводчатым потолком зала тишина сгустилась, как зимний туман, застилающий

каналы. Не ожидая возражений членов Сената, Великий Дож поднялся, и, выходя на балкон,

приказал глашатаям объявить о его решении гражданам Венеции. Ожидавшая казни толпа,

не хотела расходиться. Зрелище казни вызвало самые низменные чувства, будоражило зевак.

Решение Дожа было непонятным, непостижимым. Толпа начала роптать, но, теснимая

стражей, быстро рассеялась.

Джероми приготовившись к смерти, не понимал, что происходит вокруг. В тот

момент, когда слова глашатая дошли до его сознания, палач как бы уменьшился, зимнее

солнце стало ослепительно ярким, все закружилось перед глазами и затем померкло…

В его измученный разум вошло странное видение. Он как - будто парил в воздухе, а

под ним на кровати незнакомец внимательно рассматривал свои руки. Джероми услышал

голос: «Помоги ему! Прошу тебя, помоги!».

Голос, просивший о помощи, принадлежал закутанному в черный плащ мужчине и

обращен он был к стражнику, вместе с которым они подняли бездыханное тело Абаджио и

начали опускать по лестнице на брусчатую площадь.

Мимо эшафота двигалась, покидая город, кавалькада всадников. Укутанный в черное

нунций отдавал короткие приказы сопровождавшим его всадникам. Он, даже не повернул

голову в сторону эшафота.

Глава 2. Разлука.

Путешествие Кирилла во Францию. – Тяжелые предчувствия. – Неожиданная остановка в Барселоне.

– Королевский морской музей. – Встреча на фестивале с экипажем «Афины». – Ультиматум. – В гостях у

кельтской предсказательницы.

Кирилл проснулся от того, что смолкли двигатели турбохода. В каюте было

совершено тихо. Глаза открывать не хотелось, все равно вокруг - абсолютная темнота. Это

маленькое помещение, находящееся в чреве огромного судна, плывущего из Черного моря

во Францию, он облюбовал сразу, как ступил на борт. Каюта была изолирована от

окружающего мира, и давала возможность сосредоточиться.

Дома остаться наедине с самим собой никогда не удавалось. Последние несколько

лет он не жил практически никогда сам. Его квартира представляла собой общежитие, в

котором в разное время жили рабочие и строители, проектанты и инженеры, художники и

члены экипажей, возглавляемых им экспедиций. Эти экспедиции проводились на копиях

старинных кораблей с целью изучения античной навигации и мореплавания. Их всегда

считали сумасшедшими. Бросив работу, учебу, оставляя на долгие месяцы семьи, они

болтались на деревянных скорлупках, управляемых только веслами и парусом в Черном и

Средиземном морях.

В настоящее время кораблик под названием «Афина» находился где-то у берегов

Франции. Кирилл открыл глаза. Его окружала темнота.

Уже несколько раз он видел эти странные сновидения, которые оставляли в сознании

неприятный осадок. В эту ночь кошмар повторялся дважды. Он сидел на кровати и видел

нависшую над ним фигуру. Человек как-будто парил над полом. Он был закутан во все

черное. Кирилл не видел его лица. Откуда-то издалека доносился голос:

- Джероми! Помоги ему! Прошу тебя. Помоги!

Кирилл еще раз содрогнулся и резко сел, чтобы сбросить с себя наваждение.

Неприятные сны смутно подсказывали, что впереди его ждут проблемы и разочарование.

Поднявшись на палубу, он увидел, что корабль стоит на рейде в уютной,

окаймленной пышной зеленью гавани Барселоны - одного из красивейших городов мира.

Причалы были заняты и, поэтому отшвартовались они поздно ночью. Никто, кроме Кирилла,

в город идти не захотел. Он пошел сам, зная, что нет ничего прекрасней, чем бродить ночью

по неизвестному, уснувшему городу. Проходя мимо зеркальной витрины, Кирилл

остановился. С витрины на него смотрел уставший человек с резкими угловатыми чертами

лица. Черные волосы ниспадали на плечи, и ему показалось, что это не он. Приблизив лицо,

он прикоснулся лбом к прохладному стеклу. Изображение исчезло, сейчас он видел только

отражение глаз.

Что делает он здесь, пусть в прекрасной, но чужой стране? Кто направляет его

действия?.. В предрассветные часы улицы Барселоны начали оживать. Каменные мостовые

напоминали ему о Родине. Он вырос в старой части черноморского города, где дома уютно

расположились в тени каштанов и акаций. Небольшие старые дворики, фасады с аркадами,

сохранившаяся в комнатах лепка, большие изразцовые печи, в которых всегда на Пасху

пекли сдобу. Антресоли в таких квартирах были самым интересным местом. В них

складывали ненужные вещи, старые фотографии, поломанную мебель. Мальчишкой он

нашел на антресоли старые медные морские пуговицы с изображением якорей. На долгие

годы эти маленькие металлические кружочки стали Кириллу лучшими друзьями. Море

всегда манило его: оно было прекрасно и в жаркие летние дни, маня лазурью, и в холодные

зимние, когда серый цвет неба сливался на горизонте с серым цветом воды. Заплывая далеко,

Кирилл ощущал прилив огромной силы, как будто море делилось с ним своей неукротимой

энергией. Усталости не чувствовалось, чем дальше от берега, тем сильнее хотелось плыть.

Кирилл, заплывая вдаль, никогда не ощущал, что под ним на глубине находится земля.

Первые солнечные лучи осветили старинную площадь, в центре которой стоял

величественный памятник Христофору Колумбу. Бронзовое изваяние смотрело в сторону

океана, туда, куда живой Колумб стремился всю жизнь в надежде открыть морскую дорогу в

Индию. Величественный жест руки, вздёрнутый подбородок, по замыслу скульптора

подтверждали неукротимую волю великого человека. Но кто знает сейчас, сколь несчастен

был Христофор, сколько терзаний и мучений выпало на его долю? Да и нужно ли кому то

знать об этом. Великим всегда подражают, на них равняются, они не принадлежат себе.

Кирилл остро ощутил пустоту вокруг, здесь на площади их было только двое,

Христофор, увековеченный в бронзе, и он - человек в плоти. Луч солнца скользнул по

бронзовому лицу, и ему показалось, что Колумб улыбнулся. Но часто ли при жизни

улыбался Колумб? Живущие сегодня не знают, каким на самом деле был умный и

предприимчивый искатель приключений, авантюрист и мореход Христофор Колумб.

Человек, открывший вместо Индии Америку, континент, вначале прозванный Новый свет, а

впоследствии получивший по ошибке имя другого мореплавателя.

Кирилл стоял у входа в крупнейший морской музей мира. Музей открывался в

десять. Нужно было ждать.

Время тянулось медленно, воспоминания о последних годах жизни тревожили его.

Проект и строительство древнего корабля изменили его жизнь. Начинали проект

вчетвером, нужно было найти судоверфь, которая бы взялась за создание такого необычного

корабля. Корабля, для которого не существовало точных чертежей, детальных эскизов. Были

только короткие сбивчивые описания и рисунки на вазах. Нужно было сделать проект, найти

и изучить огромное количество исторических и археологических материалов. А кроме этого

подготовить столь необычный экипаж, который будет грести, и нести все тяготы тяжелых

походов.

Но самое главное, нужно было найти средства для осуществления проекта столь

фантастической идеи. Деньги, деньги. Именно они стали причиной разрыва с друзьями,

людьми, с которыми он был знаком многие годы. Он понимал их, но простить не мог. Они

оставили его именно тогда, когда проект начал осуществляться. Первое плавание было

вызовом. Совершено оно было осенью в холодном море на грани человеческих

возможностей, на грани жизни и смерти. Трещали и ломались не только весла, ломались

характеры. Экипаж терял веру в успех, веру в тех, кто создал корабль, и винить этих

одержимых людей было невозможно.

Все стало налаживаться только в конце плавания, когда судно, одолев сотни миль, через

две с половиной тысячи лет после того, как по этому маршруту ходили такие же корабли,

пришло под стены величественного города Константина, сегодняшнего Стамбула. Этот

старинный город встретил корабль ласковым теплым солнцем. Остались позади холод и

сырость, шторма, дожди, преследовавшие обиды, недомолвки, тяжелая физическая работа.

Появилось время оглянуться на прожитые дни, осмыслить то, как готовилась и прошла эта

совершенно уникальная экспедиция.

Именно тогда, когда все должно было измениться и привести к доброму исходу, ушли

его друзья, как будто ушла часть его жизни. Они ушли, не хлопнув дверью, не скандаля, не

обвиняя его ни в чем-то, они ушли тихо, простив ему все. Горечь потери нельзя было

осознать в одночасье, все это сказалось позже во время подготовки новых экспедиций.

Сейчас, как и тогда, он продолжал задавать себе один и тот же вопрос: «Почему? » Почему,

сейчас из четверых осталось только двое? Чутье подсказывало ему, что вскоре он останется

один. Неужели эти кошмарные сны, приходящие каждую ночь, говорили именно об этом.

Сейчас здесь перед музеем он осознавал, что гложет его в последнее время. Это

было одиночество. Находясь среди людей, руководя ими, он отдалялся от них все дальше.

Закалив волю и тело, он чувствовал, что душа его с каждым днем становится черствее. Это

было противоестественно, но ничего поделать с собой он уже не мог. Ему нужно было

руководить, и другим его не воспринимали, ни мягким, ни добрым. К колоссальному

сожалению он приучил их к беспрекословному повиновению. Все складывалось удачно

только тогда, когда он был жесток и тверд.

Двери открылись, и он вошел в зал. В голове промелькнула мысль о том, что в этом

огромном музее он будет один. Кому еще придет в голову, в такую рань приходить сюда.

Вот и сводчатый зал, в котором уютно расположилась пятидесятиметровая галера.

Корабль, удивительно соразмерный и пластичный, напоминал животное, которое вот-вот

начнет двигаться. Совершенство средневековой техники! Тысячи четко пригнанных друг к

другу деталей; от огромной килевой балки до миниатюрных деревянных гвоздей,

закрепляющих обшивку в капитанской каюте.

Длина весла, которым гребли шесть человек одновременно, - двенадцать метров, а

приводили в движение галеру до трехсот гребцов. Впервые галеры были построены в

Венеции, а прототипом для неё послужил римский корабль – либурна.

Неизвестно имя мастера, изменившего вид либурны, неизвестно и название первой

галеры. Прошло несколько столетий, прежде чем эти суда покинули Средиземное море и

были приняты в морские армады других стран.

Остроносая галера напоминала Кириллу рыбу-меч, выброшенную на берег. Он

посидел на скамье, где когда-то сидели гребцы. Вшестером они гребли одним огромным

веслом. Каждый из них был прикован цепью. Скамья, на которой находились гребцы, была

их домом, спальней и столовой. Весла весили более ста килограмм, и чтобы справляться с

работой, гребец должен был встать со скамьи, вытянув ногу вперед. Гребок же происходил

тогда, когда шесть человек вместе тянули весло назад, садясь на скамью. Под каждой

скамьей, которую моряки называли банками, лежали тяжелые цепи и оковы. Будучи

прикованными, галерники жили и умирали на этих скамьях. Весь мир для них заключался в

еде, сне и весле, которое стало частью их тел, продолжением рук. Под позолоченным

балдахином, в кормовой надстройке, жили капитан и офицеры. Их жизнь была совсем

другой, сытой и богатой.

На должности командиров галер назначались аристократы, гордость и напыщенность

которых не имела границ. Вступление такого вельможи на борт галеры сопровождалось

особыми почестями.

Не без удовольствия Кирилл взгромоздился в капитанское кресло, находившееся в

корме на небольшом постаменте. Зажмурив глаза, как будто провалившись во времени и

пространстве, он оказался где-то в Средиземноморском порту…

… Окончена подготовка галеры к отплытию; офицеры и экипаж собраны, в

сопровождении свиты прибывает командир.

Шествие возглавляют трубачи и знаменосцы. Капитан поднимается на галеру по

специальному трапу вместе с группой дворян, в чьи обязанности входит во время боя

защищать командира. Пройдя к корме, он садится в кресло, расположенное на возвышении.

Отсюда он будет командовать во время похода, сюда будут приходить с докладами офицеры.

Вокруг капитана располагаются знаменосцы и оруженосцы. Каждое их движение выверено и

точно.

Подходящие офицеры отдают командиру раппорт. Галерники ждут команд. На фоне

золочёных камзолов их опаленные солнцем голые спины выглядят неприглядно, но именно

они - эти люди - движитель корабля, его сердце и мышцы. Без них эта красавица галера –

просто красиво раскрашенный манекен.

Просьба смотрителя музея покинуть капитанское кресло вернула Кирилла к

действительности. Но остался вопрос. Острый и жгучий вопрос: что чувствовали эти люди

годами жившие на галере? Что чувствовали заживо погребенные рабы? О чем думали, когда

бич надсмотрщика опускался на их спины?

В первом походе их было шестьдесят на судне, имевшем всего двадцать метров

длины, и пять метров ширины. На каждого приходилось полтора квадратных метра площади.

Конфликты возникали часто, но они были свободны, и желание участвовать в этом

необычном эксперименте было их волей. Их никто не заставлял, им никто не платил, а там, в

далеком средневековье: цепи, кнут, мизерная порция еды и каторжная физическая работа.

Галера была тонко разукрашена резьбой, многие детали покрыты золотом. Несколько

лет тому назад ему подарили французскую книгу «Блеск и нищета галер», в которой

прослеживалась история галерных флотов Европы. Рассматривая галеру, он думал о том, как

точно соответствует название книги «Блеск и нищета». Тогда же Кирилл начал готовить

новый проект.

Первый корабль они строили далеко от родного города. Строительство длилось

восемь месяцев, и члены экипажа постоянно менялись, работали на судоверфи, помогая

профессиональным строителям. Чтобы создать новый корабль, копию средневековой

галеры, необходимо было не только изготовить проект и найти деньги, но и отстроить новый

цех. Длина предполагаемого корабля была больше тридцати метров, что почти на десять

метров превышало длину первого судна. Их отличала не только длина и высота бортов, их

разделяли полторы тысячи лет.

Кирилл вспомнил, как на платформах выкатывали первое судно из цеха. Пришлось

снять ворота, но даже и эта предосторожность не помогла. Сорока тонный корабль своим

бортом снес кусок стены, разбил ее, сам не пострадав. Новое судно должно было быть чуть

ли не вдвое больше. Как интересно было работать с проектантами, сколько исторической

литературы пришлось изучить. Они не столько копировали галеру, сколько моделировали

возможность большого количества людей долгое время находиться на ограниченной

площади, работая день за днем вместе. И не закованных в цепи, а свободных людей.

Учитывался каждый сантиметр палуб, надстроек, внутренних помещений. Они пытались

решить задачу именно жизнеобеспечения, жизнедеятельности людей, которые месяцами

должны были находиться на этом корабле.

Кирилл повернул голову и увидел аккуратно разложенные на стеллажах старинные

инструменты, различные тесла, молотки, сверла, пилы. В центре экспозиции лежал король

инструмента – топор-шкипарь, с горизонтально посаженным лезвием. Таким топором

опытные мастера вручную изготавливали весла. Кирилл почувствовал, что от инструмента

исходит запах - запах свежей древесины. Это пьянящий, дурманящий запах, который

невозможно забыть никогда, если ты хоть раз его учуял.

Уже год велось строительство большого цеха, который должен был вместить новый

корабль. Все шло к закладке киля судна. Как всегда в избытке было проектов, а в

недостатке денег. Новый проект, включавший строительство цеха и судна, требовал

больших средств. Вся надежда была на международный праздник, куда шло их первое судно.

Совершив пять длительных экспедиций в Черном и Средиземном морях, их первенец

приближался к берегам Франции. Северный французский Брест раз в четыре года проводил

большой морской фестиваль - конкурс с денежными призами. Кирилл надеялся получить

одну из премий, которая позволила бы закончить строительство цеха и начать

строительство нового судна. Опаздывая на открытие праздника, он чувствовал, что на судне

не все в порядке. Шла борьба за власть. Они звонили ему домой. Помощники жаловались на

капитана, капитан на помощников. Команда выходила из подчинения. Новый проект был

под угрозой срыва. Дома оставались долги и незаконченный цех. Не найди он финансовую

поддержку, проект будет остановлен. Но вера в успех была подточена неурядицами,

происходившими в экипаже.

Кирилл отошел от плотницкого инструмента. Он мечтал. Мечтал повторить путь

крестоносцев. Он хотел собрать интернациональный экипаж и начать экспедицию в Генуе.

Далее известные всему миру средневековые города - государства Пиза, Амальфи, Мальта.

После этого - Ионическое море и Коринфский канал, Афины, Крит, Александрия, далее -

Хайфа, Иерусалим. На обратном пути галера должна была пройти Кипр, Родос, обогнуть

Грецию и через Адриатическое море подойти к волшебной Венеции. Он мечтал о съемках

прекрасного фильма, рассказывающего об историческом эксперименте, о современных

крестоносцах, бросивших вызов морской стихии...

В залах музея было расставлено множество моделей кораблей различных эпох и

народов. Некоторые из моделей были сделаны еще в 17 веке. Тончайшая ювелирная работа,

тысячи деталей, из которых они был собраны, изготавливались под увеличительными

стеклами. Галеры различных эпох, бригантины, каравеллы, - вся история морской

цивилизации.

Кирилл не заметил, как пролетело несколько часов, надо было возвращаться на

корабль. На выходе его внимание привлекло изображение небольшого корабля с необычным

парусным вооружением. Передняя мачта была наклонена, рея несла большой треугольный

парус. Основная мачта была вооружена большим и малым прямыми парусами. Корабль

выделяли массивная кормовая и острая носовая надстройки. Ранее он читал о таких

кораблях, носивших название полакр, что означало - копье. Такой корабль был неуязвим для

пиратов, его использовали как для перевозки грузов, так и для военных целей. Мощное

парусное вооружение позволяло при неблагоприятных условиях, быстро уходить, избегая

встречи с противником, а трюма вмещали большое количество груза.

Как ни странно музей все больше заполнялся посетителями. Были здесь шведы,

итальянцы, американцы. К Кириллу подошел служащий и протянул маленький проспект.

Центральное место в нем занимала фотография галеры « Ля Реаль» На последней страничке

в верхнем углу красовался полакр. Кирилл, спросил его, нет ли в музее чертежей и планов

галеры и полакра. Служащий провел его в маленькую архивную комнату, где хранились

чертежи моделей и быстро нашел два старинных плана и два современных чертежа.

Покидая музей, Кирилл держал в руках ксерокопии чертежей этих судов. Это было

самым ценным подарком, который он увозил с собой из Барселоны.

Турбоход, отдав честь гудком величественному городу, держал курс на Марсель.

Ночью кошмарный сон вновь повторился. Кирилл был напряжен до предела. Утром,

взглянув в зеркало, он заметил огромные синие круги под глазами. Нужно было, как - то

избавиться от навязчивого сновидения, но как, он не знал. Все время он размышлял о том,

что скоро останется один. Тоскливое одиночество заполняло душу.

Марсель встретил невыносимой удушающей жарой. Создавалось впечатление, что

солнце светит только в эту точку земного шара. Впереди была дорога на север, в

Нормандию. Чем больше он хотел встретиться с кораблем, который не видел уже год, тем

более смутное предчувствие беспокоили его. Франция промелькнула за окнами поезда.

После жаркого раскаленного Марселя в Нормандии было холодно, шли дожди. Океан

нес сырую неустойчивую погоду и сильный ветер. В маленький городок, где проходил

праздник, пришлось добираться автобусом. Все вокруг говорило о том, что торжества уже

начались. Тысячи плакатов приглашали желающих посетить старинный город, чтобы

увидеть живую историю мореплавания. Вереницы машин, автобусов, туристов с рюкзаками,

многоголосье десятков языков.

Перекинув сумку через плечо, Кирилл, затерялся в потоке людей, идущих к бухте.

Судов еще не было видно, но восторженное состояние тысяч людей вокруг говорило о том,

что праздник в самом разгаре. Дорога шла в гору, затем круто поворачивала, выходила к

мосту, переброшенному через узкую бухту. Зрелище, представшее перед ним, было

фантастическим. В узкой, врезавшейся на несколько километров в материк бухте, стояли

сотни больших и маленьких кораблей. Яркие флаги развевались на ветру. Кораблики

казались игрушечными. Парусами была заполнена не только бухта, но и весь горизонт.

Из многоцветия красок Кирилл никак не мог увидеть свой корабль. Найти дорогу,

чтобы спуститься к бухте, оказалось не так просто. Все проходы были перекрыты полицией.

Он всматривался в лица гуляющих людей в надежде увидеть одного из членов экипажа. Нет,

никого из знакомых не было видно. Но где судно? Вернувшись еще раз на мост, он стал

внимательно вглядываться, стараясь не пропустить не одной детали. И вдруг, о чудо! -

между двумя большими парусниками Кирилл увидел глаза. Глаза, нарисованные в носовой

части корабля были символом античного мореплавания, ведь для древних корабль был

одухотворен, он жил как жили люди и умирал, как умирали они.

«Афина» смотрела на него печальными большими глазами, - жалуясь на свою

нелегкую судьбу. Простояв несколько минут, Кирилл стал спускаться к воде, решив во что

бы то ни стало пройти через заслон полиции. Щуплый полицейский не понимал ни слова по -

английский. Кирилл, с трудом объяснил ему, что хочет попасть на одно из судов стоящих в

бухте. Судно это, имеющее два ряда весел, греки называли диерами, для француза же оно

было просто галерой. Все было улажено, одной пожилой женщиной, которая знала

английский и помогла ему перевести свою просьбу. Полицейский пропустил его,

неодобрительно качая головой. Мало кто из французов знает английский, и большинство из

них считают, что все народы и нации в мире должны говорить на французском языке.

Кирилл медленно спустился к самой бухте. Столы были расставлены по всему причалу. За

ними сидели шотландцы, немцы, англичане. Они пели и ударяли кружками в такт по столам.

Кирилл шел к своему судну, шел медленно и неуверенно. За несколько метров до самого

трапа он, наконец, увидел капитана, своего старого друга. Рукопожатия были холодными.

- Как ты добрался?

- Нормально.

- Как судно, как вело он себя в Бискайском заливе?

- Нормально.

Петр, так звали капитана, повернулся вполоборота, и, не смотря ему в глаза, сказал:

- Ты извини, мы принимаем на судне сейчас французских пожарников. Было бы

хорошо, если б ты немного подождал меня.

Настроение Кирилла ухудшилось, в душе вскипела обида. Он поднялся на борт,

поздоровался с членами экипажа. В этой экспедиции, которая началась на острове Эльба в

Средиземном море и закончилась здесь в маленьком французском городке, участвовало

более пятидесяти человек. Когда он провожал их три с половиной месяца тому, все это были

близкие, хорошо знакомые люди. Сейчас какое-то недоверие сквозило во взглядах,

рукопожатия, как и с Петром, были холодны.

Кирилл не спускался вниз в трюм, он остался на палубе. В общем, ему никто не был

рад. Но прошло слишком мало времени, чтобы разобраться с произошедшим. Он понимал,

что надвигается гроза, надвигается буря...

Вокруг все праздновали, смеялись, радовались и веселились. Шотландцы пели

неимоверные протяжные песни, громкие песни. Англичане, что-то гортанно выкрикивали.

Вокруг суетились маленькие лодочки, подходившие к большим парусникам. Рядом стояло

несколько очень красивых кораблей, одним из них была реконструкция «Санта-Марии»

Христофора Колумба, построенная в Испании. Но Кириллу было не до этой красоты, он

плохо понимал, что происходит вокруг.

Где-то загремела музыка, день начал клонился к закату. Наконец - то из трюма

поднялся Петр с гостями. Это было приятные молодые люди в ярко красной и оранжевой

форме с нарукавными нашивками пожарников. Они оказали большую помощь при вводе

судна в порт. В Бискайском заливе оно получило несколько повреждений и пожарники,

которые во Франции выполняют работы не только при тушении пожаров, оказали

содействие в заделке нескольких образовавшихся трещин. Несколько очень сильных ударов

пришлось выдержать корпусу судна, волны были немилосердны, и судно дало течь.

Проводив гостей, Петр подошел к Кириллу.

Тот был готов выслушать все. Он понимал, что разговор будет не добрым. Об этом

говорило и поведение его старого друга, и поведение членов экипажа.

Помолчав, Петр произнес:

- С чего начать, есть две приятные новости и одна неприятная.

- Ну что ж, давай с приятных новостей, - сказал Кирилл.

- Мы не виделись долго. За это время судно прошло огромное расстояние, прошло

через очень сложный, изобилующий шлюзами канал Мидий. Из порта Бордо оно было

переведено сюда. Мы успели и участвуем в празднике. Вероятно, получим какой-то приз.

Однако я, и весь экипаж недовольны людьми, которых ты назначил руководить финансами.

Было потрачено много средств на абсолютно ненужные вещи, и мы считаем, а я высказываю

тебе только то, что думает весь экипаж, что призовые деньги должны быть уплачены

экипажу за неимоверно тяжелый труд, риск и лишения.

Кирилла поразил жесткий тон Петра.

- А как же быть с проектом, который мы начали, как быть с тем, что уже сделано, как

быть с цехом, как быть с закладкой нового корабля? Ты же знаешь, что сейчас работы в

самом разгаре и нужны деньги!

- Никого это не волнует. Мы устали. Вот уже четыре года мы живем одними

надеждами, надеждами на то, что удастся заработать деньги, что их удастся принести в

наши семьи. Мы устали и больше не хотим так жить.

Они оба замолчали, они не смотрели друг на друга. Кирилл понимал, что подоплека

была в чем-то другом, но Петр молчал. На этом их разговор закончился. Кирилл поднялся и

ушел. Он шел по набережной залитой фантастическим светом прожекторов. Где-то, вдалеке

над океаном, раскрывались и рассыпались разноцветными всполохами ракеты. Взрывов не

было слышно, однако цвета, как северное сияние волшебные по своей красоте, полыхали над

городом. Неописуемое, фантастическое зрелище маленьких и больших сияний над

горизонтом. Все было настолько необычно и красиво, что на некоторое время он отогнал

тяжелые мысли и осмотрелся вокруг. Его окружали люди. Их было много, и лица их были

озарены счастьем и радостью. Они собрались сюда со всего мира, чтобы увидеть историю

мореплавания. Среди них не было печальных и грустных, все они излучали добро и тепло.

Кирилл видели наяву то, что человечество создавало тысячелетиями: маленькие

папирусные лодки, бальсовый плот и кожаные лодки, ладьи викингов, античную галеру,

средневековые каравеллы и новые современные огромные парусники. Все вокруг дышало

любовью к прошлому. Никакой агрессии в глазах окружающих, они были на столько же

далеки от агрессии, как далеки бывают блаженные мира сего. Проблемы оставались далеко

от них.

Но его проблемы были с ним. Кирилл сознавал это. Он понимал, что после

произошедшего разговора будет вынужден или подчиниться воле экипажа, а значит

практически приостановить то, над чем он работал четыре года, или не подчиниться, а

значит потерять все. Он не мог противостоять им, но понимал, что сегодня в его жизни

произойдет крутой перелом.

Вернувшись на корабль, он задремал на палубе.

Поздно ночью его разбудил старый приятель, кинооператор и фотограф - Виктор.

- Просыпайся, весь праздник проспишь. Я тут познакомился с одной женщиной, она

гадает, и немного говорит по - русски. Давай сходим. У нее на набережной небольшой

павильончик.

Кирилл стряхнул оцепенение.

Среди последних гуляк, они быстро нашли палатку гадалки.

О, Виктор, вы привели своего друга, - с сильным акцентом сказала она.

- Я вижу, ты сильно удручен, - обратилась она к Кириллу.

- Не беспокойся, все твои проблемы скоро уйдут в небытие. Не бойся решиться на

рискованный шаг. Брось, что имеешь. Найдешь много больше.

Незнакомка, перед которой стоял большой хрустальный шар, протянула ему

дымящийся напиток.

- Выпей кельтский эликсир силы и здоровья.

Кирилл подчинился. Горьковатая жидкость теплом разлилась по всему телу. На

какое-то мгновение он задремал, и увидел небольшой покосившийся домик в горах и

молодую женщину на пороге дома. Она пристально смотрела на него и вдруг произнесла:

- Спасибо тебе за привет из далекой кельтской Бретони. Ты скоро увидишься со

мной...

Кирилл очнулся. В павильончике никого не было. С бокалом вина в уголке за столом

дремал его друг. Ночь близилась к концу. Хозяйка оставила их, когда они спали.

Разбудив Виктора, Кирилл пытался узнать о странной незнакомке.

- Ну не знаю я ничего! Не знаю! Я выпил и шел мимо. Вдруг она выходит из этого

павильона и говорит по - русски:

- На твоей лодке грустит друг. Он только вчера приехал. Приведи его.

- Ну, вот я тебя и привел. Ты же вчера приехал?

- А где же она? Куда делась?

- Не знаю. Пойдем лучше спать.

Днем Кирилл вернулся к месту, где был ночью, но павильона уже не было. В соседнем

баре ему рассказали, что хозяйка, собрав свой нехитрый скарб, уехала неизвестно куда. Она

гадает по всей Франции. Кирилл бесцельно ходил по праздничному городу, находясь под

впечатлением, от ночного происшествия.

В нескольких местах он видел членов своего экипажа, они веселились, многие были

мертвецки пьяны, это не удивляло. Ему помогли перевести газетные статьи, из которых он

понял, что его имени здесь нет, что никто не знает его, как одного из авторов «Афины». Ведь

их корабль стал одним из символов праздника и получил большой приз. Им предложили

остаться на весь зимний период в порту - музее, чтобы показывать свое творение туристам.

Корабль и экипаж были в центре внимания. Но Кирилла здесь никто не знал. В газетах,

писали только о Петре, как создателе «Афины» и капитане корабля. Он еще раз попытался

поговорить со своим другом о будущем проекта.

Их вторая встреча состоялась в маленьком старинном кафе, которое называлось «Ля

Галер». Кафе внутри сохранило убранство XVII века. Здесь были старинные дубовые столы,

выщербленные временем, под потолком поблескивали медные керосиновые лампы, за

стойкой висели медные горшки и кастрюли.

- Объясни мне, как получилось, что ты стал единственным создателем нашего

корабля, единственным автором? Почему я узнаю об этом из газет? В газетах пишут, что ты

готовишь новую экспедицию и хочешь на этом судне пересечь океан. Это правда?

Петр молчал, он думал о чем-то другом, их пути расходились, они были далеки друг

от друга. Обвинять его было бессмысленно.

- Нам не о чем сейчас говорить, - холодно бросил Петр. - Через несколько дней, судно

из Марселя уходит назад домой. Я и экипаж уезжаем, ты можешь остаться и предпринимать

собственные шаги. Вот и весь мой ответ. Ищи спонсоров для своего проекта.

- Но что будет с нашим делом? Все остановится? Сколько сил, сколько труда было

приложено?

- Не знаю, мне сложно сейчас судить, я уезжаю домой. Три с половиной месяца мы

провели в очень тяжелых условиях. Нужно отдохнуть, но назад в твой проект я не вернусь.

На этом их вторая встреча закончилась. Она не принесла ничего, также как и первая.

Не было даже холодного рукопожатия. Через сутки, ночью экипаж покинул городок,

оставив горечь разлуки Кириллу. Он начал обдумывать свои действия, пытаясь понять, что

необходимо делать дальше. Бороться за «Афину», пытаться доказать свою правоту, или

бросать все...

Ночью ему вновь приснилось, что он сидит на кровати и рассматривает свои руки.

Кожа на них вздувалась мелкими пузырьками, как от ожогов крапивой. Пузырьки лопались,

из ранок сочилась кровь.

Неожиданно над ним появился уже знакомый человек, Кирилл услышал идущий

издалека голос. «Помоги ему! Прошу тебя помоги!». Откуда - то сверху полилась вода,

омывая его израненные руки. Во сне Кириллу стало легко и спокойно…

Глава 3. Неожиданное спасение.

У эшафота. – Воспоминания детства. – Встреча с Лацио де Калье. – Передача Джероми кардиналу

Глиани. – Вновь воспоминания их первого похода против пиратов. – Предательство кардинала Глиани. – Бой –

Освобождение. – Монастырь.

Джероми очнулся. В забытьи он видел странные картины. Ровные, как стрелы, дороги

были вымощены неизвестным покрытием, делавшим их гладкими. Огромный город

застроен высокими блестящими, как сталь, зданиями. По улицам во всех направлениях

неслись крытые, яркие возки без лошадей. Управлявшие возками люди были не менее

странны, чем город. Женщины, как и мужчины, носили брюки. Вообще одежды

незнакомцев сказочного города были яркими и очень легкими.

Неожиданно Джероми увидел пригород, застроенный красивыми, небольшими

зданиями. На придорожной насыпи, на спине лежал человек. Он спал, но губы его

шевелились. Вначале Джероми не мог понять, что произносит это человек. Позже он

отчетливо разобрал свое имя. Раз за разом незнакомец повторял: - «Джероми! Джероми!»

Вздрогнув, он открыл глаза и понял, что наяву лежит в повозке, стоявшей возле

эшафота. В первые секунды Джероми не осознавал, жив он или мертв. Слишком уж

удивительно было видение. Однако мир, окружавший его, был реален. Над Венецией

опустилась холодная ночь. Моросящий дождь прижимал к мостовым и каналам едкий дым,

исходящий из печных труб. Все было, как всегда осенью и только он, оставшись по воле

случая живым, уже не принадлежал ни себе, ни этому старому городу. Рядом с повозкой

мирно дремал стражник, набросив на плечи кусок грубоватой материи. Джероми попытался

пошевелиться, но понял, что его руки и ноги крепко связаны. Струйки воды катились по

щекам, неприятным холодом проникали за воротник. Однако на счастье это был не холод

лезвия топора, несколько часов тому назад занесенного над его головой.

Джероми не знал, что ждет его впереди. Со вчерашнего дня он стал человеком без

Родины. Как бы далеко он не находился от родной Венеции, всегда ощущал себя

венецианцем и очень гордился этим. Воспоминания, как призраки обступили его со всех

сторон.

Он не помнил мать, которая умерла сразу после его рождения. В доме бережно

сохранялся ее портрет. Тонкие черты лица, белокурые волосы необычайной красоты,

нежные голубые глаза. Она не была итальянкой. Отец познакомился с русской княжной при

дворе царя Московии, где жил несколько лет, будучи посланником Венецианской

Республики. Отец Джероми никогда не вспоминал это время, но от его друзей он знал, что

эта любовь была очень нежной и преданной. Отец - Клаудио Абаджио был старше матери и

сильно любил юную княжну. Он согласился венчаться по православному обычаю в церкви,

но это стало известно суду инквизиции и его отозвали на родину. Мать последовала за ним.

Здесь, в Венеции, она приняла католичество, здесь состоялась их свадьба, здесь должен был

родиться он.

Отец не любил его, считая виновником смерти любимой жены. Он почти никогда не

баловал мальчика и очень редко позволял находиться рядом. Джероми воспитывала

кормилица, полная и очень ласковая испанка Лучия и старый дворецкий, служивший еще у

деда Джероми.

Джероми вспоминал, что всегда рос в спартанских условиях. Он помнил, как с ранних

лет был сильнее своих сверстников, отдавая предпочтение фехтованию и изучению военной

истории, чтению духовных книг. Его самым любимым местом в доме была большая

библиотека, собранная предками рода Абаджио. Здесь не нужны были учителя, стараясь

понять все сам, юноша иногда сутками отказывался от пищи, не выходя из библиотеки.

Особое место у него занимало изучение истории и навигации мореплавания.

Над площадью пронесся ветерок, заставивший Джероми съежиться. Было холодно, но

он не мог пошевелиться. К повозке подошел стражник и накрыл его с головой толстым

кожаным плащом. Джероми начал согреваться. Его вновь охватили воспоминания.

Родная Венеция была величайшей морской державой, караваны судов отправлялись

на север в Британию и далее в Скандинавию. Следовали они и в Африку, и в Татарию.

Республика торговала и богатела. Строились новые дворцы на деревянных сваях из

сибирской лиственницы. Дерево это не гнило в морской воде и с годами становилось еще

прочнее, превращаясь в камень. Лиственницу везли из Московии через всю Европу.

Строились не только дворцы, но и судоверфи. Торговля требовала постоянного обновления

флота, усиление мощи сторожевых судов, охраняющих торговые караваны от нападения

пиратов, и недружественных держав.

Он вспомнил, как в шестнадцать лет совершил свое первое плавание на галере,

носившей гордое имя «Возмещение». Плыли они в Понт Эвксинский - Черное море. Он

много знал о Понтии, изучив труды античных авторов Страбона и Геродота. Многие

современные знания Джероми почерпнул из описания Татарии составленного отцом в виде

большого доклада для Сената Венецианской Республики. Однако его манили не

современные знания, а увлекательные описания античных писателей, в которых

переплетались вымысел и реальность.

Эти труды был наполнены богами, героями и мифическими животными. Множество

интереснейших описаний он помнил наизусть. Как будто сейчас Джероми увидел, как галера

готовилась к плаванию, на большой торговой пристани. Неподалеку под открытым небом

держали закованных в цепи гребцов. Впервые увидев этих людей, он заплакал. Худые,

заросшие, с остекленевшими глазами, покорившиеся своей участи, галерники представляли

собой удручающую картину…

На корабле Джероми исполнял роль одного из младшего помощника навигатора. В

маленькой тесной каюте стояли две ничем не прибранные деревянные кровати и один

табурет, заменявший ее обитателям и стол и стул. Вместе с ним в каюте жил не менее

знатный отпрыск древнего венецианского рода Лацио де Кальё. Небольшого роста и

мощного телосложения Лацио больше походил на уличного бойца, чем на знатного

дворянина. Не по годам физически развитый, он мог разогнуть конскую подкову или

завязать в узел каминную кочергу.

Их первая встреча чуть не закончилась для него печально. Поднимаясь по трапу на

корабль, он случайно толкнул стоявшего на нем юношу, одетого в простую морскую форму.

Удержавшись на ногах, тот развернул его и сжал стальными руками, приподняв в воздух.

Вспомнив это, он улыбнулся. Как ему тогда повезло, что на верхней палубе находился

навигатор, наблюдавший за происходящим. Грозный оклик заставил Лацио опустить его на

трап. В следующую минуту они извинились друг перед другом, за проявленную грубость.

Так произошло тогда их первое знакомство.

- Где ты сейчас, мой друг Лацио? Сколько раз ты выручал меня из беды, -

пробормотал Джероми.

Соленные горькие слезы смешивались с дождем и кровью, потекли по впавшим

щекам. Он плакал, плакал по утерянной любви и дружбе, плакал, проклиная суд,

отменивший решение казнить его. Отныне, он навсегда становился одиноким скитальцем,

без рода и племени. Джероми сильнее сжал зубы, чтоб не разрыдаться. В направлении

повозки двигались два стражника, ведя под уздцы лошадей. Молча они стали запрягать их,

не обращая на него никакого внимания. Что-то знакомое показалось Джероми в закованном в

латы воине.

Неспешно на крупных французских лошадях подъехали еще трое. В одном из них

Джероми узнал старшего стражника сопровождавшего его во дворец Дожей. Абаджио не мог

расслышать того, о чем они говорили, до его слуха доносились лишь только невнятное

бормотание и часто повторяющаяся фраза:

- Готовится убийство!

Стражники разошлись. Двое расположились по бокам повозки, один сел на козлы и

еще двое замкнули процессию. Возничий обернулся к Джероми, часть его лица была закрыта

забралом, но шрам, пересекавший левую щеку, до подбородка Джероми не мог не узнать.

Это был шрам, который оставила пиратская сабля на щеке Лацио во время боя в Мраморном

море, несколько лет тому назад. Джероми вскрикнул, но крепкая рука Лацио сжал ему рот.

На какое-то время он потерял сознание. Очнувшись от тряски, Джероми

почувствовал, что Лацио гладил его по голове. Он снова заплакал, увидев сквозь слезы край

торговой пристани. Когда-то давно, мальчишками они вместе смотрели, как готовили рабов-

гребцов к плаванию. Сегодня он ничем не отличался от несчастных рабов. Ужасная картина

всплыла перед его глазами.

Надсмотрщики раздевали одного за другим догола, а затем состригали и выбривали

волосы на голове, подмышками и в паху. От этого галерники становились все на одно лицо.

Каждый получал холщовую куртку, короткие брюки с вшитыми на ягодицах кусками

прочной толстой кожи. На каждого приходился небольшой завязанный тесьмой мешок, в

котором находились: кисет с табаком, трубка, большая игла и несколько кусков прочной

парусины и кожи. На дне мешка лежало несколько сухарей и отдельно завернутая в тряпицу

горсть соли.

Далее галерника вели к огромным чанам с водой, под которыми были разложены

костры. Надсмотрщик приучал новых рабов к плети. Он ежеминутно ударял кого-то из

новобранцев, внимательно наблюдая за тем, хорошо ли они моются. Тела мыли особым

сортом глины, смывая многомесячную грязь. Далее корабельная комиссия разделяла гребцов

на категории по росту, а, следовательно, по длине рук и силе. Скамьи для гребцов на галерах

были расположены не строго перпендикулярно, а под углом, что позволяло делать гребцам

большой замах, занося весло как можно дальше. Самых сильных и выносливых гребцов,

рассаживали на скамьях, ближе к корме. Они задавали всем гребцам постоянный ритм. Все

вынуждены были поддерживать этот ритм, иначе надсмотрщик нещадно бил их плетью. Тех

из галерников кого суд приговорил к пожизненной каторге, клеймили, выжигая каленым

железом специальный знак на шее или на лбу. Он вспомнил, что не мог без содрогания

смотреть на ужасную сцену клеймения рабов - галерников. Что будет с ним? Может быть, он

тоже попадет на галеры. Только бы не рабом. Может быть ему оставят свободу.

Часть гребцов была наемная, их набирали из беднейших слоев населения Республики.

Выдававшееся питание было лучше, чем у каторжников, их не заковывают в цепи. Во время

стоянок наемники могли покидать корабль, им неплохо платили и одно время среди

беднейшего населения Венеции труд галерника был в почете.

Повозка пересекла большую рыночную площадь и покатый мостик, переброшенный

через канал. Мысли роились в голове Джероми, он прощался со своим любимым городом.

Видения проплывали мимо него: видения галер, видения людей, которых он знал многие

годы, видения кораблей на которых он плавал. Джероми прощался со всеми, последний раз

всматриваясь в великолепные здания - творения рук итальянских мастеров.

За следующим мостом стража спешилась. Лацио развязал его руки и ноги. Подняться

без посторонней помощи Джероми Абаджио не мог. Тело не слушалось. Под мостом была

привязана большая лодка. На ступеньках, ведущих от пристани к воде, стояли одетые в

доспехи воины. Их лица были закрыты легкими забралами. Третий стоявший чуть поодаль,

был укутан во все черное.

В лодке сидели еще пятеро сопровождавших и шестеро гребцов. Не много ли людей

для сопровождения израненного, обессиленного и безоружного человека?

- Куда его везут? - Обратился к старшему стражнику стоявший на пристани.

- Ваша миссия завершена. С этой минуты Джероми Абаджио принадлежит Римской

церкви.

Услышав это, Джероми застонал.

Лацио подошел ближе и обратился к говорившему:

- Вы не боитесь, что с ним может что-то произойти? К тому же он не ваш пленник,

суд постановил выслать его из Венеции, а не передать из рук правосудия в руки инквизиции.

- Это вас не касается, вы выполняете указания Великого Дожа и передаете его нам в

условленном месте. Не так ли?

Старший стражник согласился. Дальнейшее препирательство было бессмысленным.

Джероми с большой предосторожностью перенесли лодку. На берегу все кроме старшего

стражника начали снимать с себя громоздкие чопорные доспехи. Молодые люди

преображались на глазах. Одетые в легкие черные одеяния с вшитой на груди и спине

тончайшей кольчугой, они стали похожи на черных воронов. Лацио вынимал из повозки

оружие. Каждому он раздал по два кортика для метания и по два тонких и острых как бритва

клинка. За пояс у себя на спине он вложил короткий изогнутый турецкий меч. Небольшие

щиты, не прикрывавшие даже локоть, завершали вооружение молодых людей. Эта

экипировка была совершенно не типична для венецианских воинов.

Кольчуги тончайшей работы Лацио получил давно из Московии. В них было очень

удобно сражаться, защищала кольчуга не хуже чем самые тяжелые латы, но была легче и

позволяла легко двигаться. Обращению с тонкими кортиками он научился у пиратов.

Пущенные точной рукой с двадцати шагов они поражали противника насмерть. Легкие

круглые щиты и ятаганы были излюбленным оружием у турецких янычар. Держа в каждой

руке по тонкому венецианскому клинку, Лацио приблизился к старшему стражнику.

- Благодарю вас, благороднейший сеньор. Мы попытаемся спасти нашего друга.

- Будьте благоразумны Лацио. Меня не надо благодарить. Мы столько лет были

дружны со старым Абаджио. Не забывайте, за вашим другом охотится еще одна группа

людей, посланная с позволения Великого Дожа. Я очень хотел спасти молодого Джероми, и

незаметно оставшись в тронном зале, слышал часть разговора. Нунций, кардинал Эмилио

Глиани, страшный человек, я думаю, он сам до сих пор колеблется выдать Джероми

убийцам или выполнить указание Папы.

- Но зачем им этот несчастный?

- Держать его заложником и сделать послушным моего старого друга Клаудио -

префекта Татарии. Ну что ж, спешите, дети мои, да благословит вас Господь.

Джероми лежал на дне лодки, не понимая, что происходит вокруг. Лодка плавно

покачивалась. В полнейшей тишине громко слышны были шлепки весел о воду.

Так же ночью в тишине, но не осенью, а весной галера, на борту которой находился

он и Лацио, отошла от торговой пристани и взяла курс на юг. Лишь немногие на корабле

тогда знали, что перевозимый груз, бочки с вином лишь ширма, за которой стояло

постановление Сената и Великого Дожа пройти Средиземное, Мраморное, Черное моря

вплоть до Кафы, уничтожая морских разбойников. Венеция, встревоженная набегами

пиратов на торговые караваны, готовила невиданную по масштабам со времен Римской

империи экспедицию по уничтожению судов и поселений разбойников. Джероми опять

окунулся в воспоминания…

Три дня дул попутный северный ветер. Он и Лацио прекрасно справлялись со своими

обязанностями, гребцы в эти дни отдыхали, только парусная команда работала днем и

ночью, переставляя паруса под необходимый угол, для ускорения движения корабля.

«Возмещение» не было большим судном, его длина едва достигала 25 метров. За каждым

веслом сидело по три гребца, всего девяносто человек. Этот корабль снаружи ничем не

отличался от других венецианских судов. Единственное его преимущество была - скорость.

Корпус корабля к днищу сильно сужался, представляя себя хребтовый плавник большой

рыбы, плывущей животом вверх.

Галера была загружена балластом, тяжелыми неровно обработанными кусками

гранита. В бочках хранилось не вино, а слитки свинца, еще более утяжелявшие днище

корабля. Управлялось судно двумя треугольными парусами, благодаря которым и необычной

подводной части, возможно, было достичь большой скорости. Управлял ей опытнейший

навигатор, один из лучших навигаторов Венецианской Республики, изучивший за многие

годы плавания ветра и течения Средиземного и Черного морей. Весеннее время было

выбрано не случайно, в эти месяцы почти не бывало штилей, что всегда позволяло быстро

уйти от неприятеля, будь то пираты или противоборствующие Венеции государства.

Первое столкновение произошло на четвёртый день плавания в районе острова

Корфу. Из маленькой бухточки, почти незаметной с моря, подгоняемые лёгким ветром,

вышли два корабля. Об их намерениях можно было судить сразу. Одно из судов начало

обходить галеру с правого, другое с левого борта. Навигатор отдал команду опустить паруса,

показывая атакующим, что сдаётся. В это же время на палубу из трюмов начали

подниматься вооружённые крупными пищалями воины. Для всех кроме старших офицеров и

навигатора это было полной неожиданностью. Ещё при подготовке корабля в Венеции всем

было запрещено спускаться в носовое помещение трюма, под предлогом перевозки ценного

груза. Вот почему к всеобщему удивлению в одной из последних ночей гребцы были

возвращены в казармы, а все остальные члены экипажа отпущены по домам. В эту ночь на

торговую галеру взошли 65 лучших воинов Республики. Увидев солдат, молодые люди

поняли, почему на корабль было погружено так много продовольствия, и почему не

разрешалось спускаться на нижнюю палубу корабля, где находились камбузные помещения.

Прячась за приспущенными парусами, воины занимали боевые позиции, укрепляя

пищали на специальных подставках левого, а затем правого борта. Живым щитом для них

служили рабы. Пиратские корабли были уже в нескольких десятках метров. Разбойники

ликовали. Красивая торговая галера, груженная, по их мнению, ценным товаром сдавалась

по первому требованию. Высыпав на палубу своих кораблей, они громко кричали и

радовались, сотрясая над головой оружием. Абордажные команды, стоя на планширях,

готовили крючья и веревки.

В тот момент, когда пиратские корабли были готовы соприкоснуться с бортом галеры,

навигатор отдал команду опустить паруса полностью на палубу. Шестьдесят пять с правого

борта и шестьдесят пять с левого борта пищалей, засверкали вороным блеском в солнечных

лучах. Вопль отчаяния раздался на пиратских кораблях, смешавшись с грохотом страшного

оружия, несущего смерть. Венецианцы, завершив залп с левого борта, развернулись, и, не

поджигая новых фитилей, воспламенили порох, лежавший на маленьких, выступающих с

боку пищалей полках. Галера закачалась. Джероми показалось, что первый и второй залп

прогремели одновременно: все вокруг было окутано пороховым дымом и гарью.

Предсмертные крики умирающих людей и стоны раненных оглашали спокойное море.

Навигатор отдал команду поднять паруса, галера начала набирать ход. Пороховой дым

рассеивался, разрушения на пиратских кораблях были ужасающими. Залпы пищалей

уничтожили весь такелаж. Реи вместе с парусами рухнули на палубы, накрыв собой раненых

и мертвых.

Навигатор ровным стальным голосом отдавал приказы. Галерники опустили весла в

воду. Длина каждого весла чуть ли не в два раза больше ширины корпуса галеры, поэтому

весла никогда не убирались внутрь судна, а только поднимались при плавании под

парусами и морских сражениях и специальным образом крепились. Хотя пищали были

нацелены так, чтобы не повредить поднятые весла, два весла с правого борта и три с левого

были расщеплены. Гребя одним бортом, галерники помогали ветру и парусу быстро

развернуть судно. Описав дугу, корабль уткнулся своим острым, сильно выступающим

носом в борт пиратского судна. Четверо воинов, держа в руках топоры, пробежали по палубе

в носовую часть галеры. Резкий окрик навигатора заставил галерников напрячь все силы.

Гребцы отталкивали весла от себя. Галера плавно отошла. Новая команда - и в считанные

секунды корабль подошел ко второму пиратскому судну. Еще четверо венецианских воинов

скрылись на его борту. Галера отошла на небольшое расстояние от пиратских судов...

Как будто не прошло этих лет. Даже сейчас, будучи пленником, ожидавшим своей

участи, он с ужасом вспоминал, как море поглотило корабли с мертвыми, раненными и

живыми людьми. Как и тогда ему стало не по себе, он сильно сжал руки. Но тогда рядом с

ним был Лацио, а сейчас… Где он? Неужели бросил его? Тогда, трагедия, в которой они

участвовали, закончилась тем, что небольшая лодочка, привязанная к корме галеры и

сопровождавшая ее, как верная собака хозяина, сняла с тонущих судов венецианцев. Чем

закончится сегодняшняя трагедия, он не знал.

… Джероми очнулся от воспоминаний лишь в то мгновение, когда лодка уткнулась в

ровный, пустынный берег. Он знал эти песчаные пляжи в нескольких милях от Венеции. За

тонкой полоской земли начинались непроходимые леса. Зачем его привезли сюда, почему он

в руках инквизиции, неужели это все связанно с его отцом? Рим давно наблюдал за

соперничеством городов - государств Венеции и Генуи, старавшихся взять в свои руки

морские торговые пути. Одним из главных направлений торговли было Черное море и

Татария, куда с севера и востока стекались несметные богатства: меха, золото, пряности,

драгоценные камни.

Его отец, будучи посланником Венецианской Республики в Татарии, играл

важнейшую роль в налаживании связей между торгующими государствами, выгодно

осуществляя сделки в пользу Венеции. Боясь усиления могущества одного из городов -

государств Римская церковь решилась на многократно используемый шаг. Шантажом и

подкупом добиться необходимой для Генуи информации о торговых сделках Республики.

Ослабляя одного из противников, и усиливая другого, Папа Римский еще более укреплял

могущество Римской католической церкви над миром.

- Лучше умереть, чем стать предателем, - подумал Джероми.

Из-за небольшого холма показалось двое всадников ведущих на привязи лошадей и

маленькую повозку, запряженную двумя ослами. Молодого Абаджио развязали и помогли

подняться, он чувствовал себя немного лучше, даже смог самостоятельно забраться в

повозку. Кавалькада двинулась вдоль берега. Окружавшие его люди были вооружены, по их

поведению было понятно, что они чего-то опасаются. Узкая дорога свернула в сторону

холма, заросшего колючим кустарником. Джероми внимательно рассмотрел своих

спутников. Они не были похожи на церковников. Хорошо вооруженные, с отличной

выправкой бывалых воинов держались они в седлах. О побеге с такой стражей не могло быть

и речи. К тому же тело не слушалось его. Возглавлял процессию, укутанный во все черное

мужчина сорока, сорока пяти лет. Из-за надвинутого на лоб капюшона, Джероми не мог

рассмотреть лицо человека полностью. Зрение выхватывало только волевой подбородок и

острый, загнутый книзу нос.

Ощущая свою силу и превосходство над пленником, тот не отдал приказа связать его

вновь. Это был нунций, кардинал Глиани.

Незаметно от всех Джероми стал разминать затекшие руки и ноги. Он чувствовал,

что силы возвращаются к нему, хотя и не ел более суток. За время совместного пути

окружавшие его люди не обмолвились ни словом. Поднимаясь на холм, дорога все время

извивалась, пробивала себе путь в густом кустарнике. Неожиданно для всех на одном из

поворотов появилось несколько всадников. Они были вооружены. В это же время Джероми

увидел, что в пятидесяти метрах сзади их группы выстроились боевым порядком еще шесть

вооруженных людей, направив на них короткие пики. Ни в одном из остановивших их

кавалькаду людей он не узнал Лацио.

- Кто вы такие, и что вам нужно? - громко спросил укутанный в черный плащ нунций.

- По приказанию Дожа мы должны забрать у вас пленника и доставить его назад в

Венецию.

- Я Эмилио Глиани, поверенный Отца Римской католической церкви. Пленник

передан нам, суд над ним свершит Великая инквизиция. Передайте это Сенату и Дожу.

- Нет! Если вы не подчинитесь, я имею указания силой отобрать у вас пленника.

Сопротивление бесполезно!

Джероми вздрогнул: так вот что означали слова, которые он услышал на площади у эшафота:

«готовится убийство», теперь все стало понятно. Если кардинал подчинится, то расправа над

ним будет произведена немедленно, и никто не узнает, что произошло.

- Но, где Лацио, где он, не мог же он бросить его одного?

- Вы должны подчиниться нунций. Рим далеко, а тут жизнь идет по венецианским

законам. Джероми Абаджио должен быть казнен за совершенное оскорбление и

преступление. Мы даем вам время на принятие решения, после чего в случае вашего отказа

будем атаковать.

Глиани обернулся, оценивая обстановку. Силы были явно не равны. Девять его

воинов были окружены, по крайней мере, тридцатью людьми, занявшими удобную позицию.

Все пути отступления перекрыты…

Он колебался. Посоветовав Дожу, как расправиться с молодым Абаджио, затем он

изменил свое решение. Для него, человека прожившего всю жизнь в интересах церкви, было

удивительно, что он просчитался. Уезжая из Венеции, Глиани предпринял все меры, чтобы

обезопасить себя и пленника от мести. Как они смогли выследить их, Глиани понять не мог.

Он был не только поверенным главы Римской церкви в вопросах религии, в первую очередь

был воином церкви. С юношеских лет, будущий кардинал, тренировал не только память в

исполнении религиозных обрядов, но и постоянно овладевал военными знаниями. Это

позволило ему стать неоценимым помощником Папы. Что-то подвело его чутье в этот раз.

Он не испытывал к Джероми никаких чувств. Молодой человек был только марионеткой в

большой игре, случайно подвернувшись на поле интриг между Венецией и Генуей. Нужно

было что-то предпринимать. Ставить под угрозу свою жизнь и жизнь своих людей Глиани не

собирался, но так легко подчиниться указанию Дожа он не желал. Собрав вокруг себя

воинов, он тихо переговаривался с ними.

Джероми внимательно наблюдал за происходящим. Ничего не ускользало от его

взгляда. Окружавшие их люди сжимали кольцо. Кардинал не предпринимал никаких

попыток к его спасению. Выпрямившись в седле, Глиани громко крикнул:

- Мы отдадим вам пленника, но перед этим я хочу поговорить с ним.

Подъехав к повозке, он легко спрыгнул, и, наклонившись к Джероми, произнес:

- Молись, они убьют тебя, а мне будет жалко, если такой храбрец умрет, не оказав

сопротивление.

Люди Глиани, окружив плотным кольцом повозку, скрыли их от глаз венецианцев.

Раскрыв плащ, кардинал вынул из-за пояса два больших пистолета, еще два он достал из-под

сидения возничего, а вместе с ними нож и короткий клинок.

Подчинившись венецианцам, Глиани вез в Рим еще одно подтверждение, выхода

Венеции из подчинения церкви, что утвердило бы Папу в решении, оказать помощь Генуе.

С другой стороны Глиани получал удовольствие от разыгрывающейся трагедии, которая

разыгрывалась на его глазах. Глиани и его охрана, оставив Абаджио одного, медленно

проехали сквозь строй венецианцев и поднялись на пригорок. У Джероми не было времени

молиться. Сжав пистолеты, он приготовился дорого продать свою жизнь.

Ничего не подозревая, венецианцы приблизились к повозке. Привстав, Джероми

выстрелил. Стрелял он с близкого расстояния, и промахнуться не мог. Поднимая здоровой

рукой один пистолет за другим, он стрелял сквозь пороховую завесу, окутавшую повозку.

Ржание лошадей и крики умирающих наполнили все вокруг.

Стоя на пригорке, Глиани улыбался. В нем, как всегда боролись два чувства: первое

говорило о том, что сейчас было бы хорошо отдать приказание и, налетев с тыла, рассеять

эту толпу, а с другой оставить все как есть и, пришпорив коня, отправиться в дорогу.

То, что произошло в следующее мгновение, даже он предвидеть не мог. В

рассеявшемся пороховом дыму нунций увидел пятерых всадников спустившихся как будто с

небес и врезавшихся в толпу и без того обескураженных венецианцев. Глиани сразу понял,

что нападавшие мастера военного искусства. Они забросали противников кортиками,

каждый из которых нашел свою жертву. Не прошло и двух минут, как они смяли, и рассеяли

венецианцев.

Вожак, фехтуя клинком и ятаганом, пробился к повозке, где Джероми из последних

сил отбивался от нападавших. Молодой Абаджио не понимал, что происходило вокруг.

Отбросив пистолеты и взяв в раненую руку нож, а в здоровую клинок он бился в середине

повозки. Как по волшебству, он неожиданно увидел рядом Лацио. Не церемонясь, тот

обхватил его за талию и перевалил как мешок на круп лошади. Джероми снова испытал

страшную боль в еще не зажившем теле, и погрузился в небытие.

Развернув коня и не дожидаясь своих помощников Лацио начал спускаться с холма к

морю. Увидев это, Глиани разразился бранью. Последовать за воином, увозившим пленника

он не мог, из-за того, что дорога было усеяна телами мертвых и раненых, к тому же схватка

продолжалась. Венецианцы, придя в себя, начали теснить четырех нападавших вниз холма.

Справа же и слева на лошадях пробиться через чащу кустарника было невозможно. Больше

всего Глиани злило то, что он, превосходя неожиданных освободителей Абаджио вдвое, не

решился принять бой, хотя бы после того, когда Джероми уложил на месте четверых и внес

панику в ряды остальных. Кардинал прикусил до крови губу. Он пристально наблюдал за

тем, как быстро удаляется всадник, увозивший Абаджио. Бой был закончен. Кардинал

Эмилио Глиани развернул коня и, не обращая внимания на спутников и поле брани, стал

удаляться по дороге, ведущей на запад.

… Джероми очнулся в лодке. Рядом с ним, сняв доспехи и кольчугу, сидел Лацио.

Его лицо было покрыто испариной, руки и одежда обагрены кровью. Двое гребцов легко

управляли небольшой лодкой, беспечно переговариваясь друг с другом. Лацио легко был

ранен в шею. По сравнению с теми ранами, которые выпадали на его долю во время

плаваний и стычек с пиратами, это была царапина. Он молчал, и только время от времени

качал головой. Джероми тоже молчал. Будущее, после освобождения было еще более

туманным, чем раньше. Лацио развязал небольшой мешок и вынул оттуда хлеб, сыр и

чеснок. Джероми протянул руку к еде, но друг остановил его.

- Вначале выпей это, - сказал он, протягивая Джероми небольшую глиняную

бутылку. Сделав несколько глотков целебной настойки, он начал с жадностью есть.

Проглотив несколько ломтиков хлеба и сыра Абаджио поднял глаза на опечаленного Лацио.

- Что будет дальше, куда мы плывем?

- Ах, Джероми, Джероми, что ты наделал. Ты хотя бы понимаешь, что с этого дня я

стал вне закона вместе с тобой. Уверен, сотня слуг Дожа уже ищут нас повсюду.

- Но, тебя никто не видел, твое лицо было закрыто забралом. Можешь вернуться в

Венецию.

- Не смеши меня. Ни для кого не будет секретом, что это дело моих рук, кто еще

отважился бы на такое.

- Что же делать, что делать, Лацио? Я совсем обессилен и не могу сражаться вместе с

тобой. Где мы найдем приют?

- Скоро мы подплывем к небольшому острову, на котором находится обитель святого

Марка. Настоятель отец Луиджио, в свете граф Луиджио де Кальё, старший брат моего отца.

Он удалился от мирской жизни в ранней молодости и сейчас немногие знают, что он мой

родственник. Он спрячет нас, пока ты не поправишься, но знай, эта обитель не простой

монастырь. Это тюрьма где монахи больше похожи на заключенных, чем на служителей

церкви. Там же в обители находится Изабелла.

Джероми вздрогнул. Со времени, когда его вели на казнь и по сей час, он ни разу не

вспомнил об Изабелле. Собственные переживания затуманили его голову настолько, что он

забыл о том, что Изабелла заточена в тюрьму.

- Что с ней, Лацио, скажи? Я был так измучен, что забыл, какую страшную участь,

приготовили ей. Она сможет бежать с нами, Лацио? Не молчи, скажи, Лацио, ответь же мне!

- Перед тем как ты увидишься с ней, тебе нужно поправиться, к тому же дядя не знает

всей трагедии, которая произошла. Я боюсь, что если он узнает, то не замедлит выпроводить

нас поскорее. Молчи мы уже рядом с островом.

В сумерках Джероми с трудом различил скалистый берег. Лодка проскользнула между

двумя большими скалами и вошла в естественный грот подсвечиваемый факелами. В

мелькании огней трудно было понять, какой он величины. Причалив к берегу Лацио помог

Джероми подняться и выйти. Вокруг никого не было. Вырубленные в камне ступени вели

наверх. Сняв со стены один из факелов Лацио начал подниматься, но, не дойдя до последней

ступени, он остановился и нажал потайную пружину. Слева между камнями образовалась

пустота. Зайдя в комнату первым, Лацио зажег свечи, стоящие в медных подсвечниках, на

непокрытом ничем грубом столе. Эта комната больше напоминала келью. Убранство было

очень простым: стол и узкая деревянная кровать, над которой висело распятие. Напротив

двери Джероми различил узкое, закрытое массивной решеткой окно. В потолке в слабом

свете свечей виднелся люк. Лацио подвел его к кровати и посадил.

- Три раз в день через этот люк тебе будут опускать пищу и лекарственные настойки.

Постарайся в это время находится подальше от люка в одном из углов комнаты, чтобы тебя

нельзя было узнать. Эту маску, - он достал из кармана небольшую черную маску, - ты

должен носить, не снимая ни днем, ни ночью. Я буду рядом. Если понадоблюсь тебе, то

разобьешь стакан, как будто нечаянно уронив на пол. По этому знаку я буду знать, что

нужен тебе. Будь сильным, Джероми, и поскорей выздоравливай.

Обняв его, Лацио направился к выходу. Каменная плита бесшумно закрыла дверной

проем.

Вскоре заскрипел и открылся люк и на веревке опустили сначала корзину с едой, а

затем длинный сверток. В свертке Джероми нашел простую грубо тканую одежду, два

кортика и острый длинный венецианский клинок. Отказавшись от еды, он прилег на постель,

но так и не смог заснуть.

Прошедшие два дня показались ему вечностью. Приговор, отмена казни, встреча с

Лацио, потеря всех надежд, бой, освобождение и вновь, но уже добровольное заточение. Два

дня изменившие его жизнь. Он не раскаивался в содеянном, считая, что их любовь была

выше приличий, дав себе клятву, во что бы то ни стало освободить Изабеллу и бежать вместе

с ней.

Первые лучи восходящего солнца осветили комнату, и вместе с ними Джероми

забылся тяжелым тревожным сном. Новая жизнь для него только начиналась.

Не зная почему, но из калейдоскопа событий произошедших за эти несколько дней он

вспомнил видение будущей жизни и молодого человека шептавшего его имя.

- Господи! Как все странно. Не сойти бы сума. Я жив и нужен Изабелле. Может быть,

еще не все потеряно!

Глава 4 . Возвращение. Часть 1.

В дорогу. – Видение Кирилла. – В горах Италии. – Рим. – Стычка. – В туннеле. – Венеция. – Встреча с

ряжеными. – И вновь в дорогу.

Горечь обиды, горечь предательства теснили его душу. Прекрасный, небольшой

приморский городок не вызывал у него никаких чувств. Дуарнене, спускался домами вниз к

двум бухтам. Венчал старинное поселение католический собор. Городок на берегу океана

был заполнен людьми только летом. Сейчас приближалась осень. Праздник закончился, все

стало замирать, близилась ветреная и сырая осень. Туристы приезжали сюда посмотреть

парусные суда и гонки небольших парусных яхт. К осени океан суровел и городок

становился пустынным.

Кирилл находился здесь уже больше месяца, но до сих пор не пришел к решению, что

делать. «Афина» стала для него чужой. На ней уже не было экипажа, диера ютилась у пирса,

грустная и одинокая. Весла были спрятаны, паруса убраны, мачта опущена, рулевые весла

подняты на борт. Галера как бы уснула, чтобы проснуться будущей весной, однако уже без

него. Он понимал это, но не хотел мириться. Пойти на компромисс он не мог, не мог он

отказаться и от планов постройки нового корабля. Что ж ему оставалось одно - расстаться со

своей мечтой, с этим прекрасным античным судном. Нужно было все начинать сначала, и в

первую очередь необходимо найти средства для нового проекта.

Когда четыре года тому назад, их было четверо молодых энтузиастов и тогда им

казалось, что все так просто. Главное идея! И все получится. Сейчас он понимал, что это не

так. Впереди его ждут разочарования и трудности, которые могут сломить и без того

уставшего человека. Кирилл тяжело вздохнул. Деньги, деньги. Только от решения

финансового вопроса зависела возможность создания нового корабля. Где их искать? Дома

или здесь. Нет, дома сплошные неурядицы. Деньги нужно искать здесь в Европе. Только

здесь можно найти спонсора. Дома средств он не найдет. Нужно связываться с кем – то,

предпринимать какие-то шаги.

Он несколько раз звонил своему другу Петрасу в Грецию. Тот вел переговоры и

обещал помочь. Ну, что ж, решил Кирилл. Нужно рисковать и ехать в Грецию. Других

возможностей у него нет.

В последний раз он сходил в порт посмотреть на «Афину». Она для него была уже

прошлым. Решение принято. «Прощай кораблик - мечта и надежда, прощай, любимая

«Афина». Глаза твои волоокие пусть не плачут. В памяти моей ты навсегда останешься

грациозной рыбой, вынырнувшей из глубин прошлого».

* * *

… В дорогу этих людей позвали разные цели. Ему было нужно искать средства для

продолжения проекта, кинооператора Виктора привлекала возможность попутешествовать с

камерой по Европе, Олега и Игоря влекло желание поторговать. Оставшимся двоим Алику

и Антону, такая длинная дорога была интересна, как приключение. С самого севера

Франции путешественники направятся на юг в Грецию, а уж затем на Родину.

Вещи собраны. Маленький уютный кемпинг на окраине Дуарнене прощался с ними.

Купленный, старенький микроавтобус и прицеп вместил разношерстную компанию с

большим трудом.

Осмотрев подготовленный караван, Виктор, сфотографировал его и глубокомысленно

заметил:

- Вертолётик не полетит!

Он оказался прав. Под перегруженным прицепом автобуса колеса начали выстреливать,

сразу же после отправления в путь. «Нисанчик» вскоре также начал показывать свой норов.

Прожорливость, недешевого бензина была просто поразительна. Последняя запаска

взорвалась под прицепом всего в десяти километрах от Парижа. Как назло это произошло

на автостраде, где машины несутся на запредельных скоростях. Караван разделился. Кирилл

и Виктор остались сторожить прицеп, а остальные отправились в пригород Парижа латать

старые покрышки, а если повезет, то и купить еще пару запасных.

Поднявшись на придорожную насыпь, попутчики укрылись от шума проносящихся

машин. Виктор ушел снимать, а Кирилл лёг в траву на вершине насыпи и закрыл глаза.

Задремав, он вдруг оказался на каком-то холме очень далеко от Парижа. В низине

колосилось поле, залитое теплым солнцем. Воздух, как и в реальности, дрожал, перетекая

волнами по верхушкам колосьев. По извивающейся, хорошо утрамбованной дороге

двигалась кавалькада всадников. Что-то зловещее и печальное было в их образах. Черные

длинные плащи дополняли черные шляпы, глубоко надвинутые на глаза. Вороные лошади

были покрыты черными попонами, кисти которых едва не доставали земли.

Всадники были вооружены так, будто собирались осаждать неприступный замок.

Седельные сумки скрывали большие пистолеты и начиненные пороховыми зарядами бомбы.

Поперек седла незнакомцы держали мушкетоны. Луки седел были снабжены специальными

упорами, в которые вставляли эти ружья, для уменьшения отдачи при стрельбе.

Возглавлявший кавалькаду из пяти человек был очень крепкого телосложения.

Повернувшись к спутникам, он произнес:

«Приготовьтесь, скоро застава. Генуэзцы не любят чужаков. Все помнят свои новые

имена? Эй, Джероми! Ты слышишь меня?..»

Очнувшись, Кирилл увидел, что машины все также быстро неслись по автостраде.

Где-то вдалеке замер Виктор, прицелившись объективом в небо. Вот уже второй раз за эти

месяцы Кирилл слышал имя Джероми. Впервые на пароме ночью во время кошмара и вот

сейчас. Долго ли он спал? Прогнав видение, он поднялся и пошел в сторону кинооператора...

Поздно вечером вернувшиеся из Парижа друзья быстро поменяли колеса, и чудесной

лунной ночью въехали в город. Многомиллионный Париж не произвел впечатления. Новый

Вавилон: столпотворение людей, мириады снующих машин, крашенный, дешевый свет. Весь

этот муравейник был, как-будто наслоением над роскошью произведений искусства, уютно

расположившихся в музеях, дворцах и галереях. Радовали глаз только полупустынные

набережные, да неторопливое течение мутноватой Сены. Опадающая листва желтыми

лоскутками укутывала воду, сбиваясь под бортами больших и малых барж-домов,

отшвартовавшихся навечно у каменных парапетов. В Париже им предстояло получить

греческие визы. Проблема была с паспортом Алика.

Его имени не было в приглашении, присланном Петрасом, там стояли другое имя и

фамилия, но человек, которому они принадлежал, отказался ехать с ними в последний

момент. По случайности у него было два заграничных паспорта, один из которых был

полностью заштемпелеван визами. Осталась только одна страница. Кирилл выкупил у него

паспорт и сейчас в Париже представил его в Греческое консульство. Виз они ждали три дня

и наконец-то получили на руки паспорта. После чего он обменял страницы документов

Алика и Александра, благо в самих визах в те времена фамилии хозяев не записывались.

Оставалась проблема пропечатанной нумерации паспортов на страницах. Вопрос был

решен вклейкой дополнительных марок оплаты, которые тогда практиковали греки. Алик

страшно нервничал, но даже внимательное рассмотрение документа, не вызывало никаких

подозрений.

- Не бойся, в тюрьму не посадят, - пошутил Олег, а если посадят, мы тебя на

фотоаппараты поменяем.

Алик было не до шуток, попасть в полицейский участок за подделку паспорта ему

совсем не хотелось. Поглазев на достопримечательности, путешественники тронулись в путь

- взяв направление на Марсель. Механический конь продолжал время от времени ломаться,

поэтому дорога заняла пять дней. В Марселе коммерсанты решали свои вопросы, Виктор

фотографировал, а он провел еще несколько дней в размышлениях.

Часто видел глаза лодки, оставшейся на приколе далеко от него. Как она была ему

дорога, но помочь ей он уже не мог. Иногда во сне казалось, что он вновь видел кавалькаду

всадников, но проснувшись, понимал, что это было его желанием, желанием человека

смотрящего многосерийный фильм, увидеть продолжение. Он хотел узнать, кто такой

Джероми, увидеть его лицо.

За Марселем они проехали Лазурный берег, встретивший их опустевшими пляжами.

Мекка летнего туризма, Ницца, Канны, Монте-Карло, зимой скучны и ничем не отличаются

от небольших провинциальных городов. На границе между Францией и Италией в

небольшом городке, носящем имя Ментон, их задержала полиция. Паспорта находились в

итальянском консульстве в Ницце, где ждали своей очереди для простановки транзитной

итальянской визы. Пока чиновники разбирались, они ждали на нейтральной полосе между

Италией и Францией, через которую то и дело перевозили чернокожих нелегалов, местных

торговцев всякой всячиной. Ребята переговаривались:

- Ну, что Кирилл, чем мы лучше негров?

- А кто сказал, что мы должны быть лучше. Едем неизвестно куда, по дороге

приторговываем.

- Отличаемся, отличаемся. У нас есть паспорта.

Негры нелегалы не имели никаких паспортов, добираясь из Африки в трюмах

сухогрузов, под тентами автопоездов. Эти люди годами жили в портовых городах без всяких

виз и даже паспортов. Время от времени их ловили, держали за решеткой, а затем

переправляли в соседние страны. Там их вновь арестовывали, и так длилось до

бесконечности.

- Смотри Олег, негры почувствовали в наших коммерсантах родные души.

В это время торговцы безделушками и амулетами вежливо раскланивались с Олегом и

Игорем доморощенными коммерсантами, торговавшими биноклями и фотоаппаратами.

Изумлению таможенников не было предела, когда на нейтральной полосе в мгновение ока

два небольших инкрустированных деревянных ножа были обменяны на объектив к

фотоаппарату «Зенит». Допустить появление рынка на границе власти не хотели и вскоре

негры были отправлены в распределитель, а они, получив паспорта с визами, двинулись

дальше Лазурным берегом.

Обогнув Генуэзский залив, дорога начала подниматься в горы. Плутая по

нескончаемым возвышенностям, они окончательно заблудились где-то в ста километрах от

Вечного города. Ночь застала путников в небольшой деревушке над облаками. Последние

несколько подъемов не машина везла путешественников. Они толкали ее!

В горах было холодно. Закутавшись, кто во что мог, они коротали ночь возле своего

незадачливого автомобиля. Греться внутри было невозможно. Бензин на исходе, а где здесь

можно найти бензоколонку - никто не знал. Осенний рассвет открыл перед путниками

изумительную картину. Где-то далеко виднелась бирюзовая долина, вся покрытая

виноградниками. Мирно между невысокими холмами протекала река. Отсюда из поднебесья

было сложно определить высоту, на которой они находились, но вот дорога, круто

стекающая вниз в эту райскую долину пугала и казалось, спуститься по ней будет

совершенно невозможно.

- Ну что ребята попробуем?

- А, что, Кирилл, хочешь остаться здесь жить, - подшутил над ним. Алик.

Путешественники начали спускаться. Прицеп наваливался на машину, грозя ее

развернуть и бросить вниз. Тормоза автомобиля держали сцепку, скрипя из последних сил.

Все кроме водителя шли по бокам, удерживая машину, чертыхаясь и переругиваясь между

собой. Час нервотрёпки закончился. В долине разъезд четырех дорог гласил: «До Рима

остается сто семьдесят километров».

- Кирилл, бензин на пределе.

- Дотянем. Не дотянем, так дотолкаем. Опыт уже есть.

Вскоре удалось заправиться, многие неприятности были забыты, когда показались

пригороды Вечного города. Найдя недорогой кемпинг, путешественники обнаружили, что он

полностью заселен выходцами из Косово. В основном это были албанцы, диковатого вида,

нечесаные, обросшие недельной щетиной. Когда наши путники остановились на отведенном

им месте, двое нерях сразу же попытались стащить у них канистру с водой и набор

инструментов. Инцидент был быстро урегулирован хозяином кемпинга.

Кирилл с Виктором оправились в центр города. Желая увидеть развалины древнего

Рима, несущие на себе печать времен. Виктор спешил запечатлеть вечность на плёнку.

- Вот это удача, Кирилл. Я всегда мечтал побывать в Риме!

- Ты прав, удача.

- Памятники - застывшая история, в Риме их несметное количество. Чудо из чудес,

конечно Колизей. Идем туда.

Бродя по анфиладам дворца ристалищ, Кирилл поймал себя на мысли, что сам был бы

не прочь увидеть бой гладиаторов.

- Смотри Виктор. Перед боем, гладиаторов держали здесь.

- Как в клетках животных.

- Не совсем так, гладиаторы были в почете. Они владели всеми видами

существовавшего в те времена оружия. К поединкам их готовили годами, отбирая еще

юношами. Ристалища не всегда были такими кровавыми, как преподносят их современные

историки. Да и в общем - то сегодняшний профессиональный бокс нечто иное, как

продолжение гладиаторских боев.

Огромные, монолитные плиты, из которых сложен Колизей, излучали непоколебимую

мощь.

Виктор прикоснулся к огромному камню.

- Какой же сильной должна была быть держава, что бы строить такие сооружения?

День близился к закату. Они решили расстаться на площади Венеции. От нее Кирилл

зашагал в сторону кемпинга. Дорога была не близкая, плутая по улочкам древнего города он

не раз ошибался в выбранном маршруте, возвращался назад и вновь ошибался. Но во всем

этом путешествии было что-то удивительно интересное.

Наконец показалась знакомая улица, ведущая к кемпингу. Узкая, покрытая

брусчаткой, она была пустынна. В тусклом свете газовых фонарей нависающие над ней дома

казались огромными чудовищами. Ставни на окнах первых этажей были плотно прикрыты.

Окна верхних этажей зарывали жалюзи. Город готовился ко сну.

Промелькнувшая в переулке тень показалась Кириллу подозрительной. Неожиданно,

кто-то сзади толкнул его в плечо. Потеряв равновесие, он упал. В эту же секунду сильный

удар пришелся в спину. За ним еще и еще один. Нападавшие люди не давали ему подняться.

Неожиданно все прекратилось. Кирилл привстал на коленях и начал подниматься, упираясь

спиной в стену. Перед глазами были только очертания фигур. Тело от полученных ударов не

слушалось. Напрягшись, он выровнялся и только сейчас понял, что перед ним стоит один из

албанцев, который днем пытался украсть инструмент. За ним стояло еще несколько его

дружков. Они скалились и смеялись. В руках албанца заметался маленький нож, которым он,

играючись, описывал разные фигуры. Убить таким ножом было нельзя, но сильно поранить

можно.

Кирилл понял, что если сейчас он не попытается что-то предпринять, то беды не

миновать. Он начал приседать, изображая, что теряет сознание. Медленно, очень медленно.

Бандиты заулюлюкали. В такой позе албанцу было сложно нанести ему удар ножом, и он

начал наклонятся над Кириллом, поднимая нож над головой. В следующую секунду Кирилл

резко оттолкнулся, проскользнул под занесенным ножом и со всей силы нанес противнику

удар головой в живот. От неожиданности албанец выпустил нож и, издав истошный вопль,

начал сгибаться и приседать. Не давая ему опуститься, Кирилл нанес удар снизу в

подбородок. Противник выровнялся как кукла, которую дернули за нитку. Кирилл ударил

его в третий раз и попал именно туда куда хотел, в самое болезненное для мужчины место.

Албанец как подкошенный рухнул на мостовую. Не давая опомниться остальным, он поднял

нож и размахивая им перед собой, двинулся вперед. Нападавшие начали медленно отступать,

затем, развернувшись, побежали. Кирилл, прихрамывая, стал быстро уходить в

противоположную сторону. Где-то недалеко раздался вой полицейской машины. Обойдя

квартал, он пробрался в кемпинг. Виктор был уже на месте. Увидев избитого Кирилла,

путешественники не на шутку переполошились.

- Лучше убираться отсюда по добру поздорову, смотри, как тебе досталось, - сказал

Алик, промывая его ссадины водой.

- Не удивительно, - процедил он сквозь зубы. Озлобленные люди, населявшие

бывшую Югославию, разбрелись по всей Европе. Посмотрев в глаза смерти, они и чужие

жизни теперь ни во что не ставят.

Быстро собрав вещи, путники отправились дальше. Более часа выбирались из

Вечного города, и только к середине ночи, оказались на автостраде, где решили

остановиться и заночевать. Приключений за последние дни было хоть отбавляй.

Неудавшийся отдых в Риме подсказывал им, что лучше сторониться мест, где живут

эмигранты. Это хоть и дешево, но небезопасно.

Указатели вели их в Венецию. Италия, покрытая горами, чередующимися

красивыми долинами была восхитительна. То там, то здесь видны высокие, остроконечные

горные пики. Горький опыт преодоления гор по старым дорогам подсказал

путешественникам единственно правильный путь: платить, но двигаться по автострадам.

Ночью, находясь на большой высоте, они несколько раз останавливались. Внизу ниже

облаков еле заметно подмигивали им огоньки фонарей, освещавшие невидимые улицы

городов. Рассвет застелил все внизу молочным туманом. Впереди были видны только

вершины гор. Туннель, за туннелем прокладывали им дорогу вперед неизвестные горные

мастера.

- Впереди один из самых длинных туннелей Европы. Его построили более ста лет

тому назад.

- Все-то ты знаешь, Игорь.

- Это не я, это карта.

Карта предупреждала о том, что вскоре появится туннель длинной, почти в полтора

километра. Жерло горного чуда, производило впечатление. На первый взгляд высота

туннеля также была рекордной. Урча, машина въехала в него. Туман забрался даже сюда в

чрево горы. Из-за него установленные по стенам туннеля лампы еле-еле мерцали. Проехав

половину пути, Игорь, сидевший за рулем, резко затормозил. Дремавшие попутчики

встрепенулись и вышли наружу. Правое колесо прицепа лопнуло. Оно было последним из

тех, что они купили в Париже. Больше запасок не было. Римские приключения не оставили

времени на ремонт проколотых покрышек.

- Ну, что ж попробуем толкать! - Предложил Виктор.

- Другого выбора нет. Взялись!

Упершись в борт прицепа, они выровняли его, водитель на самой малой скорости

тронул машину. Метров сто им удалось удерживать равновесие, но постепенно силы стали

оставлять и все чаще прицеп опускался на израненное колесо. Вскоре стало ясно: еще

немного и об асфальт начнет тереться тормозной барабан. Если его повредить - прицеп будет

поломан. Кирилл взял в руки одно из запасных колес и пошел к выходу из туннеля, ничего

не сказав попутчикам.

- Ты куда? Ребята я заметил, что часто перед туннелями, или за ними итальянцы

строят бензозаправки и небольшие автомастерские. Если повезет, то такая мастерская будет

и здесь в горах.

- Будь осторожен!

На рассвете машин в туннеле было немного, но когда водители проносящегося авто

видели в туннеле человека несущего колесо, то незамедлительно начинали клаксонить,

предупреждая об опасности. Это было неприятно, гул, идущий вдоль туннеля, затем визг

тормозов, режущий уши клаксон, рев удаляющейся машины. Вскоре все повторялось.

Кирилл прижался к мощной, шершавой стене. Когда туннель проезжал мощный грузовик

поток воздуха тянущейся за ним, так и пытался подхватить его и выбросить на середину

дороги. В такие секунды он прижимался к стене спиной, иногда пытаясь свободной рукой

нащупать щель между огромных глыб, чтобы ухватиться сильнее. Ослепленный фарами

продолжал еще, какое – то время стоять после того как железный монстр проносился мимо,

оглашая все утробным гудком.

На счастье грузовиков было немного, но один из них проехал от него так близко, что

он непроизвольно присел, бросив колесо, закрыл голову руками. Как видение неожиданно

для себя, он увидел сидящую на железнодорожном перроне женщину. Мимо неё двигался на

огромной скорости состав, под колесами которого перемалывались разбитые чемоданы,

несчастной. Такую картину ребенком он видел много лет тому назад на небольшой станции.

Счастье, что воздушный поток не затянул саму женщину под колеса. Счастье, что сейчас и

он остался жив, не попав под колеса грузовика. Следующая пролетевшая легковушка вывела

Кирилла из оцепенения. Если он будет сидеть, то не ровен час, его точно затянет под колеса.

Собравшись с силами, он встал, и пошел дальше. Где-то далеко брезжило пятно дневного

света. Туннель заканчивался. Заканчивался и страх, перенесенный им. Реальный туннель был

преодолен, а вот тот нереальный, в который он попал после выхода из предыдущего проекта.

- Когда же он закончится? – подумал измученный Кирилл.

Им повезло. Всего в двухстах метрах от выхода из туннеля находилась заправка. Ее

хозяин вызвал ремонтную бригаду, которая вскоре эвакуировала их горе- прицеп из туннеля.

На счастье все они оказались целы и невредимы.

Колеса были починены к обеду в небольшом городке по соседству. Тронувшись в

дорогу вечером, они ехали всю ночь, и к утру подъехали к пригороду Венеции. Рейсовым

автобусом Кирилл с Виктором отправился в старый город. Как и вся южная Европа, Венеция

осенью и зимой отдыхает после наплыва туристов. Теплые осенние дни сменяются

прохладными туманными ночами. Утренние улицы этого удивительного города были

немноголюдны. Фонарщики гасили последние газовые фонари.

- Смотри, Кирилл, здесь до сих пор вместо электрических ламп, газовые рожки.

- Ты знаешь, Виктор, я видел такое еще в нескольких старинных городах Европы. В

Праге, например. А вот масок конечно больше всего здесь в этой карнавальной столице

мира!

Утром, карнавальные маски, выставленные в витринах небольших магазинов,

казались не такими привлекательными. Он вспомнил, как несколько лет тому назад был

здесь зимней ночью. Тогда узкие улочки были почти не освещены. Светились только

витрины с карнавальными масками. Легкий, мгновенно тающий снег вплетался волшебным

кружевом в туман, стелящийся над каналами. Тогда совершенно не зная этого старинного

города, Кирилл вышел на площадь Святого Марка случайно. Она была сказочно освещена

удивительной красоты литыми фонарями. Свет подчеркивал поэзию, застывшую в камне и

металле. Причудливая игра теней расплывавшихся в тумане завораживала. Присев на

небольшую скамью в центре площади Кирилл плотно закутался в длинную куртку, накинув

капюшон, и задремал. Разбудил его фонарщик, тушивший газовые рожки. Тогда сказка

исчезла вместе с рассветом. Сейчас ее, как будто и не было. Такие причудливые ночью,

настоящие братья звезд, днем, в этот раз фонари выглядели совсем обыденно, как-то

отчужденно и холодно. Холодными были и карнавальные маски.

Кирилл присел на туже самую скамейку. Площадь была пустынна. Виктор ушел

снимать. Кое-где появились первые пешеходы. Хотя время уже приближалось к девяти

часам, их было совсем немного.

К пристани центральной площади были пришвартованы десятки гондол. Налетевший

с моря ветерок сталкивал их между собой, надувая цветастые тенты, покрывающие дорогие

резные сиденья. Кирилл начал вспоминать происшествия прошедших дней. Беспокойство,

поселившееся в душе, тревожило его. Все шло, как-то не по плану, впереди была полная

неопределенность, пугавшая его. Дважды за последнюю неделю была явная опасность для

его жизни. Если добавить к этому странные видения, то станет понятным, что нервы его

сильны напряженны.

Из раздумий, Кирилла вывел родившийся где-то вне площади звук трещоток.

Отдаваясь эхом в пустых кварталах, этот звук начал приближаться к площади. Неожиданно

откуда- то из-под сводов зданий на площадь вышла группа ряженных. Впереди шли

взрослые, одетые в грубые балахоны. Вслед им двигались дети в более узких, но в таких же

грубых костюмах. Кириллу показалось, что он перенесся в далекое средневековье. В то

далекое средневековье, откуда был этот странный незнакомец, Джероми.

Лица и руки ряженых были выбелены белой краской. Кириллу стало не по себе. Он

ущипнул себя за руку, почувствовал боль и понял, что не грезит. Все происходящее было

наяву. В центре шествия, на специальном помосте ряженные несли распятие. Неожиданно из

глубинны процессии донеслось глухое песнопение. Кирилл встал и приблизился ближе к

процессии, начавшей обходить площадь по периметру. С разных сторон к ряженым

приблизились еще несколько любопытных.

Не обращая на чужаков внимания, процессия двинулась дальше. Только один из

взрослых, замыкавших шествие, обернулся, откинул капюшон и что – то негромко произнес

по-итальянски. Кирилл не понял, что было сказано, но вот лицо, этого человека. Даже

выбеленное краской оно казалось ему знакомым. Кто – то толкнул его в плечо. Кирилл

обернулся. Это был Виктор, нацелившийся фотоаппаратом на процессию.

- Пригнись! Дай снять!

Кирилл отпрянул в сторону. Затем вновь обернулся, пытаясь отыскать незнакомца. Но его не

было. Только сомкнувшийся ряд спин.

- Виктор! Черт бы тебя побрал! Откуда ты?

- Как узнал про шествие, так и бросился к площади. Это не простое шествие, такие

бывают не часто – эта красота проводится только в честь морских походов. Венеция была

перевалочным пунктом всей Европы на торговых дорогах между Европой, Азией и Африкой.

- Но ты откуда это знаешь?

- Встретил русских из Питера, они специально приехали посмотреть. Это только

первое шествие, утреннее. Сам праздник, вечером. Будет и ристалище, и крестный ход.

Кирилл обрадовался разгадке. А то слишком уж все мрачно и мистически выглядело.

Но вот лицо, лицо незнакомца! И что он сказал? Нет, не вспомнить. Слишком уж он был

шокирован. Дождавшись вечера, они приняли участие в празднике, собравшем много

зрителей. Здесь можно было подержать настоящий средневековый меч, надеть пудовые

доспехи, попробовать фехтовать. Кирилл все время искал глазами того, которого видел

утром. Однажды ему даже показалось, что он видел его. Но, пробравшись сквозь толпу зевак,

так его и не нашел. Вид Кирилла был настолько озабоченный, что это привлекло внимание

его попутчиков.

- Все нормально ребята. Я просто устал.

Отнекиваясь, Кирилл понял, что должен прогнать от себя навязчивые мысли, если не

хочет походить человека с помутившимся разумом. Ночью он почти не спал, время от

времени ему виделся незнакомец, хотя какой же он был для него теперь незнакомец. Он знал

его имя, знал он и то, что венецианец каким-то образом связан с морской торговлей.

На следующий день они отправился в дальнейший путь. Впереди был Триест и граница со

Словенией, откуда начинались дороги воюющей Югославии, по которым им нужно было

проехать более шестисот километров, иначе в Грецию попасть невозможно. Итальянские

пограничники проводили их усмешками, словенские встретили менее дружелюбно, но

снабдили необходимой информацией. С бензином в Словении проблемы. Там дальше его

просто нет, как нет власти, закона и порядка.

Незнакомец не выходил у него из головы. Кто же все-таки этот Джероми?

Последовавшие после границы происшествия вернули его к реальности.

Глава 5. Бегство.

Выздоровление Джероми. – Прощание с Изабеллой. – Бегство в Геную. – Воспоминания Лацио о

плавании в Черное море. – Остров Ахилла. – Молчание Джероми.

Джероми проспал более суток. События последних недель измотали его тело и душу.

Но молодой и сильный организм быстро восстанавливался. Проснувшись, он почувствовал,

что сильно голоден. На столе стояла полная корзина еды и три небольших флакончика с

настойками. Приняв лекарство и плотно поев, Джероми стал внимательно изучать комнату.

На противоположной от кровати стене был подвешен грубо сколоченный деревянный щит. О

его назначении Джероми догадался сразу. Взяв в руки кортики, он отошел в другой конец

комнаты и метнул их по очереди. Ни один не попал в цель. Такого с ним никогда не

случалось. Надо было восстанавливать не только силы, но и точность. Клинок также не

поддавался. За прошедшее время его руки потеряли силу и гибкость.

Десять дней Джероми неистово тренировался, ни разу не позвав к себе Лацио.

Наконец, руки и ноги стали слушаться его, как в прежние времена. Одиночество не тяготило,

он знал, что должен собрать все силы и восстановиться, чтобы бежать, спасая Изабеллу.

Однажды ему в корзине опустили зеркало, в котором он внимательно разглядел своё лицо.

Рана на лбу затянулась, оставив только длинный багровый шрам. Подбородок и щеки,

заметно округлились и заросли густой бородой. Пережитое добавило морщин на лбу и в

уголках глаз. Самым неестественным было увидеть седину посеребрившую волосы. На вид

Джероми можно было дать пятьдесят. Не каждый бы узнал в нем сейчас молодого

щеголеватого венецианского вельможу, прославившего своё имя в сражениях с морскими

разбойниками.

На двенадцатый день заточения дверь открылась. Вошел Лацио, держа в руках два

боевых длинных клинка.

- Ну что, посмотрим, выздоровел ты или нет?

Бросив Джероми клинок, он стал в стойку. Нападение – защита, защита- нападение, так

до изнеможения. Закончив фехтование, они начали упражняться в метании кортиков. Когда

Джероми попал точно в центр щита, своим кортиком выбив оттуда кортик Лацио, тот обнял

его и сказал:

- Я рад, что ты выздоровел и опять также гибок и силен, как раньше.

- Завтра вечером мы отправимся в дорогу. Садись. Ты человек сильный. Я не могу

больше скрывать от тебя правду. Но прежде чем ты увидишь Изабеллу, ты должен знать:

чтобы ты не говорил ей, она не услышит тебя, она даже не будет видеть тебя. Крепись,

Джероми, душа Изабеллы больше не живет среди нас. Здесь только ее тело. Она не вынесла

потрясений. Господь разделил ее тело и душу. Душа уже на небесах.

Джероми вскочил.

- Я не верю тебе. Где она? Пусти меня к ней.

Лацио придержал его за руку.

- Лучше бы тебе не видеть её. Но если ты настаиваешь, - идём.

Выйдя из кельи и поднявшись по лестнице, они пошли длинным коридором, в который

справа и слева на одинаковом расстоянии выходили тяжелые дубовые двери, закрываемые

только снаружи. Возле одной из таких дверей Лацио остановился и достав ключ открыл

замок. В комнате было светло. Возле окна спиной к ним сидела женщина. Это была

Изабелла. Джероми бросился к ней, и пылко обняв начал целовать ее волосы, собранные

тугим пучком на затылке. Изабелла не пошевелилась.

Он нежно повернул ее и стал целовать лоб, шею, губы. Глаза Изабеллы были

закрыты. Она не чувствовала его прикосновений. Взяв за плечи, возлюбленную Джероми

слегка встряхнул ее. Женщина открыла глаза, устремив взгляд мимо него, куда-то в пустоту.

Она не видела его, глаза ее были печальны и абсолютно ничего не выражали. Крик боли

вырвался из его груди. Опустившись на колени, Джероми зарыдал. Она была неизлечимо

больна. В неистовстве он молил Господа и всех святых вернуть ей разум.

- Изабелла! Изабелла! Очнись, молю тебя посмотри на меня. Это же я, Джероми! Твой

Джероми! Уйдем отсюда родная. Прошу тебя!

Понимая, что медлить больше нельзя Лацио подошел к Джероми, крепко сжал его плечи

и поднял его с колен.

Джероми застонал и, напрягшись, высвободился из рук Лацио. Развернувшись, он

ударил со всей силы кулаком о каменную стену затем еще и еще. Кровь окрасила серые

камни. Боль не останавливала его.

- Зачем ты помог мне остаться в живых, чтобы сегодня я вновь умер?

- Нет, чтобы ты жил, и чтобы вся твоя будущая жизнь стала искуплением грехов

твоих. Идем, я перебинтую твою руку. Через несколько часов мы отправимся в путь, в

Геную. Это единственный город, где можно спастись от гнева Венеции.

- Но это же значит предать Родину.

- Ничего другого не остается. Или предать ее, или она убьет нас. К тому же Родина –

это не Сенат, и не Дож, посылающий убийц. Родина это то, что было до нас и будет после

нас, на земле, где мы появились на свет. Будь сильным. Мертвые не могут помочь друзьям,

не могут отомстить врагам. Мы воины, Джероми, и наш удел война, и борьба с морскими

разбойниками. Не имеет значения, под каким флагом мы будем очищать море от пиратов,

будь то наша Родина Венеция, или Генуя.

Они зашли в келью, где жил Абаджио. На кровати лежала аккуратно сложенная

хламида - одеяние, служившее странствующим монахам и одеждой и домом. Рядом с ней

были аккуратно разложены тонкая кольчуга, закрывающая тело до колен, два кортика и

большой нож. Лацио перевязал руку Джероми и начал одевать его как ребенка. Тонкая

кольчуга была одета на нежное шелковое бельё, высоко ценившееся в Венеции. Подпоясав

Джероми специальным, широким, кожаным поясом Лацио вложил в небольшие ножны

кортики и пристегнул нож. Длинная, широкая войлочная сумка спрятала остальное военное

снаряжение- два пистолета и порох. Капюшон закрыл лицо Джероми настолько, что его

невозможно было узнать. Сандалии из толстой воловьей кожи дополняли убранство

молодых людей.

Лацио с трудом удалось привлечь внимание Джероми, когда он показывал ему, как

необходимо повернуть рукоятку посоха, чтобы извлечь из него клинок. Друг был ко всему

безучастен. Лацио торопил. Надо было спешить. С каждым днем он все больше боялся, что

их выследят.

В подземном гроте их ждала большая лодка управляемая шестью гребцами. В ней

также стоял ослик, который должен был стать их спутником во время дальней дороги. Лодка

быстро преодолела расстояние от острова к берегу. Погрузив нехитрую поклажу на круп

животного, Джероми и Лацио в полной тишине тронулись в дорогу.

Быстро наступившая холодная, зимняя ночь окружила спутников. Джероми молчал.

Понимая состояние друга, Лацио не пытался втянуть его в разговор. Он сам потерял многое,

но держался, не давая эмоциям захлестнуть разум. План спасения, составленный им, был

очень прост. Днем, спрятавшись, они будут отдыхать. Идти же только по ночам, держась

подальше от больших дорог. Их путь пройдет через Падую, Мантую и Парму в Геную.

Темная холодная ночь напомнила Лацио о их юности. Он и сегодня не понимал, как

его отец и отец Джероми дали своё согласие на то, чтобы оба они приняли участие в

плавании на галере «Возмещение», которая должна была отыскивать пиратские суда и

уничтожать их. После истребления пиратов под Корфу, галера взяла курс на юг и, обогнув

Пелопоннес, направилась к входу в Мраморное море. Несколько раз они видели пиратов, но

те как будто заранее чувствовали, что-то неладное, быстро уходили в море. В проливах они

встретили два генуэзских каравана везущих хлеб с Черноморских берегов.

В то время Венеция и Генуя находились в перемирии. В знак приветствия караванов

на «Возмещении» приспускали флаг. Так же салютовали на проходящих флотилиях. Пройти

коварный Босфор сразу им не удалось. Как не старались гребцы, встречное течение и ветер

остановили продвижение галеры. «Возмещение» стала на якорь невдалеке от разрушенного

Константинополя.

Город до сих пор не оправился после взятия его войсками Мухамеда II в 1451 году.

Хотя номинально турки овладели им, а после и всей остальной Византией, постоянные

войны не способствовали развитию торговли. Крупнейший центр торговли остался без

покровительства. Караваны судов, следовавшие из Черного моря, не спешили

останавливаться у заброшенных причалов. Плата за проход взималась разъездной лодкой, с

которой на корабли высаживались представители турецких властей.

К моменту их прибытия над городом пронеслась эпидемия неизвестной болезни, от

которой люди увядали и умирали так быстро, как будто смерть набрала себе в помощники

целый отряд подмастерьев. Навигатор «Возмещения» не пустил турок на борт корабля,

передав деньги за проход по веревочному трапу. В дополнение к основной плате он добавил

два золотых. Получив причитающееся, знатный турок вышел из под балдахина. Он хорошо

говорил по латыни.

- За что вознаграждение? - спросил он.

- Я, хочу знать уважаемый, как обстоят дела по ту сторону пролива. Я иду в

Татарскую Каффу. Шалят ли на море пираты?

- Шалят! Еще, как шалят! – в сердцах сказал турок.

- А все эти войны. Бездомных и обиженных все больше и больше. Некуда люду

простому деваться, вот он и бежит грабить. Вы торгуете, так вот и охраняйте море от

пиратов.

- Спасибо, за подсказку! А то мы не знаем, что делать.

- Не обижайся. Я сам в прошлом навигатор, знаю кто такие морские разбойники. Сам

в плену был. Смотри: – Он, снял большой тюрбан и опустил воротник золоченого кафтана.

Навигатор вздрогнул. У турка были отрезаны уши.

- Досталось тебе!

- А вот, что бы с тобой такого не произошло, скажу тебе - опасайся Белого острова.

Говорят, его захватили пираты и свили там осиное гнездо.

- Спасибо! Прощай.

Через сутки погода улучшилась, и галера снялась с якоря. Они знали, куда плыть. Их целью

стал Белый остров, еще называемый островом Ахилла. Пираты были там. Там в их логове

они должны были их истребить.

… Джероми повернулся, посмотрел на луну и застонал. Лацио заботливо погладил его

по плечу. Его друг был сам не свой. С момента их выхода из монастыря он не проронил ни

единого слова. Шел молча, и только время от времени стонал…

Лацио вернулся к своим воспоминаниям. Он как бы снова увидел тот рассвет в

Черном море. Свежий попутный ветер наполнял парус. Корабль легко шел вперед, оставляя

за собой белый пенистый след. Прошло уже два дня, как каменистые берега Босфора

растворились в серой дымке. Кругом раскинулась необъятная синева моря, ласкового,

спокойного Маре Негро, моря Чёрного. Джероми и Лацио сидели на палубе и любовались

чайками, которые сопровождали корабль.

В глубочайшей тайне готовилась их экспедиция, в соответствии с негласным

договором о совместных действиях против пиратов, которые вот уже второй год относились

к торговым караванам Венеции и Генуи с жестокой враждебностью. Но не только к

караванам. Пираты готовились к нападению на итальянские поселения в Северо - Западном

Причерноморье. После падения Византии они были сплочены, и представляли серьезную

опасность.

Нападение на мирные города можно избежать, только нанеся упредительный удар. В

городе Константина для отвода глаз пиратов, навигатор купил крупного, хорошо

откормленного, ухоженного барана, чтобы принести жертву Ахиллу, владыке Понта

Эвксинского. Если пиратов предупредят, то пусть они думают о крупной удаче, идущей к

ним в руки. К вечеру они подойдут к острову Ахилла, и совершат жертвоприношение, как в

древности. Обычаю жертвовать острову барана вот уже более двух тысяч лет, и даже

христианство не стало запрещать морякам совершать этот языческий обряд.

- Скоро остров, Джероми?

- Да, Лацио. Но он маленький и мы не увидим его издалека.

Крошечный, каменистый остров затерялся в открытом море напротив устье Истра. По

преданию сей клочок суши подняла со дна моря Фетида и перенесла сюда тело своего

погибшего сына. И Ахилл продолжил здесь свою загробную жизнь. Он стал Ахиллом

Понтархом, владыкой Черного моря.

На острове построили храм Ахилла, поставили его статую. Проходя эту часть Понта,

мореплаватели непременно заходили на остров, приносили жертву и богатые дары Ахиллу,

просили удачи в плавании или благодарили за счастливое спасение в непогоду.

И Лацио и Джероми знали об острове достаточно. Отец Джероми многие годы

трудился над созданием «Описания Татарии и Черного моря», участвовал в организации

торговых путей в Причерноморье, основывал поселения, вел переговоры на Востоке от лица

Республики. В его записках Джероми читал, а затем цитировал Лацио описание берегов,

морей и островов. Лацио вспомнил эпитафию Аристотеля о далеком загадочном острове:

Над Ахиллом, чтимым на острове Белом,

Сына богини Фетиды, Пелееву отрасль, Ахилла,

Остров сей Понта святой в лоне своем бережет.

Они не поверили, что мечта увидеть Маре Негро сбудется так быстро. Тогда, читая о

пристанище Ахилла, они не знали, что пройдет всего год и пятнадцатилетними попадут на

настоящий боевой корабль. И примут участие в военной экспедиции против пиратов. Вскоре

покажется скалистый островок средь синевы моря, и беломраморный храм. А если им

доведется взойти на остров, то они увидят роскошное убранство храма, и статую Ахилла

древней работы, и надписи на мраморных плитах, воспевающие владыку Понта.

Но сейчас им было беспокойно. Острова все не было видно, и находился он в руках

пиратов.

- Как думаешь, Джероми, охраняет остров великий Ахилл или стар стал?

- Может пираты сильнее его? Но и раньше на остров нападали, вспомни, Лацио.

- Рассказывают, что Ахилл являлся во сне во время плавания и указывает, где лучше

пристать к острову и где стать на якорь. А некоторые утверждают, что Ахилл является им

наяву, на мачте или на конце реи.

- Помню, помню, Лацио, если кто пристанет к северной или южной стороне острова, а

затем поднимается ветер, неблагоприятный для стоянки, то Ахилл извещает об этом моряков

и помогает укрыться от ветра, переменив место стоянки. Многие якобы видели юного мужа с

белокурыми волосами в золотых доспехах.

- Разве ты в это веришь?

- Конечно, верю!

- Всем хорошо известно, что приставать к этому острову и ступать на него не

запрещается никому. Это гостеприимное убежище для кораблей. Но ночевать на острове и

строить на нем жилища запрещено всем мореходам и живущим по берегам Понта.

Приставшие сюда должны по совершении жертвоприношения возвратиться на корабль до

захода солнца. Если дует попутный ветер, следует немедленно отправиться в путь. Если же

ветра нет, можно остаться у острова, но ночевать только на корабле.

- А мы будем высаживаться, как думаешь?

- Все зависит от того, есть на острове пираты или нет.

- А если мы увидим Ахилла?

- Рассказывают, что ночью Ахилл и Елена пируют и занимаются пением. Они

воспевают свою взаимную любовь, поют гомеровские гимны о Трое. Того, кто случайно

засыпает на острове, Ахилл поднимает, ведет в палатку и угощает. При этом Патрокл

разливал вино, сам Ахилл играл на кифаре. Здесь же, говорят, бывают и Фетида, и хор

других божеств.

- Лацио, Лацио! Будучи верующим христианином, ты не можешь верить в иных

божеств, кроме Христа и Отца его.

- Очень жаль, Джероми. Моё воображение не хочет мириться с жесткими рамками

христианства. Когда я сплю, то вижу кентавров, змей - с человеческими головами,

прекрасных героев, освобождающих зачарованные земли…

Воспоминания Лацио прервал дробный цокот копыт по хорошо утрамбованной,

проселочной дороге. Лацио сильно толкнул Джероми на обочину. Тот упал и покатился в

высокую траву. За ним камнем рухнул и Лацио, потянув за собой брыкающегося ослика. Не

успела трава выпрямиться, как мимо них проскакал отряд всадников. Лацио узнал в одном из

них кардинала Глиани. Прошло уже две недели после боя, где изворотливый кардинал решал

отдать Джероми в руки убийц или помочь спастись.

- Джероми! Джероми! Посмотри он еще на Венецианской земле, твой «спаситель»

кардинал Глиани. Эх! Не по твою ли он, друг душу?

Джероми молчал. Взгляд его был тусклым и обреченным. Лацио выругался.

- Дурень же я! Пока шли, замечтался. А солнце подошло уже к зениту. Сам же

наставлял Джероми, днем ни шагу, только ночью. Увещевал, увещевал, а сам? Отпусти

ослика Джероми, он нам больше не нужен. Если он закричит, то нас быстро найдут.

Сняв поклажу с животного, они углубились в чащу леса, и спрятались в густом

валежнике. Джероми продолжал молчать. Лацио понимал, что думает он о своей

возлюбленной Изабелле. Лацио с трудом удалось заставить друга поесть и выпить пару

глотков вина…

Задремав, Лацио увидел Белый остров. Одетый во все черное он нес на руках

небольшого барашка, будучи во сне жрецом, принимавшим от приставших к берегу моряков

приношения. Моряки, идя поодаль, о чем- то спрашивали его. Лацио знал, что:

мореплаватели привозят жертвенных животных с собой. Одних приносят в жертву, других

отпускают живыми в честь Ахилла. Те же моряки, которые пристают к острову, не имея

жертвенных животных, просят их у бога. Они спрашивают у оракула, хорошо ли, выгодно ли

принести в жертву то животное, которое они сами выбрали на пастбище острова, и при этом

кладут достаточную, по их мнению, плату.

Если оракул отвечает отрицательно - плату прибавляют. Если и после этого будет

отрицательный ответ, прибавляют еще, и так до тех пор, пока не будет положительного

ответа о том, что плата достаточна. Животное при этом само останавливается и уже не

убегает. Таким образом, много серебра посвящено Ахиллу в виде платы за жертвы.

Моряки спрашивали Лацио о плате, но он молчал и нес барашка к храму, думая, что

им ответить. Неожиданно под крышей храма открылись потайные камни, сверкнули

доспехи и на карниз вышел сам Ахилл. Все упали на колени. Стоял только Лацио.

- Отпусти барашка, чужеземец. Ты не оракул. Но за помощь мне будешь

отблагодарен. Когда придет момент, помни, справа от входа в стене на уровне плеча есть

потайной рычаг. Нажми его и придешь ко мне. Ахилл исчез так же быстро, как и появился.

Моряки в ужасе убрались прочь. Отпущенный барашек, заблеяв, побежал к отаре. Что-то

кольнуло Лацио в спину, и он проснулся…

Джероми, сидевший позади него, легко колол его кортиком в спину. Он не проронил

ни слова, только знаком показал Лацио, что бы тот молчал. В густой лесной чаще слышались

шорохи. Вскоре показались несколько дюжих молодцев. Один из них проговорил:

- Куда же они пропали, эти монахи? Кардинал обещал хорошо заплатить. Где же их

черт носит?

Приближался промозглый холодный вечер. Нужно было спешить убраться подальше

от тех, кто их искал.

Лацио раз за разом пытался разговорить Джероми, но тот молчал. Они шли всю ночь,

петляя между холмами. Несколько раз им казалось, что преследователи их нагоняют, но это

был всего лишь ветер, хлопавший и завывавший в ветках вечно зеленных эвкалиптов…

Лацио вспоминал свой давний сон. Да все именно было так, ему приснился Ахилл,

рассказавший о потайном рычаге, ведущем на крышу храма. Вспоминал он, как в закатном

разливе солнца они увидели остров античного героя. И уже поздно ночью стали на якорь в

южной бухте. Неожиданно из глубокого грота вышла небольшая лодка. Управлял ею один

человек. Высокий, худой, весь взлохмаченный, он порывисто замахал рукой.

- Нельзя! Нельзя приставать, с той стороны острова пять пиратских кораблей. Остров

захвачен. Они создают здесь базу для нападения на черноморские города.

- Кто ты? - спросил навигатор.

- Я генуэзец. Я жил здесь на острове, присматривал за старым храмом и строил здесь

маленькую часовню. Нельзя, чтобы этой землей правил не христианский бог. Эта земля

Христа.

- Так ты монах?

- Да монах, бенедектинец по вере, а по духу генуэзец, а вы венецианцы берегитесь. Их

много пиратов, очень. «Возмещение» быстро отошла от берега. Командир галеры приказал

взять курс дальше на север. Тревога нарастала с каждой минутой. Нет, не могли они уйти

отсюда, ничего не предприняв, хотя в открытом сражении с пятью судами полными пиратов

они не справятся.

Медленно шли они вдоль западной части острова. Ничего подозрительного.

Напряженно всматриваясь в берег, дошли до северной оконечности. Обогнув остров, убрали

парус и на веслах повернули вдоль восточного берега, также внимательно всматриваясь в

него.

- Но, где пиратские корабли, генуэзец?

-Еще вчера они были там. Я же все время прячусь в скалах. Нет, они не уходили. Я

уверен.

Лацио машинально перевел взгляд от верхней части обрыва к урезу воды. Сначала он не

понял, что именно привлекло его внимание. Но через мгновение встрепенулся. В одной из

расщелин на фоне светло - серых скал выделялось какое-то темное пятно.

- Стоп!!! Что это?

Он бросился к навигатору и привлек его внимание. Все кто был на палубе, буквально

впились глазами в это пятно.

- Корабль? Да, действительно корабль. Явно спрятан от лишних глаз, причем, очень

умело. Выдавали его только возвышающая корма и верхняя часть мачты. Похоже, средняя

галера. Вслед за первой они обнаружили еще несколько галер и торговых судов. Генуэзец

подошел к навигатору и произнёс:

- Они ведут себя так, потому что остров этот приманка. За то время, что я прячусь,

они уже подкараулили несколько судов. Просто сегодня праздник и они пируют, а то нам бы

несдобровать.

Навигатор отдал распоряжения. Галера быстро развернулась, подняла парус и пошла дальше

на север. С острова их, скорее всего, не заметили. По крайней мере, ни на судах, ни на

обрыве никто не подал знаков тревоги. Остров быстро растаял в темноте. Убрали паруса и

легли в дрейф. Надо было все обдумать и принять решение. Одни в бою они не смогли бы

одолеть пиратов. Здесь нужна была хитрость. Тихо, без лишних всплесков пошли обратно к

острову. Вот уже угадываются темные очертания берега. Ближе подходить опасно.

Навигатор позвал к себе Лацио и Джероми.

- Джероми, ты один из лучших пловцов Венеции. Плыви на остров и разведай, что там

происходит. До рассвета возвращайся. Тогда решим, что будем делать.

Ловко перепрыгнув за борт, изредка выныривая, Джероми поплыл к берегу. Ждали его

долго. Сколько ни всматривались в мрак ночи, ничего не было видно. Появился он

неожиданно, вынырнув уже у самого борта. Лацио быстро втащил его на галеру.

- В открытый бой идти нельзя. Нужно предпринять, что-то другое. Их больше тысячи.

Неожиданно со стороны острова послышались пьяная брань и крики. Протяжное

песнопение говорило о том, что праздник близился к концу. Пираты пьянствовали,

предвкушая новые победы и большую добычу.

- Я подобрался к самой большой пиратской галере. Там все пьяны. Слышал, что они

говорили. Завтра тронутся в путь. Их цель - Каффа. Но вначале они хотят захватить наш

Венецианский караван, идущий за хлебом в Джинестру. Пираты знают, что караван везет для

обмена на хлеб оружие. Они хотят захватить пушки и пищали, которые понадобятся им для

осады Каффы.

Навигатор приказал приблизиться к берегу. Медленно, почти бесшумно, они подошли

под высокий отвесный обрыв и стали совсем рядом с пиратской галерой, в соседней

расщелине. Долго прислушивались. Ритмично накатывались на берег спокойные ночные

волны. Через некоторое время сверху послышались голоса. К галере спускалась толпа

пьяных пиратов. Освещая себе дорогу факелами, они несли оружие и весло,

переговаривались о том, как будут делить богатую добычу. Спотыкались, падали, а один из

них едва не свалился с обрыва вместе с большим бочонком пороха. Свет факелов

выхватывал из темноты то одного, то другого пирата.

Подойдя к расщелине, пираты по уступам спускались на палубу своей галеры.

Окликнули гребцов, оставленных охранять корабль, но те не отзывались. Изрыгая отборную

брань, стали искать их и нашли мертвецки пьяными. Даже яростные окрики не могли

привести тех в чувство. На палубе продолжилась пьянка. Пили за неслыханно удачный

набег. Наперебой восхваляли своих предводителей, которые придумали создать на острове

удобную базу. Пили за свое пиратское счастье, за новые удачи. Потом устали произносить

тосты и пили уже молча.

Венецианцы чутко вслушивались в каждое слово. Стало ясно, что большинство

пиратов остались на острове. На кораблях же всего по десять - двадцать мертвецки пьяных

пиратов. Остальные пируют возле храма и надеются увидеть Ахилла во сне. Навигатор чуть

слышно отдавал распоряжения.

Один за другим без единого всплеска уходили в воду венецианцы, единственным

оружием которых были метательные кортики и клинки. Вскоре на кораблях поднялась

паника. Смерть в обличье венецианских воинов ворвалась в стан перепившихся пиратов.

Менее чем за полчаса все корабли были захвачены. Не зная о произошедшем, разбойники на

острове мирно засыпали...

Как тогда, так и сейчас рассвет застал Лацио и Джероми в высшей точке нервного

напряжения. Как и тогда, сейчас их жизни грозила смертельная опасность. Но тогда они

рисковали и шли в бой за родную Венецию. Сейчас же они были беглецами, прятавшимися

от мести разгневавшихся соплеменников.

С рассветом Лацио и Джероми остановились в небольшой пастушьей хижине.

Следующей ночью им предстояло обойти Падую. За ее границей они избавятся от

преследования посланцев Дожа. Там во враждебных к Венеции землях Мантуи и Пармы

венецианцы им не страшны. Но вот люди кардинала Глиани. Они опасны везде. Лацио вновь

и вновь пытался разговорить Джероми. Тот отрешенно молчал, лишь время от времени

бормотал какую-то несуразицу:

- Кто ты? Почему я должен тебе помогать?

Лацио протянул ему хлеб, который он принял, не проронив не звука.

- Ну, что ж молчи Джероми, если тебе так легче. Помолчу и я.

Глава 6. Возвращение. Часть 2.

По дорогам Югославии. – Неудавшееся расставание. – В Белграде. – Бегство с автострады. – На

греческой границе. – Тягостные ожидания. – День рождения Кирилла. – Незнакомец.

В отличие от зажиточных Франции и Италии, дороги Словении, а затем и Сербии

были похуже, машин на них было немного, сказывалась дороговизна бензина. Быстро

проехав маленькую Словению на границе с Хорватией, они полностью заправили

автомобиль и все имевшиеся емкости, бензином. Этого по расчетам должно было хватить

километров на 900. А дальше? Дальше была неизвестность. Пограничники на границе с

Хорватией встретили их уныло и повернули назад. Причина была до банальности проста.

Между Хорватией и Сербией шла война. Гражданской границы не существовало.

Существовали блок – посты и разделительная линия между двумя воюющими сторонами.

Хорватский офицер - пограничник, в прошлом, выпускник Московского университета,

отправляя их назад, закончил свой рассказ мудрым изречением:

- Ну, что, друже, не всегда прямая дорога самая короткая. Придется вам в Сербию

попасть через Венгрию. Крюк километров двести, зато безопасно и мы за ваши жизни

отвечать не будем.

Словенские пограничники не были удивлены, когда экипаж развернулся и

направился назад в Словению. Не были удивленны и венгры. Они беспрепятственно, не

досматривая, пропустили караван в Венгрию. Кирилл удивлялся такой прозрачности границ

вокруг воюющей Югославии. Но все было очень просто. Война и последовавшая за ней

блокада создали невидимую зону окружавшую воюющие стороны.

О том, что бензин самый дорогостоящий продукт, путешественники поняли сразу

после пересечения границы между Венгрией и Сербией в районе города Субботица. В самом

городе днем и ночью работал рынок, на котором можно было приобрести все, что угодно.

Было здесь и оружие. Его не особенно прятали, лежало оно на лотках поблизости от детских

игрушек. Удивительно, но продавались здесь, как современные пистолеты и автоматы, так и

трехлинейки столетней давности. Один из бойких торговцев пытался даже продать

пороховой мушкет, которому на взгляд было лет двести. С таким оружием солдаты

Наполеона покоряли Европу.

Кирилл с интересом рассматривал предлагаемый арсенал. Пришли они сюда конечно

не за этим. Вечером уходил поезд, на котором домой уезжал один из спутников. Поэтому

было решено закупить провизию, и спиртное, чтобы отметить расставание. Если продукты

на рынке были дороги, то спиртное по европейским ценам ничего не стоило.

На рынке Кирилл и его друзья познакомились с дюжими русскими молодцами из

расквартированного рядом батальона голубых касок. Парни из Рязани и Курска были веселы

и улыбчивы. Закупав, как и соотечественники, спиртное, они пожелали путешественникам

запастись, как можно большим количеством бензина.

- И еще один совет, - сказал русский офицер:

- Ни в коем случае не останавливайтесь в пустынных местах. Время сейчас

неспокойное. Здесь все время пахнет порохом, даже когда не слышны выстрелы. Будьте

осторожны и - удачи!

Вечер пошел прекрасно. Купленный местный самогон - ракия, был достаточно

хорошо очищен и поэтому пился легко. Около одиннадцати они распрощались на перроне и

вернулись к своей машине. Заканчивая переходящую по кругу бутылку, Кирилл открыл

небольшой пенал на панели машины, и вдруг обнаружил паспорт, только, что уехавшего

друга.

- О, черт это же Игоря паспорт, - вырвалось у него. Быстрее! Быстрее! Может быть,

мы еще сможем догнать поезд на пограничной станции.

Отцепив фургон, они кинулись в погоню. Ночная дорога привела их на приграничную

станцию. В плотном густом тумане они не сразу заметили сгорбленную спину их друга.

Каких – то два часа тому назад они расстались и вот снова встреча.

- Ну, как не замерз?

- Слава богу – нет!

- А мы, слава Богу, нашли твой паспорт. Ну, ты и разиня!

- Да, - горестно вздохнул Игорь.

- Чего не забудешь под воздействием этой клятой «юговской» водки. Ракия!

Утро было туманным. Но туман клубился не только вокруг, но и в головах обитателей

каравана. Прослонявшись по городу целый день, время от времени заправляясь спиртным,

они наконец-то посадили в поезд своего коллегу по путешествию. На этот раз проблем не

возникло. Паспорт был на месте, даже из багажа ничто не забыто.

Поезд, в который сел Игорь, уходил на восток, а их же путь лежал на юг, в Белград, а

затем далее к границе Македонии. Дорога встретила путешественников разрушенными

селами, в которых выбитые окна и двери напоминали о прокатившейся здесь войне огнем и

мечом. Некоторые поселки были полностью покинуты, в некоторых кое – где виднелись

дымки над трубами.

- Какая красивая страна! И какое горе её постигло! – угрюмо проговорил Виктор.

Помолчав, Кирилл добавил:

- Лучше бы приехать в Белград засветло. Над всей дорогой висит какое - то

напряжение. Вы, что не чувствуете?

- Помалкивай, не накличь беду, - повис чей-то оклик в машине.

А нервничать было от чего. Дорога пустынна. За прошедшие четыре часа их трижды

останавливали вооруженные люди, требуя бензин. Спасали французские номера машины и

легенда, в соответствии с которой они везли письма от благотворительного французского

фонда «Милосердия». По-русски в присутствии автоматчиков между собой не

разговаривали. Двое из экипажа хорошо говорили по-французски, а письма фонда с

большими красными крестами на гербах были настоящими.

За сто километров от Белграда их остановили вновь. Абсолютно бесцеремонно, два

заросших офицера осмотрели машину. Потребовав ключи, открыли лючок бензобака, и, не

спрашивая разрешения, слили двадцать литров бензина. Подобному досмотру подверглись и

продукты питания, отобранные нахально и бесцеремонно. Сопротивляться было бесполезно.

Закон здесь отсутствовал напрочь, но жаловаться было некому. Остатков бензина хватило,

как раз до Белградских новостроек, где переночевав, путешественники решили разделиться.

Купив десять литров бензина, по три доллара за литр, трое путешественников тронулись к

румынской границе. Бензин можно было купить только там.

Кирилл с Олегом остались в прицепе, припаркованном у небольшого магазинчика. На

двоих у них было десять долларов, на которые при местной дороговизне удалось купить

литр ракии, сырых грибов и немного подсолнечного масла. Благо, что бравые солдаты

порядка, отобрав у них консервы, оставили лук и чеснок. Газ в баллоне, заправленном еще во

Франции, давно кончился, поэтому Кирилл составил меню из салата и ракии. Рецепт салата

он сохранил от Олега в тайне, так как тот наотрез отказался, есть сырые грибы. Но

югославская водка потребовала закуску и мелко нарезанные сырые грибы с луком,

сдобренные маслом, показались им прекрасным оливье, а самогон чистейшей «Смирновской

водкой».

Разговор медленный и тягучий, как и сам напиток кружился вокруг пережитых

событий и будущего проекта. Средств на его осуществление не было. Большая работа,

которую они выполнили по его подготовке дома, пока не увенчалась успехом за границей.

Нужны были средства. В дороге те небольшие накопления, что у них были, быстро таяли.

- Ну, что Кирилл, какие мысли о будущем? - спросил Олег.

- Да, никаких. Если в Греции финансирования не найдем, проект придется закрыть.

Жаль. Красивое могло получится судно. Иногда даже вижу его. Как бабочка крыльями

взмахивают гребцы веслами. Взмах, еще взмах и скорость все увеличивается.

- С какой скоростью ходили галеры?

- Чем больше было задействовано гребцов, тем быстрее они двигались. Вообще о тех

далеких временах сейчас ходят легенды.

- Исследователи считают, что график плаваний выполнялся неукоснительно. Найдены

указы Венецианского и Генуэзского Сенатов, в соответствии с которыми, опоздание после

плавания хотя бы на один день, могло обойтись навигатору в кругленькую сумму, ну а уж за

недельное опоздание приговаривали к казни. И это при том, что рейс из Генуи в Татарию-

Крым и назад длился полгода.

- Так долго!

- Это не долго! Читал я, как то выдержки из книги торговца ХV столетия. Он писал:

путь в противоположном Черноморском – Атлантическом направлении, вокруг Испании и

Франции, во Фландрию длился 18 месяцев, лишь при хорошем стечении обстоятельств,

плавание могло совершиться за год.

- А сколько же длился поход в Северную Европу, Швецию к примеру?

- Два года. Все зависело от опытности капитана и задачах, которые ставились перед

походом. Длительность плаваний к Черноморским берегам колебалась в основном от

стоянок, во время которых, подвозили зерно. Погрузка же осуществлялась быстро.

- Ты прав! Какая могла бы получиться уникальная экспедиция, имея мы возможность

построить такой корабль.

На следующий день им пришлось осилить остатки салата и сосредоточенно ожидать

возвращение коллег. Ближе к вечеру появилась их долгожданная машина. Кирилл встретил

друзей:

- Мы волнуемся. На дорогах такое творится, а вас все нет и нет. До границы всего-то

сто километров.

- Сидя здесь вы даже не представляете себе, что там творится. Как в блокадном

Ленинграде побывали. Люди толкают свои машины вручную на границу по десять и больше

километров.

- А почему нельзя в канистры бензин набрать?

- В том- то и секрет. Румыны под давлением Евросоюза придумали, как и себе

деньжат на людском горе заработать и одновременно перед Европой быть хорошими. Мол,

мы в блокадную Югославию бензин не продаем, но и пускать к себе «югов», как туристов

запретить не можем. Вот и получается. Перевозить бензин в канистрах нельзя, а вот

переехать границу на машине, там заправится и назад можно. Вот и толкают они свои тачки

на границу. Румыны молодцы, бензовозы подогнали прямо под контрольно-пропускные

пункты, чуть ли не на нейтральную полосу. Юги тоже молодцы. У большинства машин нет

багажников. Вместо них вмонтированы дополнительные бензобаки на сто и больше литров.

- Очередь огромная. Всю ночь стояли на границе, потом полдня за бензином, поэтому

так долго.

- Теперь понятно. Мы же с Олегом без денег сидим. Оголодали совсем.

- Не волнуйтесь. Мы в Румынии еще и продукты купили, там все намного дешевле...

Осеннее утро застало их в дороге. За Белградом подальше от границы с Хорватией

жизнь выглядела более привлекательно. Дома не были разрушены, заканчивалась уборка

урожая. И хотя в основном хлеб убирали вручную, жизнь шла своим чередом. Говорили об

этом и вывески над небольшими ресторанчиками и неоновые огоньки дискотек и клубов. К

середине дня они выехали на платную дорогу, которая вела к границе с Македонией. По ней

надо было проехать не более двухсот километров и взяв за расчет европейские цены они

решили, что уложатся где-то в двадцать долларов.

На платной дороге югославских машин не было видно. Только однажды они увидели

грузовики с греческими номерами. Это несколько обеспокоило. Кирилл занервничал и

предложил остановиться на ближайшем съезде и узнать, сколько они должны за проезд

первых ста километров. Отцепив прицеп, как будто меняя колеса, на машине они подъехали

к пропускному пункту. Цена, названная кассиром, привела их в шоковое состояние. За

проезд югославской автомагистрали они должны были заплатить доллар за километр. Время

было впасть в отчаяние. За поездку к границе Македонии они будут должны заплатить

двести долларов. Пошутив с кассиром, они вернулись за прицепом, но съезжать с дороги на

этом пункте не стали.

Решение было принято быстро. Искать лазейку и попытаться выскочить за пределы

дороги так, чтобы не платить. Поиск продолжался до глубокой ночи. Пока двое искали лаз в

проволочном ограждении, остальные делали вид, что ремонтируют машину. Затем они

переезжали дальше, и операция начиналась вновь. Наконец-то они нашли место, где

проволочное ограждение когда-то было сломано.

Съехав с дороги, как и в горах, они начали толкать прицеп, помогая надрывавшейся

на мягком грунте машине. Наконец препятствие было преодолено. С колоссальным трудом

вытолкнули машину на проселочную дорогу. Закрепив сетку и набросав листвы на колеи

оставленные колесами, покатили по грунтовой сельской дороге, не обратив внимания на

появившийся запах гари. Через несколько километров запах усилился настолько, что

пришлось остановиться. Поломка была найдена сразу. Преодолевая сетку, путешественники

не обратили внимания на то, что одна из петель сетки зацепила за трос ручного тормоза

прицепа, заблокировав колеса. Начав движение, они полностью стерли тормозные колодки,

частично повредив и тормозные диски. Дальше так ехать было нельзя. Невдалеке мелькали

огоньки деревушки. С трудом дотянув прицеп до первых домов, решили ночевать, а утром

искать ремонтную мастерскую.

Ночью Кириллу вновь приснился Джероми, точнее повторился тот же страшный сон.

Он смотрел на свои руки, покрытые ранами, откуда-то сверху капля за каплей на руки падала

вода. Подняв голову, Кирилл увидел парящего над ним Джероми. В руках у него был

стеклянный флакон, из которого через тонкое горло изливалась какая-то жидкость. Во сне

она казалась летучей и воздушной. Образовывавшиеся капли вначале зависали в воздухе, а

затем падали на его руки. Он увидел, как часть ран на руках начала затягиваться.

Проснувшись от шума за окном, он вспомнил сон. Это было первое за долгое время

видение, которое не ввело его в грустное состояние, предшествовавшее депрессии. Что-то

начинало меняться к лучшему. Что? Он еще не знал.

Его уже не беспокоил приходящий во снах Джероми. Он точно знал, что тот не несет

ему вреда. Он знал, что этот образ появился в его сознании неслучайно и видимо с ним будет

связан его будущий проект. Пока Кирилл обдумывал происшествия во сне, его коллеги

нашли мастерскую, где запаслись новыми тормозными колодками и дисками. Ремонт

предстоял непростой и занял он почти весь день. Теперь можно было ехать дальше. Граница

с Македонией была прозрачна, ее они проехали, едва показав паспорта. Сама Македония

хоть и не участвовала в Югославских войнах, была подорвана экономической блокадой.

Города и поселки не освещались. Бензина, как и в самой Югославии не было.

Редкие пешеходы озирались на проезжающий караван. Некогда оживленная дорога в

Грецию, куда со всей Европы через Югославию ехали отдыхать, была закрыта. Македонцы

за годы войны отвыкли видеть путешественников, проезжающий караван напомнил им о

чем-то несбыточно далеком.

Не задерживаясь долго в Македонии, они на следующий день еще засветло

подъехали на пограничный пункт, разделявший Македонию и Грецию. Греки смотрели на

них с нескрываемым любопытством. Их, как и македонцев, не могло не привести в

замешательство не только само появление здесь машины из Франции, но и то, что ее внешне

туристический вид никак не гармонировал с красками поздней осени. Обнаружив, что у

путешественников русские паспорта, греки пришли еще в большее замешательство и

устроили форменный обыск. Из машины и прицепа было выгружено все, сняты сиденья,

панели дверей, коврики. Виктор, отойдя вместе со всеми в сторону, неутешительно произнес:

- Представьте себе, что бывший хозяин француз покуривал марихуану, что делают во

Франции очень многие и где-то завалялся пакетик наркотика.

От слов Виктора у Кирилла поползли по спине мурашки. Олег побелел.

- А если они увидят подделку в паспорте?

- Сидеть тебе, - парировал Виктор.

- Сидеть на греческой земле!

- И не ему одному! - Добавил Кирилл.

Греки привели огромного лохматого пса, который обнюхал все вещи, а затем все в

машине и внутри прицепа. Ничего не найдя собака помочилась на колеса и отошла. О чем -

то поговорив между собой, пограничники приказали складывать все на место, а сами начали

внимательно изучать визы в паспортах. Олег из белого стал серым. Кирилл подбадривал его,

как мог. Через двадцать минут их вызвали в помещение. Отдавая паспорта, грек показал, что

он вписал Кириллу в паспорт машину и прицеп. Сделано это было для того, чтобы они не

продали их на территории Греции.

Пожелав счастливого пути, он также напомнил, что визы у них на двадцать пять дней

и если они не хотят иметь неприятности, должны вовремя покинуть страну.

Ничем неприметная дорога в горах привела их в Афины, где в небольшом пригороде

на берегу моря они нашли полупустой кемпинг. Звонки, встречи, вновь звонки. Греки не

спешили вынуть деньги из кошельков для реализации их проекта. И хотя их друг Петрас

прикладывал недюжинные усилия, что бы помочь, ничего не получалось. Вскоре пришлось

переехать из кемпинга на пляж, где их ожидание продолжалось. Отсюда, приводя себя и

одежду в бесплатном туалете в порядок, они отправились на встречи с богатыми людьми.

Попытки довести до восприятия толстосумов всю уникальность будущего проекта, к

сожалению, не привели к успеху.

В один из дней Кирилл понял, что все их усилия напрасны. Им не верили, а гарантии

их греческого друга были несерьезными. Приближался день рождения Кирилла.

Опечаленный он предложил перед возвращением на Родину побывать в Микенах, древней

столице Крито-Микенского царства.

- Мы всего в ста километрах от колыбели человеческой цивилизации. Если наши дела

не на высоте, то это не значит, что нужно опускать руки. Завтра мой день рождения. Я

приглашаю встретить его в Микенах. Захватив на следующее утро провизию, они

направились в сторону Пелопоннеса.

Извиваясь словно змея, дорога привела их к узкому перешейку, соединяющему

центральную Грецию и легендарный полуостров. Они подъехали к рукотворному каньону-

каналу, носящему имя Коринфский. Он превратил полуостров Пелопоннес в остров. В

мощных известняковых породах было прорезано глубокое ущелье, такое глубокое, что

идущий внизу пароход казался игрушечным.

Пелопоннес - сокровищница греческой культуры и истории, а Микены, в которые они

ехали - жемчужина этой сокровищницы. По одной из легенд, вернувшись после долгих

странствий, этот город основал легендарный Персей.

Крепость Микен, сложенная из монолитных глыб выглядела весьма внушительно. Её

мощь поражала, даже притом, что фактически, видимым оставалось только основание.

Верхние стены, башни и здания не сохранились.

- Хочется склонить голову перед техническим гением и трудолюбием древних

строителей - с пафосом произнес Виктор.

- Кланяйся не кланяйся, они об этом не узнают – сьерничал Олег.

- Кто знает? – вспомнив свои сны, резюмировал Кирилл. Ну, что пойдем во внутрь.

Огромным массивом нависли над входящими Львиные ворота. Горизонтальная

плита, поддерживающая многотонные камни с высеченными львами, самая большая и

тяжелая из всех, когда- либо использованных строителями в Древней Греции. Узкая

дорожка, входящая внутрь крепости, привела путешественников к круглой площадке,

окруженной двумя рядами вертикально стоящих камней.

- Изначально считалось, что это цирк для проведения представлений, - начал

рассказывать Кирилл. Позже Шлиман открыл под слоем земли шахтные гробницы, где были

захоронены члены царской семьи. В них были десятки килограммов золота в изделиях.

- Цари Микен должны были обладать сказочными богатствами, чтобы такое

количество золотых украшений и масок похоронить с покойными, разве не так? – Спросил

Олег.

- Возможно, - ответил Кирилл.

- То, что мы видим, окруженная частоколом камней площадка, не что иное, как

дворцовое кладбище, имевшее, очевидно, и культовое значение.

- Какое величие! Представьте себе здесь наверху дворцы, сады и виноградники.

Осеннее солнце начало быстро садиться. Завороженные красотой заката,

путешественники прошли от дворца по центральной улице «златообильного» города. Даже

сейчас по развалинам было видно, что он был велик и многолюден. Процветало здесь

ремесленное производство. Аккуратные таблички указывали на дома, в которых были

гончарные мастерские, красильни; а вот и кузница. Возможно, здесь изготавливались

прекрасные золотые изделия: кубки для вина, мечи и доспехи. Не было границ фантазии

древних мастеров. Находки, сделанные в Микенах, раскрыли удивительный мир, в котором

жили наши предки.

Кирилл зажмурился, неожиданно увидев этот удивительный город во всем его

великолепии. Какай прекрасный мир, забытый более чем на три тысячи лет! Как искусны

были мастера, создавшие эту красоту!.. Удивительна эпическая история богов, героев и

людей, их любви и предательства, добродетели и лжи. История великой гордыни, обуявшая

этих людей с такой силой, что боги, разрушили их мир, не оставив потомкам почти ничего!

Но даже те крохи, что остались, просто великолепны. Кирилл вспомнил и прочитал слова

греческого поэта Гесиода о тех временах:

«Создали прежде всего поколенье людей золотое…

Жили те люди, как боги, спокойной и ясной душою,

Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость

К ним приближаться не смела».

Все молчали, представляя себя жителями величественных Микен. Солнце клонилось

все ниже и ниже. Последние его лучи проникли под свод Львиных ворот. Охранник,

проводив их, закрыл ворота на засов. Щелкнул ключ в замке. День - сказка, такой

прекрасный и светлый, после тысяч километров дорог и ожиданий, завершился. Назад они

ехали в полном молчании. Нужно было хлопотать об отъезде. В первую очередь следовало

продать машину и прицеп, а уж затем, купив билеты на идущее в Черное море судно

отправляться домой.

В Греции продать их имущество было нельзя. Оставались соседние государства -

Болгария и Албания. В Югославии, откуда они приехали, машины, а уж тем более

туристические фургоны были не нужны. Познакомившись на пляже с албанцем, они

предложили ему осуществить сделку. Тот недолго думая, согласился недорого купить

фургон. Цена была невысокая, но, учитывая финансовое состояние экспедиции, это был

выход. Единственная проблема заключалась в том, что осуществить сделку на территории

Греции было невозможно.

Путешественникам предстояла еще одна дорога, на этот раз в Албанию.

Договорившись о залоге и получив деньги, они купили билеты троим отъезжающим, и

проводили их на морской вокзал в Пирее. Проводы были недолгими. По правде сказать, все

уже достаточно надоели друг другу за три месяца странствий в круге ограниченном машиной

и прицепом, постоянным недосыпанием и недоеданием. К тому же в плюсах было только

увиденное ими, а в минусе полное отсутствие перспектив на осуществление нового проекта,

да и отсутствие карманных денег. Рукопожатия. Выпитая местная водка, вот и все. Кирилл с

сожалением расставался только с Олегом, с которым их связывали годы совместной работы.

На счастье их авантюра с паспортом завершилась вполне удачно. Пограничник грек –

пропускавший на судно, впрочем, как и остальной десяток пограничников на восьми

европейских границах, так и не заметил подделки.

Отшвартовавшись поздно вечером пароход, дал мощный гудок, в честь прощания с

Грецией и отправился к родным берегам. Они остались вдвоем с Виктором. Их судно будет

через несколько дней и завтра после продажи машины они вернуться в Афины и будут ждать

отправки в доме у Петраса. Ранее он никак не мог разместить пятерых человек у себя. Сейчас

им выделена комната. Кирилл завел машину и, быстро выбравшись из лабиринта уже

хорошо знакомых улиц Пирея, направился на пляж, где они расквартировались.

Они остановились на небольшой хорошо утрамбованной площадке. Открыв дверцу

прицепа, Кирилл увидел бегущую к нему крупную собаку. Испугавшись, он поспешно

вскочил на подножку. Раздался свист, собака замерла, затем побежала к показавшемуся из-за

деревьев человеку. Увидев их, он приветливо сказал:

- Бонжур, - и еще что-то на французском языке. Кирилл ответил по-английски, сказав,

что они не французы. Французские только номера на автобусе.

- Откуда вы? - Спросил незнакомец уже по-английски.

- Мы с востока, - уклончиво ответил Кирилл.

- Здравствуйте, - почти без акцента сказал их новый знакомый.

- Меня зовут Рихард, я из Германии, а это моя собака, ее зовут Инесса, а если точно

Инесса фон Барту.

- Кирилл! Виктор! – представились они.

- Вы хорошо говорите по - русски.

- О, да! Мальчишкой я воспитывался в Польше, это было перед войной. Там учил в

школе русский. Потом война. Потом был у вас в Сибири в плену.

- Сколько же вам лет?

- О, уже почти семьдесят.

- Вы прекрасно выглядите.

- На вид ему и пятидесяти нет, - шепнул Виктор Кириллу.

- Да не шепчитесь, я вас не обманываю. Пойдемте в мой фургон. Я угощу вас

хорошим шнапсом, а вы расскажете мне, что здесь в Греции могут делать русские на

французской машине.

Отказываться было неприлично. Впервые за столько месяцев они встретили

иностранца, прекрасно говорившего по-русски. Рихард дважды свистнул, и Инесса

бросилась к хозяйскому автомобилю.

Глава 7. Молчание Джероми.

Беглецы. – Молчание Джероми. – Воспоминания Лацио об острове Ахилла. – Доспехи героя. – В храме.

– Странная надпись. – Избиение пиратов. – Кардинал Глиани настигает беглецов. – Пленение кардинала.

День для беглецов тянулся долго, зато ночь пролетала в одно мгновение. Вот уже,

который день они не ели горячей пищи, боясь разводить огонь. Те небольшие запасы, взятые

из монастыря, окончились. Время от времени, вдали от больших дорог, Джероми и Лацио

собирали грибы и ягоды, чтобы утолить голод. Джероми молчал. Он был ко всему

безучастен. Лацио казалось, что его друг не чувствует ни голода, ни стужи, ни почем ему и

отсутствие воды. Все попытки добиться от Джероми хоть каких-то ответов не приводили к

результатам. Тот послушно и безмолвно повиновался. Лацио оставалось только вспоминать.

Вспоминать их молодость, те прекрасные, бесшабашные годы войн: побед и поражений.

Воображение вернуло его на остров Ахилла, в тот туманный рассвет, когда командир галеры

давал им поручение:

- Пиратские корабли захвачены. Но мы не знаем, что происходит на самом острове.

Среди пиратов на галере были два юнца, вашего роста и комплекции. Они латиняне. Зовут

их Ниньё и Пикколо. Вы получите их одежду и на время станете ими. Сейчас в тумане вам

будет легко пробраться на остров и осмотреться там. Постарайтесь взобраться на крышу

храма и подать нам сигнал выстрелом. Если вы не выстрелите и вернетесь, то мы затопим

вражеские корабли и уйдем в Каффу. Если последует выстрел, то обстановка позволяет

атаковать пиратов на берегу. С вами пойдет и монах. Он уже оправился и знает, как попасть

к храму незамеченным. Помните ваша жизнь в ваших руках. Если вас схватят, то повесят как

шпионов.

Лацио отвел в сторону монаха, тот дрожал, было видно, что он боялся плыть на берег.

- Послушай, там, где ты прятался, есть тайник?

- Есть, в скалах.

- Можно ли к нему добраться вплавь?

- Да. Он находится в большом гроте на южной стороне острова, в который ведут два

входа - один с берега, а другой из воды, в нем я прятался больше недели. Чтобы попасть в

грот из воды, нужно глубоко нырнуть и проплыть между нависающими скалами.

- В тайнике есть оружие?

- О! Там хранятся старинные доспехи, преподнесенные тысячу лет тому назад в дар

Ахиллу Понтарху, есть оружие, луки, копья, мечи.

- Но зачем они вам? Это все старье. В бой с этим не пойдешь.

- Прошу тебя, не задавай лишних вопросов. У тебя хватит сил доплыть с нами туда?

- Да. Но что вы сможете сделать? И дальше тайника я не пойду. Хвала Господу,

однажды я уже избежал смерти от рук негодяев, а вы хотите вновь, чтобы я полез в это

пекло.

- Не волнуйся, из грота ты отправишься назад на корабль, а мы пойдем дальше.

Отведя командира в сторону, Джероми долго с ним говорил. Вернувшись, он обнял Лацио

и подтолкнул его к борту. Не говоря ни слова, за ними пошел монах. Трое молодых людей

бесшумно опустились в воду и поплыли к берегу. Тревожные мысли роились в голове Лацио.

Что будет, если их поймают пираты. Их убьют, а они еще так молоды. Он вспомнил рассказ

Джероми о нападении на остров Ахилла амазонок, которые захватили у мужчин соседнего

племени корабли и отправились сюда за легкой добычей. Ахилл, рассердившись, наслал

бешенство на лошадей амазонок и те, сбросив с себя хозяек, топтали их копытами, кусали и

убили всех. После чего, обезумев, бросились с обрыва в море, где и нашли свою гибель.

Легендарный Ахилл спас тогда остров от нападения, а где же он сейчас, почему не накажет

грабителей?

Эх, это было тысячу лет тому назад. А, может быть и еще раньше. Тогда все верили в

Ахилла, он был всесилен, а сейчас? Вправду говорили древние мудрецы: «Боги живы до тех

пор, пока в них верят. Если хотите избавиться от божества, не поклоняйтесь ему, не носите

даров, не верьте в его силу. И тогда божество сгинет навеки, умрет». Но ведь они с Джероми

верят в легендарного Ахилла, хотя скажи они об этом монаху, он их проклянет. Но поможет

ли им уберечься Ахилл?

Лацио обернулся назад. В утренней дымке было видно, как «Возмещение»

перешвартовалось к борту пиратской галеры. На воде покачивалась маленькая лодка, в

которую спускали плененных пиратов.

Пловцы обогнули мыс и поплыли вдоль южной стороны острова. Метров через

триста, тяжело дыша, монах показал на глухую стену огромной скалы.

- Здесь подводный вход в грот, - выдохнул он.

Юноша нырнул и через какое-то время Джероми и Лацио услышали его приглушенный

голос, доносившийся из-за скалы.

- Ныряйте под скалу, под ней увидите два больших камня, между ними есть проход.

Плывите прямо и вскоре увидите свет.

Первым нырнул Джероми за ним Лацио. Под массивом огромной скалы между двумя

валунами, густо обросшими водорослями, еле заметно светилось белое пятно. Вынырнув,

Лацио увидел монаха со свечой и своего друга, стоящего на большом камне в глубине грота.

Тусклый свет, многократно отраженный от мокрых стен, придавал всему вокруг мифические

очертания. В конце грота они увидели крутые ступени, уходящие высоко вверх. Верхний

вход был завален. На небольшой площадке были сложены различные металлические и

керамические сосуды, прекрасное очень древнее оружие: копья, мечи, шлемы и латы.

На всей этой древности лежала печать тления и столетий. Казалось, что дотронься они

до некогда богатых даров Ахиллу и те рассыпятся в прах. Лацио все же поднял с камня

инкрустированный серебром и золотом тяжелый меч. Он сильно проржавел и был уже не

пригоден для боя. Такими же ветхими оказались истлевшие расшитые драгоценными

камнями одеяния. Самое большое внимание привлекли золотые доспехи, шлем с забралом и

огромным гребнем из серебреных нитей, панцирь, юбка, огромный щит, копье, тугой лук с

колчаном, полным стрел. Даже сандалии были позолочены. Поодаль лежали точно такие же

серебреные доспехи и два больших меча. Золото и серебро сохранилось гораздо лучше

железа и меди. Протерев их от пыли, юноши увидели свои отражения. Лацио начал

открывать большие и маленькие сундуки, в которых хранились украшения, монеты,

драгоценные камни. В одном из них лежали небольшие сосуды, в которых когда - то

хранились благовония.

- Не троньте эти вещи, они языческие. Как я сожалею, что не успел их сбросить в

море!

- Замолчи монах. Это богатство принадлежит не тебе и не нам. Оно принадлежит

острову, и будет здесь храниться вечно, или ты хочешь, что бы мы отрезали тебе язык, -

сказал Джероми.

- Нет, нет что вы, я никому не скажу. Простите меня и отпустите назад, я боюсь.

- Плыви, и скажи на галере, пусть ждут условного сигнала.

Лацио начал собирать оружие и доспехи. Отдельно он уложил селитру и порох,

захваченные с собой в непромокаемом бараньем мешке.

- Пока я соберу оружие, поднимись, Джероми, на берег и посмотри, что делают

пираты. Сейчас они должны спать мертвецки, и если никого нет в храме, мы перенесем все

это туда и попытаемся проникнуть на крышу.

- Но как я поднимусь на берег? Эй, монах, хорошо, что ты еще здесь. Как выбраться

отсюда на берег?

- Когда мы плыли к гроту, ты видел у самой оконечности мыса, к воде спускаются

огромные ступени, по которым можно легко подняться на самый верх. Я по ним не раз

спускался, но сейчас не пойду. Отпустите меня.

- Плыви! - махнул рукой Джероми. Я иду за тобой и если не смогу подняться наверх,

быть тебе жареным монахом.

- Знайте. Смельчаки рассказывают, в храме есть потайные комнаты, где можно было

бы спрятаться? Я их не видел, но так гласят легенды.

- Есть. Но, как мы туда попадем?

- Не знаю, – сказал монах и нырнул. За ним нырнул и Джероми.

- А я, кажется, знаю, - сказал вслед уплывающим Лацио. Недаром мне снился Ахилл.

Но решим когда попадем в храм.

За работой время пролетело незаметно. Уложив доспехи и оружие, Лацио поднял

мешок и опустил его к самой воде. Сложив под скалой поклажу, он вернулся и захватил

бережно завернутые селитру и порох, вот, вот должен был появиться Джероми. Обдумывая

план нападения, и благословляя Ахилла за найденные доспехи, он не заметил, как из воды

вынырнул его друг.

- Скорее! Скорее! В храме никого нет. Все пираты спят вокруг вповалку. Даже костры

не зажигали. Нет и дозорных. Я уже проникал в храм. Боже, как там все загажено. Эти

бандиты сделали великое место - отхожим. Скорее Лацио!

Быстро пронырнув под скалой, они вскоре оказались на поверхности возле природной

циклопической лестницы. Подъем занял всего несколько минут. До центрального входа было

шагов двести, но Джероми повел Лацио по самому краю обрыва так, чтобы они вошли в

боковые двери. У самого входа Лацио посмотрел на море. «Возмещение» было

перешвартовано так, что с острова его не было видно. Друзья вошли в храм и осмотрелись.

Лацио вспомнив свой сон, стал искать указанный богом камень. И как же было велико

удивление Джероми, да, впрочем, и самого Лацио, когда он нашел потайной рычаг. Нажав на

один из камней в кладке стены на уровне плеча, Лацио увидел, как рядом открылся узкий

лаз, за которым была видна винтовая лестница. Какой механизм мог привести в действие

кладку так, чтобы легко и бесшумно сдвинулись большие каменные блоки, он не знал.

Лунный свет падал откуда-то сверху, слабо освещая голые стены. В углу вверх

поднималась узкая лестница, по которой, стараясь не производить шума, они поднялись,

попав на открытую площадку под самой крышей храма. Отсюда открывался вид на южную

часть острова, и море. Площадка ничем не была огорожена, Лацио с большой опаской

подошел к краю, пытаясь нащупать, где крыша заканчивается. С противоположной стороны

в глухой стене были прорезаны несколько узких отверстий, через которые днем свет попадал

внутрь храма. Заглянув за край крыши, друзья увидели в лунном свете разбойников, спавших

вповалку вокруг всего храма. Высокая трава скрывала многих из них. Только сейчас они

увидели двух спящих, совсем рядом с боковым входом. Там где они только что прошли.

- Как хорошо, что мы не столкнулись с ними. Не миновать тогда беды, - сказал

Джероми. Но откуда ты знал про потайной ход?

- Не поверишь, Джероми, Ахилл во сне подсказал. Истинный крест, хочешь, верь –

хочешь, нет! Но сейчас об этом не время. Слушай внимательно. Давай, обследуем все

пространство под крышей. Кажется мне, что нас еще ждут сюрпризы. Они направились в

разные стороны, и вскоре Лацио услышал тихий свист. Он двинулся на него и наткнулся в

темноте на друга.

- Смотри, вот еще какая-то дверь.

Они быстро нашли рычаг на стене рядом с нею. Дверь открылась также бесшумно.

Небольшая каменная лестница вела на крышу храма. Под ней был виден проем, который

привел их в небольшую комнату в самом центре здания. Тусклый свет из небольшого

наклонного окна падал на каменную плиту. На плите были выбиты греческие буквы. Лацио

подтолкнул Джероми:

- Читай! Ты ведь хвастался, что учил греческий!

Джероми не был прилежным учеником, но многое из того чему его учили, запомнил.

Он стал медленно переводить:

«Возьмите нас, зажгите нас, пустите нас по желобам.

Мы паника!

Зажгите нас, нагрейте нас, крутите нас.

Мы ужас!

Откройте нас, вложите нас, спустите нас.

Мы смерть!

И придет Ахилл и рассеет врагов,

И воцарится справедливость его».

- Что за бред ты читаешь, Джероми? У нас и так нет времени. Пираты вот - вот начнут

просыпаться, и тогда наши не успеют. Скорее на крышу. Зажигай селитру, заряжай

пистолеты.

Джероми зажег селитровый фитиль, который осветил комнату. Неожиданно они

увидели, что комната представляет собой оружейную: вдоль всего её квадрата под большим

углом стояли метательные машины. Поодаль у стен лежали глиняные шары с фитилями.

Почти возле камня стояла огромная медная труба с шаром на конце. К шару была

прикреплена рукоять для вращения.

- Что это, Лацио?

- Не знаю Джероми! Знаю лишь, что все это связано с посланием на камне. Нет,

кажется я знаю больше.

Подбежав к скату на крыше, он начал сдвигать черепицу над метательной машиной.

На горизонте брезжил рассвет. Черепица освободила точную амбразуру для вылета стрел.

Джероми стал помогать Лацио и вскоре они освободили все окна для стрельбы. Машины

были нацелены таким образом, чтобы поражать тех, кто находится вблизи от храма.

Джероми поджег селитру под духовой трубой в центре комнаты.

- Это же, чтобы создать сильный трубный звук! - в восторге воскликнул он.

Лацио подбежал к глиняным ядрам. Все они были запечатаны и несли в себе какую-то

горючую жидкость. Фитили истлели, но он начал набивать фитильные рожки селитрой,

которую принес с собой. Вся подготовка заняла у них менее получаса. Солнце поднималось

все выше и выше. Нужно было спешить. Самым сложным было натянуть тетиву

метательных машин. Управляясь вдвоем они с большим трудом накручивали золотые нити,

которые сплетались в троса. Как дальновидны были те, кто строил храм. Они заботились о

его защите и через тысячелетия. Неожиданно Лацио услышал шум возле храма.

- Пора Джероми! Быстрее зажигай горшки.

- А куда их бросать, Лацио?

- Нет, не бросать. Смотри, вот специальные хода, по которым их нужно опустить. Они

сами достигнуть цели. Помнишь! Ты же сам читал. «Возьмите нас, зажгите нас, пустите нас

по желобам! Мы паника».

Вдвоем они быстро зажгли десяток ядер, отправив их по желобам вниз. Шум на улице

усилился. Но им некогда было смотреть, что там происходит.

- Джероми, быстрее к рукояти. Крути! Крути!

Джероми налег на рукоять изо всех сил. Неожиданно из раскаленной трубы раздался

утробный глас. Он был так силен, что Джероми остановился и зажал уши руками.

- Не останавливайся! - закричал Лацио.

- Крути, не оглохнешь! Сильнее.

Джероми вновь навалился на рычаг. Скрытый механизм многократно усиливал звук

образованный вибрирующей раскаленной добела медью. Лацио прокричал:

- Зажгите нас! Нагрейте нас! Крутите нас! Мы ужас.

Им казалось, что от этого утробного звука лопнут барабанные перепонки, но какого

же было бы их удивление если бы они знали, что этот античный орган действует за стенами

храма столь же сильно, как и в этой комнате.

Лацио бросился к метательным машинам. Нажимая один спусковой крючок, за другим он

повторял:

- Откройте нас! Возьмите нас! Спустите нас! Мы смерть! Смерть! Смерть!

Тучи стрел вылетали из метательных машин, неся за собой смерть. Неожиданно

Лацио почувствовал запах гари. Горела селитра, занося клубы дыма под крышу храма. Когда

последняя метательная машина выпустила смертельный груз, Лацио подбежал к мешку с

латами и быстро надел на голову золотой шлем. Сорвав с себя грубую пиратскую одежду, он

быстро облачился в Ахилловы доспехи, и бросился по лестнице на крышу. Потрясая

Ахилловым мечом, Лацио осмотрелся вокруг. Зрелище было страшным. Горшки с селитрой

по одним известным создателям храма ходам прокатились под землей на края площадки

вокруг храма, соседствующей с рощей. Под землей, в конце ходов горшки раскололись,

селитра разлилась и загорелась, воспламенив еще большие запасы горючего вещества.

Начав гореть, огонь стал сквозь специальные ходы проникать дымом на поверхность,

принеся панику в ряды полусонных врагов. К панике прибавился ужас трубного гласа,

издаваемый из чрева храма. Тысячи стрел, пущенные наугад, нашли свои жертвы среди

бродяг. Стрел было так много, что промахнуться было невозможно. Труба стихла. Показался

Джероми с двумя пистолетами. Он выстрелил, подав сигнал к атаке солдатам «Возмещения».

Но пистолетные выстрелы были уже лишними. Воины ранее высадились на берег. Пираты

метались в дыму, сталкиваясь друг с другом и спотыкаясь о тела мертвых и раненных.

Подняв голову, один из них закричал:

- Ахилл! Ахилл! Спасайтесь!

Лацио потряс мечом и страшно закричал. Пираты бросились к берегу, где

выстроившись в специальном порядке, их встретили огнем венецианские солдаты.

Построены они были так, что стрельбу вела только первая шеренга. Три другие сзади были

заняты перезарядкой оружия. Перепуганные, обезумевшие пираты бежали, как им казалось,

к своим кораблям. На самом же деле, как и возле храма на берегу их ждала смерть. Груда тел

завалила небольшую расщелину, спускавшуюся к бухте. Вскоре избиение было закончено.

Оставшиеся в живых были пленены. Навигатор поднялся на крышу храма, где Джероми,

переодевшись в такие же дорогие доспехи, красовался перед Лацио.

- Победа! Лацио!

- Победа, сеньор командир!

- Да, полная победа! Какие вы молодцы! Кто мог ожидать, что вы найдете тайную

оружейную комнату.

- Да, сеньор, командир! Какова была смекалка древних. Подумайте, сколько веков

стояли эти орудия без действия, и ничего с ним не произошло. Все сработало. Все до

мелочей. И горшки с селитрой, и самострелы, и даже труба.

- Вспомните, юноши, Библию, когда воины Гедеона задув в трубы, разрушили

Иерихон. Возможно, такими трубами были снабжены их войска, вдобавок еще метательными

машинами, метавшими горшки с селитрой. Но не нам об этом судить. На все божья воля.

Господь помог нам!

- Господь ли, сеньер командир? Или все же божественный Ахилл.

- Это неважно. Но не вздумайте нигде и никогда упоминать языческого Бога, если не

хотите неприятностей от инквизиции.

- А как быть с доспехами и метательными машинами? - спросил Лацио.

- Машины мы заберем на корабль. Потайные двери храма замуруем, что бы впредь

ими не могли воспользоваться, а доспехи это ваша награда, приз, трофей и еще по сто

золотых из казны Великого Дожа.

- А что же было в подземном гроте? - спросил командир.

Джероми чуть было не начал рассказывать, но толкнувший его Лацио, перебил и

ответил сам.

- Там ничего не было. Вода, сырость. Эти доспехи мы нашли здесь на крыше.

- Хорошо! Поверю вам. И монах говорит, что ничего в гроте не обнаружил. Врут

легенды, или пираты более ранних времен уже все захватили.

Командир стал спускаться по лестнице, отдавая приказания. Лацио обернулся к

Джероми.

- Ты, что с ума сошел. Если прознает, все заберет. А нам Ахилл Понтарх помог.

Узнает, что мы разбазариваем его дары, накажет. Я и так, с трудом верю в то, что доспехи

принадлежат нам. А если Бог разгневается? Давай их снимем и сложим, что бы меньше

людей видело. Неизвестно, что еще этот монашек расскажет, вернувшись в Рим...

Лацио вздрогнул. День близился к закату. Пора было собираться в дорогу. Джероми

лежал на спине с открытыми глазами.

- Ты все молчишь, мой друг! А я вот вспоминаю. Какой же ты был говорун двадцать

лет тому назад. Чуть было командиру про тайник на острове не рассказал. Как был не

смышленым, так и остался. Не выпячивал бы свою связь с Изабеллой, не прятались бы мы

сегодня.

Джероми вновь пробормотал в ответ какую – то несуразицу и надолго замолчал.

Быстро собравшись, Лацио взвалил суму на спину и, оперевшись на посох, быстро пошел к

дороге. Джероми последовал за ним. Неожиданно из-за поворота показалось пятеро

всадников. Они быстро нагнали беглецов.

- Куда путь держите, святые отцы? – спросил один из них.

Лацио узнал в нем кардинала Глиани. Не поднимая капюшон, он ответил:

- Идем на моления в Пармскую обитель. Брат мой немой. Пропустите нас. Мы

бедные, странствующие монахи.

- Окружите их! - скомандовал Глиани. Как не хорошо обманывать, сеньор Лацио! Ваш

друг, сеньор Джероми совсем не немой. Он здоров и крепок. Недавно бежал с вашей

помощью из-под стражи. Мы вас уже скоро месяц ищем. С ног сбились. Вас ждет его

преосвященство Папа.

Неожиданно, ко всему безучастный Джероми, вышел вперед и, не говоря ни слова,

выхватил из посоха клинок. Он сделал выпад, кольнув лошадь Глиани, та поднялась на

дыбы. Кардинал покачнулся в седле и рухнул наземь. Джероми наступил ему на горло.

- Назад! Все назад! - хрипло сказал он. Если вы сейчас не уберетесь, он умрет!

Помощники кардинала развернули лошадей.

- Убирайтесь, он будет моим пленником до тех пор, пока не доберемся в Геную.

Лацио взял коня Глиани под уздцы.

- Слазьте с коней! - скомандовал он.

Преследователи подчинились Лацио.

- Снимайте плащи и шляпы, и с двух лошадей седла. Быстрее.

Один из помощников кардинала попытался выхватить из кобуры на седле пистолет.

Лацио выстрелил из-под рясы, попав ему в плечо. Тот истошно закричал от боли.

- Быстрее или кардинал умрет! - Прохрипел Джероми.

Преследователи подчинились. Забрав седла, Лацио и Джероми вскочили на коней,

предусмотрительно привязав Глиани к седлу третьего жеребца.

- Уходите, и доложите в Риме, что кардинал будет освобожден после того, как мы

попадем в Геную. Ни один волос не упадет с его головы. Но, если нас будут преследовать и

дальше, - мы убьем его.

Взяв под уздцы коня кардинала, Лацио обернулся к Джероми.

- Слава Господу, ты вновь говоришь. Может быть, разум к тебе вернулся.

- Вернулся! – прохрипел Джероми. Надо жить, Лацио. Жить и бороться. Все в руках,

Господних. Я верю, что Бог поможет Изабелле выздороветь, и мы еще когда-нибудь будем

вместе.

- Верь, Джероми! Верь! Вера - это все, что у нас осталось. Вера и еще его

преосвященство, кардинал Глиани.

- И не только, Лацио. Все эти дни я видел будущее, видел какого-то мальчишку,

которому я должен помочь…

Глава 8. Возвращение. Часть 3.

В гостях у незнакомца. – Геолог Рихард. – Решение ехать в Германию. – Попытка воровства. – Иннеса

фон Барту. – Дорога через Европу. – Встреча с целительницей Талией. – Предсказание. – Нелегалом в

Германию. – В доме Рихарда. – Средства найдены.

Кирилл вошел в автобус Рихарда. В доме на колесах было уютно и комфортабельно.

- Ежегодно я наезжаю в нем до пятидесяти тысяч километров. Люблю

путешествовать. Хотите, верьте - хотите, нет, я ездил на этой машине в Индию, был на юге

Аравийского полуострова. Несколько лет тому назад проехал всю Африку.

- Чем вы занимаетесь, Рихард? - спросил Кирилл.

- Вообще-то я давно на пенсии. Много лет работал на Среднем Востоке, как

геологоразведчик. Там хорошо платили, поэтому сейчас я могу путешествовать сколько

хочу, не опасаясь за свои накопления. Сам я из старинного немецкого города Дармштадт.

Между прочим, русская царица Екатерина II была из нашего города. Знаете?

Кирилл кивнул в знак согласия и добавил:

- Это, наверное, очень сложно искать в пустынях месторождения нефти. Жара,

нехватка воды.

- Нет, что вы! Что вы! Я никогда не занимался нефтью. Самые высокооплачиваемые

специалисты, к которым я себя отношу, не без гордости ищут в пустынях воду. Там она

гораздо дороже нефти. Вот за нее шейхи и платят большие деньги.

- Воду! Вы искали воду?

- Конечно ее. И, знаете, находил.

Рихард достал небольшой альбом, в котором хранились фотографии и вырезки из

арабских газет. Кирилл и Виктор увидели хозяина, одетого по-восточному. Он стоял рядом с

высокопоставленными арабскими шейхами. Рихард стал перечислять их имена, особенно

выделяя имамов и миллиардеров Саудовской Аравии, Иордании, Кувейта и Ирака. Было

отчетливо видно, что он любит то время, и как каждый пожилой человек, которому удалось в

жизни чего-то добиться, радуется, когда ему удается об этом рассказать. Монолог Рихарда о

Востоке длился более часа. Отвлекшись от разговора, Кирилл гладил собаку, которая

спокойно дремала на полу каравана. Он думал о том, что его четырехмесячное скитание

подходит к концу. К сожалению не просто странствие, а безрезультатное странствие.

Помощь Петраса была безрезультатной. Греки оказать поддержку новому проекту Кирилла

отказались. Возвращение домой казалось безотрадным. Впереди была долгая зима, во время

которой придется искать средства на постройку нового судна. Дома это сделать будет еще

сложнее, чем за границей.

Кирилл снова прислушался к разговору Виктора и Рихарда.

- Виктор, пойми! Самые красоты в море и начинаются на глубине после пятидесяти

метров.

- Но туда почти не проникает свет.

- Ну и что! Есть же лампы. Специальные подводные лампы. Я и снимал при их

освещении.

В руках Рихард держал фотографии глубоководных кораллов. Причудливо извиваясь

в лучах неона, они отблескивали, как бриллианты.

- Смотри, Виктор! Это обычные красные кораллы, а вот это жемчужина Красного

моря - черный коралл. Среда его обитания приближается к ста метрам.

- И вы так глубоко погружались?

- Да, погружался. Болоны были закачаны специальной гелиевой смесью. Ее еще Кусто

испытывал.

Кирилл напрягся. Ему в голову пришла сумасшедшая идея.

- Рихард! Вы странник, такой же, как и мы. Много видели, много снимали. У нас в

машине с Виктором лежит оригинал – негатив фильма, о нашем путешествии на копии

древнего судна. Ведь мы здесь в Греции не случайно. Мы привозили сюда этот фильм, что

бы найти партнеров по его выпуску на экран и за счет этого финансировать новый проект.

Мы хотим воссоздать средневековую галеру – копию величественных галер

Средиземноморья. И не только воссоздать, но и совершить плавание маршрутами

крестоносцев.

- Это интересно. Очень интересно, - заинтересовался Рихард.

- Расскажите поподробнее. Я видел несколько реконструкций и встречался с людьми

,изучающими морскую историю. С одним из них, воссоздавшим старинное арабское доу, и

совершившим плавание из Персидского залива в Китай, я даже встречался. Зовут его…

Виктор и Кирилл выдохнули вместе с Рихардом.

- Тим Северин.

- Да, именно Тимми, англичанин, сегодня в мире первый из тех, кто пытается

вдохнуть жизнь в окаменелую историю. Точнее, - засмеялся Виктор, - в одеревеневшую, так

как эти суда реконструируются по останкам, найденным глубоко под водой, или в земле.

Кирилл начал рассказывать Рихарду подробно о том, чем они занимались последние

пять лет. Тот внимательно его слушал, делая пометки в блокноте. Когда Кирилл закончил

свой рассказ, Рихард произнес.

- Выпустить фильм - дело серьезное. Я знаю несколько людей на телевидении. К тому

же это займет не один день. А вот получить деньги, как залог под будущий фильм, это

можно попробовать. Давайте сегодня отдыхать. Завтра вы занимайтесь своими делами, а я

сделаю несколько звонков в Германию.

- Рихард, мы завтра утром едем в Албанию, чтобы продать автобус и прицеп, ночевать

после этого будем у нашего друга Петраса. Вот его телефон. Если сможете - то позвоните.

Попрощавшись с новым знакомым, Виктор и Кирилл еще долго гуляли по слабо

освещенному, от этого казавшемуся таким загадочным, берегу. Судьба делала новый

поворот, это вызвало у Кирилла прилив сил.

Утром в окошко машины постучал Петрас. Он торопил. Дорога была неблизкой. Он и

так оставил сегодня все дела в офисе, чтобы помочь им. Вообще этот добрый и отзывчивый

человек, так много сделавший для их экспедиции, был совсем не похож на грека. Высокий,

прекрасного телосложения, он скорее напоминал древнего эллина, как статью, так и

поступками. Будучи очень занятым человеком, всегда находил время для «крейзи руссо»,

как сам их называл.

- Бистро! Бистро! - коверкая русское слово, торопил Петрас. Дальнейшая тирада из

английского, подкрепленная нелитературным греческим, вмиг привела Кирилла и Виктора в

себя.

Дорога оказалась неблизкой, почти триста километров. К обеду они без всяких

происшествий добрались на границу, где их уже ждал албанец. Сделка заняла около

получаса, после чего авто было вычеркнуто из паспорта Кирилла. Назад в Афины на юрком

«Рено» Петраса они добрались менее чем за три часа. Дома их ждал звонок на автоответчик.

«Приезжайте на пляж. У меня для вас новости. Рихард.» На автобусе, поздней ночью

добрались на пляж.

- Хотите чаю? Я смотрю, вы сильно уставшие, - засуетился Рихард.

- Да, мы целый день в дороге. Но, слава Богу, успешно. Автомобиль продан, билеты

на пароход заказаны. Послезавтра мы уезжаем домой.

- Не уезжаем, а уезжает. Уезжает домой только один из вас. Кто - вы - решите сами.

Другой поедет со мной и с фильмом в Германию. И тоже послезавтра. Обстоятельства

изменились. Мой сын отправляется в длительную командировку и мне необходимо быстрее

добраться домой. Так, что я могу забрать одного из вас с собой. Как я понимаю для вас это

последний шанс, ну а мне будет интересно поучаствовать в этой авантюре.

- Рихард, но как въехать в Германию одному из нас. Нужна виза?

- Попробуем получить ее в Варшаве. Я уже звонил в посольство. Так что решайте. Кто

домой, а кто со мной, если вы еще хотите найти деньги на осуществление проекта?

- Кирилл, поедешь ты! - сказал Виктор. - Я только оператор. Административные

вопросы не для меня. Я буду ждать тебя дома.

На следующий день Кирилл перевез свои вещи в фургон немца. Больше места в его

багаже занимали не личные вещи, а пленка с отснятым фильмом. Он заночевал у Рихарда,

так как тот отправился в гости к знакомым и должен был вернуться поздно. С Виктором они

попрощаются завтра на морском вокзале.

Кирилл долго не мог заснуть. Как быстро все изменилось в его судьбе. Еще два дня

назад он не имел никаких шансов. Сегодня все изменилось. Приподнявшись на локте, он

смотрел в окно на море, серебрившееся лунной дорожкой. Неожиданно ему показалось, что к

фургону кто-то крадется. Кирилл замер. Собака не реагировала. Наверное, померещилось,

подумал он. Но, в этот момент тень мелькнула вновь у самых дверей. Не успел он

подняться с дивана, как дверная ручка под напором подалась, внутрь проник худощавый

подросток. Инесса среагировала молниеносно. Собака не издала не единого звука. Она

прыгнула, свалив непрошеного гостя на пол. Ее пасть оказалась на горле злоумышленника.

Кирилл не ожидал ничего подобного. Обретя дар речи через какое-то время, он позвал

Инессу. Та отступила, сев на задние лапы. Подросток, судорожно глотая воздух, лепетал что-

то по-гречески. Кирилл махнул рукой, еще раз позвав Инессу. Собака подошла и легла у его

ног. Незнакомец, вскочив на ноги, бросился в темноту.

Поздно ночью пришел Рихард. Кирилл, так и не заснувший, рассказал ему о ночном

происшествии. О, да это здесь бывает. Пляж открыт для всех. Вот, воришки

присматриваются где, что можно стащить. Они видно здесь недавно промышляют. Не знали,

что у меня есть собака. Да и тебя видно не видели, когда ты пришел. Теперь понимаешь,

почему, я путешествую с собакой.

- Я не думал, что она так обучена. С виду ко всем ластиться, все ее любят, а на самом

деле это же зверь, - произнес Кирилл.

- Инессе шесть лет. Из них пять она училась в специальных школах. Натаскивание на

человека, то есть на грабителя производят на пятом году учебы. Она никогда не нападает на

человека, который подойдет ко мне. Она нападает только тогда когда я дам ей команду или

когда она охраняет свой дом, что и произошло этой ночью. И как ты заметил, она себя не

обнаруживала до последнего мгновения. Это и есть высшая точка дрессуры. Инесса не раз

выручала меня во время путешествий, особенно в бедных странах, где много бродяг. Иначе я

не мог бы отойти от своей машины ни на шаг. Если же Инесса со мной, я могу быть спокоен.

Сейчас можешь быть спокоен и ты. Если она откликнулась на твой зов, значит, доверяет

тебе. Если бы этого не было, то этот паршивец лежал бы под ее неусыпным взглядом до

моего прихода. Вот такие дела. Ложись спать.

- Рихард, чем ты занимался до геологии? - неожиданно для себя спросил Кирилл.

Суровый взгляд Рихарда подобрел.

- Ах, вот ты о чем. Да не волнуйся, я не отставной контрразведчик, а если собака у

меня имеет такую выучку, то я совсем не такой. Поверь, Кирилл. Хотя давно до геологии, я

как ты знаешь, был мальчишкой отправлен на фронт, затем сидел у вас в Сибири, а потом

под именем Теодор пять лет служил в Иностранном легионе во Франции.

- Вы, в легионе? Немец?

- Кирилл, немец я только наполовину. Мой отец был поляк, хотя родом он и его

предки из Германии. Но именно польские родственники помогли мне после Сибири

обзавестись новыми документами и отправили меня во Францию. А там была поголовная

вербовка иностранцев.

- И где же вы были с войсками легиона?

- Марокко, Алжир. Все, ложись спать, а то уже светает. Когда тебе будет столько лет,

сколько мне, я уверен, что будут годы, о которых тебе не захочется вспоминать.

Он позвал собаку и пошел гулять по пляжу. Кирилл долго еще не мог уснуть,

растревоженный ночным происшествием...

Проводы Виктора были короткими. Кирилла не пропустили к трапу корабля и

пожелав другу удачи, он проводил его взглядом и взмахом руки.

- Скоро встретимся, - крикнул Виктор, - добивайся задуманного!

Рихард ждал на привокзальной площади. Их совместная дорога начиналась в Пирее,

городе-порте Афин. Утром Кирилл подсчитал километраж их путешествия. Они должны

проехать из Афин до Варшавы почти две с половиной тысячи километров, по территориям

Греции, Болгарии, Румынии, Венгрии, Чехии и Польши. Хорошие дороги Греции под

колесами авто Рихарда скоро сменились посредственными дорогами Болгарии. Дороги

Румынии были еще хуже. Здесь в краях Дракулы было малолюдно. Транспортные

магистрали прокладывались вдали от мелких населенных пунктов. Оживало все вокруг

только, когда они въезжали в большие города. Не далеко от шахтерского города Петрошаны

Рихард решил заехать в знакомую румынскую семью.

Жили они в небольшом селе Градещ. Познакомился он с хозяином много лет тому

назад в Аравии во время геологоразведочных работ. Мирчо и его жена Лилиан работали в

геологии. По выходу на пенсию перебрались из города в деревню, где вели небольшое

натуральное хозяйство.

Машина сползла с грунтовки, к небольшому дому Мирчо далеко за полночь. Залаяла

собака. Вскоре из дверей показался хозяин, он узнал Рихарда и пошел ему на встречу. Они

обнялись и заговорили. Рихард представил ему Кирилла.

На крыльцо вышла Лилиан. Хозяева дома прекрасно выглядели, несмотря на

преклонный возраст. Рассвет застал их за столом накрытом празднично. Мирчо и Лилиан

геологии обучались в Москве, и поэтому языковая проблема в их коллективе не возникла.

Кирилл много рассказывал об экспедициях и путешествиях в Средиземноморье. Мирчо

подхватывая его рассказы, останавливался на исследованиях в Азии и Африке. Собеседники

не заметили, как день начал близиться к обеду. Они же еще не ложились спать.

- Дорогой Мирчо, мы не сможем долго задерживаться в твоем гостеприимном доме.

Разреши нам поспать несколько часов, и затем продолжим наше путешествие.

- Как, Рихард? Ты не останешься до завтра. Сегодня в деревне большой праздник. Это

даже не праздник, а целое действо. По народным поверьям в этот день осень прощается со

своим троном, и передает права зиме. В этот день начинают квасить капусту и последние

овощи. Считается, что все засыпает до весны. Будут ряженные, наш традиционный козий

сыр, капуста, блюда из барашка. Все действо произойдет на площади перед церковью!

Рихард повернулся к Кириллу и спросил.

- Останемся?

- Конечно! Это же так интересно.

Мирчо ушел куда-то, но вскоре вернулся, принеся два теплых бараньих тулупа с

огромными воротниками и две маски, изображающие лис.

- Поспите, а после одевайтесь теплее. Я приду за вами к пяти вечера, и отправимся на

праздник.

Они вышли из дома Мирчо еще засветло. Из далеко стоящих друг от друга домов

выходили такие же ряженные, как они и шли в центр, где самым высоким зданием была

церковь. Свернув по извилистой грунтовке, Кирилл остановился. Невдалеке от него стоял

небольшой, старенький домик. Как древняя старуха он скособочился и склонился к земле.

Крыша прогнулась под тяжестью веков. Несмотря на это домик был аккуратно выбелен. По

всему периметру крыши свисали пучки трав.

- Рихард! Мирчо! Смотрите. Хотите верьте, хотите нет, но я уже видел этот домик.

Рихард и Мирчо повернулись к Кириллу.

- Понимаете, во Франции я был у кельтской колдуньи. Ну, ни совсем колдуньи,

понимаете..., Кирилл запнулся.

Из дверей скособочившегося домика вышла молодая женщина и внимательно

посмотрела на них.

- Здравствуй, Талия, - сказал Мирчо и поклонился.

- Здравствуй, Мирчо, здравствуйте гости! Все не сидится вам, странники! А молодой

человек после праздника пусть зайдет ко мне. Хочу с ним поговорить.

- Что она говорит? - Спросил Кирилл, кланяясь. И кто она? Мне кажется я ее уже

видел! Там, во Франции.

Когда они пошли дальше Мирчо, не поворачиваясь к Кириллу, сказал:

- Это наша деревенская колдунья - целительница. Поговаривают, что род ее такой же

древний как и эта земля. Все ее предки лечили здесь людей, передавая свой дар из поколения

в поколение. К ней самые высокие чины из Бухареста ездят советоваться и лечиться.

Говорят, что род свой она ведет от кельтских жрецов. Но это ерунда…

- А вот ты парень меня просто поразил. Что бы Талия сама кого-то в гости позвала.

Это невозможно! Вот спроси у Рихарда? Сколько раз он просил ее о встрече. Не приняла.

Сказала: «Ты здоров и бодр. Таковым и проживешь до глубокой старости.» И все…

Понимаешь все… А тебя, парень, просила сегодня после праздника прийти к ней. Хочет с

тобой говорить.

Кирилл остановился и замер, так на него подействовало услышанное...

Праздник удался. Огромные карнавальные королевы, поднятые на шестах передавали

власть над землей друг другу. Белая была выше, и вскоре заняла свой трон. Желтую

королеву собрали и спрятали до следующей осени. Как будто узнав о действе, зима послала

легкий, чуть заметный снежок, искрящийся в свете фонарей и костров, на которых

готовились традиционные румынские блюда.

Кирилл был настолько занят своими мыслями, что почти ничего не замечал вокруг. В

павильоне у кельтской колдуньи, попробовав удивительный напиток, он заснул. И вот

снова увидел эти места, колдовской домик, Талию… Но как? Как это могло происходить в

действительности. Мысли Кирилла путались. Сказывалась усталость и недосыпание.

Подошедший Мирчо позвал его за собой.

- Рихард пойдет домой сам, а нам пора. Талия позже одиннадцати вечера с тобой

говорить не будет. А сейчас уже десять.

Небольшая комната в доме Талии была вся уставлена банками и колбами, в которых

настаивались травы. Пучки трав висели под потолком, они же были рассыпаны по полу.

Перед хозяйкой на резной, деревянной подставке стоял хрустальный шар, такой же шар он

видел во Франции. Кирилл сел на стул, Мирчо же остался в дверях. Он взялся переводить

сказанное Талией.

Талия всматривалась в шар. Кириллу показалось, что он стал мутнеть, затем вспыхнул

и вновь погас.

- Я позвала тебя не для того, чтобы предсказывать или лечить тебя. Я позвала тебя

потому, что чувствую, что ты жаждешь знаний. Я знаю, ты удивлен, знаю, что видел меня и

мой дом однажды. Ты был где-то далеко на западе у моей сестры, нет, нет, не сестры по

крови, сестры по знаниям. Некогда всю Европу населял гордый и разумный народ - кельты.

Жили они и во Франции и в Испании, жили в Ирландии, на берегах Северного моря. Жили

они и здесь в Румынии. Столетиями кельты сохраняли свою культуру и обычаи. Основой их

жизни было сельское хозяйство, но важнейшее место занимала и металлургия. Именно

кельты научили римлян плавить железо. До них основной металл в римском производстве

была медь и бронзовые сплавы на ее основе. Римляне, столкнувшись с кельтами, были

удивлены прочности их мечей и щитов. Вскоре кельты-воины стали желанными наемниками

в римских легионах. Кельтов римляне называли – галлами, отсюда и название таких областей

как Галисия и Галлия в Испании и Франции, Галиция прикарпатский район сегодняшней

Румынии, Уэльс, правильное чтение которого Гельс. Ты знал об этом.

После перевода Кирилл ответил, что не знал.

- Простите, Талия, но это не открывает завесу тайны. Каким образом, будучи у одной

женщины во Франции, я под воздействием напитка увидел ваш дом, видел вас. Как это

возможно!

- Как раз то, что я рассказала, - все и объясняет. Как ты думаешь. Не зная никаких

современных средств связи, общались между собой кельты, как они хранили информацию,

учили языку и обычаям молодое поколение.

Они жили на пространстве, на котором сегодня расположены пятнадцать стран. Язык

же у них был один.

Кирилл задумался.

- Не знаю. Но в телепатию я не верю, - неуверенно произнес он.

- А что же тогда произошло, когда моя сестра по духу заставила увидеть меня. Она

уже знала, что ты будешь здесь и без твоего желания передала для меня информацию,

которую я прочла, увидев тебя.

- Но зачем я был нужен, если она может связываться с вами самостоятельно?

- Нет, мы уже не те жрецы, которые были у кельтов. Мы можем очень не многое. Нам

для общения нужен посредник, как ты. А им он был не нужен. Они видели все - и прошлое и

будущее. Имя всевидящих - друиды, что означает - мудрейшие.

- Мудрейшие были отличными предсказателями: гадали по полету птиц, по

внутренностям жертвенных животных, погружались в особый вещий сон, чтобы увидеть

будущее своего народа. В такой сон во Франции тебя и ввели. Ты ведь пил священный

напиток, точно такой я приготовила и сегодня.

Талия достала небольшую чашу, в которой поблескивала темная, густая жидкость.

Она зажгла ее и пока та горела, продолжила свой рассказ.

- Нам потомкам друидов остались только сказания и легенды о чародеях. Из преданий

о них ясно, почему их боялись и при любой возможности пытались или подкупом или силой

привлечь на свою сторону. В римские времена против друидов принимал энергичные меры

император Клавдий, но оградить от их влияния Рим он не смог. Отчасти это было связано с

тем, что они обладали особым секретом обучения кельтской молодежи, а отчасти с тем , что

друиды серьезно занимались колдовством, которого боялись суеверные римляне во главе с

императором…

- В христианское время друидов так же опасались. Священники избегали открытого

противоборства с ними. Кельтские жрецы хранили многовековые тайны, накопленные

народом, разбросанным по Европе. Глубина этих познаний недосягаема и сегодня…

Античные авторы считали, что перевоплощение друидов в птиц и животных так же

обыденно, как и то, что один жрец мог общаться с другим за тысячи километров.

Талия замолчала. Молчал и Мирчо. Кирилл вдруг понял, что ему никто не переводил.

Он знал, что Талия говорила на языке, который звучал где-то внутри, в его голове. И

удивительнее всего было то, что он его знал.

Догорели последние язычки пламени на поверхности темной, как ночь колдовской

жидкости. Талия протянула Кириллу чашу.

- Пей! Не бойся. Ты увидишь место, где встретишься с еще одним другом. Он поведет

тебя дальше. Не бойся, пей!

Кирилл выпил этот знакомый, тёрпкий напиток. В горле запершило и от этого его

вопрос замер, не родившись. Но Талия хорошо понял его.

- Ты хочешь знать, как все же передавались знания? Все очень просто для нас и очень

сложно для вас. Четыре раза в году мудрейшие собирались на совет. Но для этого они не

отправлялись в дальний путь. Они оставались дома, варили напиток откровения, впадали в

транс и души их воссоединялись. Так происходил процесс обмена информации.

Кирилл с трудом расслышал ее последние слова. Он задремал, и вдруг увидел

Джероми, на мостике большой галеры. Джероми ожесточенно бился на клинках. Враги,

поверженные и раненые, отскакивали от него, как мячи. Неожиданно Джероми остановился,

резко повернулся к нему и сказал:

- Не прячься, я знаю кто ты! Ты - мое будущее. Я должен тебе помочь!

Перед Кириллом все поплыло. Место действия изменилось. Он оказался в

средневековом городе. Пробили старинные часы на башне, на противоположной стороне

улицы приоткрылась дверь в магазин сладостей. Вышедший из нее полный человек в белом

фартуке поманил его рукой…

Кирилл очнулся. Он сидел за столом. Свеча давно погасла, но хрустальный шар, как

будто светился изнутри. В комнате было тихо и прохладно. Повернув голову к окну, он

увидел, как на небе сгорели две последние звезды, уступив место рассвету. Ночь колдовства

окончилась.

Кирилл поднялся и вышел во двор. Талия убирала свежевыпавший снежок с дорожки.

Она поздоровалась и что-то сказала. Кирилл не понял. Талия показала рукой на

покосившуюся калитку. Кирилл повернулся и пошел к дому Мирчо.

Во дворе он увидел Рихарда, хлопотавшего возле машины. Мирчо и Лилиан вышли их

проводить.

- О, это ты! - воскликнул Рихард. - А мы уж подумали, что колдунья тебя проглотила.

- Рихард, не шути! Мне и так не по себе.

- Ничего! Ничего! Прощайся и садись в машину! Надо ехать, или ты остаешься здесь

навсегда?

Кирилл обнял Мирчо и Лилиан и поблагодарил за теплый прием.

- Счастливой дороги, сынок. Талия велела тебе передать, что у тебя есть сильный

хранитель. Иногда он может быть и беспощадным. Ты еще с ним встретишься. И еще, бойся

женщин с зелеными глазами. Такие как ты - для них приманка. Талия сказала, чтобы ты

берег себя. А проект твой удастся. Будь здоров!

Кирилл сел в машину. Ему было не по себе. Какая-то неведомая сила увлекла его в

водоворот событий, в которые примешивалась мистика. Он начинал побаиваться

происходящего...

Рихард отослал его в фургон спать. Он почувствовал насколько устал только тогда,

когда мгновенно уснул крепким сном, проспав больше суток. Рихард будил его на границах

и показывал пограничникам, как куклу. Однажды на границе с Польшей, пограничник велел

показать Кириллу руки, потому что был уверен, что тот находится под воздействием

наркотиков. Через три дня после памятной встречи в Градище они достигли Варшавы.

Рихард отправился в немецкое консульство, откуда вернулся с неутешительным результатом.

За время их пути последовали какие-то изменения в существовавших правилах, в

соответствии с которым он не мог получить здесь визу. Необходимо было возвращаться

домой.

- Что же будем делать, Рихард? Такая длинная дорога и все насмарку?

- Ничего, что нибудь придумаем. Ты бывал когда-то нелегалом?

- Нет!

- А хочешь побывать?

- Не знаю! Знаю только одно, что если меня поймают - то надолго закроют визу.

- А я знаю, что если не попадешь в Германию и не найдешь средства для своего

проекта, то тебе долго виза не понадобиться.

- Это уж точно, - вздохнул Кирилл - ну, что ж, рискнем.

- Я тебе говорил, что мои родственники живут в Польше. Но не говорил где? А живут

они на границе между Польшей и Германией. А в друзьях у них ходят и пограничники и

таможенники. Полякам, как ты знаешь, в Германию дорога свободна. Показал свидетельство

личности и иди себе гуляй. Так что попробуем. Мы немцы тоже люди, может быть, как-то

договоримся. Польский офицер – немецкий офицер. Дружба - фройндшафт.

Через день, они прибыли в красивый приграничный город, разделенный рекой на

польскую и немецкую части. Переговоры Рихарда продолжались несколько дней и

закончились вполне удачно. Не заметить паспорт Кирилла, точнее увидеть в нем польский,

стоило двести немецких марок, по сотне каждому из бравых офицеров границы. Кирилл без

вещей перешел кордон по мосту. Рихард на авто переехал мост вместе с вещами.

Встретились они в прекрасном парке прямо за границей.

- Привет, нелегал! Как самочувствие?

- Спасибо Рихард, чуть жив. Натерпелся страху. Пока шел через мост, то казалось

немцы вот, вот остановят и спросят документы.

- Ну, не спросили же?

- Нет, - приободрился Кирилл.

- Вот так с польским паспортом я шел через восемь кордонов в пятидесятом году.

Пока добрел до Франции, виски седыми стали. Хотя до этого и на войне был и у вас в

лагере.

- Страх - это еще-то испытание! Страшнее страшного не бывает.

Кирилл забрался в машину, немного успокоившись, снова задремал.

- Ну, ты и соня. Всю жизнь проспишь. А вообще досталось тебе парень. Отдыхай.

Их дорога из восточной части Германии пролегла в западную, в город

Дармштад, Родину Рихарда. Расположившись в его уютном доме, они начали

заниматься поисками менеджера, согласившегося представить фильм Кирилла и Виктора на

телевидении. Переговоры были длительными. Никто не спешил заниматься их материалами.

Иногда Кирилл терял терпение, но слова Талии переданные ему Мирчо:

- Проект удастся! - вселяли надежду.

В один из дней Рихард приехал очень довольный.

- Ты знаешь, я говорил с одним приятелем и тот сказал, что предоставит тебе средства

на проект. Но фильм останется у него, как залог. Думай! Если согласишься, то завтра к нему

и отправимся. Он живет в двухстах километрах отсюда, в маленьком городке.

Рихард ушел спать. Кирилл остался наяву со своими мыслями, точнее с дилеммой:

закладывать фильм под необходимую сумму или нет. Если он этого не сделает, проект не

состоится. Если решится на это, но не построит судно, киноматериал они потеряют. Но он

же не единственный хозяин фильма. Что скажет его друг? Поздно ночью он позвонил

Виктору и объяснил ситуацию. Тот, не раздумывая долго, разрешил заложить фильм.

Разбудив Рихарда рано утром, Кирилл сообщил ему о своем и Виктора решении. К обеду они

добрались в небольшой заснеженный городок, затерявшийся в красивых, густо проросших

ельником Баварских горах.

Господин Вернер встретил их радушно. Сделка была закреплена подписью нотариуса.

Получив средства, Кирилл был готов безотлагательно отправиться на Родину, чтобы начать

работу. Рихард не удерживал его, понимая, какая ответственность легла на плечи этого

одержимого человека.

Глава 9. Генуэзский прием.

Встреча со слугами. – Видение Джероми. – Освобождение кардинала Глиани. – В Генуе. – Встреча с

сеньором Бади. – Воспоминания о походах и освобождении сеньора Бади. – Дож Генуи. – Неожиданное

поручение.

Неподалеку от Пармы трех путников нагнала группа всадников. Лацио остановился и

загородил собой Джероми. Первый из всадников, резко осадив коня, спрыгнул на землю, и

припал на колено.

- Сеньор, Лацио – это я, Борджи, ваш слуга. Со мной друзья. Господи, какое счастье,

что мы нашли вас!

- Что случилось? - спросил Лацио.

- Сеньор, - вам нельзя в Геную. Все говорят о пропаже кардинала Глиани, после

вашего побега. Когда сеньор Джероми избежал смерти, Глиани вернулся в Венецию, откуда

написал о происшедшем Папе. Наказ его преосвятейшества найти вас любой ценой и

доставить в Рим.

- Зачем?

- Затем, господин Джероми, что бы ваши таланты и знания не достались Генуе.

- Лацио, опять этот завистливый Рим.

- Чему ты удивляешься Джероми! Рим играет Венецией и Генуей. Все, как на весах.

Они боятся усиления как одной, так и другой Республик. А ты и твой отец, хорошая монета в

этой игре.

- Не волнуйся, Борджи, мы уже сталкивались с посланцами Папы, и кардинал Глиани

сейчас здесь с нами. Это мы пленили его.

- Так, что движемся теперь средь бела дня, и больше не прячемся. Кардинал - это наш

единственный шанс попасть живыми в Геную. Не так ли, сеньер Глиани?

Кардинал злобно взглянул из под капюшона на молодых людей.

- Наступит момент, когда вы очень пожалеете о моем пленении, сеньеры!

Джероми и Лацио переоделись в одежду, привезенную Борджи. К их военной

экипировке добавились длинные простеганные плащи, широкополые шляпы. Под плащи

поверх кольчуг Джероми и Лацио надели железные бляхи-полулаты, закрывавшие грудь.

Группа всадников была похожа на стаю воронов. Завидев их на дороге, другие путники

бросались в стороны.

Возглавляемые Лацио, они преодолели несколько перевалов и, не заходя в Мантую,

вышли на дорогу, ведущую к Генуе. Вскоре должны были появиться заставы, охранявшие

границы Республики. Лацио разработал план, в соответствии с которым они не станут

открываться страже на заставе, назвав выдуманные имена. Не собирались путники

рассказывать и о настоящей цели прибытия в Геную.

Хорошо вымощенная дорога привела их в долину, на западе которой виднелись две

небольшие башни сторожевого поста. Лацио начал поторапливать спутников.

- Джероми! Эй, Джероми! Очнись! Впереди граница.

Джероми как-будто не слышал своего друга. В какой-то момент он провалился во

времени и перед ним предстал молодой мужчина, которого видел ранее. Тот играл с

большой собакой, ласково поглаживая ее между ушей. Джероми не видел человека,

окликнувшего незнакомца.

- Кирилл! Пойдем в дом. Оставь собаку.

- Кирилл? Кирилл? Какое странное имя. Не латинское, а греческое. Кто же этот

человек из будущего?

- Джероми! - вновь окликнул его Лацио. Ты, что замечтался или вновь принял обет

молчания?

Абаджио вздрогнул. Его конь сбился с аллюра, и он с трудом заставил его слушаться.

- Все в порядке, Лацио! - крикнул он.

Прошло не более часа, и всадники оказались перед заставой. Заслышав конский

топот, из башни вышло двое стражников.

- Кто вы? И куда следуете?

- Мы из Венеции. Спешим во дворец. Наш предводитель кардинал Глиани. Вот он.

Лацио указал на находящегося внутри каре кардинала. Джероми слева от Глиани

взвел под плащом курок пистолета.

- Отвечайте, Глиани, или я выстрелю, - негромко проговорил он.

- Да, господа стражники, я кардинал Глиани и следую вместе со своими спутниками к

Генуэзскому Дожу по весьма неотложному делу. У меня письмо его первосвятейшества

Папы Римского.

- О, сеньор кардинал! Мы вас знаем. Добро пожаловать в Геную. Мы проводим вас в

город.

Джероми слегка подтолкнул Глиани.

- О, нет, не нужно. Мы прекрасно знаем дорогу.

- Ну что же, езжайте, и пусть благословит вас Бог.

- И вас, - еле слышно проговорил Глиани, перекрестив стражников.

В сумерках спутники подъехали к первым домам пригорода.

- На этом, господин кардинал, наше совместное путешествие заканчивается. Мы не

причинили вам вреда и отпускаем на волю, - сказал Лацио.

- Ваша воля обижаться и желать нам плохого, но именно, вы господин кардинал,

повинны в том, что мы вынуждены были вас удерживать.

- Я повинен? Да если бы не я, то Джероми Абаджио закончил бы жизнь под топором

палача.

- Не будем спорить. Прощайте, кардинал. Мы прощаем вам все козни и не советуем

переходить нам дорогу. Впредь ни я, ни мой друг вас не пощадим.

Глиани пришпорил коня, и обернувшись, произнес:

- Великая церковь и инквизиция не меня, а вас не пощадит. Мы еще встретимся.

Всадник исчез в сгустившихся сумерках. Лацио и его спутники направились к центру

плохо освященного города. Узкие улочки, извиваясь как змеи, спускались к бухте. В лунном

свете было хорошо виден рейд. Десятки торговых и военных судов покачивались на волнах.

Командирские каюты некоторых из них были освещены. Горели и кормовые фонари,

обозначавшие габариты кораблей. Всадники пересекли площадь и приблизились к дворцу.

Перед парадной лестницей их встретили генуэзские гвардейцы.

- Куда вы направляетесь, сеньоры?

- Мы должны предстать перед помощником Дожа, сеньором Бади, который знает нас.

Просим вас, передать ему, что венецианцы Лацио де Кальё и Джероми Абаджио прибыли в

Геную.

- Спешьтесь! Пусть слуги останутся с лошадьми на улице. Вы же господа проследуйте

в боковые двери, там - комната ожиданий. Мы доложим о вас сеньору Бади. Если он сможет,

то примет вас. Если нет, то приходите завтра.

Джероми и Лацио вошли в плохо освещенную комнату для посетителей. Во дворце

было тихо. В этот зимний вечер Дож и его слуги отправились отдыхать рано. Зимой дела

Республики замирали. Торговля шла вяло. Зимние шторма заставляли торговые корабли

укрываться в широкой генуэзской бухте.

Лацио подошел к окну.

- Друг Джероми! Вот мы и добрались до Генуи. Что ждет нас дальше?

- Знаешь, Лацио, нам нечего загадывать. Все в руках Божьих.

Раздался шум шагов. Они обернулись и увидели вбежавшего в комнату вельможу.

- Господи! Кого я вижу? Сеньоры Абаджио и Кальё! Друзья мои! Какое счастье. Вы

живы.

Быстрый и напористый, сеньор Бади обнял молодых людей. Он расчувствовался,

слезы навернулись ему на глаза.

- Рассказывайте, рассказывайте, друзья мои. Здесь в Генуе известно, что вы Джероми,

за совершенное убийство графа де Санти изгнаны из Венеции. Известно, что вы, Лацио,

исчезли из города после изгнания Джероми. Слухи из Рима твердят, что вами интересуются в

канцелярии Папы, и чуть ли не сам кардинал Глиани должен вас опекать и доставить в Рим.

Рассказывайте, что произошло на самом деле, как вы оказались здесь?

Джероми и Лацио переглянулись.

- Вы и так многое знаете, сеньор Бади, - сказал Джероми. - Но я слишком подавлен,

чтобы рассказать вам всю эту историю. Я присяду, а все подробности поведает Лацио.

Присев в мягкие кресла возле стола, Бади вызвал слугу, который принес вино и

фрукты. Лацио начал свой рассказ с момента, когда он со слугами вынес Джероми из

осажденного друзьями графа де Санти дома. Рассказывая, он подробно описал их

небезопасное путешествие и пленение кардинала Глиани. Бади качал головой, часто

прерывая Лацио дополнительными вопросами. Когда рассказ Лацио подошел к концу, Бади

хлопнул в ладони и воскликнул.

- Неужели все так и было? Да, вы просто везунчики, что живы! А кардинал Глиани,

какой хитрец! Счастье, что вы не причинили ему вред, а ведь он любимчик Папы. Но не все

так плохо. Отношение Дожа к Глиани очень прохладное. Он знает, какую роль играет

Папство в отношениях между Генуей и Венецией. К тому же постоянная угроза со стороны

турок заставляет нас идти навстречу Венеции. Нашей истории всегда сопутствовало

соперничество, но не сегодня. С каждым разом проход в Черное море становится все более

сложным. А ведь для нас и для Венеции Черноморские берега - это золотая кладовая.

Сеньор Бади неожиданно поднялся.

- Вас ждет приятный ужин, а меня встреча с Дожем. Я доложу ему о вашем прибытии,

и мы обдумаем, что делать. Безусловно, Венецианский Дож будет недоволен если мы

примем вас с распростертыми объятиями, но и терять ваш драгоценный опыт было бы

большим упущением. Я прекрасно помню, как вы меня вырвали из рук пиратов, несмотря на

то, что я генуэзец. Отдыхайте.

Бади покинул молодых людей. Слуга проводил их на второй этаж дворца, где в

просторной комнате им был накрыт ужин.

- Сеньоры! Ваших слуг разместили на постоялом дворе за пределами дворца. Можете

не волноваться и за лошадей. Они будут накормлены.

Лацио набросился на еду. Джероми же наоборот почти не прикасался к пище. Он

усиленно о чем - то размышлял.

- Знаешь, Лацио, пока ты ешь, я попробую рассказать тебе историю Венеции и Генуи,

историю, вращающуюся как два жернова, перемоловшую несметное число людских судеб.

Сейчас между этими жерновами мы - ты и я. В другое время все было бы иначе. История

Генуи невозможна без истории Венеции и наоборот, друг мой Лацио.

Началось это действо много лет тому назад на развалинах Великой Римской империи.

Генуя начала развиваться, как торговая держава позже Венеции. Сама по себе она дружила с

Константинополем и начала возвышаться при императоре Михаиле, захватив с его помощью

Корсику, принадлежавшую сарацинам. Было это в IХ веке, а вот уже к XII столетию Генуя

так окрепла, что посылала свой флот на помощь Кастилии в борьбе с маврами. К этому же

периоду относится и основание торговых факторий по всему Средиземноморью, в Ливане,

берегам Черного и Мраморного морей.

Несмотря на преследования пиратства со стороны Генуэзского Сената, сами генуэзцы

любили пограбить на море и нередко обирали своих соотечественников и особенно корабли

Венеции. Венеция в свою очередь преследовала генуэзских разбойников. Впрочем, наши

соотечественники славились своими проделками на море не менее, чем генуэзцы.

Помнишь, когда мы освободили галеру Бади, атакованную алжирскими пиратами, в

офицерские должности на сарацинской галере и должность самого навигатора занимали не

кто-нибудь, а соотечественники несчастного.

- Да, я помню этот бой. Опоздай мы на час, и сегодня нам не к кому было бы

обратиться в этом дворце. Но продолжай, история Генуи интересна и поучительна. По

правде сказать я никогда не испытывал к генуэзцам вражды.

Джероми выпил вина и продолжил свой рассказ.

- Борьба под пиратскими флагами на морских просторах, нередко перерастала в

открытое противостояние между Республиками. Самой кровавой была война полутора

столетней давности. Начавшись с незначительного инцидента, она завершилась для Венеции

закрытием Черноморских проливов. В 1206 году Венецианский флот атаковал и разбил

генуэзский возле острова Крит. За этим последовало быстрое возрождение Генуэзского

флота. Генуя снарядила 84 больших галеры и более 160 транспортов, которые на многие

годы закрыли для Венеции Восточное Средиземноморье.

К началу XVI века флот Генуи, препятствующий нашей торговле, составлял 120

галер, по 220 воинов на каждой, не считая матросов и гребцов. Представляешь, какая

силища!

- Мы эти времена, Джероми, уже не застали. А то бы нам пришлось сражаться не с

пиратами, а с генуэзцами.

- Ты прав, Лацио. Нам достались другие времена. После пятнадцатилетней блокады

Венеция вновь вышла на рынки Востока и Черного моря. Но там уже в полной мере

властвовала наша соперница. Основанные ею колонии, приносили несметные прибыли.

Генуэзские города процветали. Нам, венецианцам, доставались с этого пиршественного

стола лишь крохи. Посуди сам: на один караван, идущий от Венеции в год, генуэзцы

отвечали тремя, четырьмя караванами. Помощь Генуе оказывала Византия со столицей

Константинополь. Помнишь наш поход мальчишками в Черное море?

- Конечно, помню. Константинополь уже был под игом турок, торговля почти

замерла.

- Так знаешь, кто в этом больше всего виноват?

- Генуя, конечно.

- Не совсем, Лацио!

- Распри между Генуей и Венецией. Жажда прибылей. Наживы. Баснословно

разбогатев при помощи Византии, генуэзцы быстро забыли заслуги этой державы, и не

только пренебрегли ее дружбой, но и начали вредить ее интересам, теснить византийскую

торговлю. Наша Родина, отрезанная от черноморских богатств, выступила на стороне

Византии.

Началась война, в которой генуэзцы привлекли на свою сторону турок, уже

неоднократно пытавшихся захватить Константинополь. В нескончаемых распрях и войнах

больше всех пострадала Византия. Турки под командованием Мухамеда II захватили и

разграбили Константинополь. Генуэзцы, стоявшие невдалеке от стен города Константина не

вмешались в ход боевых действий, предав христианское государство. Венецианцев

воевавших на стороне Византии было слишком мало, чтобы сопротивляться полчищам

турок.

- Ты прав, Джероми, но генуэзцы своим невмешательством выиграли себе право и

дальше торговать на берегах Черного моря.

- Да это так, но ценой предательства других славу себе не сыщешь. Закончилось ведь

все иначе. Турки закрыли глаза на пиратов всех мастей и национальностей, бежавших к

берегам Черного моря. Те, в свою очередь, хорошо оплачивая турецкое невмешательство,

стали бичом Черного моря и Восточного Средиземноморья. Мало нам было алжирских

пиратов, так к ним прибавились разбойники с востока.

- Джероми, это не удивительно. Ты ведь знаешь ужасные условия службы на галерах.

Год - два и сотни инвалидов разбредаются по всей Европе. Они озлобленны. Самые смелые

из них уходят подальше в малозаселенные земли, сколачивают там банды и промышляют,

как на дорогах, так и на море.

- Да, Лацио. Но, войны между христианами и мусульманами породили целые

полчища насильников и убийц. Многие приморские города боятся их, как саранчи. И вот,

что интересно, у этих людей нет религиозной вражды. Часто в одной группе разбойников

мирно уживаются мусульманин, мавр и христианин.

Потворствуя туркам, против Византии генуэзцы породили два страшных зла. Первое -

это сами мусульмане, придвинувшиеся к границам католического мира. Нет более

ортодоксальной Византии служившей оборонительным рубежом христианского мира. И

второе - это несметные полчища пиратов. Вот и дошло до того, что враждебные друг к другу

Венеция и Генуя на какое - то время забыли о своих распрях, объединив усилия в борьбе с

пиратами.

И та экспедиция против пиратов, когда мы были детьми, и была первым совместным

походом против разбойников. И она, и последовавшие за ней экспедиции - тоже. Хотя

галеры были наши венецианские, средства для снаряжения тайно поставлялись из Генуи. И

наоборот, когда генуэзцы боролись на море с пиратами, Венеция помогала им и средствами и

воинами.

- Помнишь, Джероми, что говорил твой отец?

- Распри в христианском мире, войны между христианами и мусульманством

неизбежно породят третью силу, заставившую с ней считаться и на море и на суше.

- Не только турки, но и пираты способствовали потере Венецией островов в Эгейском

море. И хотя мы и побеждали, Лацио, часто уничтожая пиратов, но поддерживаемые

турками, они зачастую были неуязвимыми.

Зимний вечер перешел в ночь. Слуги трижды меняли свечи. Несколько раз дворецкий

предложил им пройти в спальни. Но молодые люди предпочли посвятить ночь разговорам о

прошлом двух Республик, по праву считавшихся крупнейшими торговыми державами своего

времени. Утро застало их за воспоминаниями.

Лацио вспоминал, как они освободили сеньора Бади и его галеру. Бади направлялся с

поручением в Кастилию. В Барселоне он должен был встретиться и передать послание Дожа

королю Кастилии. Неожиданно под Марселем генуэзская галера была атакована алжирскими

пиратами. Для навигатора галеры это было полной неожиданностью. Разбойники появились

в предрассветном тумане, как-будто вынырнув из ада. Слабый ветер был подспорьем

Мавританцам. Сблизившись через несколько часов с галерой, они просигналили, требуя

капитуляции. Навигатор ждал распоряжения Бади. Тот решил уничтожить послание и

принять бой. Свободным галерникам было роздано оружие. Охрана Бади и офицеры, зарядив

мушкеты, сгрудились на юте. Где - то вдалеке на востоке забелели паруса военной галеры.

Бади не знал кто это. Друзья или враги, но принял решение привлечь внимание.

Мавританцы приготовились к абордажу. Навигатор приказал развести на марсовой

площадке огонь, добавив в него животный жир, дающий при сжигании сизо - черный дым.

Это условленный знак подавался генуэзскими моряками в случае смертельной опасности. В

полной тишине пираты стали сближаться с генуэзской галерой.

Навигатор разместил стрелков по борту. Первый залп со стороны обоих бортов слился

воедино. С обеих сторон на палубы падали убитые и раненные. Раздался треск ломаемых

весел. Снасти кораблей цепляясь трещали под напором и лопаясь разрывались. Капитан

мавританцев зычно крикнул. Ему вторила сотня разбойников, забрасывая на галеру

абордажные крючья и переходные лестницы.

Генуэзцы повторили залп, отбросивший на какое-то время мавританцев. В воздухе

запахло пороховой гарью. Стоны и крики раненных и умирающих людей слились в один

истошный вопль. Навигатор перевел руль, пытаясь отклонится от неприятельского судна.

Маневр удался. Не выдержав одна за другой, лопались абордажные веревки, разгибались

крючья. На какое-то мгновение галера вырвалась из цепких объятий пиратов. Сеньор Бади

увидел, как паруса военной галеры быстро, увеличивались. Корабль приближался. Вместе с

ними приближалось и их спасение.

Пираты не собирались сдаваться. Подняв паруса, они быстро совершили поворот и

приготовились к новой атаке. Генуэзцы не могли столь же ловко совершить маневр и начать

удаляться от неприятеля. Их судно было более тяжелым. Потеряв часть весел, оно не

слушалось навигатора. Поврежденный такелаж не давал возможность поднять и развернуть

паруса. Было видно, как разбойники выбрасывали за борт мертвых и раненых. Те мешали им

перестроится, и занять позицию для абордажа.

- Господи, ни чужих, ни своих не жалеют! Нехристи! - воскликнул один из офицеров.

Навигатор отдавал приказания. Раненых опускали в трюм. Убитых переносили под

носовую надстройку.

- Сеньор навигатор, освободите каторжан, они окажут сопротивление.

- Нет, сеньор Бади, это запрещено указом Сената. Зачастую каторжники переходят на

сторону врага. Будем биться сами.

Мавританское судно вновь начало атаку. Полетели абордажные крючья. Раздался залп

из пистолетов и мушкетов. На счастье он не принес большого урона генуэзцам. Ответный

залп принес больше потерь противнику. Несмотря на десятки раненых и убитых, пираты

были нацелены на взятие галеры.

Второй раз отклониться от мавританского судна галера не смогла. Первые из

нападавших были сбиты в воду. Но разбойников было много, очень много. За первой волной

атаковавших пиратов, последовала вторая за ней третья. Разбойники начали теснить

генуэзцев к юту. На командирском мостике выстрелом из пистолета был тяжело ранен

навигатор.

Бади взял командование на себя. Генуэзцы сражались отважно, но силы были

слишком неравны. Казалось, что захват галеры неизбежен.

Бади сбил, пирата пытавшегося подняться на мостик, ударом рукоятки шпаги и

поднял голову. Военная галера под полными парусами была всего в сотне метров от них.

Бади закричал, подбадривая защитников. Через несколько минут паруса большой галеры

закрыли солнце. Развернувшись, она уткнулась в борт их судна. На палубу по переходному

мостику спрыгнули два воина в горящих на солнце доспехах. Они были больше похожи на

спустившихся с небес Богов, чем на людей. Круша все на своем пути, воины стали пробивать

себе дорогу к корме.

Поняв, что победа ускользает из их рук, пираты не обращая внимания на тех, кто

бился на галере, перерубили абордажные веревки и начали отходить от галеры, пытаясь

набрать ход. Высадив два десятка отборных воинов, отошла и военная галера. Заработали

гребцы, подгоняя огромное судно. Быстрый разворот, через считанные минуты галера

оказалась невдалеке от кормы пиратского судна. Сабельный звон и выстрелы перекрыли два

сильных орудийных выстрела. Нос военной галеры окутался дымом. Бади увидел, как

смертельная картечь снесла мачты и паруса на мавританском корабле. Страшными были и

разрушения на корме. Пиратское судно остановилось, резко задрав нос, как вставшая на

дыбы лошадь.

Галера, увеличив ход, нанесла еще один смертельно разящий залп. Пираты начали

прыгать за борт. Третий залп достиг цели. Ядро попало в оружейный склад, взрыв которого

разрушил корпус. Пиратский корабль начал оседать, заваливаясь на левый борт. Вода

захлестнула палубу. Участь пиратов была решена. Пробившись на корму, Лацио и Джероми

помогли Бади отбить оставшихся пиратов.

- Ты помнишь, Джероми, того длинного разбойника, который чуть было не пришиб

тебя топором - молотом?

- Да, Лацио, мне привиделось что-то, и я отвлекся.

- Ты так и не хочешь рассказать мне, что ты видел.

- Да так, ерунда. Эти видения приходят ко мне иногда. У них нет времени. Я просто

вижу молодого человека, из других времен. У него греческое имя, Кирилл, и мне кажется,

что я его предок, а он мой потомок. Раньше это было редко, а вот после происшедшего со

мной и Изабеллой стало чаще. Иногда я думаю, что схожу с ума, но видения не приносят мне

ничего плохого, поэтому я смирился с ними.

- Дорогой мой, Джероми, я всегда говорил, что ты очень чувствителен. Сейчас я все

больше убеждаюсь в этом…

* * *

За дверью раздались шаги, на пороге появился сеньор Бади.

- Друзья мои, вы так и не ложились спать.

- Нет, мы вспоминали ту битву, когда вы чудом остались живы.

- Да, верю, но шрамы от мавританских сабель часто болят. Ладно, о прошлом потом,

вас ждет Великий дож. Он хочет говорить с вами. Приведите себя в порядок. Оружие

оставьте слугам. Через полчаса я зайду за вами.

Тронный зал дворца был не менее пышным, чем в Венеции. Огромные картины,

изображавшие баталии генуэзцев. Портреты Дожей. По бокам зала стояли дубовые резные

кресла членов Судейского совета. Дож был один, чем - то он напоминал Венецианского

правителя. Небольшого роста, крепкого телосложения он носил бороду и усы. Небольшая

красная шапочка прикрывала его лысеющую голову.

- Я знаю о вас, господа, от сеньора Бади. В своё время не догадываясь, вы оказали

неоценимую услугу не только своей Родине, но и Генуе. Мы помним добро, и нашей

Республике пригодятся ваши знания и военный опыт. Как вам известно, большие торговые

операции из-за постоянной турецкой угрозы в Восточном Средиземноморье и Черное море,

прекращены.

Торговые корабли и галеры идут полупустыми. Флот простаивает. Генуе нужны

новые торговые корабли. Корабли, которые могли бы выполнять и военные и мирные задачи.

Строить их будут на новых верфях. Мы рассмотрели уже множество эскизов, но все они

имеют изъяны. Вас ознакомят с этими чертежами. Лучше всех из тех судов, которые нам

известны, могли бы подойти ганзейские когги. Но только не парусное вооружение, а

корпуса. Мы купили такой когг, вскоре его переведут из фламандского Брюгге в Геную.

Здесь его детально изучат, а далее мы будем обдумывать, подходит ли нам этот корабль или

нет. Я бы хотел, чтобы за коггом отправились вы, сеньоры Абаджио и Кальё. Вы будете

помогать военному отряду и навигатору с командой. В путь отбудете сухопутным этапом,

через Францию, и должны прибыть в Брюгге через три месяца. Я даже не спрашиваю вас о

согласии, потому что не вижу другого выбора. Служите на славу Генуе, станет для вас новой

Родиной и сполна отблагодарит.

Джероми и Лацио поклонились и вышли. Дож остановил Бади.

- Вот и прекрасно. И польза будет, и самое главное - год их здесь не будет. Надеюсь,

что все успокоится, и их перестанут разыскивать и венецианцы и люди Папы .

- А вы, Бади, приставьте за ними одного из офицеров. Мы должны знать обо всех их

действиях. Все же Джероми и Лацио по рождению венецианцы.

И добавил:

- А Джероми Абаджио наполовину еще и московит.

Глава 10. Корабль прошлого. Часть 1.

Возвращение Кирилла на Родину. – Работа над новым проектом. – Какой корабль построить. –

История гигантов. – Начало работ. – Приглашение в Амстердам.

Дома было холодно. Добравшись сюда через всю Европу, он надеялся, что друзья его

ждут, однако оказался неправ. Дома его ждали только родители. С женой они расстались

давно. Для друзей его приезд был неожиданностью. Даже Виктор не поверил, что он

вернулся. На верфи дела обстояли еще хуже. Хотя цех был почти закончен, рабочие ждали

оплаты, и не спешили начинать работы над самим судном. Зима разыгралась не на шутку.

Сильные морозы и обледенения были сущей напастью для неподготовленного города.

Понимая, что начать работы в холодном цеху невозможно, он засел за составление

исторической части проекта. В шутку он называл это «кротничеством» - что соответствовало

глубокому проникновению в далекое прошлое. Сам проект корпуса галеры был готов еще

год назад, но вот размещение помещений и украшения корабля тогда сделать не успели.

Перебирая горы литературы, засиживаясь допоздна в библиотеках, Кирилл воссоздавал

образ будущего судна, его художественных деталей, внутреннего убранства.

Когда создавался конструктивный проект, ему казалось все очень простым. Сейчас же

он ломал голову, как в эту конструкцию могут вписаться больше сотни живых людей, людей

современных, не прикованных цепями, не отбывающих наказания. В залах музея в Барселоне

ему было все так понятно, на самом же деле, когда он пробовал увиденное воссоздать в

проекте, ничего не получалось. Общие интересные сведения о судах, бороздивших более

восьмисот лет все известные моря и океаны во всех морских державах, не давали

возможности поместить экипаж для дальнего плавания. Современные галерники не могли

жить на палубе, как их далекие предшественники. Но, что было делать? Изменить

конструкцию корабля невозможно. Раз за разом Кирилл воспроизводил в памяти все

известное об этих удивительных средневековых кораблях – бабочках.

Над происхождением слова галера трудились многие филологи и историки.

Некоторые производили его от греческого слова шлем. Шлемами в древности иногда

украшали носовые фигуры трирем. Однако такие украшения были редкостью, и не могли

относиться ко всему роду судов. Филипп Пигафет, византийский историк, ближе других

подошел к истине. Он писал, что слово галера, обозначающее вид судов, впервые

встречается в книге Льва Философа, историка IХ века, считалось производным от названия

породы рыб, называемой итальянцами шпага, а у нас рыбой - мечом. Лев Философ

небезосновательно считал, что виной всему галерный нос. Именно этот остроконечный нос

галер в средние века заменил древние тараны. Он имел бесспорное сходство с передней

частью туловища рыбы-меча.

Сравнивая средневековые галеры с другими военными судами, историк писал, что

они были более поворотливыми и ходкими, что и не удивительно, так как античные

массивные тараны сильно замедляли ход и маневренность судов.

Ни один из древних писателей не оставил точных сведений, по которым можно было

сказать, что галеры древних греков и римлян: униремы, диеры и триеры, походили бы на

галеры средних веков. Можно только предположить: удлиненные суда были военными, а

более короткие, высокие и округлые - торговыми. Судить о внешней конструкции античных

судов, можно только по фрескам и барельефам, средневековых - по точным картинам и

чертежам. Зная, что средневековые галеры имели один ряд весел, Кирилл пробовал

подобрать подходящие им корабли, от которых они произошли.

В глубокой древности ближе всех к галерам были египетские суда времен династии

Птолемеев. Как ни совершенны их изображения, глядя на них можно сказать, что

средневековая галера сохранила много сходства со своей прародительницей. Близкое

сходство можно видеть и в римской либурне. Изображение на могиле, найденной в

итальянском городке Пуцолло, имело поразительное сходство. Либурны в римское время

составляли значительную часть флотов.

Он снова и снова внимательно рассматривал конструкции древних и средневековых

кораблей. Как много общего! Но какая пропасть времени между ними. Некоторые детали так

похожи, что кажется, столетиями в философии мореходов ничего не изменялось. Это

изображение глаз на носу судов. Древние считали свои корабли одушевленными и верили в

то, что они видят. Корабли, по их мнению, раньше людей могли увидеть землю,

дружественное судно или врага. А живущие на кораблях духи передавали то, что увидит

корабль, морякам. Это была сложная система отношений: человек - корабль - море. Она была

окружена различными символами и суевериями. Многие из них дошли и до нашего времени.

Кирилл вспомнил интересный обычай, сопутствовавший их походам на «Афине».

Они всегда наливали под мачту вино или водку перед походом, задабривая или благодаря

свой корабль. Оторвавшись от записей, он вспомнил «Афину». От знакомых Кирилл знал,

что новый экипаж готовился в плавание вдоль берегов Франции в Ламанше и хочет из Руана

против течения Сены попасть в Париж. Зачем - он не знал. Это уже не его проект. Жаль было

только судно. Судьба ему была уготована не легкая.

Отогнав тягостные думы Кирилл, вновь начал изучать подготовленные материалы.

Все, кто занимался галерами, сходились в том, что как и в античности, так и в Средневековье

самый затруднительный вопрос для исследования составляли весла. На «Афине», которая

строилась диерой, кораблем с двумя рядами весел, им так и не удалось задействовать

нижний ряд весел. Они входили в воду под большим углом, и ими было тяжело грести. Один

ряд весел, расположенный над другими, приводил к частым сбоям в гребле. Если еще для

двухрядных судов он мог существовать, то на триерах нижний ряд почти никогда не

использовался. А, что говорить о судах называемых – четырьмя, пяти, восьми и более

рядными? Кирилл считал, что они вообще существовать не могли. Но древние упоминали

даже сорокорядный корабль. Что-то здесь было не так. В чем скрывался секрет

многорядности?

Кирилл неделями ломал себе голову. Но ответ не приходил. Система располагать

ряды весел один над другими существовала до ХVI века и была заменена другой, хотя менее

сложной, но также неудобной. В этом столетии начали располагать весла в один ряд,

размещая их по два, три, четыре и пять на одном сидении. Там же находилось и кратное

число гребцов. Сидения устраивали не перпендикулярно, а под углом увеличивая их длину и

изменяя угол.

Однажды Кириллу показалось, что он нашел ответ на мучивший его вопрос. Что если

древние под понятием ряд, объединяли ряды весел идущих вдоль корабля и ряды гребцов

сидящих на сиденьях. Тогда на большом корабле - триере, могло быть пять рядов гребущих,

а это уже был пятнадцатирядный корабль. Если же с каждым веслом управлялись два

человека, то это уже был тридцатирядный корабль.

- О, боже! Ну и сороконожка! - воскликнул Кирилл, поразившись своей догадке. Это

же на обычной триере, где в одном ряду помещалось тридцать весел, девятьсот гребущих. А

какова же должна была быть ширина таково дредноута и длина самых больших весел?

Кирилл зажмурился. Это же гигант. Возможен ли он? Кто знает, на что были

способны древние. Построили же они Пирамиды, Сады Семирамиды и маяки колоссы:

Александрийский и Родосский. Были феномены и среди кораблей. Кирилл достал из архива

и еще раз перечитал о двух таких морских гигантах.

«Первый был построен Гиероном Сиракузским еще в третьем веке до н. э. Тот вел

борьбу вместе с римлянами против Карфагена, несколько раз побеждал их в морских битвах.

Будучи большим почитателем крупных кораблей, он, по утверждению писателя Афинея,

построил гигант для перевозки хлеба.

В качестве строительного материала был заготовлен лес с горы Этны, достаточный

для постройки шестидесяти обычных кораблей. После этого были откованы гвозди и

выструганы брусья для ребер. Древесину доставляли частью из Италии , частью из

Сицилии. Для канатов пеньку везли из Иберии; паклю и смолу с побережья реки Роны. Он

собрал со всей Италии кораблестроителей и других мастеров и поставив над всеми

архитектора Архея из Корианды. Тот ретиво взялся за работу. Сам Гиерон немало дней

провел на постройке.

При спуске на воду возникло много затруднений. Тогда великий механик Архимед

спустил корабль с помощью нескольких человек, изготовив систему блоков. Остальные

части корабля были закончены в течение следующих шести месяцев, причем весь он был

скреплен медными гвоздями, из которых большинство были по четыре килограмма весом, а

остальные еще тяжелее. Гвозди были вогнаны при помощи сверл и скрепили ребра. Дерево

покрыли свинцовыми пластинами с прокладками из просмоленного холста. Закончив

внешнюю отделку, принялись за внутреннее устройство.

Этот корабль был по типу двадцативесельным. Имел три продольных прохода:

нижний шел к грузу, и спуск к этому проходу происходил при помощи построенных

лестниц; другой был устроен для того, чтобы пройти к жилым помещениям, а за ним

последний – для матросов, состоявших при снастях. По обе стороны среднего прохода,

находились за перегородками четырехместные помещения, числом тридцать. А капитанское

помещение имело пятнадцать мест и при нем имелись три трехместных каюты, из которых

кормовая каюта служила кухней. Все эти помещения имели пол, выложенный мозаикой из

разноцветных камней, изображавшей весь миф Илиады. Изумительно были выполнены

убранства, потолки и двери. У верхнего прохода - зал для упражнений и место для прогулки,

размеры которых соответствовали величине судна; среди них были разнообразные сады с

поразительным изобилием растений, которые орошались при помощи свинцовых труб, а

кроме того шпалеры, изображающие вьющийся плющ и виноградные лозы.

Росли здесь и живые растения, корни которых получали питание из бочек,

наполненных землей, они пользовались тем же орошением, что и сады. В центре корабля

был покой, посвященный Афродите, где пол был устлан набором из агатов и других

прекраснейших камней, какие только встречались в Сицилии. Стены и кровля сделаны из

кипариса, а двери – из слоновой кости и туи; помещение было роскошно отделано

картинами и статуями, а также прекрасными вазами. Рядом находился пятиместный кабинет

со стенами и дверями из самшита; в нем находилась библиотека, а на кровле – солнечные

часы, сделанные по образцу часов из Ахрадины.

Была и трехместная баня с тремя медными ваннами и баком емкостью в двести

литров, разукрашенным мрамором. Оборудованы были помещения для морской пехоты и

для матросов ведающих откачкой воды. Кроме того, здесь имелись и стойла для лошадей, до

десяти у каждого борта; в них находился корм, снаряжение для всадников и конюхов.

Был и закрытый водоем в носовой части, вмещающий 80 кубометров воды, сделанный

при помощи досок, смолы и парусины. Рядом с ним находился закрытый рыбный садок из

свинца и досок; он был наполнен морской водой, и в нем содержались многочисленные виды

рыб. А с обеих сторон по бортам были выдвинуты на соразмерные расстояния балконы, на

которых находились клетки для дров, печки, кухни, мельницы и многие другие службы. С

наружной стороны вокруг корабля стояли атланты высотой до трех метров державшие на

себе всю верхнюю палубу.

Возвышались над кораблем восемь башен: две на корме, столько же на носу и

остальные в средней части корабля. На каждой башне были укреплены две балки, а на них

висели корзины, из которых можно было сбрасывать камни на подплывающих неприятелей.

На каждой башне помещались четыре вооруженных воина и два лучника. Все башни были

полны камней и стрел.

По всему кораблю проходила стена с бруствером и навесом, укрепленная на сваях, а

на ней был установлен камнемет. Эту машину соорудил Архимед. Снаряды и стрелы он

метал на 150 метров. Имелись здесь прикрытия, состоящие из толстых бревен, висевших на

медных цепях. Мачт было три, и на каждой по две камнеметные реи, с них спускались на

нападающих крючья и свинцовые слитки. Вокруг корабля сооружалась железная ограда

против тех, кто попытался бы взойти на него, и железные кошки, которые, спускаясь при

помощи механизмов, завладевали кораблем противника и подводили его под удар.

На каждом борту стояло по шестьдесят воинов в полном вооружении, и столько же их

находилось у мачт и камнеметных рей. Были и на самих мачтах в медных гнездах люди, на

первой трое, а на каждой следующей это число уменьшалось на одного. Им подавались

рабами при помощи воротов камни и стрелы. Якорей же, насчитывалось четыре деревянных

и восемь железных».

Зазвонил телефон. Кирилл нехотя оторвался от записей.

- Привет! Чем занимаешься?

- Здравствуй Виктор. Читаю- перечитываю морскую историю. Много интересного,

нового нашел.

- Тебе легче. А я вот ремонт дома затеял.

- Надолго? До начала нашего строительства успеешь?

- Успею. А ты читай, читай. Все на тебя надеются, мечтают, чтобы галера получилась

на загляденье, не хуже «Афины».

Кирилл положил трубку и вспомнил любимый корабль. В глубине души он

чувствовал свою вину, в том, что оставил его. Но что было делать? Судьба поставила его

перед выбором. Или новый проект или тяжбы с Петром за «Афину». Сожалея о прошлом, он

понимал, что нужно двигаться вперед. Он вновь взялся за свои записи.

«…Из мачт вторую и третью найти удалось легко, первая же была найдена с большим

трудом в горах Бруттия, каким-то свинопасом. К морю ее доставил механик Филей. Вода из

трюма вычерпывалась одним человеком при помощи бесконечного винта, изобретенного

Архимедом. Корабль назывался «Сиракузянка». Но Гиерон переименовал его в

«Александриду». Вспомогательными судами при этом гиганте были грузовой бот,

двигавшийся на веслах. А кроме него лодки и челноки. Команда же была численностью не

менее тысячи человек и еще шестьсот воинов, которые всегда находились в готовности

отразить нападение врага.

Для разбора проступков, совершавшихся на корабле, существовал суд, в который

входили капитан, кормчий и носовой дозорный, которые судили провинившихся, по

сиракузским законам.

Зерна грузили на корабль около четырех тысяч тонн, сицилийской соленой рыбы –

десять тысяч бочек, шерсти – тысячу тонн, еще тысячу тонн других товаров. Но когда

Гиерон услышал, что одни гавани не могут вместить этот корабль, другие даже опасны для

него, он решил отправить его в подарок царю Птолемею в Александрию, ибо в Египте тогда

был неурожай. Так он и сделал, и корабль отправился в Александрию на стоянку в док.

Гиерон же наградил Архимеда и корабельного мастера Архея».

Не раз во время чтения Кирилл представлял себе гигант Гиерона. Подобные

ощущения испытывали люди, которые впервые читали о том, что не так давно были

построены нефтяные гиганты, доставлявшие свыше полумиллиона тонн сырой нефти. И

пусть многое в рассказе Афинея преувеличенно, корабль и его строители вызывают

восхищение. В среднем античный коммерческий корабль, как и позже, корабли времен

крестовых походов, перевозил от пятидесяти до ста пассажиров. Однако и в античные и в

ранние средневековые времена, строились корабли, принимавшие пассажиров и грузов

больше среднего. Так из текста Библейских Деяний видно, что корабль Павла мог принять

276 пассажиров, в биографии же Флавия Иосифа речь идет даже о 600 пассажирах. В

оснастке кораблей обычно довольствовались одной мачтой, но известны и трехмачтовые

суда, о таком великане и пишет Гиерон.

Плиний же писал о мачтах с парусами в передней и задней частях корабля, как о

рискованных новшествах. Мачты на коммерческих судах заделывали обычно наглухо, в

противоположность военным кораблям, на которых они были съемными. Каждая мачта

несла лишь один четырехугольный парус, укрепленный сверху на прямой рее, которая могла

быть либо цельной, либо составной из двух частей.

Остается загадкой, как, при такой примитивной оснастке, суда поддавались

лавировке? Античные историки утверждают, что это было возможно. Лукиан в диалоге

«Корабль» говорит о корабельщиках, которые прибыли в Пирей, лавируя против встречного

пассатного ветра...

Кирилл отвлекся. Он не собирался строить такой громоздкий и большой корабль.

Всего гребцов на нем должно было быть восемьдесят. Но где их расположить? На

средневековых галерах вся жизнь проходила на палубе. То же самое было и на античной

«Афине». Чтобы придать легкость и маневренность, средневековые суда делали низкими и

глубоко сидящими. Разместить людей в узких трюмных помещениях будет сложно. К тому

же, как в них спускаться. Нужны лазы в каждое помещение, а это десяток люков на палубах.

Не безопасных люков. На «Афине» таких было всего четыре, а раз за разом туда кто-то

проваливался и сильно ушибался. На новом корабле людей будет еще больше, чем на

«Афине», толчея на верхних палубах во время смены гребцов неизбежна. Сколько человек

упадет вниз? А если качка? Шторм?

Задумавшись, он машинально продолжал перебирать свой архив...

Дни летели незаметно. Его пустой дом постепенно начал оживать. Все становилось

похожим на времена, когда строилась «Афина». Приходили друзья, обсуждали проект, что-

то подсказывали, с чем-то спорили. Телефон звонил все чаще и чаще. Начатое дело быстро

привлекло к себе и старых и новых друзей. Он радовался, что больше не один, что в его так

тяжело выстраданный проект, начинают верить. Однажды заглянул Виктор.

- Вот здорово! Все в чертежах и эскизах. Ну и работы ты «наворотил».

- Да, Виктор, как видишь, я времени не терял. И ребята все чаще заходят, кажется

начинают верить в успех.

Виктор взял со стола записи Кирилла и пока тот заваривал чай начал читать вслух:

Наибольший вклад в создание галерных флотов внесла республика Венеция, одна из

четырех Итальянских республик, прославившихся в средние века. Венеция по свидетельству

капитана венецианского галерного флота Панетеро-Пантера, предпочитала строить галеры,

на которых весла группировались по три весла на сиденье. Такие галеры назывались

зензилями. Шведские документы подтверждали, что король Густав I строил галеры по

четыре весла на сиденье, хотя для их строительства вызывались мастера из Венеции.

- Я всегда думал, что галера – это простое судно? А у тебя столько архивных

материалов.

- Понимаешь, Виктор, море везде разное, в разных регионах мира разные погодные

условия, а они требуют разных по скорости и маневренности судов. Вообще корабли

отличались не только в разные эпохи, но и у разных народов в разных водных бассейнах.

Погодные условия такие разные в Скандинавии и в Черном море или тем более в Красном.

Поэтому различно все - и количество весел, длина и высота бортов. Были среди галер

небольшие и гиганты, возглавлявшие королевские флоты, были галеры управляемые

веслами, которыми греб один человек, а были такие на которых одним веслом гребли

шестеро.

- Галера «Ля Реаль», которую я видел в Барселоне, уже своим именем королевская,

отличалась от других судов не только отделкой, но и величиной. Это большое судно было

подстать великанам античности. К примеру, кораблю египетских правителей в начале

третьего века. О галере Птолемея писали следующее. Вот послушай:

Кирилл нашел на столе рукопись и с удовольствием начал читать ее Виктору:

«Филопатор построил галеру, имевшую в длину восемьдесят метров, двадцать метров от

борта до борта, а в вышину десять метров. Корабль имел четыре руля, самые большие весла

по двенадцать метров. В их рукоятках находился свинец, из-за чего они были тяжелыми с

одной стороны, так что центр их тяжести был смещен. Такие весла были удобными для

гребли. Имел он два носа, и две кормы и семь бивней, из них один передний, а другие

отступающие, некоторые на скулах корабля.

Скрепляющих поясов он имел двенадцать и был корабль очень пропорционален. Его

удивительно разукрасили: на корме и на носу были фигуры не менее трех метров вышиной, и

повсюду пестрела расцветка восковой живописью, а часть борта с отверстиями для весел до

самого киля была разукрашена резьбой – листвой плюща. Очень красивы были и снасти, они

заполняли все отведенные для них части корабля. При испытании корабль получил свыше

четырех тысяч гребцов и четыреста человек обслуживающей команды. На палубе

поместилась пехота в числе трех тысяч человек и кроме того под скамьями гребцов

пряталось еще много людей и немало продовольствия. Смещен он был с помоста,

достаточного для пятидесяти галер и толпа стаскивала его с криками и трубными звуками.

Позднее финикийцы изобрели способ спуска, устроив ров длиною, равной кораблю,

вырытый рядом с гаванью. Туда закладывали фундамент из крепкого камня и по нему

пропустили поперечные катки во всю ширину рва. Проведя канал от моря, его наполняли

морской водой и легко ввели туда корабль при помощи немногих людей. Загородив потом

канал, они вычерпали воду машинами. После этого тот оказался прочно посаженным на

упомянутые выше катки».

- Вот это да. Ну и корабль. Четыре тысячи гребцов. Невероятно.

- Я сам думаю, Виктор, что это преувеличение, но кто знает, как далеко зашли

древние в своих технических достижениях. Строили же они пирамиды, маяки-колоссы. А

Парфенон?

- Достижения древних велики, в этом ты, Кирилл, прав.

- Четыре тысячи гребцов, это преувеличение, на «Ля Реал» их триста шестьдесят. По

три гребца на одном весле. Весла по одиннадцать метров длиной.

- А как будет у нас?

- Если оценивать корабль, который мы начинаем строить, то он крошечный по

сравнению с этими гигантами. Такие малыши, как наша галера, вышли со службы в конце

ХVI века. Вероятнее всего потому, что флоты требовали больших скоростей, а для этого

нужно было удлинять весла. Ими же одному гребцу было весьма трудно ворочать. Длина

такого весла-монстра достигала почти десять метров длиной. Да и само размещение

нескольких весел на банках было также неудобно. Их заменили галерами с одним рядом

весел, которые в свою очередь стали делать настолько длинными, что для управления

потребовалось сажать по 3, 4, 5 и даже 7 человек на каждое весло. Вальки наполнялись, как и

прежде свинцом для сохранения равновесия. К валькам приделывались деревянные скобы по

числу гребцов. Длина таких весел доходила до четырнадцати метров, из них три метра были

над палубой, а остальная часть над водой. Весла опирались не на борта галер, а на наружные

выступы, устроенные вдоль борта.

- Ну и монстры. Хорошо, что наша галера будет не такой.

- Конечно, хорошо…

Виктор ушел, а он продолжил ломать себе голову, сравнивая античные и

средневековые суда. Самым сложным оставалось решить проблему размещения экипажа. В

старину это устройство было простым. Сидения гребцов были их местом жизни. Их ноги

опирались на брусья вроде скамеек, возвышавшихся над палубой для того, чтобы

предостеречь ноги гребцов от мокроты. В свежий ветер, и во время штормов вода попадая на

палубу, стекала к бортам. К этим брусьям приковывали гребцов одной ногой. По бортам

между банок устраивались рундуки, на которых команда спала и отдыхала в свободное

время. Ширина этих рундуков была не больше двадцати сантиметров. Над палубой

растягивался тент для предохранения гребцов от солнечных лучей и дождя. Но тент

растягивали редко, потому что он закрывал обзор навигатору и его помощникам.

Сейчас так поступить было нельзя. Несколько раз он советовался с конструкторами и

решил размещать гребцов внутри судна. Под палубой будет очень низко, как в норах, но все

равно это лучше чем без крыши над головой. Не имея возможности, как на «Афине» сделать

галерею по всей длине судна, Кирилл, как и в средние века, разделил корабль внутри

перегородками, но вместо многочисленных складских и оружейных помещений сделал

каюты для отдыха, по десять человек в одном помещении. Это было отступлением от

правил, но по-другому было нельзя. Они не собирались запасать провизию на долгие

месяцы, как это делали в Средневековье, перевозя с собой целый зверинец: кур, свиней,

иногда даже коров. И хотя это было отступлением от истины, но зато его команда будет

жить пусть и в стесненных, но в достаточно комфортных условиях. Входные люки в каюты

были смещены от центра корабля к бортам. Чтобы попасть внутрь, кто-то из гребцов должен

был прекратить греблю и сойти с люка под ногами. Это было неудобством, но спускаться в

каюты необходимо было только на ночь и во время гребных смен…

Весна пролетела незаметно. Погода уже в конце марта позволила начать работы.

Чтобы сделать киль корабля, они привезли три огромных ствола древесины, из которых на

протяжении трех недель в две смены были выструганы три огромные четырнадцатиметровые

балки. Накладываясь внахлест, они соединялись мощными латунными шпильками. Длина

полученного киля составила тридцать два метра. Тяжеленную балку удавалось ворочать

только краном.

К началу работ в коллективе не было профессиональных мастеров деревянщиков. Он

начинал с теми, кто прошел испытания на «Афине» и поддержал его в новом проекте.

Главными его помощниками стали Олег и Виктор – участники не только экспедиции, но и

последнего путешествия по Европе, где они особенно сблизились. Начало строительства

было сложным. Раскачать махину инерции удалось не сразу. Они ссорились, иногда с трудом

сдерживая гнев. В мае наконец-то выстругали первые ребра - шпангоуты, основу любого

корабля. Когда их установили, воображение дорисовало вид будущей галеры. Все ликовали.

Еще полгода назад не было ничего. Только проект. Сегодня появились реальные

детали. Кирилл неоднократно звонил Рихарду, рассказывая о проведенных работах.

Незадолго до начала июня он получил приглашение посетить крупнейший морской праздник

в Амстердаме.

- Ехать или нет? Вопрос решился сам собой. Рабочие, строившие галеру, просились в

недельный отпуск. Корабль требовал не только большого количества материалов, но забирал

и много физических сил у его создателей. Понимая, что в этом году они строительство не

завершат, и отдых пойдет на пользу всем, он отпустил рабочих, а сам собрался в дорогу.

- Езжай, Кирилл! Ты сам устал и нам покоя не даешь. Отдохнешь, и мы от тебя

отдохнем, - сказал Олег на последней встрече.

- Впереди много работы и ты прав, я много нервничаю и нервирую вас. Мы взяли

слишком резвый старт, не сойти бы с дистанции...

Поезд набрал ход, увозя его на запад, в Берлин. Все его мысли были заняты проектом.

Он не заметил, как задремал, и увидел сон.

Несколько повозок холодным кольцом окружила зима. Джероми растянулся на

сиденье одного из возков. Напротив, укутавшись в плащ, спал еще один мужчина, это был

Лацио. Джероми читал вслух…

Кирилл не запомнил о чем. В память ему врезались только слова «… в самом

страшном и Черном море есть единственный остров. Остров, посвященный божественному

Ахиллу».

Глава 11. Картина - призрак.

Джероми и Лацио отправляются в путь, в Брюгге. – Дорогами Европы. – Джероми читает лоцию

отца. – Встреча со старым стражником. – Картина призрак. – Обед у господина Людвика.

Джероми и Лацио молча прогуливались по коридорам дворца. Изгнанники,

преследуемые Венецией и слугами Папы, вдруг оказались в гуще событий влиявших на

историю Республик. Разговор о создании новых флотов вели и Генуя и Венеция. Неуклюжие,

неповоротливые Nave–корабли, становились легкой добычей и мусульман, и пиратов. Грузы

теперь перевозились малыми партиями, и их количество уменьшалось. Требовалось много

портов заходов, чтобы наполнить большие трюма. Каждый вход и выход, были опасны из-за

налетов морских разбойников. За время существовавших галей-линий, Генуя и Венеция

разучились строить корабли средних размеров. Проекты двухсотлетней давности устарели.

Попытки воссоздать средние суда прошлого были неудачными. Корабли эти плохо

управлялись. Навыки старых мастеров были безвозвратно утеряны.

Джероми и Лацио имели неоценимый опыт, накопленный за годы столкновений с

пиратами. Захватывая торговые корабли, пираты переделывали их для своих нужд, часто

меняя парусное вооружение. Они добавляли косые паруса, которые улучшали маневренность

судов и увеличивали скорость при легких ветрах. Много нового узнали они и о турецком

кораблестроении. Легкие и быстрые торговые корабли турок выигрывали в скорости у

кораблей христиан. Меньшая грузоподъемность нивелировалась большим количеством

малых, юрких судов, прозванных шебеками. Они были похожи на весельные бригантины,

вооруженные, как и галеры, косыми парусами на двух или трех мачтах.

- Такие вот дела, мой друг Лацио. Из огня да в полымя. Нам так нигде приюта не

найти. Не успели мы добраться до Генуи, а тут отправляют на север в города Ганзейского

союза, да не просто, а с миссией оказать содействие в перегоне купленного когга.

- А, что он даст генуэзцам? Как я читал, обводы у этих кораблей тяжелые. Лучше

купили бы сарацинскую бригантину или шебеку. Вот корабль, который нужен. Так вместе с

бригантиной и мастеров пиратских, может, выписать, что скрываются в прибрежных

поселках Мавритании?

- Нет, конечно. Но без опыта разбойников не обойтись. Их легкие суда пригодны и

для транспортировки грузов и для войны. У нас же тяжелые галеры или большие

неповоротливые Nave - корабли. А сегодняшний день требует сплава мощи и скорости,

трюмов и орудий. В Венеции только задумываются над этим, а генуэзцы уже начали

действовать. И мы им сейчас как раз кстати подвернулись.

- Ох, чувствует мое сердце, Джероми, не пойдет на пользу наше пребывание здесь, в

родной Республике.

- Перестань, Лацио, мы чудом остались живыми. Для Венеции мы уже враги.

Дверь, ведущая в зал открылась, к ним подошел Бади.

- Вижу, вы совсем растерялись. Это не удивительно. Но ничего страшного не

произошло. Если бы не вы, Дож послал бы во Францию двух пленных турок. Один из них

опытный навигатор, а другой корабельный мастер, строивший для паши несколько средних

бригантин. Веры в них большой не было, но жажда наживы присутствует в обоих. Они

соглашались построить для Дожа несколько средних судов. Это, между прочим, их идея

заполучить Ганзейский когг.

- Но он же слишком тяжёл! – возразил Джероми. - Мы видели когги во время походов

к северным берегам Испании.

- А турки считают, что если правильно подобрать парусное вооружение, то когги

будут ходить резвее Nave и смогут и груз перевозить, и от врагов успешно отбиваться.

- Это глупость, сеньор Бади. Так необходимые Генуе и Венеции суда нужно искать не

на севере, а у наших врагов - турок. Их бригантины легкие и маневренны, имеют хорошую

грузоподъемность!

- Нет! Нет! Вопрос решен. Дож желает, чтобы здесь появился когг. Если все будет

так, как вы говорите, после когга мы займемся изучением турецких судов.

Разговор был прерван подошедшим слугой.

- Сеньор Бади, вас разыскивает посланец Папы в Генуе кардинал Динье и вместе с

ним разъяренный кардинал Глиани. Дож не принял их, они же требуют немедленной встречи

с вами.

- Ну что, ж друзья мои, вы хотите еще дискутировать на тему, чьи суда лучше, - наши,

ганзейские или турецкие?

- О, нет, сеньор Бади! Раз здесь сеньор Глиани, мы должны в спешном порядке

покинуть Геную.

- Вас отведут в казармы, где готовится экспедиция. Вы не должны никому открывать

своих имен, и места, откуда вы прибыли до начала экспедиции. Караван отправится завтра на

рассвете. Для всех вы никогда не были здесь и не получали приказа Дожа. За время ваших

странствий много воды утечет. Идите, и да поможет вам Бог. Мой совет: лучше сейчас

находиться вдали от Италии.

Бади обнял Джероми и Лацио, отдал распоряжения слуге, и на прощание преподнес

тяжелый мешочек с вытканным гербом Генуи.

- Это деньги. Не стесняйте себя. Все расходы по вашему путешествию берет на себя

Республика. И еще. Я хочу подарить вам, дорогой Джероми, книгу отца. Она существует

всего в нескольких рукописных экземплярах. Это лоция Черного моря. Не спрашивайте

меня, как она попала в Геную. Но ваш отец, Джероми, не предатель. Он честно трудился на

благо Венеции, собирая годами информацию о Черноморских берегах. Слишком много

предателей в самой Венеции. Всю необходимую информацию наши навигаторы, уже с

пользой для Генуи, почерпнули. Сейчас это всего лишь книга. Но она, я уверен, бесценна для

вас. Берите. Ваш отец отличный географ и картограф. Поверьте, даже вы почерпнете в этой

книге много такого, о чем не знали. Сколько лет прошло, как вы последний раз были в

Черном море?

- Уже более десяти, - ответил Лацио.

- О, так давно. Там большие перемены. Русь становится все сильнее. Она начинает

вмешиваться в политику на Черном море. Но обо всем этом - в рукописи. Прощайте, да

поможет вам Господь. Уверен, не позже чем через 10 месяцев я буду вас встречать в порту на

большом когге.

Джероми и Лацио выскользнули из дворца через боковые двери. Их ждал крытый

возок, запряженный четверкой хороших жеребцов.

- Нелегкий разговор ждет сейчас сеньора Бади. Глиани взбешен, он будет требовать

нашего наказания и выдачи, - заволновался Лацио.

- О, Лацио, Бади такой хитрец, что кардинал Глиани ничего от него не добьется. К

тому же приказ Дожа - есть приказ. Его невыполнение грозит суровым наказанием.

Повозка тронулась, и вскоре они оказались в портовых казармах. Слуга переговорил с

охраной. Комнаты на офицерской половине были отведены для Лацио и Джероми отдельно.

У дверей их ждали слуги. Всю дорогу Джероми сжимал под плащом рукопись отца, и,

казалось, она согревала его сердце.

- Господи, сеньор Лацио, - обратился Борджи, - что с нами будет? Нас привели сюда

сегодня днем, отняв оружие и лошадей.

- Не волнуйся, верный мой слуга. Все будет в порядке. Мы отправляемся в далекое

путешествие. Но куда пока тайна. Идите - отдыхайте. Нужен покой и нам с сеньором

Джероми. Завтра утром мы отправляемся в путь.

Джероми показалось, что время в казарме пролетело мгновенно. Они проспали весь

день и часть ночи. Хорошо отдохнув, остаток ночи молодые люди потратили на сборы в

дорогу. Собрав оружие и теплую одежду, с рассветом они закончили приготовления. Это

была вторая ночь без сна…

Караван составили двадцать верховых воинов, четыре повозки с экипажем будущего

когга, возком Лацио и Джероми и слугами, сопровождавшими их верхом. Одинаково одетые

воины Республики составляли сильный отряд, неоднократно участвовавший в дальних

походах. Возглавлял его опытный воин - капитан Сальгадо. Он же был назначен навигатором

купленного у ганзейцев корабля. Джероми и Лацио назначались его старшими

помощниками. Экипаж, как и воины, был подобран из лучших генуэзских моряков. Их было

двадцать пять. Остальных навигатор Сальгадо надеялся нанять в Брюгге.

Караван двигался медленно. Дороги Европы были не безопасными. Разбойники

шалили не только на море. Раздробленность и постоянные междоусобицы европейских

государств делали путешественников беззащитными. Путники предпочитали двигаться

группами от одного постоялого двора, к другому, от городка до городка. Смелее

путешествовали только хорошо вооруженные группы людей под охраной военных отрядов.

При первой же возможности Джероми доставал лоцию Клаудио Абаджио и вчитывался в

подробное описание далеких берегов.

Прав был сеньор Бади. Много лет утекло с тех пор, когда они с Лацио в последний раз

были в Черноморской экспедиции. Эта экспедиция для них была четвертой. Первой была та,

когда они еще подростками участвовали в освобождении от пиратов острова Ахилла. На всю

жизнь о том событии остались у них прекрасные золотые и серебряные доспехи, найденные

в потайном гроте.

«На всю ли жизнь? - подумал Джероми. Все их имущество конфисковано. Если и нет,

то все равно дороги назад не существует. Венеция отказалась от своих сыновей». Джероми

вздохнул и достал из под плаща отцовскую рукопись. В который раз он открыл ее на

описании Северо – Западного побережья Черного моря. И уже не первый раз он читал

строки, волнующие его. Как и предполагал его отец, в борьбе между турками и христианами

из стран Европы родилась третья сила, безжалостная и к одним и другим.

«Черное море было сердитым с древних времен, недаром греки называли его – Морем

негостеприимным. Нет в нем недостатка в сильных ветрах и бурях, к тому же стоянки здесь

малонадежны, да и те что есть, - неудобно расположены. Вот почему ежедневно слышишь,

то об одном, то о другом судне, разбившемся о какую – то скалу, так что от этого моря

впрямь омрачаются сердца и чернеют трауром одеяния родственников погибших моряков.

Но если Черное море было всегда сердитым с древних времен, то теперь оно несравненно

чернее и страшнее, по причине многочисленных «чаек», опустошающих весной и летом

море и сушу».

- Лацио, ты спишь?

- Нет, я думаю о том, как быстро все меняется в нашей жизни. Нам всего по тридцать

пять, а в скольких переделках мы уже побывали. Войны, пираты, турки. Четыре похода в

Черное море, два - в Ливию и Египет, шесть - в Кастилию и дальше вокруг Пиренеев в

Галисию. На три жизни хватит.

- Ты прав! А еще ты забыл две войны с сарацинами в Мавритании.

- Но, что вспоминать об этом. Сегодня жизнь дает нам шанс начать все сначала. Нет

прошлого, нет будущего. Есть только настоящее. Сегодняшний день, тряский возок,

воспоминания, и вот отцовская книга. Знаешь, Лацио, я раз за разом вчитываюсь в лоцию и

поражаюсь, как быстро окрепла Московия. Нет, здесь это не пишется, но косвенно это

можно понять. Когда сорок лет назад мой отец был там префектом, это было слабое

раздробленное государство, мучимое со всех сторон сильными державами. А сегодня?

Послушай, что пишет отец:

«Объединившись и став на ноги, Московия стала заботиться о своих границах,

засылая туда вольный, безземельный люд, которому уже нечего было терять. Были среди них

беглые от барской милости крестьяне, обедневшие воины, беглые каторжники, разгульные

разбойники. Собираясь в ватаги, они стекались со всей Московии на юг к Днепру и Дону.

Эти россы, называемые иначе тюркским именем казаки, образовали боевые засеки на речных

островах. Построили там свои поселения и начали пускаться в Черное море с целью грабежа.

Творили они это с молчаливого согласия, а иногда и подстрекаемые царем и боярской думой

Московии».

- Хитры россы! Подумай, Джероми, своих разбойников на чужих травить. И свои

дороги свободны и границы от врага прикрыты.

- Под благородным предлогом борьбы с турками, казаки нападают и грабят всех

подряд, не исключая христиан. Если надо, то могут за хорошую плату и на стороне

крымских татар – мусульман, воевать. Вот что дальше пишет мой отец.

«На выдолбленных челнах, хорошо вооруженные, по Днепру и Дону спускаются они

в Черное море, причиняя немало вреда прибрежным местам и проливам. На море они

завладевают сначала маленькими судами и, поощряемые удачей и смелостью, забирают все

больше суда и в большем количестве. Суда эти они после грабежей прячут, сняв мачты, и так

пользуются ими из года в год».

- Ох, хитры! Так это и есть та сила, которую предрекал твой отец, еще много лет тому

назад?

- Да, это они. Казаки - страшная сила, сделавшая Черное море, еще чернее. Не боятся

они ничего. Смело идут в бой. На смену погибшим приходят новые беглецы, да уже не

только из Московии, а из Полонии, и даже от татар. Сила их такова, что, как пишет отец, не

боятся они сражаться с флотом самого падишаха. Вот послушай.

«Однажды триста с лишним челнов казачьих вышли в море и сразились с флотом

падишаха. По словам очевидцев, если бы в день битвы была тихая погода, то ни одна

турецкая галера не вернулась бы обратно. Казаки захватили несколько судов и уже

поднялись на корму адмиральской галеры. Спасла турок от полного разгрома налетевшая

буря. При налетевшем ветре турецкие галеры смогли поднять паруса и бежать».

- Что же это за челны такие, Джероми? Долбленные? Где же ты видел такие деревья,

чтобы можно было построить из одного ствола целый корабль?

- Я не видел, а вот отец видел в Московии такие дубы, которые пять человек взявшись

за руки не могли охватить.

- Как же повалить такой ствол?

- А их, друг мой, Лацио, не валили, их поджигали и держали огонь так, чтобы он на

все дерево не распространялся. Горело дерево только чуть выше корневища. Жгли день за

днем, пока дуб не падал. Так же и сердцевину из него выжигали, оставляя не толстые

боковины бортов и днище. Вот тебе корабль и готов. Отец пишет, что умелые казаки еще

борта из таких судов растягивают, а иногда и надстраивают. Вот послушай: «Казацкие челны

длинноваты, вмещают до пятидесяти человек и строятся из одного ствола. Идут они под

парусами и веслами, ничего не боясь, так по бортам некоторые из них обвязаны пучками

соломы, а другие имеют борта высокие, набойные».

- Помнишь в Каффе, после нашего первого похода отец рассказывал нам истории

Черного моря? Помнишь, он даже не удивился, когда узнал о тайнике в гроте и на крыше

храма. Только сказал, что догадывался об этом, прочитав записки античных авторов. Здесь в

лоции он пишет, что о судах подобных этим, примитивным чайкам, упоминал еще отец

географии – Страбон, описывая предгорья Кавказских гор у Черноморского побережья. Он

вскользь делает штрихи о местных племенах и связанные с ними разбойничьи походы.

«После Синдикской области и Горгиппии, что на море, следует побережье ахейцев, зигов и

гениохов, лишенное большей частью гаваней и гористое, так как оно является частью

Кавказа. Эти народности живут морским разбоем, для чего у них есть небольшие, узкие и

легкие лодки вместимостью приблизительно до двадцати пяти человек, реже до тридцати; у

греков они называются «камарами», то есть крытыми судами.

Снаряжая флотилии таких «камар» и нападая то на купеческие корабли, то даже на

какую-нибудь страну или город, они господствуют на море. Иногда им помогают даже

жители Боспора, предоставляя свои корабельные стоянки, и рынки для сбыта добычи. Когда

они возвращаются в родные места, то при отсутствии корабельных стоянок им приходится

на своих плечах переносить «камары» в леса, где они живут, обрабатывая скудную землю.

Когда же наступает время плавания, эти разбойники снова несут свои лодки к берегу.

Точно так же поступают они и в чужих странах, где хорошо знают лесистые места; там они

прячут свои «камары», а сами пешком бродят днем и ночью, похищая людей для продажи в

рабство. Похищенных же с готовностью предлагают отпустить за выкуп, извещая об этом

после выхода в море их родным. В землях, подчиненных местным властям, правители

оказывают помощь жертвам насилия: нередко в свою очередь нападают на разбойников, и,

захватив их «камары», приводят назад вместе с экипажем. Области, подчиненные римлянам,

более бессильны против этого зла из-за пренебрежения посылаемых туда правителей».

Подобные плавающие однодеревые средства, по утверждению Тацита, были и у

тавров. Пользуясь ими, они совершали нападения на проплывавшие или терпящие бедствия

в море лодки или корабли.

Эти суда строились без единого железного или медного гвоздя и имели следующую

особенность: верхние части их бортов располагались близко друг к другу, а корпус вовнутрь

расширялся. Возможно это, только в случае если лодка строилась из одного ствола дерева.

Во время штормовой погоды борта наращивались досками, образуя крышу, защищавшую

судно от захлестывания его волнами. Острый и изогнутый нос и корма способствовали тому,

что судно могло при необходимости пристать к берегу любым концом».

- Жаль, Джероми, что мальчишками мы так мало слушали твоего отца.

- Ты прав, Лацио. Я часто вспоминаю его. Последний раз я встречался с ним в

Черноморском Трапезунде, десять лет тому назад. Когда он приезжал в Венецию, мы были в

экспедициях. Когда я бывал дома - он был то в Анатолии, то в Татарии. Но, знаешь, когда я

читаю его книгу, я как будто разговариваю с ним, слушаю его. Жаль, что за всю мою жизнь

мы так мало бывали вместе.

- Не огорчайся. Мой отец никогда не выезжал из Венеции, но мы тоже общались

очень не часто. Я ведь его четвертый сын. А есть еще и дочери, мои сестры. Так, что у него

забот и без меня много.

Повозка сильно качнулась и остановилась. Открыв дверцу, Джероми выпрыгнул на

утоптанный снег.

- Сеньоры, мы на границе Фландрии, - произнес Сальгадо.

Стража досмотрела караван, узнав о его маршруте и намерениях.

- Долгая дорога, господа. Вы смелые люди. Зимой через всю Европу, - сказал пожилой

капитан стражи.

- Да, мы не столько смелые, сколько подневольные, - мрачно пошутил Сальгадо. -

Это указ нашего Сената и Дожа. С первыми весенними днями мы должны отправиться в

обратную дорогу и не на этих шатких возках, а на корабле, который ваша Фландрия строит

для нас. А время летит быстро. Мы вот в пути уже больше двух месяцев. Весной и осенью –

бездорожье, и мы бы не добрались так быстро.

- Согласен с вами, - сказал капитан, - но не думайте, что на корабле вы будете дома

быстрее. Кантабрийское море очень опасно. Оно страшнее Черного моря. Раньше я много

ходил по морям, но раны уже не позволяют. Хорошо, что мои заслуги перед Фландрией не

забыты и на старости лет у меня есть такая служба.

- Я тоже моряк, сеньор капитан, и эти двое отважных людей известные мореходы.

Мне очень приятно. Если вы согласитесь задержаться на несколько часов, то, передав свои

полномочия, я буду всецело в вашем распоряжении. В десяти лье отсюда мой дом в

небольшом городке Хертогенбос. Там я с удовольствием вас приму, размещу солдат и

матросов на хорошем постоялом дворе. Обещаю, будет хорошая выпивка и стол. Зовут меня

Людвик ван Акен. Ну что, согласны?

- Спасибо, конечно, согласны.

Ночью караван въехал в Хертогенбос, удивительно красивый, старинный

Фламандский город. Дом ван Акена находился в самом центре города на биржевой площади.

Хозяин разместил гостей в верхних этажах. Были поданы холодные закуски. Обед же он

назначил на утро. Джероми и Лацио досталась небольшая комната со стрельчатым окном.

Над кроватями висели распятия. К противоположной от окна стене была прислонена

деревянная доска, испещренная мелкими рисунками. Джероми зажег свечу и стал

рассматривать странные изображения. Демонические существа глазели на него. Ему

показалось, что он заглянул в ад. Картина настолько повлияла на сознание Джероми, что он

до утра не смог сомкнуть глаза…

Часы на ратуше пробили десять. Хозяин постучал в двери, призывая гостей к столу.

Утром в холодном зимнем свете картина уже не казалась ему такой странной. Ужас померк

вместе с дневным светом. Маленькие, злобные существа, заполнявшие доску, показались

Джероми не столько пришельцами из ада, сколько гротескными химерами.

Стол был накрыт серебряной посудой, что говорило о зажиточности дома. Слуга

подал лебедя, фаршированного зимними яблоками. Это было неожиданно.

- Не удивляйтесь, уважаемые гости, я являюсь членом светского братства Богоматери.

Нашим символом считается белый лебедь, и иногда для самых почетных гостей мы подаем

лебедей к столу.

- Господин Людвик, я был совершенно поражен, увидев в комнате эту странную

доску, испещрённую ужасными чудовищами.

- О, сеньор Абаджио, я и не думал, что она произведет на вас такое впечатление. Эта

работа кисти моего покойного родственника Иеронима Ван Акени. Он у нас во Фландрии

был известным художником. А вы не видели его работ ранее? Наши отцы были

двоюродными братьями. Но он еще в молодости отказался от фамильного имени и писал под

фамилией Босх. Вообще он не любил семью, и был нелюдим. Все его время занимали

картины и алхимия. Он умер десять лет тому назад богатым, но в свою очередь нелюбимым

никем, - с грустью произнес Людвик.

- У меня еще несколько его досок со страшилками. Хотя не все так считают.

Бургунский герцог Филипп Красивый не принимал никаких важных государственных

решений, не посмотрев на полюбившуюся картину Босха - «Страшный суд».

- Скажите, сеньор Людвик, вы не могли бы продать мне ту доску в спальне? -

неожиданно спросил Джероми.

- Продать? Вы ее оценили? Ну что ж, почему и не продать. Как вы видели, я ее даже

на стену не повесил. Она только гостей пугает. Хотите - покупайте. Я возьму недорого.

Только еще раз внимательно осмотрите ее, возможно, она вам совершенно ни к чему.

- Я, заплачу за нее вам, сеньор Людвик, десять золотых.

- Ну что ж по рукам, это больше чем я хотел.

Стареющий моряк крепкой рукой разливал хорошее фламандское вино по кубкам.

- За море, за победы! - произнес он.

Они выпили, после чего за столом повисла тишина.

- Друзья мои, расскажите о ваших морях. Мы, северяне, мало знаем о южных

кораблях и условиях походов. Нет у нас и такого количества разбойников на море. Так что

военные стычки бывают редко.

Сальгадо, а за ним Лацио долго рассказывали о Средиземном море, о войнах с

турками и пиратами. Людвик слушал очень внимательно, изредка жестом останавливая

рассказчиков, чтобы кое-что уточнить.

- Теперь понятно, зачем вам небольшие юркие суда. В такой обстановке они

незаменимы, но наши когги для такой работы не годятся. Хотя, кто знает, как они поведут

себя на южных волнах?

- А что, волны разные бывают? - спросил Лацио.

- Конечно, в каждом море волны разной длины и высоты. У нас в Северных морях

они длинные и пологие, а вот у берегов Северной Испании высокие и стоят, как горы. Мы

строим свои когги с очень мощным набором ребер внутри. Может вам они для теплых морей

и не нужны. А сделаете ребра тоньше, вот и вес судна уменьшится.

Разговор продолжался до середины дня. Все забыли о еде, настолько интересным был

рассказ сеньора Людвика о Северных морях, странах и народах. В ответ Джероми рассказал

о невзгодах, которые выпали на его и Лацио долю за последнее время.

Людвик качал головой.

- Я не одобряю ваши поступки, Джероми, но и с вами поступили жестоко. Я понимаю,

что вы все время находитесь мыслями рядом с Изабеллой. Но нужно быть сильным.

Крепитесь.

После обеда Джероми вернулся в комнату. Свет зимнего дня стал более тусклым, и

маленькие чудища на доске начали оживать. Джероми отпрянул.

- О, Господи! - воскликнул он и перекрестился. На мгновение ему показалось, что он

стал персонажем картины. Виртуозная, утонченная техника мастера, в сочетании с зимним

освещением сделала картину правдоподобной. Из центра на него смотрело уставшее лицо,

немолодого человека, вокруг образа происходили странные события. Полулюди-полудемоны

растаскивали по углам реальные предметы: кувшины с вином, хлеб, рыбу. Неожиданно

появившийся за спиной Джероми сеньор Людвик вмиг разрушил это видение.

- « Мир - стог сена: и каждый берет из него то, что удастся ухватить», - гласит наша

пословица. Если быть точным - об этом писал картины мой родственник всю жизнь. Ну, что,

вы уже не так боитесь, а то до обеда вы были очень бледны?

Джероми обернулся.

- Скажите сеньор Людвик, он это все придумал или на самом деле видел эти

существа?

- Право, не знаю! Он был человеком не от мира сего. Знаете, что о мастере писал один

поэт.

«…Я думаю, тебе были открыты и бездна алчного Плутона, и жилища ада, если ты

мог, так хорошо написать твоей рукой, то, что скрывается в самых недрах преисподней».

- Спасибо вам, мой друг сеньор Людвик – с сарказмом произнес Лацио. Джероми и

так сильно расстроен тем, что недавно произошло в его жизни, а с этой картиной он станет

еще более мрачен.

- Нет, нет, что ты Лацио, я верю, что необычная картина вернет меня к жизни.

Джероми поднял доску с пола.

- Не слушайте Лацио, спасибо вам, сеньор Людвик, когда я рассматриваю эту

картину, я как будто начинаю прозревать, мой грешный мир уходит в пустоту. Нам пора, мы

тронемся в дорогу к ночи и выспимся уже в пути. Также считает и сеньор Сальгадо.

- Как жаль, Джероми, как жаль Лацио, мы так мало говорили. Но на прощание, вот

мой совет: когги не так уж неповоротливы, как вам кажется. Все зависит от силы ветров,

крепости парусов и руки навигатора. Я рад был познакомиться с вами и желаю удачи. Где же

теперь будет храниться картина моего родственника, - Джероми?

- Пока в Генуе, если мы благополучно вернемся. А потом? Потом, - Джероми опустил

голову.

- О да, да, мой друг, ваша история трагична, но пусть Бог пошлет вам удачу. И вам,

сеньор Лацио, и навигатору Сальгадо. Помните: ветра в Северных морях непредсказуемы.

Наймите в Брюгге хороших помощников. Здесь, - он протянул Сальгадо конверт, – письмо к

моему другу, с которым мы ходили в дальние походы к берегам Скандинавии и в

Новгородские земли. Он поможет вам. Жаль, что я уже стар, а то бы сам пошел с вами в

море, навстречу суровым бурям. И жизненным тоже…

Кавалькада всадников и повозки потянулись по хорошо утоптанному насту. Перед

тем как спрятать картину за сиденьем, Джероми в последний раз приоткрыл и взглянул на

доску. Неожиданно ему показалось, что лицо в центре изменилось, на него пристально

посмотрел, откуда-то издалека Кирилл. Вздрогнув, Джероми быстро завернул картину, дав

себе слово в ближайшее время не смотреть на нее.

Глава 12. В гостях у Босха.

Амстердам. – Встреча с Винцентом. – Шутки голландских котов. – Морской фестиваль. – Поездка по

Голландии. – Просьба Кирилла. – В Брюгге. – Чудеса кондитерской лавки. – Встреча с Босхом.

Попутка, на которую Кирилл сел в Берлине, привезла его в небольшой городок Райне,

недалеко от границы с Голландией. Там он пересел в поезд и вскоре оказался в Амстердаме.

Кирилл любил Голландию. Когда он приехал сюда впервые то влюбился в эту ровную,

совершенно безлесную, но из-за этого кажущуюся бескрайней страну. Кирилл любил здесь

все: каналы и шлюзы, поля тюльпанов и так низко висящее над ними небо.

Амстердам гудел. Поезд медленно проезжал всю его восточную часть почти рядом с

водой. Из окна вагона были видны тысячи кораблей, уютно расположившиеся у причалов.

Это были парусники из всех стран мира. Один раз в пять лет этот крупнейший морской порт

принимал в гости миллионы туристов и тысячи моряков, приносящих в город далекую

историю океанов. Морской традицией в дни праздника в Амстердаме дышало все, и это

чувствовалось даже через окна экспресса.

На перроне его встречал старинный друг Винц, с которым Кирилл познакомился во

время первых плаваний на «Афине». Кирилл утонул в объятиях гиганта. Тому вправе нужно

было быть баскетболистом, а он стал пекарем. Но каким пекарем Винц был кондитером и

снабжал сладостями небольшой родной городок в двадцати километрах от Амстердама.

- Рад тебе, очень рад! Молодец, что выбрался. Я ждал тебя. В этом году праздник

просто чудо. Такого я еще не видел. Завтра в моем городке на причалах открытие, туда уже

провели большие парусники, вновь выстроенную «Батавию», корабль времен Ост-Индской

компании XVIII столетия и военный парусник «Амстердам». Если повезет, попадем на них.

Это очень интересно.

- Спасибо за хорошие новости. Я сам очень рад, что приехал. Дома столько забот с

постройкой корабля, что я уже сильно устал. Нужна неделя, другая отдыха. Вот бросил

все и приехал. Здравствуй мой дорогой Винц!

Они еще раз обнялись. Из города выбрались с большим трудом. Все улицы были

перекрыты приезжими. Центр и вокзал были на осадном положении. Полиция с трудом

справлялись с потоками машин и пешеходов.

Кирилл вздохнул с облегчением только тогда, когда они отъехали от Амстердама и

приблизились к Бавервайку. Он любил гостить у Винца. Его маленький узкий двухэтажный

домик достался голландцу от бабушки и весь веял стариной и покоем. Кирилла ласково

встретили огромные коты Винца. Таких здоровяков он не встречал нигде. Более толстый,

Гризмау весил, как хорошая собака - 14 килограммов, меньший старался догнать старшего.

- Винц! Они быстро подросли. Скоро выселят тебя из дома, - пошутил Кирилл.

- Не думаю, я же их кормлю.

- А они скоро сами будут на кухне управляться.

Винц заулыбался, чувствовалось, что эти два кота его гордость.

- Представляешь, если бы у кондитера были бы худые коты, чтобы сказали соседи, и

стали бы они покупать у меня торты и пирожные?

- Может быть, ты прав.

- Знаешь новый фокус, который откалывает Гризмау? Потерпи, посиди и

понаблюдай, а я приготовлю еду. Водку ты привез?

- А как же, конечно!

Кирилл расслабился и растянулся на диване. Гризмау подошел к двери, ведущей на

улицу. В ее нижней части была сделана специальная дверца, благодаря которой животные

могли приходить в дом и уходить, не тревожа хозяина. В маленькой Голландии земли для

зданий всегда не хватало, и экономили при строительстве на всем, в первую очередь на

тротуарах. От окон Винцетого дома до проезжей части, покрытой брусчаткой, и тоже не

отличавшейся шириной, было всего метр.

Гризмау пролез в дверцу, прошел тротуар и половину дороги, остановился и лег.

Кирилл вскочил с дивана, чтобы выйти и забрать бездельника домой. Резко затормозила

машина. Из нее вышел водитель, ласково погладил кота, поднял и перенес на тротуар.

Кирилл замер за занавеской, боясь, что водитель увидит его и начнет ругать. Но голландец,

ни о чем, не подозревая, сел за руль и уехал. Тут же Гризмау поднялся и вновь пошел на

дорогу. Через несколько минут очередная машина затормозила, и представление

повторилось вновь.

Кирилл громко рассмеялся, появившийся из кухни Винц вопросительно посмотрел на

него.

- И часто твой камикадзе это проделывает?

- Два - три раза в день.

- А если его задавит машина?

- О нет, это никогда не произойдет. Знаешь, у нас на котах помешаны. Их лелеют,

холят. Голландец никогда не осмелится задавить животное.

- А если это будет ночью?

- Гризмау не дурак. Он это проделывает только днем и ближе к обеду, когда машин

немного.

Вечером они отправились в порт. Входы на праздник были еще закрыты, но Винцент

запасся специальным пропуском. Два огромных парусника впечатляли. В лучах прожекторов

они казались фантастическими космическими кораблями. Верхушки мачт терялись где- то

высоко, в черном поднебесье. Корпуса были покрыты резьбой, и скульптурами. Одна из них

очень понравилась Кириллу. В оружейный порт влезал солдат. Его тело было еще снаружи

корабля, а рука и голова внутри. Скульптор, так точно вырезал фигуру, что вначале Кириллу

показалось, что в порт забирается живой человек. Скульптурные группы украшали кормовые

части судов. Здесь были водяные, тритоны и русалки.

- Винц! Такие удивительные, красивые суда. Сколько лет их строили?

- «Амстердам» - пять лет, «Батавию» - десять, а стоили они миллионы. Ведь это

корабли настоящие, они могут ходить под парусами. На «Батавии», говорят, собираются

даже совершить плавание в Австралию, по тем маршрутам, где ходила настоящая «Батавия»

в XVIII веке за шерстью. На обратном пути она брала чай в Индии. Все это доставлялось в

Англию и Голландию. Рейс длился более трех лет.

- Так долго?

- Это долго по современным меркам, а тогда это было быстро. Ведь самолетов, мой

друг Кирилл, тогда еще не было.

- Ты прав. Просыпались песчинки времени, а как все изменилось.

- Люди жили тогда в другом ритме. У них было больше времени. Они меньше

суетились. То, что успевало одно поколение, сегодня делают за год. Ритм времени ускорился

в десятки, сотни раз.

- Ты прав, Винц. Мы живем в бешеном темпе. Поэтому я и строю древние корабли. Я

хочу понять, как жили люди тогда, что они чувствовали. Как любили и страдали?

- Ну, что, получается?

- Как знать. Но ты видишь, сколько на свете людей, которые хотят того же самого.

Все они здесь. Их миллионы. Ведь такие праздники, Винц, это не что иное, как машина

времени. Они помогают окунуться в прошлое.

Три дня праздника пролетели как один. Они побывали на десятках разных кораблей –

реконструкциях, встретились с их создателями. Кирилл раздавал буклеты их нового проекта,

обещая вскоре привести галеру в Европу. На закрытие праздника они решили не ехать. И он,

и Винц не любили подобных закрытий.

Было грустно. Кирилл вспомнил ночь закрытия фестиваля в Бресте. Это была не

просто ночь прощания с праздником. Это была ночь прощания с любимой «Афиной».

Увидеть еще одно такое почти трагическое прощание он не хотел.

- Винц, я знаю, что ты едешь в Хамонт, а затем в Роттердам. Можно я поеду с тобой?

У меня есть еще несколько дней. В Роттердаме я никогда не был, а проехать через всю

Голландию, - моя давняя мечта. Ты же знаешь, как я люблю вашу северную землю.

- Я, не против, мне скучно не будет. Поехали. Я этому только рад.

Их дорога пролегла из Амстердама в Роттердам огромной дугой через всю

Голландию. Вначале нужно было попасть в небольшой городок Хаммонт на юге Голландии,

где Винц интересовался оборудованием для новой пекарни.

Проехав большую часть пути и основательно устав, Винц решил найти небольшую

гостиницу и переночевать. В Роттердаме у него были тоже служебные дела, Кирилл же очень

хотел побывать в музеях: принца Генриха, хранящем одну из старейших моделей парусного

судна, и музее имени Бойманс ван Бейнинге, жемчужину коллекции которого составлял

«Блудный сын», написанный Босхом в начале XVI столетия. Судя по автомобильному

атласу, они были совсем недалеко от бельгийской границы. Небольшой городок Хамонт

встретил их вечерней идиллией и покоем. Проехав несколько улиц, они не нашли никаких

надписей, говорящих о возможности ночлега. Притормозив, Винц обратился к проходящей

женщине:

- Скажите, здесь есть гостиница?

- О, нет! У нас на бельгийской стороне нет, поезжайте назад в Голландию. Один

квартал прямо и направо. Там найдете.

- Винц! Подумай, вот это да! Никаких признаков границы.

- А зачем граница? Вся эта земля была когда-то единой Фландрией, обогатившей мир

фламандской культурой. А нужны ли единой культурной общности, границы? Нам

испокон веков понятно: нет, не нужны. Европе нужны мосты. Да и как же мы сможем

ездить в гости, если ждать нас будут не ровные дороги и мосты, за которыми раскрытые

объятия родственников, а пограничные рогатки.

- Но от нас вы отделяетесь кордонами?

- Не от вас, а от ваших ненасытных правительств. Таких кровопийц мы повывели во

времена борьбы за независимость с Испанией. Вы боролись за свою независимость? Думаю,

что нет. Вы ее покупали. Если бы боролись, то на вашем флаге был бы или красный или

черный цвет. Кровь и траур.

- Ерунда, Винц. У греков флаг вообще бело-голубой.

- Кирилл! Молчи, не говори мне ничего об этих хитрецах...

Наконец-то они нашли небольшой приют и заночевали. Винц насупился. Он

недолюбливал политику, разделявшую людей на два сорта, но всегда говорил:

- Сами виноваты! Мы так не живем, потому что знаем запах и цвет крови.

На следующий день они проехали невдалеке от родины Иеронима ван Босха, города

Хертогенбос, и прибыли в Роттердам. В музее Бойманс, Кирилл сразу пошел к картине Босха

«Блудный сын». С полотна на него смотрел самый нераскаявшийся блудный сын из всех

кого-либо написанных. Куда он стремился? Видно только, что оставляет он пустоту и

распутство. Но вот он куда смотрит? Таков уж великий Босх. Никогда ничего не

определенно. Как будто бы все хорошо, вот-вот свершится доброе, ан нет, то ли реально, то

ли за пределами холста присутствует что-то отталкивающее. Зло, присутствующее во всем.

Таково зло и в его мальчике, руководимом магом, на полотне «Свадьба». А ведь на свадьбе

присутствует сам Христос, таково и зло в обличии Ирода, стоящего в доме и насмешливо

наблюдающего за поклонением маленькому Христу, на картине «Поклонение волхвов». Так

везде и во всем. Белое и черное, добро и зло.

В музее Бойманс он увидел афишу, которая гласила: в эти самые дни в Брюгге

проходила выставка картин Босха, привезенная из Мадрида. Выставлялись картины из

собрания Королевского музея Прадо. Дождавшись у машины Винца, Кирилл простодушно

спросил его:

- Винц, когда ты должен быть на работе?

- Послезавтра, а что ты хотел?

- Понимаешь, для меня Босх - это мечта всей жизни. Его картины ее неотъемлемая

часть. Я бы очень хотел посмотреть его выставку.

- Так в чем же дело, иди, я подожду.

- Эх, Винц! Дело в том, что она проходит в Брюгге.

- Где? В Брюгге? Но это двести километров отсюда. А уже вечер.

- Винц! Давай поедем в ночь. На рассвете посидим на море в Энде. Когда то я там уже

бывал. Утром посмотрим выставку - и домой. Утром ты на работу, а я на поезд в Германию.

Меня в Дармштате уже Рихард заждался. Он даже не поверит, что полсудна мы уже

построили. Ну как? Решайся. Я у тебя в гостях. Приедешь ко мне - я тебя хоть на край света

повезу.

- Ладно, уговорил. Брюгге, так Брюгге. Я там бывал. Красивый город.

- Поехали, - согласился Винц.

К ночи они подъехали к Энде, где заночевали прямо на пляже. Убаюкивающее

северное море было по-летнему приветливым и теплым. Утро застало друзей в небольшом

ресторанчике на пляже, где они с огромным аппетитом поглотили невероятных размеров

яичницу с беконом.

- В центре Брюгге негде припарковаться, поэтому станем на дальней стоянке, Кирилл.

- Безусловно. Такой город лучше смотреть с ног, а не из окна машины.

Улочки Брюгге веяли средневековой старинной. С ними, так не гармонировали

мальчишки, пускавшие огромные мыльные пузыри. Поблескивающий пенный шар

поднимался высоко в воздух, отражая стены домов, прикрытые ставнями окна, дубовые

вековые двери. Кирилл сделал несколько снимков и поспешил за Винцем. Тот шагами

Гуливера двигался к центру города. Винц возвышался над всеми и поэтому Кирилл не боялся

его потерять. «Вот так, наверно, вышагивал по фламандским городам царь Петр», - подумал

он. Неожиданно он остановился. Пробили часы на башне.

Из небольшого магазинчика сладостей на центральной площади вышел полный

мужчина в белом фартуке и поманил его рукой. Кирилл знал его, точнее видел ранее, тогда,

когда выпил терпкое варево и уснул в доме у Талии. Он повернулся, крикнул Винцу чтобы

тот подождал его на площади и без всякого страха вошел в лавку, где ранее скрылся

незнакомец. Внутри было также необычно, как везде в этом средневековом городе. На

полках стояли медные банки с вставленными цветными стеклами. Сквозь стекла были видны

печенья, конфеты и другие сладости, наполнявшие помещение сладковатыми запахами

гвоздики, корицы и шоколада. На столах стояли дубовые короба, которые наполняли

доверху мармелад, зефиры, разные орехи и казинаки. Были тут и сухие фрукты в сахаре, и

вафельные стаканчики, наполненные кремом.

Кирилл заулыбался. Он как-будто оказался в детстве, на планете сладостей. Хозяин

улыбался ему в ответ. Он стоял в центре лавки, частично закрывая собой старинное кривое

зеркало. Кирилл посмотрел в мутноватое стекло. К его ужасу он в нем не отражался, хотя

часть плеча хозяина была видна. Вместо него из чудо-зеркала на него смотрел Джероми.

Кирилл закрыл лицо руками, протер глаза и вновь посмотрел в зеркало. Перед ним был

Джероми, внимательно рассматривавший его. Изображение начало тускнеть и в следующую

секунду он увидел уже свое лицо. Кирилл ущипнул себя за руку. Почувствовав боль,

подождал немного, но ничего не изменилось. Из кривого зеркала, причудливо искаженный,

на него смотрел он сам. Хозяин поднял руку и привлек его внимание:

- Спасибо вам за привет из Карпат. Я вас уже давно жду. Вас зовут по-славянски -

Кирилл, не правды ли?

- Да, правда, но откуда вы знаете.

- Знать - это моя профессия.

- Вы тоже друид?

- Так нельзя утверждать, думаю, следует сказать так - я человек, которому открыты

некоторые тайны. Высшие силы указывают мне, какие из этих тайн я имею право открывать

людям, а какие нет. С вами Кирилл, вообще другое дело. Я обязан вас направить на

определенный путь. Сейчас вы строите средневековую галеру. Дома вы должны найти

женщину, которая живет недалеко от вас. Ее узнаете на улице, как узнали меня. Она поведет

вас дальше.

- Но когда я увижу эту женщину?

- Скоро! Скоро! Она всплывет в вашем воображении неожиданно. Не бойтесь.

- Скажите, а кто этот итальянец, которого я уже несколько раз видел во снах и видениях,

а сейчас - в этом кривом зеркале?

- Это ваш далекий предок, Кирилл. Его зовут Джероми.

- Но кто он?

- Он моряк.

- Значит я не сумасшедший? Моя психика не нарушена? Мне не следует бояться этих

видений?

- Нет, не следует, они безвредны. Работает ваша генетическая память, память предков.

Вы нужны Джероми. Больше я вам ничего сказать не могу. Не потому, что не хочу. Просто

не знаю. Дальнейшее знает та женщина у вас дома. Идите, вас ждет друг. Не рассказывайте

ему ничего. Возьмите конфет.

Незнакомец протянул Кириллу пакет с конфетами:

- Прощайте. Все мы песчинки в безбрежном море Вселенной. Бывает так, что летящая в

Млечном пути песчинка нужна другой песчинке в созвездии Ориона. Встретиться они могут,

только если будет на то воля Высших сил и их помощь. Идите и опасайтесь женщину с

зеленными глазами.

Кирилл в задумчивости вышел из лавки. Прошло не более десяти минут. Винц ждал

его в центре площади, в руках он держал два билета на выставку Босха, которая проходила в

Ратуше. Они вошли в здание и направились в выставочные залы. Кирилл не обращал

внимания ни на что. Он думал о том, что видел и слышал. Возле картин толпились люди,

и нужно было ждать своей очереди, чтобы подойти поближе. Кирилл терпеливо ждал,

погрузившись в размышления. Он подошел к «Саду наслаждений», триптиху, который Босх

написал пятьсот лет тому назад. На левой створке в центре мастер изобразил себя,

получеловеком-полудемоном. Он иронично улыбался зрителям. Человечно только лицо,

поразившее Кирилла своей восковой бледностью. Туловище этого человека- демона – яйцо,

у которого есть еще и паучьи лапы. Он был поражен, также как и миллионы людей, кто

видел «Сад » и мог сказать:

- Привет, Иероним!

Он был одним их тех, кто приходил на встречу с Босхом не просто по совету других,

или по воле случая, он много лет мечтал подойти к этой картине, чтобы сказать: «Привет!».

А появилось это желание у него 20 лет тому назад, когда Кирилл понял, что видения Босха

близки ему.

Кирилл зажмурился и увидел Прагу, в которой он бывал мальчишкой. Старинный,

уютный город, над которым возвышается одна из красивейших в Европе крепостей –

Пражский Кремль. Здесь было положено начало истории чешского народа, истории

самоотверженной борьбы за свободу. В центре Кремля, куда он часто ходил пешком, стоял

величественный готический собор святого Витта, а недалеко за его алтарной частью

пряталась крошечная улочка, носящая гордое название – Золотая! Миниатюрные домики с

игрушечными комнатами несколько столетий назад приютили европейских алхимиков,

гонимых по всей Европе. Разрешил им селиться здесь чешский король Рудольф II, в надежде,

что добудут они ему из неблагородной ртути – золото.

Несколько поколений заблуждавшихся ученых прикладывали весь свой опыт и

знания. Ни философского камня, ни золота, ни рукотворного человека-гомункулуса, они так

и не получили, зато разработали множество лекарственных препаратов и стойких

красителей. Создали эти одержимые люди мастерские стеклодувов, известные по всей

Европе. Теперь в жилищах средневековых алхимиков расположились миниатюрные

букинистические магазины, филателия, художественные галереи.

Кирилл бывал здесь каждый раз, когда посещал Кремль. Входя в домики, нужно было

низко согнуться. Однажды он зашел в слабо освещенную комнату, которая ранее всегда была

закрыта. На полках - колбы, реторты и толстые фолианты. Стены испещрены химическими и

астральными знаками. В углу - репродукция странной картины, показавшаяся ему знакомой.

Кириллу в полумраке маленькой комнаты почудилось, что он не только знает эту картину, но

и является ее персонажем. Виртуозная, живописная техника художника, в сочетании с

преломляющимся светом из витражных окон делали картину правдоподобной, оживляя ее

персонажи. В центре была повозка с сеном, вокруг которой среди вполне реального пейзажа

разворачивается нереальная жизнь. Здесь присутствовал весь круговорот жизни от рождения

до смерти. Мир вокруг реальных людей был наполнен мифическими существами.

Огромную повозку со стогом сена влекли в преисподнюю дьявольские создания,

покорно за ними следовали короли, Римский Папа, бюргеры, воины и простой люд. Туда, в

ад, шли все, кто был нечестен при жизни. Со средневековой изощренностью художник

населил картину созданиями, в которых причудливо сочетались животные формы и

предметы неодушевленного мира. Кирилл всегда задавал себе вопрос. – Видел ли их мастер?

Чувствовал? Или свято верил в то, что ничто в мире не происходит бесследно? Наказание

неотвратимо за грехи наши.

Тогда он сильно испугался увиденного и выбежал из комнаты, даже не узнав

фамилию автора. Позже он вернулся сюда, заставил себя вновь и вновь смотреть на картину

и узнал имя живописца. Уже тогда, в Праге, под впечатлением увиденного, он раз за разом

спрашивал себя: «Откуда родились у Босха такие аллегории? Кто он? Последователь Христа

или посланец Антихриста, пророк или душевнобольной? Нострадамус живописи или

параноик с искалеченной психикой»?

Позже Кирилл узнал, что не так давно считалось, что, художник использовал

травяные галлюценогены, попросту наркотики, для вхождения в транс. Благодаря разным по

воздействию препаратам ему чудились то ад, то рай. Возможно ли это? Почти ничего

неизвестно о жизни великого мастера. Ясным было одно, никто ни до него, ни после не

воздействовал на психику зрителей так сильно, заставляя до боли всматриваться в

мельчайшие детали человека-демонов, рожденных кистью Босха. Кирилл много читал о нем.

Особенно ценили мастера поклонники сюрреализма, считая его основоположником их

направления в искусстве.

Но Кирилл считал, что Босх самый что ни на есть реалист, с широко раскрытыми

глазами, увидевший то, что не видят другие. И как он видел - не имело значения, но он

видел, а не придумывал. Кирилл ощущал, что мастер видел будущее, даже не то время, когда

жил он, а гораздо, гораздо далее. Считал он, что высшие силы сохранили большинство

полотен Босха в назидание потомка и предупреждение им. В предупреждение не

освобождать стихийные силы природы, взрывая ядро материи и изменяя генные процессы.

Хрустальными осколками разбросало Босховские картины по всему миру, и на

счастье ему повезло в разные времена стоять на перекрестках, где сталкивались реалии

жизни и ирреальность Босховского творчества. Сейчас, здесь, в Брюгге, он как будто

прозрел, собрав увиденное в разные годы воедино. Хрустальные осколки слились вместе, и

получился хрустальный шар, внутри которого сошлись все чудеса мирозданья. Открыв глаза,

Кирилл еще раз всмотрелся в «Сад наслаждений» и вспомнил все перекрестки реального и

Босховского миров, куда он попадал. Впервые это было в Праге, а вслед за тем в Париже,

Мюнхене и Роттердаме.

Он вспомнил осенний Париж. Небольшой речной трамвайчик отчаливал от

набережной Сены. Происходившие на нем события для спокойной Франции было

примечательным. Взрывались петарды, в воду летели пустые бокалы и бутылки. Полуголые

девушки отплясывали канкан. Русская речь, перемежается нецензурной бранью. Новые

русские добрались до столицы мира. Держись Париж! Посетив на следующий день Лувр, он

не шел специально искать картину Босха «Корабль дураков», но так уж получилось, что

вышел к ней он не случайно. Те же, что и в реальности тупые лица, пустопорожняя речь.

Согласно фламандской традиции, вобравшей в себя многовековые народные предания, образ

судна с пирующими – это аллегория развязности и скудоумия. В шествиях и карнавальных

песнопениях на борту корабля народ олицетворял самых греховных своих собратьев.

Это пьяницы, развратники и воры, отступившие от правил христианской морали. Но

приглядитесь внимательнее, подумал Кирилл, кто эти персонажи на мифическом судне,

мачтой которому служит дерево, а палубой - стол. Монахиня, играющая на лютне, истошно

поющий францисканец, шуты и клоуны. В шабаше каждый играет свою роль: кто пытается

поймать открытым ртом пирог, а кто достать курицу, кто- то пьет, а кого - то уже тошнит.

Такой «корабль дураков». Таким он был и будет всегда. Босх только предупреждал

держаться от таких персонажей подальше. К несчастью во все века случалось так, что

добрые люди зависимы от пассажиров корабля дураков. Сколько раз ему приходилось иметь

дело с дураками? Много, ох как много, но может быть именно Босх помогал вовремя бежать

от них. Второй раз реалии и действительность пересеклись в Мюнхене.

Из дома Рихарда он проехал сотни километров, чтобы попасть на рок - концерт.

Стотысячный олимпийский стадион не вместил всех желающих. На сцене культовая рок-

группа ХХ столетия «Pink Floyd». Над сценой - огромный экран, на который проецируются

фрагменты культового фильма «The Wall». Фильм перемежается анимацией. На экране,

жутковатый, все увеличивающийся цветок - ужасающая аллегория всепоглощающего

кадавра. Фильм пронизан болью и отрешением. Весь концерт наполнен желанием отобрать

эту боль, очистить присутствующих. Музыканты говорят: «Индивидуум, даже очень

талантливый, один на один с окружающим миром обречен».

Окончен концерт. Все чувства притуплены. Ни до, ни после он не видел, чтобы

многотысячная толпа расходилась в полном молчании. «Пинки» призывали к сплоченности,

они говорили о том, что зло разъедает нас. Но какое оно, это зло? Как оно выглядит? В

разные времена люди представляли себе его одинаково или по-разному? Великий Босх видел

его в причудливых смешениях живых и неживых предметов.

После концерта он побывал в мюнхенской пинакотеке, хранящей десятки тысяч

фильмов и ряд произведений искусства. В ней хранится одна из самых сложных картин

художника - «Страшный суд». Рассматривая ее, Кирилл уверился, что зритель уж точно

попадает в ад, наполненный ужасными существами, и как он похож на ад, который видел в

«Стене». Современное оболванивание не лучше жестоких Босховских существ, жаждущих

утянуть во времена ужасной инквизиции.

На увиденной картине вокруг страшных существ темно, все пронизано болью и

скорбью. Лошадиный круп оборачивается гигантским кувшином, и на тонких голых ногах

куда- то крадется хвостатая голова. Все ползает и все наделено острыми, царапающимися

формами. Каждое существо - маленькое, лживое, цепкое - охвачено злобным и торопливым

движением. Это ад, и сколько ипостасей у дьявола и демонов было тогда, и сколько их

сейчас?

«Страшный суд» всколыхнул его чувства не менее сильно, чем «Стена». Прошло

более половины тысячелетия, а восприятие зла реально и очень схоже. Изменился ли

внутренний мир человека, или только окружающая его форма. Такие же мы, как во времена

Босха? Ответа не было. Он стоял и стоял, не видя ничего, с открытыми глазами. И вот

прошедшие два дня. Еще два перекрестка. Вчера в Роттердаме и сегодня, здесь, в Брюгге.

Нет, не два, а целых три. Третий там, совсем рядом в старинной лавке сладостей. А может он

здесь именно потому, что был всего час назад там в этой уютной комнате с кривым зеркалом.

Кирилл очнулся. На диванчике в глубине зала мирно посапывал Винц. Что ему до его

переживаний. Да и нужны ли эти переживания крепкому телом и душой голландскому

молодцу. Он тихо подошел к дивану и присел на краешек.

- Великий Босх! Ты весь - добро и зло. И как тяжело тебя понять. Что победит? И в

жизни, и у мастера это всегда осталось загадкой.

Кирилл знал: чтобы хорошо понять и осознать, то, что изображал мастер, нельзя

долго, не отрываясь, смотреть на его произведения. Посмотреть сразу все невозможно,

нужна точная дозировка. Картины настолько сильно воздействуют на психику, что невольно

зажмуриваешь глаза, то что он сейчас и сделал. На выставке экспонировалось несколько

картин из музея в Прадо: “Воз сена”, “Семь смертных грехов”, “Поклонение волхвов”,

“Операция от ума”, “Сад наслаждений”. Раз за разом он возвращался к ним. Вновь и вновь

всматривался в их причудливые сюжеты. На какое-то мгновение все распадалось на мелкие

осколочки. Казалось, что фрагменты картин жили отдельно друг от друга, затем все вновь

собиралось вместе и вновь распадалось. Современники мастера говорили: “Чтобы понять

Босха, нужно быть сумасшедшим”. Ему казалось, что на мгновение он сам становится

сумасшедшим. Но что-то удерживало его, и он не уходил из зала...

Винц отдыхал на него Босх не производил такого впечатления. Как потом он сказал

Кириллу:

- Мне хватило один раз увидеть эти ужасы, а ты какой-то мазохист, так нельзя

увечить свою психику.

В этом была доля правды. Он мучил себя одним и тем же вопросом, всматриваясь в

картины Иеронима ван Аккена.

А что для нас, перешагнувших в третье тысячелетие, великий Босх? Прошлое,

настоящее, будущее? И не окрасится ли когда- нибудь красным жутким закатом ядерного

коллапса небо, и не понесутся ли после этого по небу жуткие птицы-мутанты, а чудовищные

рыбы с конскими ногами, не поползут ли по земле, соседствуя с паукообразными крысами,

такими чудищами, которые писал Босх. Не дай Господь, если он их видел, а не придумал!

Поздно ночью они вернулись домой к Винцу. По дороге почти не разговаривали.

Кирилл был опустошен. Завтра он уедет домой и неизвестно когда еще будет в Голландии.

Жаль, что так мало времени. Как дорога ему эта страна. Недаром Петр Великий любил ее не

меньше России. Тянет Голландия к себе магнитом. И скольких гениев родила эта плоская,

песчаная, продуваемая всеми ветрами земля, где люди испокон веков боролись за

выживание!

Два проведенных в Роттердаме и Брюгге дня, встреча с Босхом и Джероми произвели

на Кирилла огромное впечатление. Обнявшись на прощание с Винцем, в поезде он

почувствовал себя совершенно опустошенным и проспал до Франкфурта восемь часов. В

тревожных снах раз за разом к нему приходил Джероми, что-то требуя от него, но

просыпаясь на остановках, он так и не мог припомнить что.

Глава 13. Корабль севера.

Друзья прибывают в Брюгге. – Теплая встреча. – На верфи. – Корабль севера – ганзейский когг. –

Мастер Эрик ван Винкль. – Окончание строительства «Генуэзца». – Поход в Амстердам. – Компасных дел

мастер господин Генрих Крейц.

Повозки тронулись в путь. Сеньор Людвик в последний раз обнял своих новых

друзей.

- Дайте знать о ваших успехах, ведь в Брюгге вы пробудете несколько месяцев, -

напутствовал он.

Город встретил путешественников множеством замерзших каналов. Недаром его

называли северной Венецией. Хотя архитектура зданий была не похожа на венецианскую, но

узкие каналы и улочки напоминали Джероми и Лацио об их родном городе. Охранники

ворот южной башни подробно объяснили, как им лучше найти Генуэзский торговый дом. И

хотя напрямую Генуя и Ганзейский союз, торговые операции не вели, обмен товарами

происходил в портах Испании и Франции, все же небольшое торговое представительство

средиземноморских купцов находилось в северной части города. Ему и было поручено, еще

год тому назад заказать на фламандских стапелях строительство когга для Генуэзской

Республики.

Путники проследовали через центральную городскую площадь, окруженную

красивейшими зданиями, стены которых были покрыты вычурной каменной резьбой. Таких

высоких и гармоничных зданий они не видели ни за время своих странствий, ни в родной

Венеции, ни в Генуе. Особенно восхитительным было здание городского самоуправления и

юстиции. Джероми и Лацио плотно укутались в плащи. Им, южанам, было непривычно

холодно в этой северной стране. Единственный, кто не жаловался на холод, был сеньор

Сальгадо, как неприступная скала, возглавлявший путешествие. На берегу обмелевшего

восточного канала они нашли здание, принадлежавшее Генуэзскому торговому дому.

Открывший ворота для кавалькады всадников и повозок смотритель, принял их с

нескрываемой радостью.

- Слава Господу нашему! Как мы вас заждались. Сеньор Сальгадо, какое счастье, что

вы благополучно добрались!

- Спасибо. Префект на месте?

- Конечно. Вот и он.

По открытой лестнице вниз сбежал молодой, розовощекий мужчина, раскрывший объятия

каждому из прибывших.

- Сеньор Сальгадо! Как я рад встрече. Вы помните меня?

- Конечно, дорогой друг. Ведь ваш отец сеньор Луиджио Висанте участвовал со мной

во многих торговых походах. Вас, Лючио, я помню еще ребенком. А сегодня вы так

возмужали и набрались опыта, что назначены префектом в Брюгге.

- Да, сеньор. Но дела наши, как вы знаете, идут не лучшим образом. Но об этом

после. Ваши комнаты уже давно готовы. Мы ожидали вас раньше.

- Зима в этом году суровая, сеньор Лючио. Нам приходилось пережидать непогоду.

- Проходите в тепло. Прошу вас.

После того, как путешественники разместились в отведенных им комнатах, слуга пригласил

всех на обед.

- Сеньор Лючио, я хотел бы поближе познакомить вас с моими помощниками,

сеньором Джероми Абаджио и сеньором Лацио де Калье. Они венецианцы.

- Венецианцы?

- Не удивляйтесь, они вынуждены были покинуть Венецию и теперь состоят на

службе Генуэзской Республики. Это профессиональные воины, возглавлявшие не один

поход против пиратов. Они участвовали в войнах с турками и сарацинами. Именно им

Великим Дожем поручено оказать помощь в организации экспедиции на построенном судне

в Брюгге. Плавание будет трудным и долгим, редко кто ходил напрямую из Брюгге в Геную.

Джероми и Лацио поклонились.

- Абаджио! Сеньор Абаджио! Не ваш ли отец известен всему морскому

христианскому миру своей удивительно точной лоцией Маре Негро?

- Да, сеньор Лючио, я его сын, в прошлом гражданин Венеции, а теперь вот изгой на

службе у Генуи. Но пусть вас это не пугает. И я, и сеньор Лацио будем служить верой и

правдой нашим новым хозяевам, ведь нас, христиан, объединяет одна цель – борьба с

мусульманством и расплодившимися под его покровительством пиратами.

- Спасибо вам сеньоры, - торжественно произнес молодой Лючио. Теперь о главном.

Как известно в Генуе торговые дела Ганзейского союза в последние годы не на высоте. Царь

Московии Иван III, овладев Новгородом и Псковом, изгнал оттуда ганзейских купцов.

Восточные рынки, где торговали пушниной, для нас, закрылись. Англичане быстро

развивают суконное производство, обогнав Фландрию и Германию. Часть рынков они

перехватили, в особенности в Испании. И самое главное - открытие Америки. С каждым

днем все больше кораблей уходят за океан, привозя оттуда несметные богатства. Ганза в

бедственном положении.

Как напасть сильно обмелел и восточный канал, соединявший Брюгге с северным

морем. Теперь грузы приходят из портов Восточного и Западного Энде. Чтобы их

доставлять, нужно перегружать на небольшие баржи, а это тоже убытки. Пусть не для всего

Союза, но конкретно для Брюгге. Кстати именно поэтому судно мы заказали строить не на

верфи в Брюгге. Знаменитые верфи обезлюдели. На них теперь строят лишь небольшие

галеры и лодки. Когг для республики строят в Восточном Эдне. Это в трех часах верховой

езды от Брюгге. Завтра мы туда отправимся. Строительство подходит к концу. Сейчас

вооружают мачты и смолят корпус. Строительство ведет лучший фламандский мастер.

Корабль получился на славу. Он сможет перевозить много груза.

- Самое главное, чтобы он мог быстро маневрировать, - сказал Джероми.

- О, это несомненно тоже предусмотрено. У него хорошо закругленные обводы

корпуса. Основные работы будут завершены через несколько недель. Затем мы все вместе

испытаем его, сделав переход в Амстердам, где будем грузиться сукном, пряжей и большими

брусками железа. Все это вы повезете в Геную. Если плавание будет успешным, то груз

частично окупит расходы на строительство.

- Простите сеньоры. Я оставлю вас. У меня еще много дел, - сказал сеньор Лючио. А

вы отдыхайте. Завтра мы отправимся на верфь, где будут размещены воины и экипаж. Им

придется хорошо потрудится, вместе со строителями в оставшиеся дни.

Сеньор Лючио вышел из зала. Оставшиеся еще долго обсуждали то, что им рассказал

молодой, но уже опытный в торговых делах префект.

Вечером Джероми развернул деревянную доску, купленную им у Людвика. Она уже

не страшила его. Однако удивление не проходило. Каждый раз он находил на ней все новые

и новые сюжеты. Когда за обедом он рассказал Лючио о своем приобретении, тот по-

доброму позавидовал ему.

- Босха здесь боготворят. Считается, что он открыл новый мир. Его картины называют

картинками для рассматривания. Каждый человек находит в них что - то свое, только ему

одному известное.

Прав Лючио. Рассматривая этот необычный мир видений, Джероми находил в нем так

знакомые из проповедей образы ада и рая. Он поверил в неизбежность покаяния за

совершенные грехи. Закрывая глаза, Джероми видел Изабеллу, трагедию, разыгравшуюся во

дворце де Санти, эшафот. Он проклинал себя за поступки, предшествовавшие трагедии и

начал молится…

С рассветом, слуга застал Джероми стоявшим на коленях перед странной,

излучающей суеверный страх доской, из центра которой смотрело бледно - восковое лицо

неизвестного человека. Очнувшись, он умылся и посмотрел на себя в зеркало. На мгновение

ему показалось, что его лицо приобрело черты незнакомца на доске. Он испугался и быстро

завернул картину в халат.

Дорога к верфи заняла чуть более четырех часов. Караван продвигался вдоль

замерзшего канала. На льду играли дети, гоняя палками тряпичный мяч. Джероми видел лед

всего несколько раз в жизни. Однажды в Татарии, еще один раз во время похода в Испанию,

когда они поднимались в предгорье Пиренеев. Но что бы вся река была как стекло, по

которому на острых деревянных полозьях бегали дети, он видел впервые. Сопровождавший

их Лючио увидел его замешательство.

- О, сеньор Джероми, вижу, вы удивленны. Поверьте, я первый год, находясь здесь,

тоже удивлялся, а сейчас сам научился кататься. Фламандцы большие мастера выстругивать

такие полозья. Но каково будет ваше удивление, когда вы узнаете и увидите, что здесь на

больших полозьях скользят целые корабли под парусами.

- Что вы говорите, Лючио? - переспросил Лацио.

- Сеньор де Калье, в зимний период здесь преимущественны северо-восточные ветра,

с удивительным постоянством меняющиеся на юго-западные. Одни дуют по шесть-семь

дней, а другие два-три дня. Зная это, фламандцы ставят свои лодки на дубовые острые

полозья и движутся по каналам и руслам рек вглубь страны, а затем возвращаются обратно.

Вот такие чудеса.

- Это какая - то сказка, сеньор Лючио.

- Нет, Лацио, не сказка. Я читал в письмах отца о том, что в Московии так же

поступали целые дружины. Они ставили свои ладьи на колеса и разворачивали паруса. И

ладьи катились по дорогам, как будто плыли по волнам.

- Смотрите, смотрите, сеньоры, - привлек внимание молодых людей навигатор

Сальгадо. - Вот это диво!

По руслу канала, под двумя косыми парусами на скорости скаковой лошади летела

большая лодка, в которой сидело не менее десяти человек. Рулевой ловко натягивал канаты,

которыми управлялись паруса. Под лодкой были видны узкие длинные бревна сильно

заостренные книзу.

- Ну как вам это нравится, Лацио! Они доберутся в Энде быстрее, чем мы.

Лацио и Джероми провожали скользящую лодку удивленными взглядами.

В сумерках караван приблизился к стенам верфи. Вся территория была окружена

высоким забором и охранялась часовыми.

- Лючио, зачем такие предосторожности? Наши генуэзские верфи всегда открыты.

- Это давняя традиция. Она берет свое начало со времен викингов. Для них корабль

был не просто средством передвижения. Зимой корабли переворачивали и жили в них как в

домах. По натуре своей викинги были воинами и защищали свои лагеря так: они ставили

перевернутые лодки нос к носу или корма к корме, огораживая кусок земли. Внутри

оставалась площадка для сборищ, там всегда горел огонь, там принимались все решения

этого страшного народа, навевавшего на Северную Европу панический ужас. Недаром их

называли «Бич Европы». Все северные народы учились у викингов воевать и защищать себя.

Верфь это прообраз лагеря викингов. Она хорошо защищена даже в мирное время.

- Недаром древние мудрецы говорили: «Хочешь мира будь всегда готов к войне», -

добавил Сальгадо.

Без всяких формальностей их пропустили на верфь. Сеньора Лючио здесь знали. На

стапелях строились два когга. Еще один достраивался на воде. Выглядел он солидно.

Крупные высокие борта острый высоко поднятый нос. Над носом и кормой возвышались две

боевые площадки.

- Это и есть наш «Генуэзец», сказал Лючио. Да, да «Генуэзец». Так будет называться

этот корабль. Как видите, он почти готов и скоро наступит время его испытаний.

Осматривайте, сеньоры, а я должен поговорить с мастерами.

Джероми и Лацио подошли к строящемуся кораблю. Матросы по мостику поднялись

на борт. Пока молодые люди осматривали корабль снаружи, сеньор Сальгадо спустился под

палубу когга.

- Посмотри, Лацио, какой острый нос имеет корабль. Это и неудивительно - северные

волны крутобоки. Помнишь, что рассказывал сеньор Людвик?

- Вообще верфь такая необычная, большая, на крепость похожа.

- Внимательней присмотрись, Джероми, она совсем небольшая!

- Это не удивительно, сеньоры, - произнес, подошедший к ним Лючио. Я хочу

познакомить вас с главным мастером Эриком. Он потомственный судостроитель и за этот

год неплохо овладел итальянским языком.

- Здравствуйте, сеньоры. Рад приветствовать вас на нашей верфи. Вы были правы,

сказав, что верфь небольшая. У нас на севере, да, впрочем, во всем Ганзейском союзе,

больших верфей не существует. Одновременно могут строиться два-три корабля, не более. В

отличие от Средиземноморья, где большие корабли строят всего пять – шесть больших

верфей, у нас когги строит каждый порт.

- Вы строите, опираясь на чертежи?

- Мы строим благодаря опыту, накопленному поколениями искусных мастеров. Я

перенял сложное ремесло создания коггов у своего отца, он у деда, дед у прадеда. Мы

строим когги уже триста лет, десять поколений ван Винкелей.

- Вы правы, Эрик, - подтвердил Лючио. У нас на юге городские советы или сенаты

централизовали не только маршруты плавания и виды перевозимых грузов, но и

судостроительные центры. У вас все по-другому. Если у нас корабли собирают за считанные

дни из ранее заготовленных деталей и досок, то ганзейцы строят медленнее, точно подгоняя

детали, друг к другу. Их суда более качественны и надежны. Они совершенно лишены

украшений. Север есть север. Здесь все проще и надежнее.

- Чувствуется, Лючио, что вы полюбили этот край за время своего пребывания здесь.

- О, да, господа! Я служу своей Республике, но люблю эту землю, люблю этих людей,

за их прямоту и честность.

- Сеньор Эрик, каковы размеры судна? - спросил Джероми.

- Строящийся для Генуи когг имеет двадцать пять метров длины и семь метров

ширины. Корабль сможет принять более ста тонн груза.

- Это хорошо, сеньор ван Винкель, но какова будет скорость корабля, хороша ли

будет его маневренность?

- Посмотрим, сеньор Абаджио. Посмотрим. Уже недолго осталось. Я пойду на

испытание из Энде в Амстердам вместе с вами.

- Испытание - испытаниями. У нас море другое. Ветра неустойчивые, часто

меняющие свое направление. Это не северные погоды. Задул ветер на запад и дует неделями.

- Не волнуйтесь, сеньор Джероми. Когги добротные корабли. Идите вовнутрь,

осмотрите его.

Джероми и Лацио поднялись на борт судна. Сальгадо был на боевой площадке. Судно

покорило Джероми и Лацио своей крепостью и добротностью. Особенно удивительным для

них, южан, было то, что в корме, где находились помещения команды, была построена

массивная, каменная печь.

- Смотри Лацио, это же не просто кухонная печь, это печь для обогрева.

- Да, сеньоры, - уточнил Лючио. Это настоящая северная печь для обогрева

помещений. На юге тепло, и каждая стоянка - это тепло и кров. А здесь погода суровая и

морякам приходится подолгу оставаться в холодных водах. Печь здесь незаменима. Она

тепло, еда, а значит - жизнь.

Кроме печи их сильно удивила толщина и прочность мачты. Все канаты,

поддерживающие ее, были обшиты толстой бычьей кожей. Трюма когга были вместительны

и удобны для крупных и мелких грузов.

… Экипаж и генуэзские воины разместились на постоялом дворе невдалеке от

судоверфи. Сальгадо остался присматривать за ходом работ. Джероми, Лацио и Лючио

вернулись в Брюгге. Им предстояло найти двух лоцманов, нескольких помощников и

пополнить часть экипажа. Воспользовавшись помощью сеньора Людвика, молодые люди

нашли на окраине домик его друга, пообещавшего подобрать хороших мореходов из

знакомых ему моряков.

Однажды Джероми гуляя по замерзшему Брюгге, увидел небольшую лавку, в которой

продавались сладости. Зайдя, он столкнулся с хозяином - полным, пожилым человеком. За

время, проведенное в Брюгге, Джероми выучил несколько фламандских фраз. Покупая

конфеты, он увидел за спиной хозяина большое, хорошо инкрустированное зеркало. Оно

было искривлено. Смотря в этот овал, не каждый мог узнать себя. Лицо расплывалось,

становилось то широким, то вытянутым. Джероми засмеялся, изображение напротив тотчас

начало гримасничать. Он показал своему отражению язык. В зеркале тот стал непомерно

большим, больше чем голова. Джероми вновь засмеялся.

Хозяин знал, что посетители часто улыбаются висящему за спиной зеркалу. Он

никогда им не мешал. За это его лавку любили. Сюда приходило много детей и взрослых.

Джероми расплатился, и собирался было выйти из лавки. Он в последний раз посмотрел в

зеркало и замер от неожиданности. На него пристально в упор смотрел Кирилл. Он уже

стоял на месте, где был сам Джероми. Как будто они поменялись местами. Венецианец

ущипнул себя за руку. Видение исчезло. Хозяин лавки спросил Джероми , хорошо ли он себя

чувствует. В ответ тот кивнул головой и с трудом вышел. Видение было так реально, как

никогда ранее. Весь вечер он провел в своей комнате, рассматривая Босховскую доску.

Джероми искал в ней ответы на вопросы, поставленные жизнью и видениями, посещавшими

его в последнее время. Но ответов почему-то не находил. Злобные фантомы, в мерцании

свечи, двигались по доске, цепляясь за живую плоть.

«Не нужно было покупать эту картину. Она слишком сильно влияет на психику и без

того перегруженную событиями последних месяцев», - мысленно рассуждал Джероми.

Свеча вспыхнула сильнее. Восковый лик на доске подмигнул ему, и, как показалось

Джероми, кивнул. Джероми спрятал доску подальше, и выпил вина, пытаясь стряхнуть с

себя наваждение. За дверью послышались шаги, в комнату вошел Лацио.

- Приехали Лючио и Сальгадо. Они ждут в зале. Хорошие новости Джероми, - весело

сообщил Лацио.

В зале их собралось шестеро. Были здесь и два новых лоцмана, нанятые в Брюгге.

- Сеньоры! Эрик ван Винкель передает вам привет. Корабль готов. Время начинать

погрузку, - сообщил Лючио. - Есть еще одна приятная новость. Мне удалось закупить десять

тонн слитков чистейшего олова, вдобавок к основному грузу. Это больше, чем удача. Если с

Божьей помощью вы доберетесь в Геную, считайте что когг, окупил себя. Приобрести такое

олово у перекупщиков в Порто стоило бы вчетверо дороже. Это чистейшее олово из

Корнуэльских рудников.

- Теперь главное добраться!

- Эх, дорогой мой Лючио! Вы не до конца понимаете цель нашего приезда. Главное

это не груз, а сам корабль. Сегодня он бесценен!

- Знаю, знаю, но не забывайте друзья мои, что я не навигатор, а купец.

- Ну что ж сегодня будем отдыхать, а завтра отправимся на верфь.

- Ван Винкель хочет в конце недели, после Пасхи, выйти в море. Весна несет с собой

хорошую погоду и устойчивые ветра.

Утро выдалось солнечным. Снег везде подтаял и маленькие ручейки, сливаясь в более

крупные потоки, неслись к каналам. Все вокруг пахло весной. Лед, на Восточном канале

сошел и мальчишки, сняв острые полозья для бега на льду, резвились на маленьких

самодельных лодочках, обгоняя друг друга на мерной дистанции.

Еще немного и начнут набухать почки, за ними придет листва, - подумал Джероми.

Жаль, мы не увидим какова она, северная весна. Здесь такое низкое небо, кажется, оно висит

прямо над головой, протяни руку и достанешь облака».

- Красивая страна, правда, навигатор Сальгадо?

- О, да, очень красивая, недаром наш Лючио влюблен в ее краевиды. Капитан! Лючио

не только влюблен в эту страну, я дважды замечал его в обществе белокурой молодой дамы.

Не удивительно если она и есть причина столь нежной любви к Фландрии.

Услышав конец разговора, Лючио, скакавший впереди, обернулся.

- Вы правы, мои друзья. Я вскоре женюсь на простой фламандской девушке. Мы

встречаемся уже больше года. В Генуе об этом знают, и мой отец не препятствует. Отец

возлюбленной, ганзейский купец средней руки. Это он помог мне совершить сделку с

оловом. Он и впредь обещает помогать мне в торговом деле. Так, что наша Генуя не

пострадает.

- Разве что генуэзские девушки, - пошутил Сальгадо.

Верфь встретила их оживленной суетой. Ван Винкель руководил постановкой

парусов. Лоцмана приступили к изучению корабля и карт, которыми их снабдили в

навигаторской конторе. Сальгадо занял просторное помещение слева по борту. Джероми и

Лацио досталась небольшая комната справа, остальные помощники разместились в двух

кормовых помещениях. Там же в корме, но только под палубой разместились матросы и

воины.

Сальгадо приказал грузить тяжелые граненые камни для придания хорошей

остойчивости кораблю. Приготовления шли на протяжении недели, прерванные лишь

однажды на празднование Пасхи. Все собрались в церкви, находившейся на самой верфи.

Маленькая церквушка была непривычна генуэзцам, она не шла не в какое сравнение с

большими и чопорным соборам у них на юге. Убранство дома Господня было просто и не

вычурно. Над алтарем висело большое дубовое распятие. Резьбой был выделен только

амвон, место откуда велась проповедь. Чистые выбеленные стены, без каких либо

украшений…

- Посмотрите, Сальгадо, как все просто и строго, - сказал Лацио.

- Да, согласен, здесь и отношение к Господу кажется более строгими, чем у нас. Юг

есть юг, он суетлив и горяч, а север холоден и аскетичен.

- А мне по душе наша Италия. Там все открыто, красочно и ярко, - добавил Джероми.

- Но и суеты больше.

- Не суеты, Лацио, а темперамента. Огня страстей и душ.

- Не спорьте, друзья мои, нам нравится больше там, где мы любим, где нас ждут и в

нас верят.

Услышав слова Лючио, Джероми прикусил до крови губу. Отойдя от друзей, он

преклонил колени и стал неистово молиться за выздоровление Изабеллы.

День, проведенный в молитве и отдыхе, пошел всем на пользу. Волнения последних

дней улеглись, и все ждали попутного ветра. В воскресенье легкий бриз сменил сильный

северный ветер, что предвещало изменение погоды. Вода в канале набухала, и посерела. Еще

недавно лежащий ноздреватый снег исчез, уступив место лужам. В понедельник ветер

сменился на южный, который вскоре окреп. На «Генуэзце» подняли паруса и в

сопровождении двух гребных лодок когг начал удалятся от берега. Лацио и Джероми

расположились на боевой площадке. Корабль легко слушался руля. Большой прямоугольный

парус упруго наполнил ветер.

Через несколько часов они вышли из канала, в открытое море. Волна была длинная и

пологая. Корабль, переваливаясь, стал преодолевать набегавшие волны. Острый нос то

погружался в пенную воду, то выныривал высоко вверх. Появился отчетливо слышимое

потрескивание.

- Что это за звуки, сеньор Винкель?

- Это притираются и находят свое место тысячи деталей, из которых собран корабль.

Не волнуйтесь, Сальгадо. Вскоре в трюме появится вода. Это вполне нормально. Древесина

должна набухнуть, на это уйдет не один день. При таком ветре до Амстердама мы будем

идти более двух суток.

Волнение усилилось. Когг все более стал зарываться в воду, теряя ход. Корпус

хорошо держал удары стихии. Рулевые сменяли друг друга через каждые полчаса. Их работа

была самой тяжелой. Сальгадо приказал подобрать парус до двух третей. Полотнище

захлопало, но выдержало напор ветра. Когг справлялся с разыгравшейся стихией, точно

придерживаясь курса. Примитивная магнитная стрелка вела их на северо-восток.

Быстро стемнело. С пришедшей темнотой стало казаться, что волны стали выше и

круче, а «Генуэзец» совсем потерял ход. Сальгадо дважды приказывал бросить щепку с носа

корабля в море. Ее провожали с фонарем по борту. На удивление оказалось, что скорость

корабля не уменьшилась, а наоборот увеличилась. Всю ночь никто не сомкнул глаз. Треск

древесины, свист снастей, хлопанье воды в трюме не давало ни минуты покоя.

Первые солнечные лучи застали всех на верхних палубах. С рассветом стало видно,

что море до горизонта покрыто пенными барашками. Ветер стал стихать. Вновь развернули

парус полностью. К обеду волнение улеглось, но ветер продолжил свою работу, подгоняя

когг к входу в реку Ваал, на берегах которой раскинулся Амстердам. Сальгадо отправил

большую часть экипажа отдыхать. Погода, показав свой суровый нрав, установилась,

принеся средней силы ветер и невысокую волну.

Следующая ночь прошла спокойно. Когг легко справлялся с волнением и ветром и

после двух дней похода вошел в устье реки. На подходе к Амстердаму в самом устье

ютились небольшие торговые поселения. Здесь были удобные причалы и большие

деревянные склады. Сам Амстердам лежал выше по реке в двадцати километрах от устья.

Две большие гребные лодки помогли коггу отшвартоваться. Их встретили стражники, сразу

узнавшие Эрика ван Винкеля.

- Мастер, это ваш новый корабль?

- Да, он зовется «Генуэзец» и построен специально для Генуи. У нас на борту

совместный экипаж - северяне и южане. Мы будем грузиться в Амстердаме оловом, медью и

пенькой. Затем вернемся в Брюгге, откуда генуэзцы отправятся домой.

- О, это большое плавание! Такие походы тянутся по целому году, а то и больше.

- Вы правы, господа стражники. Эти люди смельчаки и служат своей Родине.

- Сеньор ван Винкель, мы с удовольствием пригласим ваших друзей на обед. Очень

интересно поговорить с настоящими моряками, к тому же чужеземцами. У нашего

бургомистра гостит один из лучших компасных мастеров Европы, господин Генрих Крейц,

из Кельна. Он привез в Амстердам свои приборы. Поверьте, вам, господа, будет интересно с

ним встретиться...

Вечером в доме бургомистра был накрыт большой стол для гостей. Генуэзцам

представили господина Крейца. Видный ученый муж разложил на столах приборы,

привезенные для продажи в Амстердаме. В прекрасно инкрустированных коробках

хранились компаса в медных футлярах. Их иглы смотрели на север. Крейц показал две

большие подзорные трубы и новейшую астролябию, позволявшую наблюдать за положением

звезд над горизонтом. Генуэзцы попросили его рассказать поподробнее о компасах,

изготавливаемых на севере.

- Вы, господа, считаете, что компас был создан у вас в Италии, и зовете его

Амальфийским чудом, - начал излагать свои доводы Крейц. Но это неправда. В городе

Амальфи никогда компас не создавали, а человек по имени Флавио Джойя никогда не

существовал.

- Осторожней, господин Крейц, мы хоть не амальфийцы, но латиняне и уважаем

достижения наших соседей.

- Я не хотел вас обидеть, но не хочу погрешить и против истины, - стоял на своем

гость.

- Без сомнения, ближе всех к созданию компаса были китайцы. Жившие на востоке

миссионеры – иезуиты, тщательно изучили историю Поднебесной. Собираемые ими

материалы в Европе часто публиковали, к радости любознательной публики. Год назад в

Кельне мы помогли доминиканцу Мартиносу издать книгу о его путешествиях. В ней он

пишет: «Магнитный компас в Китае, называемый «чи нан», был известен с незапамятных

времен». В доказательство приводимых им слов – он напечатал выдержки из китайских

хроник второго века до рождества Христова. Императорский летописец сообщал, что еще в

1110 г. до р. х. ко двору прибыли послы южного Китая, вручив дорогие подарки. По

придворному этикету, были подготовлены ответные подарки императора государю юга.

Среди них находилось пять легких двухколесных повозок, которые назывались «Чи-на-че»,

или «южными повозками», так как они имели, прибор, показывавший во время движения на

юг. Представьте себе, сеньоры, не на север, а на юг. После торжественного приема послы

отправились домой и с помощью повозок быстро добрались в свои земли. Не правда ли,

похоже на компас?

- Возможно, но это еще не доказательство, что это был компас, - неуверенно сказал

Джероми.

- Не верите, так знайте, что еще ранее в IV веке до рождества Христова летописец

приводит сведения о том, что «южные повозки» существовали ни много, ни мало, - как за две

тысячи лет до описываемых событий. Благодаря им удалось настичь и заковать в цепи

главаря мятежников Че Еу. Он бежал с поля боя, но повозки привели императора и его

армию, даже в густом тумане, к беглецу.

- Это тоже ничего не доказывает, - парировал Джероми.

- А то, что китайские мореходы осуществляли дальние походы как вдоль побережья,

так вне зоны видимости, достигая далеких островов на Юге и Востоке. А это тысячи миль

водных пространств. Это вам не доказательство? - стоял на своем Крейц.

- Походы огромных флотов не могут зависеть ни от личности «знатока» прадедовских

тайн управления в море, ни от звезд, как бы они не благоприятствовали. Проложить общий

курс без приборов невозможно. Не поэтому ли европейские мореходы так долго не могли

открыть Америку? Они боялись не вернуться.

- О, мореходах Востока еще писали и то, что они владеют искусством камня: на

Востоке о них говорят: «Моряки…владеют искусством, которое никогда их еще не

обманывало. Они берут камень темный и невзрачный, к которому легко тянется железо, и

натирают им иглу. Затем втыкают ее в щепочку и опускают на воду. И вот игла безошибочно

поворачивается острием к Полярной звезде. Если на море опустится черная ночь и не видать

ни звезды, ни луны, светлым маяком станет игла: на звезду смотрит она и точно ведет

морехода».

- Хорошо, господин Кейц. Допустим, вы убедили нас. Но как все-таки появился

компас? Что послужило тому причиной?

- Все очень просто, сеньоры! Искусство это известно магам и фокусникам с

незапамятных времен. Еще римский поэт писал: «Видеть случалось мне, как прыгают в

медном сосуде золотые кольца с опилками железа вместе, бурно бушуя, когда под сосудом

камень магнитный».

Джероми вновь перебил ученого:

- Между фокусом с железными опилками и намагниченной стрелкой компаса целая

пропасть.

- Это верно. Но, дорогой сеньор Абаджио, многие научные трактаты начинаются с

магических фокусов. Возможно, какому-нибудь «чародею» пришла в голову идея положить

металлические предметы: опилки, кольца, иглы и монеты на деревянный или пробковый

брусок и опустить это сооружение в воду. Проводя теперь магнитом под днищем сосуда,

можно было добиться еще более эффектного трюка: плавающие предметы повиновались

магниту!.. А теперь представьте себе удивление мага, когда, убрав магнит из-под сосуда, он

обнаружил, что поплавок с железным грузом стремится занять определенное положение.

Деревяшка держится точно на линии север-юг и смотрит прямо на Полярную звезду.

- Так развлечение или демонстрация колдовства могли привести к одному из

величайших открытий нашего времени?

- Впрочем, авторитетные ученые, мои коллеги считают, что на судах обошлось без

фокусов. Там, где много парусов, много игл для ремонта. Могли быть среди них и

намагниченные иглы, допустим, от соприкосновения с грузом железной руды. Став

магнитными, иглы, начинали притягивать к себе другие мелкие железные предметы.

Возможно, такая игла, благодаря чей-то расторопной руке, пустилась в плавание в тазу или

горшке, стремясь занять положение север-юг. Кто не пытался повторить старинный опыт,

доказывающий, что иголка может плавать и не просто плавать, а все время стремится

повернуть на север.

- Могли ли быть другие причины, подтолкнувшие человечество к изобретению

путеводного прибора? - спросил Джероми.

- Безусловно. Но так давно, что назвать с точностью место и время события

невозможно. Хотя доподлинно говорю вам: сделали это не амальфийцы, и тем более не

Флавио Джойя. Испытайте мои приборы, сеньоры, и вы поймете, что я разбираюсь в вопросе

компасов как нельзя лучше.

- Что вы думаете, Сальгадо?- спросил Джероми, отведя навигатора в сторону.

- Мы привезли с собой навигационные приборы, Джероми. Но эти выглядят так

привлекательно! И сам Генрих Крейц внушает доверие.

Навигатор Сальгадо вернулся к столу.

- Господин Крейц, сеньор бургомистр, мы благодарны за эту встречу и интересную

беседу. Мы купим у господина Крейца астролябию, две зрительных трубы и два компаса.

Сеньер Лючио, представитель Генуэзской Республики в Ганзе, оформит сделку. Мы

надеемся, что представленные приборы помогут нам на пути домой.

Встреча затянулась глубоко за полночь. Джероми и Лацио рассказывали о походах в

Черном море, а навигатор Сальгадо о плавании к берегам Африки. Прощаясь, генуэзцы

подарили Крейцу несколько карт…

«Генуэзец» утром перешел в Амстердам, где началась его погрузка. Гуляя по городу,

Джероми всматривался в окна торговых лавок, вспоминая видение Кирилла в кривом зеркале

в Брюгге. Но окошки нечистого, мутного стекла безмолвствовали.

Глава 14. Корабль прошлого. Часть 2.

В гостях у Рихарда. Бесценный подарок. – Проникновение в морскую историю. – Находка. –

Возвращение домой. – Телефонный звонок.

В Дармштате Кирилла встретил Рихард. Они не виделись уже более полугода.

- Здравствуй, Кирилл. Рад, я очень рад, что ты приехал. Поедем скорее ко мне. Угощу

тебя, а ты расскажешь, как идут работы по созданию корабля...

Дома у Рихарда было прохладно и уютно. Все еще находясь под впечатлением от

встречи с Босхом, Кирилл рассказывал о работах вяло. Рихард вытягивал из него слово за

словом.

- Ну, что ты, Кирилл, ты так устал, что даже не хочешь поделиться своими мыслями.

- Нет, Рихард, просто я подавлен. У меня депрессия, и, наверное, надолго.

- Почему?

- Устал. Это был тяжелый год. Прощание с «Афиной», поиск средств по всей Европе.

Дома я перелопатил десятки книг, и вот - начало работ. Устал! Понимаешь, устал. Очень!

- Нет, Кирилл, что-то здесь не то. Я говорил с тобой перед отъездом в Европу. Ты

тогда был бодр и весел.

- Пойми меня, очень прошу, мне стыдно признаться, но на меня сильно повлияла

одна встреча.

- С кем, интересно?

- О, Рихард, это долго рассказывать. Знаешь, иногда кажется, что у меня не все в

порядке с головой. Два дня тому назад я был в Брюгге, там произошли две удивительные

встречи и обе из мира нереальности.

- Брось, так не бывает.

- Нет, Рихард, бывает! Я встретился со своим далеким предком и увидел всю свою

жизнь в одно мгновение на выставке Босха.

- Босха?

- Да, Босха, того самого Иеронима ван Аккена, провидца Средневековья.

- Босх. Я видел много его картин. Занятно, но не более. Сегодняшние голливудские

ужастики гораздо страшнее.

- Рихард, ничего ты не понимаешь, - опустил голову Кирилл. - Босх вызвал у меня

депрессию. Он вошел в мою душу!

- Не пойму, как картины могут вызывать депрессию? Верно, говорят, то, что русскому

хорошо, немцу - смерть. Да и не только немцу. Вы, русские, страшно не уравновешенны. У

вас все - или восторг, или - трагедия. У вас, если ушла жена - стреляются, а у нас - радуются.

Ну, это так, шутка. Иди, отдохни, а чтобы развеять тебя, я сделаю подарок.

Рихард достал толстую немецкую книгу. На обложке было готической вязью

выведено – «Архитектура галер».

- Вот, купил за большие деньги в антиквариате и всю весну переводил для тебя. У

тебя все равно нет времени учить немецкий, да и зная вас, русских, недолюбливающих

немцев за Вторую мировую войну. Я и сам своих соотечественников за это не люблю. Но не

страшно, читай то, что я успел перевести. Уверен, многое покажется тебе интересным. Этой

книге сто восемьдесят лет.

Кирилл ушел в спальню и открыл книгу. Вначале было все то, что уже знал. Где-то с

середины перевод заинтересовал его. Речь шла о парусах и защитных площадках. Вопрос о

количестве мест для их галеры до сих пор не был решен.

Кирилл читал: «В середине века вошли в употребление треугольные паруса или еще

их называли арабские, которые до конца не вытеснили четырехугольные, последние

применялись на торговых судах. На военных в большей части были арабские паруса,

дававшие возможность держаться круче к ветру и хорошо лавировать. Их было также

несколько размеров, каждый из парусов поднимали в зависимости от силы ветра. С

изобретением специальных подвязок, называвшихся рифами, паруса не менялись, а только

подбирались соразмерно силе ветра, почему и необходимость иметь несколько парусов для

одной и той же мачты исчезла.

Галеры имели по две и даже по три мачты. Передние мачты ставились под углом в

нос судна. Две мачты несли треугольные паруса, на передней третьей мачте поднимался

четырехугольный парус. Необходимость сохранять жизнь экипажа, который всегда

находился на палубе, заставляла придумывать защиту во время боя: устанавливали высокие

борта или окружали центр корабля специальными щитами, из-за которых воины метали

стрелы. Впоследствии стали возвышать нос и корму и устраивать башни для стрелков. В IX

веке эти башни исчезают, а вместо них вокруг мачт более чем на два метра в высоту

устраиваются платформы, защищенные брустверами.

С изобретением греческого огня, для его метания устраивали на носу специальные

площадки. Венецианский Дож Петро Кандиано для защиты венецианских лагун от

нападения загораживал их старыми галерами, с четырехугольными башнями в середине. С

появлением огнестрельных орудий, башни исчезли. Галерные орудия устанавливались на

носу, без прикрытий.

В ранний период развития артиллерии орудия стреляли железными и каменными

ядрами. По центру судна устанавливалась одна большая пушка. По бортам на брусьях

крепились маленькие орудия-пищали. С XIV века орудия стали защищать надстройками, а во

время сражений вдобавок обкладывали мешками, наполненными песком и землей. Чтобы

сдержать нападавших во время абордажа, защитники устраивали завалы из мешков,

укладывая их поперек галеры.

Носовая часть галер строилась крепко и надежно из отборных брусьев, в задачу

которых входило выдержать давление артиллерии. Число орудий на больших галерах

доходило до 13 и более. Корма при самой постройке галер делалась выше носа. Её обносили

вначале зубчатым бруствером, а позднее защиту устраивали из тонких досок, оббитых

медными или железными листами»…

Он не заметил, как уснул. Утром его разбудил Рихард. Кириллу за долгое время

ничего не снилось, и он хорошо отдохнул.

- Ну что, ты сегодня бодрее?

- Да, Рихард, мне, на счастье, ничего не снилось.

- Ты просто переутомлен. Вот сейчас бы тебя показать Талии, в горах, Румынии.

Кирилл вздрогнул, он вспомнил магазин сладостей в Брюгге.

- Знаешь, я уже после Талии сталкивался с другими провидцами.

- И как?

- Не знаю. Мне иногда кажется, что кто-то ведет меня, но куда я не пойму.

- А надо? Подумай, Кирилл, сам ты хочешь понять куда идешь? Восточные мудрецы

говорят «Достижение цели - это и есть сама цель». Ты идешь, и радуйся этому. Тебя

окружают неплохие люди, радуйся этому. Тебе повезло увидеть и познать то, что видят, и

познают всего единицы мира – радуйся. И прекрати заниматься самобичеванием. Сейчас за

завтраком расскажи мне подробно, как идет строительство. Об этом меня ежедневно

спрашивает господин Вернер. Ты еще не забыл, что он спонсор проекта?

- Извини, Рихард, мне нужна встряска. Ты прав: на нас русских сильно влияют

эмоции. Они часто перехлестывают через край.

Кирилл собрался и подробно рассказал о начатом строительстве. Однажды Рихард

перебил его.

- Знаешь, мне кажется, что хотя работа в самом разгаре, у тебя до сих пор нет четко

выбранной концепции корабля.

- Ты прав, Рихард. Это все потому, что под названием - галера - скрывается десяток, а

может и сотня разных судов, о каждом из которых известно очень немного, а в целом

кажется, что материала целое море. В этом - то и вся проблема. Вначале я хотел строить

галеру крестоносцев, затем генуэзскую галеру, потом кастильскую. А теперь все сильнее

склоняюсь к венецианской галере.

- А ведь существовали еще шведские и фламандские галеры, французские и даже

русские.

- Ты прав, Рихард, и русские были самые быстрые. Именно они разбили шведские

флоты. А ведь шведы держали в страхе всю Европу.

- Верно. Но пора приходить к какому-то решению, мой друг.

- По дороге домой я внимательно изучу перевод, подаренной тобой книги и надеюсь,

что приду к окончательному решению.

- Ты знаешь, я прочел эту книгу не один раз, так как делал перевод. И мне больше

других нравятся венецианские галеры. Они самые прочные и, пожалуй, имеют самые

славные традиции. Венеция строила суда для крестовых походов. Она возглавляла борьбу

христианства против турок в XIV и XV веках. Их мастера учили строительству галер все

морские державы Европы. Почитай, Кирилл. Вечером я отвезу тебя на вокзал.

- Да, Рихард, мне пора ехать. Рабочие уже отдохнули и необходимо продолжать

работы. Я буду тебя информировать.

Они тепло попрощались на вокзале. Поезд шел на Берлин, откуда Кирилл отправлялся

домой. Во время поездки он внимательно изучал перевод книги. Рихард не мог сделать

дословный перевод, Кириллу приходилось многие детали додумывать. Не раз Кирилл

пожалел, что не знает немецкий, но накопленные им знания ранее помогли разобраться в тех

местах перевода, где Рихард сделал пропуски и ошибки. Кирилл нашел в книге самое

главное, он нашел там размеры средиземноморских галер.

Венеция, Генуя, Пиза и Амальфи имели особые законы, которые устанавливали

размеры судов, их оснастку, количество парусов, количество и величину якорей, число

гребцов и военной команды. Указывалось также, чем должны быть вооружены воины. Точно

регламентировалось число лат, пик, топоров, луков, стрел, а с введением огнестрельного

оружия назначалось количество орудий для того или иного подразделения. Указывался и их

калибр, количество пороха, ядер, картечи, другого вооружения. По бортам галер от киля

вертикально, прикреплялась шкала, разделенная на равные промежутки, по которым велось

наблюдение, чтобы суда не грузились более определенной законом глубины, и тем не

отягчали бы свой ход. Перегруженные суда были легкой добычей пиратов. На судах должно

было иметься известное число фонарей. Наконец, Сенаты назначали время года для

плаваний. Весьма естественно, что лето считалось самым благоприятным периодом. Кирилл

удивился, как точно и четко все было регламентировано.

За исполнением законов и правил наблюдали специальные комиссии очень строго. В

особенности жестким был надзор за погрузкой, для чего в портах служили особые

чиновники. Нарушившие закон, подвергались более или менее высоким штрафам. Им

запрещали торговать временно или навсегда. Виновных могли лишить даже свободы,

отбирая все имущество в казну. Кирилл выбрал самые любопытные статьи из

Венецианского свода законов. За недостающую тетиву у арбалета - штраф в 5 су. За

недостающую кирасу - пятьдесят. За недостающий запасной парус тысяча. Каждый офицер,

торговец или моряк, должен иметь для своей защиты оружие, как для нападения, так и для

обороны: меч, копье, латы, шлем и два арбалета. Чего же не будет, за то взыскивался штраф.

До XV века компаса были далеко не совершенны, почему мореплаватели мало верили

в их пригодность и, отправляя в путь, держались берегов, стараясь не терять их из виду. К

такому способу плавания вынуждали их, так же не совершенные конструкции самих судов, и

слабость парусного вооружения. Суда их не могли ходить при встречных ветрах. Такие

ветры, сбивая их с пути, заставляли заходить в ближайшие порты и выжидать попутного

ветра, поэтому плавания были весьма продолжительными. Но при всем при этом сроки

навигации были строго регламентированы. За опоздание грозили штрафы. Штрафовали и за

отсутствие компасов и других астрономических приборов.

Отдельно для Кирилла Рихард выписал допустимые размеры средневековых галер.

Размеры гребных судов всегда зависели от числа весел, которыми управляли судном .

Ранние галеры имели от 20 до 40 сидений с каждого борта. К середине XIV века Генуя

регламентировала количество гребных мест двадцатью семью на сторону.

К концу XVI века галеры Испанской Непобедимой Армады имели до 350 гребцов.

Большую часть флота составляли так называемые галеры средней величины по 24 и 25

сидений по 4, 5 и 6 гребцов на весле. Большое количество гребцов на одном весле

встречались более у турок. На европейских галерах сидело только по три человека. Больше

других их строила Венеция. Малые галеры имели до ста гребцов сидевших по двое на весле.

А галеры-зензили имели по два или три весла на сидении и вооружались 104, 112, 116, 140 и

даже 180 веслами. При такой разнице в числе весел и размеры галер были различны. Длина

их колебалась от 40 до 50 метров и распределялась следующим образом: 3 или 4 метра

носовая часть без тарана, 5 метров кормовая, 1 метр для рулевого. Таран доходил до 5 метров

и следовательно основная часть где располагались гребцы, была около 35 метров.

Ширина галер в центре колебалась от 7 до 10 метров. Высота под палубой над килем

доходила до 2 метров, резко склоняясь в сторону бортов. Возле борта палуба возвышалась

над водой менее метра. Борт галер был невысок, иначе весла входили бы в воду под

большим углом, не давая возможности исправно грести. Изначально Кирилл собирался

строить малую галеру-зензиль, меньше Венецианских галер. Это было связано с количеством

экипажа. Сложность была в том, что много людей требовали большое количество провизии.

Уменьшение размеров вело к уменьшению всех объемов судна, а, следовательно, к

уменьшению жизненного пространства. На малых галерах экипаж, воины и пассажиры

составляли 230, 250 человек. Он мог реально собрать в экспедицию и прокормить не более

100. Сколько не вчитывался в книгу Кирилл, все предлагаемые суда были большими.

Неожиданно для себя интересные подробности он нашел в разделе о мальтийских

галерах. Строили их большими и малыми вначале венецианские мастера. Большие

описывались неким сэром Темплем, совершившим путешествие в шестнадцатом веке по

побережьям Греции и Турции. Он сообщал, что мальтийские галеры имели стандартную

длину - 55 метров, ширину - 11 метров. У них было три мачты, которые несли реи с

треугольными парусами. Весел было 50 - каждое длиною в 14 метров. Вооружение

составляли одна большая пушка, две средние и четыре малые, поставленные на носу. По

бортам стояли еще по четыре небольших орудия. Полное число экипажа составляло 540

человек. Скорость таких гигантов под веслами доходила до 6-7 узлов, в то время как средняя

скорость считалась 4 узла.

Гребцов было от 200 до 500 человек. Кроме того в военное время на галеру грузились

рыцари и воины от 40 до 100 человек. Независимо от гребцов на них были матросы,

обязанные управлять парусами, поднимать и опускать якоря и другие работы. На галерах

были повара, врачи, судьи и даже комиссар. Галеры, на которых сидели адмиралы

заведовавшие флотом, были большими и назывались королевскими. На такой галере Кирилл

был в Барселоне.

«Все не то, - подумал он. - Крупные большие суда с большим количеством экипажа.

Неужели не было меньше для разведки, борьбы с пиратами, посланий между флотами»?

Под стук колес, везущего его домой поезда, Кирилл все больше и больше углублялся

в изучение немецкого фолианта. Иногда ему казалось, что помимо перевода Рихарда, он сам

начинает понимать написанное готической вязью. И все же он нашел то, что искал. Это

было впервые из десятков изученных им книг. И, о, какое удивление! В разделе торговые

галеры он прочитал:

«Купцы также строили галеры. Они отличались от военных тем, что весла размещали

между носовой частью и средней мачтой, было их всего семнадцать на каждой стороне.

Каждым веслом гребло четыре гребца. Остальная часть галеры предназначалась для груза.

Трюма в центре галеры были высокими с удобными люками для погрузки. Такие галеры

несли три мачты: центральная и кормовая несли треугольные паруса, а носовая имела

четырехугольный парус.

Все приморские нации Средиземноморья заботились о расширении и защите

торговли. Они учреждали в приморских городах консульства. В те времена более всего

наносили вред пираты, грабившие суда и уводившие в плен экипажи. Чтобы ослабить

сколько возможно их разбойничьи нападения, все нации, и в особенности Венеция, держали

особые эскадры на тех направлениях, где угрожала опасность нападения. Пограничные и

сторожевые галеры отличались от больших военных и были больше похожи на малые

торговые».

Кирилл чуть было не вскрикнул от радости. Заметив на его лице возбуждение

,попутчики в купе явно подумали, что он не в своем уме. Кирилл и так сторонился людей,

все время, находясь один - на - один со своей книгой. Подчеркнутый материал был бесценен.

Он начинал понимать, что сам того не подозревая, сконструировал галеру, которая имела

прототип в средние века. Победа! Это была победа! Он читал дальше:

«Венецианцы строили свои сторожевые галеры для охранения торговых путей.

Корабли эти были небольшими, но узкими и длинными, как фехтовальная шпага. Их длина

не превышала 30 метров, ширина 6 метров. Пятьдесят гребцов сидели на сиденьях,

располагавшихся под углом к борту. Один гребец греб одним восьмиметровым хорошо

сбалансированным веслом. Сторожевые галеры были легкие в ходу. Для увеличения

скорости их снабжали двумя мачтами, несшими треугольные паруса. Юркие и быстрые,

снабженные шестью - десятью орудиями, они легко настигали пиратские корабли и топили

их.

Венецианские верфи строили пограничные галеры, начиная с середины XII века,

после увеличения количества пиратских кораблей в Средиземноморье. Предком сторожевых

галер была галера буцентавр, носившая свое имя от кентавра, мифического получеловека,

полуконя, украшавшего ее носовую часть. Позже название буцентавр, принадлежало

галерам, на которых на протяжении трехсот лет Венецианские Дожи торжественно

венчались с морем.

Менялась их форма, размеры и украшения. Первую галеру давно забыли. Известно

было только, что первый буцентавр без сомнения был построен не с целью известного

обряда, ведущего свое начало с 1177 года. Буцентавры не имели имен собственных и звались

только галера и буцентавр. Имя это было нарицательным, принадлежало нескольким

галерам, подтверждением чего служат распоряжения Венецианского Сената, составлявшего

эскадры из буцентавров. Они посылались на известные галеи-линии для преследования

пиратов и защиты от них купеческих судов.

История Венеции сохранила летопись, согласно которой после победы Оттона над

Фридрихом Барбароссой, папа Александр III весной 1177 года вышел на галере - буцентавре

в море встретить победителя. Тот буцентавр был особенно богато разукрашен для торжества,

живописной резьбой и расцвечен флагами. На его корме находился трон на возвышении, на

троне восседал глава церкви.

С той поры в память победы установлено праздновать этот день выездом в море

Венецианского Дожа, для чего построена была особая галера, сохранявшаяся многие

десятилетия. Ее форма видна по модели, находящейся в Венецианском арсенале. Галера эта

имела всего тридцать три метра длиной. Для последующих столетий она не представлялась

большим судном и отличалась лишь своей напыщенностью и красотой. Ширина ее была

восемь метров и имела она по 23 сиденья на стороне, следовательно, всего 46 весел. Каждое

весло управлялось 4 гребцами, которые гребли стоя, имея над собой шатер с помостом

наверху. На нем устроены были сидения для свиты Дожа. Сам Дож помещался в корме на

богато устроенном троне. Хроника свидетельствовала, что поздние буцентавры были

тяжелыми судами, не отличавшимися скоростью, но роскошно убранными с богатой

скульптурой на корме и носу. Нос оканчивался двумя таранами, устроенными один над

другим. Кроме воспоминаний победы над Барбароссой и венчания с морем буцентавры

поздних времен не имели более серьезного значения. Однако такой корабль поддерживал

благоговейное отношение к морю в морском сословии».

Кирилл обрадовался. Буцентавр - вот галера, которую они создадут! Но не тот

пышный, разукрашенный корабль для празднований, а настоящий патрульный корабль,

борец с пиратами. Быстрый и мореходный. Если более поздние буцентавры управлялись

четырьмя гребцами, гребущими одним веслом стоя, то на ранних кораблях, как и их

реконструирующуюся галеру, будет приводить в движение один гребец. Корабль понесет две

мачты с треугольными парусами для быстрого лавирования. Его внутренние помещения

будут приспособлены для жизни людей...

Поезд подходил к так хорошо знакомому ему вокзалу. Уезжая отсюда, всего две

недели тому назад, он мучился в сомнениях, получится ли их проект. Хотя корпус уже

собирался, сам внешний вид корабля, и размещение гребцов были неясны. Не знал он, как

будут выглядеть мачты, реи, убранство кормы, орудия на носу. Сейчас он увидел все

целиком, все детали строящегося судна. Его внешний вид будет отличаться от того, что они

запроектировали ранее. Спасибо Рихарду! Вовремя он нашел эту старинную книгу. Если бы

не она, он так бы и мучился незнанием деталей проекта. На перроне его встречал Виктор.

- Привет путешественник!

- Привет!

- Ну, как настроение?

- Чудесное, ты не поверишь! Все решилось! Вся мозаика сложилась воедино!

- Какая мозаика? Ты что говоришь? Не заболел ли на европейских продуктах?

- О, нет, не нервничай. Я здоров и бодр. Многое видел, многое понял. Поедем скорее

на стройку.

- Что, даже домой не зайдешь?

- Зайду попозже. Понимаешь, Рихард раздобыл в антиквариате книгу «Архитектура

галер» и всю весну переводил ее. Там столько информации, столько нового и полезного!

Наш поиск закончен. В ближайшие дни переделаем чертежи и - за работу.

- Как, все чертежи? Набор же почти готов.

- Нет, нет, что ты, корпус остается. Переделаем расположение помещений, надстроек,

расположение мачт и гребных сидений.

- Ну, ты даешь! А как там Голландия, Винц?

- Отлично. Он приедет к спуску галеры и даже обещал пойти с нами часть маршрута

по Черному морю.

- Хорошо, он отличный моряк. Больше бы таких помощников.

Три дня уже как рабочие усиленно трудятся. Ребра они теперь строгают быстро.

Появилась сноровка.

В просторном цеху Кирилл увидел скелет фантастической птицы. Как много

изменилось за время его отсутствия! Рабочие и его сотрудники постарались. Из семидесяти

ребер были готовы более пятидесяти. Корабль рос на глазах. Работы впереди было много, но,

находясь сейчас в цеху, Кирилл понимал, галера - буцентавр будет построена. Будет во

чтобы то не стало не в этом году, так в следующем.

Подошел Олег.

- Доволен? – спросил улыбаясь.

- Да, доволен.

- Как там Европа?

- Отдыхает. Гуляет. Что ей богатенькой надо! Проблемы смехотворны, прибыли

огромны. Это не главное, главное то, что я увидел на празднике, и на судоверфи, где

построили «Батавию» и вообще в Голландии. «Батавия» фантастична - это настоящий

корабль XVIII века. Я видел его! Это бесподобно. Гигант! Красавец! Корабль-скульптура. Но

наш будет не хуже, я уже вижу всю его архитектуру и украшения. Спасибо Рихарду, помог,

ничего не скажешь, очень помог.

Кирилл начал подробно рассказывать друзьям о своей поездке. В цеху терпко пахло

дубом. Стружка, собранная в специальные ящики, выделяла стойкий аромат, от которого

кружилась голова.

Вечером Кирилл попал домой. Здесь все было как до его отъезда. Он повесил на

стену напротив кровати качественно выполненную копию Босховского «Воза сена», которую

купил на выставке в Брюгге. Ночник, висевший над его головой, осветил происходившее на

полотне действо. «Как правы были фламандцы, говоря, что мир - это воз сена, из которого

каждый берет столько, сколько сможет, - размышлял он. - Брать то мы все берем, а вот что

отдаем взамен? Странная встреча в Брюгге, странные видения на выставке Босха. Все

странно и как – то призрачно».

Раздался телефонный звонок.

- Кто это так поздно? - подумал он. На другом конце провода услышал приятный

женский голос.

- Вас, кажется, зовут Кирилл?

- Да. А кто вы?

- Вы не знаете меня. А номер вашего телефона мне дали на судоверфи. Я интересуюсь

вашей работой, как журналист. Зовут меня Лидия. Я хочу написать о вашем проекте, и

хотела договориться о встрече.

- Пожалуйста, - вежливо ответил Кирилл. - Приезжайте завтра на верфь и там мы

поговорим.

- Завтра я не смогу. Я уезжаю в командировку. Если можно, я посещу вас через

неделю?

- Пожалуйста, я не возражаю.

Кирилл положил трубку со смешанным чувством удивления и интереса. Он знал всех

журналистов в городе, освещавших строительство судна. Но никогда ранее не встречался с

журналисткой по имени Лидия.

Маленькие демоны на Босховском полотне задвигались, подтаскивая воз поближе к

краю картины. Кирилл махнул им рукой, чтоб угомонились, и спокойно уснул, даже не

вспомнив о Джероми.

Глава 15. По дороге домой. Часть 1. По дороге домой.

Погрузка «Генуэзца». – Джероми и навигатор Сальгадо. – Прощание с друзьями. – Навигатор

рассказывает Джероми и Лацио о морских суевериях. – Встреча с китом. – Буря.

За время погрузки «Генуэзца», Джероми еще несколько раз бывал в гостях у

кельнского мастера. Его приборы были и вправду хороши и очень точны. Крейц

изготавливал не только компасы и астролябии, но и часы. Джероми пообещал ему, что если

будет заниматься строительством и обеспечением судов в Генуе, то обязательно пригласит

Крейца для организации мастерской точных приборов. Ученый, подумав немного,

согласился. Его можно было понять. Ганза терпела убытки, ее флот из года в год

сокращался. Приборы Крейца расходились с трудом, что подрывало торговлю мастера.

«Генуэзец» был загружен через две недели. В погожий весенний день он отошел из

Амстердама и вскоре прибыл в Брюгге, где их с нетерпением ожидал Лючио. Он первым

взбежал на борт корабля после швартовки и тут же с нескрываемым любопытством спросил:

- Ну, как корабль, навигатор Сальгадо?

- Хорош! Крепок и надежен, как скала. Спасибо Эрику. Его мастера постарались на

славу. Такой, не подведет и в бурю. Нас хорошо потрепало на пути в Амстердам.

- Я знаю. После вашего ухода здесь всю неделю шел дождь и мокрый снег. А ветер?

Ветер был такой силы, что черепицу срывало с крыш.

- Приступим к делу. Вам осталось принять совсем немного груза. Погода хорошая.

Когда собираетесь выйти в море, навигатор? - спросил Эрик.

- Думаю, что завтра и пойдем, так что готовьте прощальный ужин, дорогой друг.

Вечером все собрались за столом в доме ван Винкеля. Провозглашали здравицы в

честь нового корабля и за удачный поход на Родину. Сальгадо хмурился.

- Что с вами, чего вы хмуритесь?

- О нет, я не хмурюсь, просто вспомнил, что есть давняя морская традиция не пить за

будущее, в особенности за плавание.

- Ну, что ж не будем, - поддержал его Джероми. - А вы хорошо разбираетесь в

морских обрядах, сеньор навигатор.

- Да, немного. Я плаваю уже сорок лет, и много повидал на своем веку. Был даже в

Индии.

- Расскажите, расскажите, это так интересно узнать про морские тайны, - попросили

все присутствующие.

- На торговых судах, дорогие друзья, экипажи в большинстве своем состоят из людей

различных национальностей, различных степеней развития; тут можно встретить негра,

азиата и европейца, рыбака – горожанина, протестанта - англичанина и ревностного католика

- испанца. Все они принесли различные суеверия, привычки и обряды своей Родины,

сообщенные им через матерей, нянек, колдунов, передающих различные суеверные

предания и рассказы о явлениях с такой отчетливостью, как - будто они испытали это на себе

все сообщаемое.

На севере моряки особенно верят в гоблинов. Фламандцы, считают их злыми духами,

но совсем не теми, что дедушки - домовые, заботящиеся о порядке на кораблях. В

Средиземноморье таких дедушек - домовых все лелеют на судах, а гоблинов, напротив,

считают злыми духами, забирающимися в корабль с начала его постройки.

Лючио рассказывал мне, что во время закладки «Генуэзца», Эрик и его помощники

вбили в киль серебряную монету, и три серебряных костыля, для того чтобы гоблин не

поселился в нем с самой закладки.

Здесь все верят, что по ночам гоблин обходит все палубы и спускается в трюма. Один

фламандский адмирал в своих записках сообщал, что матросы на военных судах вполне

уверены, что демон прячется в трюме, а ночью подкрадывается к спящим, и свистит им в

уши. Иногда толкнет кого-то в бок, а кому-то подрежет коечные ремни и сонный матрос

валится на палубу. Иногда он крадет табак, а иногда и деньги. Были случаи, что гоблина

ловили на воровстве. Но отдуваться за него приходилось одному из товарищей, которому

задавали порядочную трепку. Если моряку удавалась отговориться, то все вешали на демона.

О гоблинах ходит множество разных тайных историй.

- Сеньор Сальгадо, вы так интересно рассказываете об этом, как большой знаток

разных суеверий.

- Да, друзья мои, я много об этом слышал от разных моряков во время дальних

походов.

- Но как появляются суеверия? - спросил Джероми. - Мы с Лацио, например, верим в

благородного Ахилла. Всегда вспоминаем его и чтим за помощь, которую он нам оказал.

- Поймите, суеверия всегда были сродни людям и остаются с ними со времен

язычества, когда каждый шаг человека сопровождался заклинаниями или суеверными

обрядами. Многие из них утрачены, но многие сохранились и до настоящих времен даже в

среде людей вполне разумных и бесстрашных. Не исключило их и христианство, можно

сказать, что оно к старым суевериям, добавило новые. Когда мы будем в море, я расскажу

вам больше об этом, но попытаюсь преподать только голые факты, взятые из жизни моряков.

Факты эти любопытны, в них безгранично верят приморские жители и моряки. Факты эти,

переходя из поколения в поколение, сложились в поверья. Против этих поверий веками

создавали различные охранные правила, к которым и прибегают моряки, чтобы оградить

себя от разных напастей. Суеверные правила очень забавные и в большинстве своем

безвредные. Но без них не обходится не один морской поход, поверьте, без суеверий не

обойдется он и через тысячу лет.

Ужин закончился. Все сердечно попрощались с Лючио, не зная, увидятся ли еще

когда либо.

- Прощайте, передайте привет любимой Генуе.

Утром два фламандских лоцмана внимательно осмотрели загрузку судна. «Генуэзец»

немного клонился влево. Переговорив, они подошли к Сальгадо.

- Капитан все готово. Можно отправляться.

- А вас не смущает небольшой крен?

- О нет, что вы, это значит, что все будет хорошо.

Джероми и Лацио переглянулись.

- Не беспокойтесь, сеньоры. Это еще одно суеверие севера. Моряки Ганзейского

союза верят, что если при погрузке корабля он наклонится на левую сторону, плавание будет

удачным. Если же наклонится на правую сторону, то кораблю предстоят разные невзгоды.

Если же небольшой крен влево сохранится и после окончания работ - это хорошее

предзнаменование.

Сальгадо приказал отшвартовываться. Они в последний раз отсалютовали ван

Винкелю и Лючио. Ветер заглушил здравицы провожающих на берегу. Большая гребная

лодка помогла развернуть нос «Генуэзца» на выход из бухты. По приказу парусная команда

начала распускать парус. Ветер задул сильнее, раздувая окрашенную в охристый цвет

парусину. Корабль начал набирать ход, вначале медленно, а затем все быстрее и увереннее,

разрезая холодные северные волны.

Первые дни плавания не принесли неожиданностей. Как и при возвращении из

Амстердама на попутных ветрах корабль вел себя уверенно. Команда быстро освоилась с

нехитрым парусным снаряжением. Как и обещал ван Винкель, с каждым днем детали судна

трещали все меньше и меньше, они медленно, но безостановочно притирались друг к другу.

Джероми и Лацио попеременно стояли на вахте, помогая Сальгадо и его помощникам.

Однажды тот пригласил их к себе в каюту, где на капитанском столе помимо карты лежали

страницы рукописи.

- Сеньоры! Я уже рассказывал о суевериях и обещал рассказать еще. Погода

прекрасная. Наш «Генуэзец» отменно слушается руля. Я разбирал сегодня свои записи,

которые всегда вожу с собой и достал несколько страниц, посвященных неординарным,

пожалуй, даже нехристианским обычаям на море. Хотите узнать о них?

- Конечно, - в один голос ответили Лацио и Джероми.

- Так вот слушайте. Еще древние греки приносили жертвы всем вообще, и в

частности морским божествам Посейдону, Океану, Гераклу. Особенно же чтили они

Посейдона, боясь его, когда тому вздумается разгуляться по морю и поднимать волны едва

ли не с трехэтажный дом. Это по его воле добирался домой на родную Итаку Одиссей семь

лет. Боялись и поклонялись они и четырем ветрам: северному - Борею, южному - Ноту,

восточному - Эвру и западному - Зефиру, то и дело загонявшим слабые корабли в пучину и

береговые прибои.

В позднейшие времена, боготворя эти морские стихии, матросы придумали

произносить разные заклинания на хлебе, соли, вине. После заклинания хлеб и соль бросали

в море, или выливали, если это было вино, в надежде что морские хозяева примут дары с

надлежащей благосклонностью, и не будут тревожить заклинателей. Греческие и

византийские мореходы еще и сегодня на каждом корабле возят по тридцать испеченных

небольших хлебов, посвященных святому Николаю Чудотворцу. Они и бросают их в воду,

сопровождая церемонию разными молитвами и причитаниями. Делают они это против воли

церкви.

Северяне и некоторые московиты, проходя Северное море, бросают за корму медные

монеты с убеждением, что если не совершить подобный обряд, то море не пропустит судно.

А вот еще! Насвистывать ветер во время штиля, обращаясь в ту сторону, с которой его

желают, - составляет общее поверье всех плавающих. Не правда ли интересно, сеньоры?

- Конечно, сеньор Сальгадо. Мы с Лацио обучены этому были еще с юношества и не

раз призывали на помощь других. И свистели до тех пор, пока не уставали. Иногда и ветер

приходил.

- Неужели вы так наивны, Джероми, и думаете, что ветер можно призвать свистом?

- Нет, конечно, но обряд есть обряд. Тот, кто в это верит, тому его вера и помогает.

Сальгадо засмеялся.

- Верить, верить! Но верить во что или кого? Как это нечто выглядит? Неужели в

каждом ветре или в волне есть что-то осмысленное. Я в это никогда не поверю, чушь это все

и никому такая вера никогда не поможет.

- Не знаю, но нам с Лацио в наших походах вера была ох, как нужна. Зная, во что

верят пираты, мы не раз их обманывали. Так, к примеру, они никогда не выходят в море в

пятницу или тринадцатого числа. Если они в море, то в эти дни не нападают на другие суда,

или заходят отстаиваться в какую-нибудь бухту. Мы же в такие дни атаковали их и не раз,

застав врасплох, побеждали. Но все, что вы сеньор Сальгадо, очень интересно.

- Скажите, как же давным-давно греки, а за ними и римляне представляли себе

стихии?

- В воображении суеверных мореходов с самой глубокой древности передаются из

поколения в поколение в различных формах черты и образы хозяев морей, рек и ветров. Их

лики не оставляют в покое доверчивое воображение моряка и в настоящее время. Сначала,

древние представляли стихии в самых неопределенных формах и очертаниях, потом им

начали придавать тело, лицо, голос. Таким образом, создались тритоны с грубыми мужскими

формами, а нереиды и сирены с очаровательными формами женщины и такими же

чарующими голосами. Помимо этого миф определил им рыбьи хвосты и чудовищные

всепожирающие наклонности.

Очаровывая мореходов своими сладострастными песнями под аккомпанимент лиры и

флейты, они по сказаниям древних, умерщвляли их. Только Орфей, плывший с аргонавтами

в Колхиду, поразил этих кровожадных тварей очаровательным пением и остановил

преследование ими корабля «Арго»; иначе путешественники не добрались бы до цели.

Одиссею удалось избавиться от соблазна, другим более надежным средством. Он

заткнул уши и себе и матросам воском, а сам привязался к мачте. Обычай затыкать уши

перешел и в средние века. Вы знаете, что всерьез советуют наши лоцмана в целях

предосторожности против сирен? Они советуют бросать им пустые бутылки, предполагая,

что этим можно отвлечь их внимание и остановить преследование.

- А, что, дорогой Сальгадо, мы должны встретиться с ними?

- Северные берега Пиренеев считают наши лоцмана малолюдными, и там, как они

думают, могли сохраниться Сирены.

- Вы уверены, Сальгадо, что мы взяли опытных лоцманов?

- Конечно, они великолепные моряки, однако поверьте, предосторожность не

повредит.

- Так вы тоже верите в сирен?

- Нет, что вы, но наши лоцмана предосторожны и предусмотрительны во всем. Им

нужно доверять. А вообще не удивляйтесь, не прошло еще и сто лет, как португальскому

навигатору Каботту, отправленному к мысу Доброй Надежды, дали особую инструкцию, в

которой, между прочим, было сказано: «утром и вечером совершать публично всем

экипажем молитвы, изгонять всякие дьявольские изобретения, как то: кости, карты, шашки.

Запретить привлекать на судно туземцев иностранных земель, поить их до пьяна, и в это

время разузнавать, что лежит у них на душе. Беречься козней некоторых тварей с

человеческими головами и рыбьими хвостами, которые плавают в заливах и бухтах,

вооруженные луками и стрелами и питаются человеческим мясом».

- Ну, что скажете теперь? Это не древняя Греция. Это Португалия пятнадцатого века.

Так, что южане-мореходы далеко не ушли от своих северных собратьев. Хотя и у северян

есть удивительные верования.

Еще в Энде лоцмана рассказали мне, что на севере, особенно в Англии и Ирландии,

верят в двух чудовищ Гафстромба и Масчугера. Первое признавалось за мужчину, а второе

за женщину. Первого воображение рисует с высокой, острой головой, широкими плечами,

обрубками рук и очень строгим взглядом. Второе телом походило на женщину, с

растрепанными волосами, большими грудями, руками и пальцами с плавательными

перепонками. От Гафстромба произошла рыба епископ, ибо голова его похожа на митру,

почему у моряков сложилось понятие, что епископы бывают не только на земле, но и

водные. Если кому-то из моряков приходилось видеть во сне рыбу с епископской митрой на

голове и мантией на плечах, то это толковали так: к спящему приходил водяной епископ,

такой сон ничего хорошего моряку не сулил. Любопытно, что ученые иезуиты не только не

старались разубедить суеверных моряков, но напротив, поддерживали в невежестве и

уверяли, что он удостоился великой благодати, посещением его епископом во время сна.

Джероми и Лацио рассмеялись.

- Неужели в это еще кто-то может верить?

- Могут, если говорит об этом сам кардинал Глиани. Главное задурить голову

суеверам. Сейчас это уже сложнее, а вот в античные времена было совсем просто. Так,

римский писатель Аппиан писал о следующем суеверном обряде. Корабли перед

отправлением в море, будь то простое плавание или военное предприятие, приглашали

жертвоприносителей, которые входили в воду, резали в ней животное, предназначенное в

жертву, вынимали внутренности и складывали на шлюпку. Лодка объезжала трижды вокруг

корабля или эскадры. В это время экипаж судна молил богов об удалении от себя и судов

всех напастей, главное от обольщений сирен.

Вы рассказывали мне об обряде на острове Ахилла, в который верите – это

приношение в жертву барана, разве это не тоже самое?

- О нет, капитан! - воскликнул Лацио. Ахилл, после приношения помог нам

разгромить пиратов.

- Не думаю, - сеньор Калье, что это так. Вам просто повезло. Но не буду вас

разочаровывать. Если хотите, то слушайте дальше.

- Конечно, конечно, капитан. Это так интересно!

- Германцы в Ганзейском союзе сирен называют никсами и полагают, что они

осуждены на долгие страдания за преступления, совершенные их предками в древние

времена. Фрисландцы, голландцы, бельгийцы называют их мермедами и полагают, что если

моряк влюбится в одну из них, то должен по смерти оставаться моряком. Изменников

мермеды крадут и уносят в море. Подобных рассказов множество, ими переполнены разные

сочинения схоластов. Они веруют во все сверхъестественное, мало вдаваясь в критические

исследования, так они делают из поколения в поколение, и никто и никогда их не разубедит.

Даже знаменитый Христофор Колумб не был чужд предрассудкам. Он писал, что

видел около Сан-Доминго трех сирен, которые, ему не приглянулись. Они были

безобразными. Суеверы считают, что в море помимо сирен, встречаются и черти. Во время

англо-французской войны в Кантабрийском море, в которое мы вскоре войдем, гребцы одной

из бригантин видели черта, который проглотил двух матросов. Он казался им страшным

морским животным. Капитан бригантины, подтверждая этот нелепый рассказ, прибавлял,

что матросы были горькими пьяницами и богохульниками и, что именно за пьянство и

богохульство их постигла такая кара. Капитан явно лукавил, так как сам был большой

любитель выпивки. Но зачем нам далеко ходить на север?

- Вы же, Лацио и Джероми, венецианцы. Тогда, как можно обойти молчанием

существующий у вас обряд, принадлежащий к области суеверных и состоящий в том, что во

время прохода «Буцентавра», галеры Дожа, мимо церкви Божьей Матери, экипаж должен

трижды прокричать: «Аль, аль, аль» и столько же раз ударить веслами в такт об воду. Вы,

знатные дворяне, ходили на «Буцентавре»?

- Да, сеньор, Сальгадо!

- И участвовали в этом обряде?

- Да! Но это восклицания во славу Божьей Матери.

- Но почему тогда не «аве», а сарацинское «аль»?

- Чтобы Божья Матерь даровала нам победу над ними.

- Ответ ваш, Джероми, ничего не доказывает. Вот вам ваш второй обряд, который как

считают, приносит удачу. Выйдя на «Буцентавре» в море Дож опускает в воду золотое

кольцо. Он обручается с морем и просит у него поддержки во всех начинаниях.

- Да, это ежегодный обряд обручения, он несет Венеции богатство, славу и уважение.

- Так ли это мой друг? За последние годы Венеция потеряла почти все свои заморские

земли. Проход в Черное море для нее закрыт. Африканские берега тоже. Где уж там слава и

уважение. Но то, что суеверия возникают на пустом месте - это уж точно.

Хочу вам рассказать о неком византийце Дмитрии, который был пассажиром на

корабле, застигнутом штормом. От природы он был трус и боялся моря. Когда началась буря,

он принялся бросать свои хлебцы, но они не помогли. Ветер не стих даже, когда все хлебцы

были выброшены. Корабль вот-вот ударится о скалы и гибель неизбежна. Тогда он принялся

за кошелек и стал бросать монеты. На счастье показался из-за мыса другой корабль и спас,

терпящих крушение. Обрадованный Дмитрий собрал с пассажиров значительную сумму,

увеличил ее из своего кошелька и наградил спасавших их людей, оставаясь в полной

уверенности, что не брось он несколько монет в море - гибель была бы неизбежна. При

выходе из Энде несколько наших матросов тоже бросали монеты в воду. Разве вы не видели

это?

- Видели, сеньор Сальгадо. Мы и сами бросали по небольшой монете. У нас в

Венеции, это закон, неукоснительно выполняемый всеми моряками. Но мы никогда не знали,

что этот обряд родился так банально, а его создателем является обычный трус.

На палубе послышались шаги. Через несколько секунд в помещение вошел один из

лоцманов.

- Ветер стих, сеньор Сальгадо. Все говорит о том, что начинается весенний штиль.

Безветрие может продлится и день и неделю. Самое главное, что оно принесет за собой. Мы

невдалеке от берегов Франции и холодного острова Бель-Иль. Места здесь опасные.

Остановка ветров, туманы заканчиваются сильными бурями. Мы боимся, что безветрие

закончится сильным штормом.

- Ну что ж, сеньеры, нам остается ждать, - нахмурившись, произнес Сальгадо, затем

он оживился, и хитро усмехнувшись, добавил:

- Вам, сеньеры, Джероми и Лацио, я хочу, кое -что добавить. Мы попали в штиль. Для

этих вод это большая редкость, грозящая неприятностями, а для Средиземноморья, как вы

знаете, это обычное явление. Так вот, будь мы набожными кастильцами или португальцами

мы должны были бы взять с собой статую святого Антония, к которому прибегают с

мольбами о ниспослании попутного ветра. Если нужный ветер не начинал дуть, Святой

оставался безучастен к просьбам и мольбам, то моряки переходили к угрозам.

Мой друг навигатор и картограф Пьетро плавал в экспедициях с португальцами и

рассказывал мне, что был свидетелем следующей забавной сцены во время плавания в

Индию.

На море был мертвый штиль, корабль не двигался. Матросы вынесли статую Святого

Антония и начали молиться, прося попутного ветра, но штиль продолжался. Недовольные

равнодушием святого к молитвам, матросы от молений перешли к угрозам, но ветер все

равно не начинал дуть. Тогда от угроз они задумали перейти к делу и хотели привязать

неповинного ни в чем святого, к мачте. Португальский капитан долго не соглашался на

крутую меру, но продолжительность штиля вынудила его на уступку требованиям экипажа,

и статуя святого Антония была привязана к мачте. Ветер все равно не дул. Матросы

притянули статую покрепче и только после того, как они порядком побранили святого за

равнодушие, поднялся легкий ветерок. Обрадованный экипаж приписал счастливый исход

своей требовательности к Святому Антонию. Тогда моряки от угроз перешли к благочестию,

освободили статую от веревок и бережно с молитвой перенесли ее на обычное место.

Вот так, дорогие друзья. У нас на борту нет статуи святого Антония. Кому будем

угрожать мы? Или наоборот, кого будем ублажать?

Не получив ответа, Сальгадо вышел из комнаты в сопровождении северянина.

Джероми и Лацио переглянулись.

- А навигатор оказался совсем другим человеком, чем мы его знали ранее. Как много

он знает и, кажется, что он совершенно ничего не боится, не правда, Джероми?

- Да, ты прав, но я думаю, что это не пустое бахвальство. Он много плавал и верит не

в черта, а в Бога. Ты видел, как истово он всегда молится.

Друзья поднялись на носовую площадку. Все вокруг окутал туман. Было зябко.

- Посмотри, Джероми, все вокруг как в молоке. Я никогда такого ранее не видел.

- А туманы в Маре Негро?

- Да, ты прав, но все же не такие плотные. Я вспоминаю, о чем писал твой отец в

своих руководствах для моряков, плывущих на север. Он упоминает некоего карфагенянина

Гимилькона.

- Ты прав, о нем упоминает цитируемый отцом римский писатель Руфий Авиен. Я

помню эту цитату целиком: «Пуниец Гимильком с трудом доплыл к берегам Эстримниды».

Эстримнидами они называли те берега, которые находятся где-то рядом, здесь, в тумане.

«Путешествие это длилось четыре месяца. В море там нет движения ветра, чтобы подгонять

корабль, ленивая поверхность таких вод стоит неподвижно. К этому добавляется еще и то,

что среди пучин там растет много водорослей, и не раз, точно лесные заросли, они

препятствуют движению судов. К тому же, по словам, и дно морское не очень глубоко, и

мелкая вода едва только прикрывает землю. Нередко встречаются там стаи морских зверей, и

между медленно движущимися кораблями, ныряют морские чудовища. Сильны там туманы,

висящие над водой целыми месяцами.

По старинному обычаю воды эти называют Океаном или Атлантическим морем.

Пучины этого моря ширятся на огромное пространство и далеко разливаются в

беспредельном очертании берегов. По большей части вода здесь настолько мелка, что едва

покрывает лежащие под ней пески. Над поверхностью воды поднимаются густые заросли, и

ил препятствует здесь течению. Огромное количество чудовищ плавает в этом море, и от

морских зверей великий страх объемлет соседние земли».

Декламацию Джероми прервал сильный всплеск. Все бросились к правому борту. В

тумане почти не была видна вода. Неожиданно белое молоко начало вздуваться, как

мыльный пузырь, и чернеть. Пузырь разорвался, на поверхности показалась огромная черная

спина.

- Кит! Кит! - закричали лоцмана.

Огромное животное поднялось над водой, выбросив фонтан воды. Пройдя вдоль

борта, кит ударил огромным раздвоенным хвостом и ушел в туман. Удар о воду был такой

силы, что «Генуэзец » закачался. Суеверные матросы бросились на палубу, закрыв головы

руками. Сальгадо и лоцмана засмеялись. Холодная вода окатила с ног до головы Джероми и

Лацио. Кит скрылся, не принеся никому вреда.

Туман восстановил спокойствие морской пучины. Вокруг повисла такая же тишина,

как и до появления хозяина морских глубин. Туман и полный штиль длился четыре дня. На

пятый день Сальгадо собрал всех помощников.

- С утра я чувствую, что летит мелкая водяная пыль. Это очень опасно. Подберите

парус на треть. Где-то рядом с нами идет буря. Если мы попадем в нее, то нам будет нелегко.

Выдайте матросам и солдатам по чарке. Прикажите поднять на палубу топоры, запасные

веревки и парус. Пусть проверят все ли закреплено на борту.

Все бросились выполнять приказания Сальгадо. После того, как все было выполнено,

на борту повисло тягостное молчание. Через час легкий ветерок, постепенно усиливаясь,

начал разгонять туман. «Генуэзец» закачался, вначале лениво, а затем сильнее и сильнее

темные волны начали поднимать корабль все выше и выше. За кормой появился пенистый

след. Когг набрал ход. Сальгадо находился рядом с рулевыми. Еще до начала шторма он

распределил между помощниками должности. Цель Сальгадо была не сопротивляться

непогоде, удерживая курс, а двигаться вместе со штормом, до тех пор, пока тот не утихнет.

Ветер запел в вантах, затрещала мачта. Корабль еще более ускорил свой ход, тяжело

врезаясь в высокие волны. Джероми показалось, что приподнявшиеся водяные валы

наибольшие, из которых он когда-либо видел. В считанные минуты буря догнала и накрыла

«Генуэзец». Корабль сопротивлялся, подстраиваясь под тяжелые подбрасывающие его, как

пушинку, волны. На палубе невозможно было стоять. Матросы, и помощники Сальгадо кто

как мог, вжались в борта и надстройки корабля. Время летело незаметно. Наступила ночь,

принесшая с собой страх и неуверенность в своих силах.

Сальгадо подбадривал помощников. Лацио и Джероми ему подбадривать не было

необходимости, они были опытными моряками. И хотя северные шторма были для них

незнакомы, вели себя они сдержанно, четко выполняя указания навигатора. Утро не

принесло так ожидаемого улучшения погоды. Пошел сильный дождь, сменившийся градом.

Ветер не ослабевал. Все вокруг было серым и удручающим. Выделялись только белые,

пенные гребни, бегущие рядом с кораблем. Шторм не ослабевал и следующей ночью.

Моряки к нему уже привыкли. Перестали допускать ошибки рулевые. «Генуэзец»,

перепрыгивая с волны на волну, уходил все дальше и дальше вглубь Кантабрийского моря,

последнего восточного моря Атлантического океана.

Сальгадо раз за разом измерял скорость хода корабля. За сутки они проходили

больше ста пятидесяти миль, но направление движения было им неизвестно. Компаса

кельнца Крейца показывали, что они идут на юго-запад к северной оконечности Испании.

На четвертый день ветер начал утихать. Небо просветлело. Слева по борту они

увидели гористое побережье. Лоцмана бросились на корму к Сальгадо.

- Это Пиренеи, Пиренеи! Мы на побережье Галисии, северо-западной части Испании.

Здесь очень сильные течения и почти нет хороших бухт. Входы очень опасны. Множество

камней и подводных скал.

Сальгадо, осунувшийся и побледневший, позвал Джероми и Лацио

- Продолжаем движение на юго-запад. Я иду отдыхать. Вы, Джероми, остаетесь за

меня. Вам будет помогать Лацио. Вы, молодые люди, выглядите более свежо, чем остальные

мои помощники. Не удивлюсь, если вскоре вы станете навигаторами Генуи.

- Отдыхайте, Сальгадо. В родной Венеции мы уже водили боевые галеры

самостоятельно.

- Хорошо, я иду, но помните: «Генуэзец» - это не боевая галера. Здесь все по-другому.

В случае чего немедленно будите меня.

Джероми занял место навигатора. Его возвышение над остальными помощниками не

было незамечено генуэзцами. Помощники Сальгадо были недовольны, переговариваясь друг

с другом, и косо поглядывая на венецианца. Лацио стал за спиной Джероми. Его

внушительный вид быстро охладил остальных помощников навигатора. Им пришлось

повиноваться Джероми. «Генуэзец» хорошо слушался руля. Погода улучшалась. Волны, еще

недавно похожие на горы и крутые холмы, стали пологими, близилось мгновение, когда они

станут ровными, как долина. Подошедший лоцман посоветовал Джероми не подходить

близко к берегу, огибая последний северный мыс Испании. Джероми послушался его.

Сальгадо проспал более двадцати часов. Венецианцы, сменяя друг друга, вели корабль вдоль

западного побережья Испании.

Успокоившись, погода вернула Джероми в обычное меланхоличное состояние. Он

вспоминал Изабеллу и видения, связывавшие его с Кириллом.

Глава 16. Корабль прошлого. Часть 3.

Встреча Кирилла с Лидией. – В мастерской художницы. – Привет из Брюгге. – Модель. – Яйцо или

курица? – Спуск на воду корабля прошлого.

Дни летели незаметно. Все свободное время Кирилл находился в мастерской. Он

помогал рабочим, спорил с проектантом, мечтал о походе с друзьями. К концу лета они

поставили и закрепили все ребра. Однажды, отправляясь на обед, он столкнулся с

немолодой женщиной, ожидавшей возле проходной. Кириллу показалось, что он ее знал. Не

отдавая себе отчет, он сам подошел к ней и спросил:

- Скажите, вы кого - то ждете?

- Да, вас, Кирилл.

- Разве мы знакомы?

- Конечно, знакомы. Вы привезли мне привет из Брюгге.

- Что? Какой привет? Господи, да это же вы. О вас говорил этот странный человек в

лавке сладостей. Мистика какая-то?

- Да, обо мне, только он не странный, а посвященный и очень умный. И еще я звонила

вам в день вашего возвращения. Но дела, работа не позволили нам встретиться ранее.

- Так вы та самая журналистка Лидия? А, я голову ломал!

- Да, я Лидия. И журналистка и художница. И интерес к вашему проекту у меня не

поддельный. Я должна вам кое - что сообщить, - шепнула она заговорщицки.

- Вы знаете, Лидия, у меня такое чувство, что меня все время ведут. Это неприятно и

очень странно, - он передернул плечами и ощутил на спине холодные мурашки.

- Это ненадолго, Кирилл. Пойдемте в мою мастерскую. Я постараюсь вам все

объяснить.

Он согласился, они отправились в город, где уютно расположились старинные дома, на

покрытых брусчаткой улицах. Подвалы некоторых зданий были заняты самыми различными

мастерскими. Город был туристический и в таких небольших мастерских художники

изготавливали множество сувениров. Были здесь не только сувенирных дел мастера, а

настоящие известные живописцы и скульптора. Мастерская Лидии находилась внутри

большого старинного дома, во дворе которого рос вековой, раскидистый каштан.

Полуподвальное помещение было все заставлено небольшими моделями судов.

- Вот это красота! Так вы художник – моделист?

- Да, Кирилл, я создаю модели древних судов, поэтому мне интересен ваш проект.

Лидия подняла плотную ткань, закрывавшую большую модель на дубовом столе. Кирилл

потерял дар речи. На столе стояла модель сторожевого буцентавра - модель корабля,

который он вынашивал в уме и сердце все эти месяцы. Ее детали были с ювелирной

точностью проработаны. Здесь было все, от весел и орудий, до искусно выполненных

блоков.

- Как же вы смогли? Ведь нет чертежей, нет изображений. Только описание, и где? В

единственной на ближайшие тысячи километров немецкой книге, которая хранится у меня.

- Дорогой мой друг, все и проще и сложнее, чем вы думаете. Мне не нужна книга, не

нужны картины, чертежи и описания. Я вижу эти корабли. Вижу, как они идут в походном

строю и нападают друг на друга. Вижу несчастных галерников и чувствую пороховую гарь

битв. Ведь самый устойчивый на земле запах – запах пороха.

- Это невозможно.

- Возможно, Кирилл. Только могут это совсем не многие, искусство познания

неведомого ментальными способами утеряно. Сегодняшний мир считает, что если что-то не

поддается описанию математическими методами, то оно не существует. Я думаю, что из-за

такого подхода мы никогда не разгадаем многих тайн мироздания. Я, к примеру, не знаю,

что будет с вами в дальнейшем, но обязана передать вам некую информацию, которая

предостережет от случайных шагов, бед и страданий.

- Лидия! Но откуда вы получаете эту информацию? Кто руководит вашими

действиями?

- Этого я не знаю. Кирилл, есть Высший разум, он объединяет все и вся. Он

повелевает нами.

- Это Бог?

- Называйте это всеобъемлющее нечто - Богом. Мы зовем его Высшим разумом.

- Кто мы?

- Дорогой мой человек, вы еще спрашиваете кто? Когда сами же за последний год

сталкивались с несколькими из нас. Вы идете от станции к станции, от одного причала

судьбы к другому, где мы вас встречаем, и направляем, куда идти дальше.

- От этого мне страшно, - робко признался он.

- Что вы, не нужно бояться. Высший разум - это добро, а не зло.

- Но почему я должен быть в его власти? Не понимаю.

- Этого мы не знаем, - спокойно сказала Лидия.

- Тогда ответьте, почему один из вас сразу не скажет, что мне надо делать и что от

меня хотят?

- Вам, Кирилл говорили, что мы последователи друидов, что значит мудрейших. Но

мы только последователи. У нас уже нет тех сил и знаний, которые были у них. Мы не

можем познавать то, что познавали они и не можем ощущать, то, что ощущали они. Я

думаю, что ни один из нас не выдержал бы, если бы познал все.

- И поэтому вы передаете информацию частями, и меня, передавая из рук в руки. А

сами вы, что не можете друг другу передать информацию? Не можете, поэтому не знаете

целиком того, что связано со мной?

- Да, это так. Человек идет от одного из нас к другому. Приходя, мы узнаем, что ему

передали до нас и добавляем то, что известно нам. Неразрывная цепь силы разума

удлиняется с каждым воздействием.

- Но зачем все это?

- Этого никто, кроме Высшего разума не знает.

- Скажите, Лидия, я один, кого ведут для свершения чего - то? Ну, признайтесь

честно?

- О, нет, не волнуйтесь. В разное время, разные люди бывали у меня, я отправляла их

дальше, дальше… и дальше. Они уходили, иногда возвращались и рассказывали, что было

там с ними. Не волнуйтесь. Никогда с тем, кого выбирает себе в помощники Высший разум,

ничего не происходит. В девяноста девяти случаях из ста, человек совершивший миссию,

этого даже не замечает. В большинстве случаев это не реальные действия, а сны, видения,

разговоры.

- Неужели сны материальны? Что может измениться от того приснится мне что-то

или нет. Вот я уже много раз вижу одного человека из далекого прошлого. Я даже знаю его

имя. Мне иногда кажется, что он видит меня.

- Вот и все, Кирилл. Этого достаточно. Для Высшего разума этого достаточно.

Поймите, в любой стройной системе бывают сбои и ошибки. Чтобы это исправить, Высший

разум ищет контакты между разными людьми.

- Это те самые песчинки, о которых говорил хозяин лавки сладостей в Брюгге?

- Да, те самые песчинки в далеких - далеких мирах.

- Но что будет дальше, Лидия?

- Ничего страшного, Кирилл. Я специально выполнила эту модель для вас. Это мой

подарок. Сделала я это, что бы вы быстрее окончили создание своего детища и вышли в море

не позднее мая месяца следующего года. Модель поможет, я уверена. Но самое главное,

ничего не бояться.

- Лидия, я не сойду с ума? – оробел в своей беззащитности Кирилл.

- Нет, что вы, никогда. Но вам говорят многие, говорю и я - опасайтесь женщину с

зелеными глазами. И самое главное спешите с постройкой корабля.

- Но почему нужно спешить?

- Этого я не знаю. Я лишь знаю, что скоро вы получите приглашение для участия в

большом морском празднике. Он будет проходить в следующем году в Венеции, вы

обязательно должны на него попасть. Обязательно! Вы слышите меня?

Кирилл находился в возбужденном состоянии. Все рассказанное Лидией не

укладывалось у него в голове. Он даже не пытался расспросить ее о моделях. Прощаясь, он

не запомнил все, что она ему говорила. Лидия почувствовала, что он в смятении и покачав

головой сказала:

- Кирилл, успокойтесь! Ничего страшного не произошло, и самое главное, что вообще

ничего не произошло. Если вы так удручены и не верите мне, то не спешите с постройкой,

только не отказывайтесь от подарка. И еще, через неделю у меня открытие большой

выставки моделей. Я с удовольствием вас приглашаю.

- Спасибо.

Кирилл вышел на залитый мягким солнечным светом двор. Он был обескуражен и

возбужден. Медленно, спустившись к гавани, он начал постепенно приходить в себя. Права

Лидия. Ничего ужасного не произошло. Он и так собирался построить корабль к лету. Если

она предсказала ему получить приглашение, это и того лучше. Ведь маршрут, который он

хотел осуществить, пройдя морскими дорогами крестоносцев, наврядли будет осуществим.

Война в Израиле, взрывоопасная обстановка в Ливане. Идти туда опасно. Можно погубить

выстраданное судно и самое главное - людей.

В цеху его ждали дела. Прошло несколько дней, прежде чем он полностью

успокоился. Ничего страшного не происходило. Раз за разом Кирилл рассматривал

приглашение на открытие выставки.

«Нужно будет пойти, - решил он, - да и модель выполненная Лидией, она ему нужна.

Это бесценный подарок, но если он будет бояться, то не заберет модель».

- Нет, хватит, это не наваждение, - вслух сказал Кирилл. Это помощь.

- Ты что заговариваешься? – спросил стоящий рядом Олег.

- Нет, так мысли вслух. Завтра меня не будет. Я иду на выставку, а после будет

сюрприз.

- Сюрприз?

- Да, и еще какой. Этот сюрприз поможет нам декорировать корабль. Понимаешь,

сделать что-то невероятное, неповторимое!

- Что это, картина или рельеф?

- Не спешите. Придет время - все увидите.

Кирилл пришел в музей за несколько минут до открытия. Здесь было много

посетителей, среди которых поблескивали линзами видеокамеры. Лидия встречала всех у

входа. Увидев Кирилла, она мило улыбнулась:

- Очень рада. Проходите, посмотрите выставку.

Модели были очень интересны. Может быть от того, что Лидия была хорошим

художником, а может быть потому, что обладала недоступными другим возможностями,

модели она создавала удивительно правдоподобные, казалось, что они настоящие, и в какой-

то момент по палубам побегут живые люди. Немножко воображения и можно было оказаться

на корабле - драконе викингов или на колумбовской каравелле.

Экспозицию Лидия обставила исключительно эффектно, добавляя к самим моделям

элементы быта мореходов тех далеких эпох. Были здесь курительные трубки, кисеты,

кошельки, монеты и раковины. Эпоху галер сопровождали плеть и цепи, которыми

приковывали каторжников. Поразили Кирилла различия в посуде галерников. Капитан и

офицеры питались на серебре и фаянсе, каторжники имели оловянную миску и такую же

ложку. «Блеск и нищета», - подумал Кирилл. Какая интересная выставка. Какой большой

труд вложен в ее создание.

Лидия давала интервью, рассказывая об истории создания моделей. Он слушал

урывками, так как спешил посмотреть все витрины с экспонатами. Для себя Кирилл решил

подробнее расспросить у художницы, как создаются модели. Древнее ли это искусство,

давно ли появились на свет первые из них? Игрушки ли это, или прихоть богатых

коллекционеров?

Открытие закончилось фуршетом, где в адрес художницы было сказано много

лестных слов. По окончании он подошел к ней и галантно поблагодарил.

- Я хотел бы больше узнать о моделях и решил, что не откажусь от вашего подарка.

Если быть откровенным, модель галеры нам нужна, она такая правдоподобная.

- Я рада, но хочу спросить, а вы уже придумали кораблю имя? Да, да не название, а

именно имя?

- Нет, этот вопрос пока остается открытым.

- Приходите завтра после обеда. Я отдохну и постараюсь вам побольше интересного

рассказать, и возьмите машину, а то как вы увезете подарок.

- Спасибо, я буду в два часа...

Он не опоздал. Хозяйка мастерской встретила его, как давнего знакомого. В комнатах

было пусто. Все модели находились на выставке. Все кроме буцентавра. Кирилл сел

напротив галеры, заворожено рассматривая эту удивительной красоты модель. Лидия

неторопливо зажгла большую лампу над столом.

- Что было вначале, Кирилл, яйцо или курица?

- Не ожидал от вас услышать такой вопрос. Сколько мудрецов пыталось найти ответ,

сколько философских трактатов написано на эту тему. Я не дам на этот вопрос ответ. Я его

не знаю, - честно признался он.

- Хорошо, пусть не о яйце и курице, а в чем-нибудь проще, попробуем разобраться, -

хитро улыбнулась она.

- В чем же?

- К примеру, что было вначале – лодка или модель лодки?

- Конечно лодка, а затем уже… Кирилл задумался, - так сказать для эстетики или

религиозных нужд делали модель.

- Вы уверены, что это так? Что же было на самом деле? Возможно, наш далекий

предок увидел во время наводнения плывущее бревно, а на нем – перепуганного зайца?

Пораскинул умом: значит, бревно больше и меня выдержит! Уж не со случайной ли «модели

» с заячьими экипажами началось мореплавание? Ну что, Кирилл?

- Вопрос и вправду интересный, - начал сдаваться он. - А что, правда, что моделям

столько же лет, что и самим кораблям?

- Правда. Мало кто знает, что постройка моделей судов - одно из древнейших

искусств. Это такое же древнее занятие, как, к примеру, наскальные изображения

изготовление фигурок древних божеств и животных. Примитивные детские игрушки в виде

лодок находят во время раскопок стойбищ древнего человека. Наряду с игровыми мотивами,

модели лодок имеют культовое значение. Древнейшие из них были обнаружены в

Месопотамии на землях, некогда принадлежавших загадочному народу шумеров, живущих в

дельте реки Тигра и Евфрата.

Знаете, самые посвященные из нас считают, что именно там зародились и оккультные

знания человека, родилась его вера в Высшие силы. А что, до шумерийцев люди не

веровали? Конечно, веровали, но не в разум, а в предметы. Они поклонялись камню, воде,

огню, то есть всему тому, что было им непонятно. И в особенности воде.

Вода! Она опасна всегда. Недаром, все, что связано с загробным миром в разных

религиях, отделено от живых рекой. А реку надо преодолеть. Служат для этого

погребальные модели лодок. Но вначале у шумерийцев вода уносила все в бездонную

пустоту, а позже там появился Разум. Разум, который породил все живое и неживое.

Шумерийцы любили модели лодок, недаром, модель лодки, выполненную из серебра,

обнаружили в гробнице знатного вельможи, а лодку из смолы - в месте проживания

городской бедноты.

- Этим моделям более 5 тысяч лет, и выполняли они различные функции. Добротно

выполненная серебряная ладья должна была переправить душу ее хозяина по подземной реке

в потусторонний мир, а вот неказистая битумная лодчонка, безусловно, радовала шумерских

малышей.

- Пять тысяч лет! Так тогда же еще кораблей не было.

- Были, Кирилл, только простые, примитивные вначале, а затем все более сложные. И

материал для тех кораблей был простой – камыш, кожа, бревна. И даже тыквы! Их сушили, а

затем соединяли, обвязывая как корзины. Два десятка крепких тыкв выдерживали рыбаков и

их живой улов.

Больше всего древних моделей найдено в Египте. Как и в Шумере, они выполняли

различные функции: культовые, игровые и даже служили декоративными элементами для

украшения жилых помещений.

Египтяне, к примеру, как и шумеры, а вслед за ними финикийцы, греки и римляне,

верили в то, что после смерти человека его душа должна переправляться через мифическую

реку в загробный мир. Поэтому в гробницах находят так много моделей лодок. В древнем

Египте существовал отдельный «цех» специалистов, изготовлявших только погребальные

модели. Мастера эти были уважаемы не меньше, чем гончары, мебельщики, шорники и

другие ремесленники.

- Как интересно.

- Моделисты служили самим фараонам?

- Да!

В долине Вади-Хаммамат, усыпальнице египетских царей, найдены многочисленные

модели судов, на которых находятся фигурки людей. Это суда мертвых, в центре которых

располагался алтарь, или суда – пожертвования для загробного служения душе.

Богато инкрустированные золотые и серебряные модели находят в гробницах

фараонов и знати, непритязательные деревянные и гипсовые – в могилах бедноты.

- У бедняков были свои мастера? Конечно, и очень хорошие во все времена богатые и

бедные тянулись к красоте. Модели для разных классов, как по исполнению, так и по

величине сильно различаются. Самые маленькие не достигают в длину и ладони, а вот самая

большая загробная модель, принадлежала фараону Хеопсу. Она имела 43 метра длину и

была найдена недавно рядом с его пирамидой. Под грудой щебня были обнаружены две

замурованные траншеи, в одной из которых была найдена ладья правителя.

- Скажите, Лидия, а модели сопровождали моряков древности в их походах? –

заворожено спросил Кирилл.

- Сопровождали, иначе, как бы были найдены египетские модели в гробницах на

острове Сицилия.

- Но египтяне и шумерийцы не были лучшими мореходами древности.

- Вы правы. Лучшими были финикийцы и жители островов Эгейского моря. Жаль, что

об их судах сохранилось так мало информации. А все почему? Потому что, у них не в ходу

были культовые модели. Это скорее детские игрушки или предметы декора, редко несущие

на себе религиозный отпечаток. В носовой части кораблей появляются орнамент,

изображения животных и рыб. Излюбленным материалом таких моделей на островах, а

позже и на материке была глина, которая с трудом передает детали тех стародавних судов.

- Модели, которые изготавливались еще во времена классической Греции, нельзя

отнести ни к культовым, ни к игрушкам. Они годились и для того, и для другого.

- Что же это, Лидия?

- Точно неизвестно, может быть новый вид художественных произведений? Или

учебные пособия, в соответствии с которыми будущие конструкторы должны были строить

военные или торговые корабли. Не знаю даже я. Поверьте, - призналась она откровенно.

- Трудно, наверное, по прошествии стольких лет дать ответ. Вы, Лидия, обладаете

возможностями, которыми простые смертные не обладают.

- Кирилл, вы не совсем понимаете. Я же не вижу то, что происходило, я это чувствую.

Это как слепой, палочкой осязает мир. Иногда ему кажется, что он видит, но это неправда,

игра его воображения.

- А как же вы так точно воспроизвели буцентавр?

- Здесь другое, Кирилл. Это указание свыше, мне был показан образ этой модели.

- А может быть, это тоже плод воображения?

- Видите же, нет. Ведь вы нашли полную схожесть с прочитанным в старинной книге.

Реальные корабли, осваивавшие моря и океаны, не сохранились до наших дней. Модели,

барельефы, фрески и скудные упоминания древних авторов – вот все, что досталось

современности. И даже я не в состоянии стопроцентно утверждать, так или иначе, выглядел

тот или иной корабль. Хотя в отличие от других я стою к истине ближе, - убежденно сказала

она.

- А если о вашем даре будут знать другие моделисты, они же вас проклянут.

- Что бы этого не произошло, я не участвую в соревнованиях. Только выставки и как

вы могли увидеть не самих моделей, а целых эпох с различным антуражем.

- Жаль, что даже вы не можете проникнуть вглубь веков.

- Конечно, жаль. Моя машина времени очень несовершенна, она слишком

избирательна. Она зависит от того, что позволяет мне увидеть Высший разум, а что нет.

Люди, наделенные таким даром, используют его по-разному. Я распорядилась им так.

- Созданием образов или фантомов далекого морского прошлого?

- Да именно так, Кирилл. Наверное, поэтому мне и поручено просить вас спешить с

созданием корабля прошлого. Как я уже говорила, ради этого я кропотливо работала над

моделью, с болью в голове всматривалась в прошлое, пронизывая его насквозь.

- Не так давно я был в Роттердаме, в музее принца Генриха, где хранится старейшая

Европейская модель Средневековья. Это испанский корабль 15 столетия. Там сохранилось

много деталей и очень жаль, что не сохранилось столь древней модели галеры.

- А знаете, Кирилл, это не удивительно. В новые времена массовость появления

моделей была связана с морскими войнами между Англией и Испанией в 17 – 18 столетиях.

Англичанами были созданы лагеря для военнопленных, где находились искусные мастера –

часовщики, скульпторы, краснодеревщики. С помощью несложных инструментов они

создавали модели судов, которые с удовольствием покупали англичане. Многие из этих

моделей сохранились до наших дней и стоят сегодня баснословно дорого, считаясь особыми

произведениями искусства.

После этого модели судов становятся желанными предметами искусства во многих

домах, для них создают специальные музейные комнаты, а затем даже целые музеи.

- Да об этом я уже знаю. Страсть к моделизму не обошла и Россию. Моделями судов,

например, интересовался Петр I, от которого интерес перешел к следующим царям,

оставившим нам в наследство удивительные модели судов, хранящиеся в Санкт Петербурге.

- Вы правы. Цари и кайзеры очень любили модельных дел мастеров. Они были так же

высоко оплачиваемы, как и ювелиры. А вообще, Кирилл, испокон веков по наши дни

культовое значение суда не теряют. Приход христианства ничего не изменил в культовом

использовании моделей судов. Как и в древности, они играют важную роль в религиозных

обрядах. Интерьеры многих соборов мира украшают модели, выполненные моряками в

дальних плаваниях и подаренные храмам в знак благодарности за благополучное

возвращение. Вряд ли можно обнаружить хотя бы одну религию, которая бы отказалась от

покровительства морякам.

- В этом вы правы, Лидия! Имена многих Богов и святых связаны с морем. Помните

Гильгамеш, Мелькарт, Посейдон, Нептун, Святой Николай… К ним в разные времена

обращали свои мольбы мореходы. Им моряки преподносили дары в виде моделей судов. Как

языческие храмы в прошлом, так и христианские сегодня – неисчерпаемые источники по

истории кораблестроения.

- О, вы многое знаете, Кирилл, - с удивлением отметила Лидия. - Могу лишь

добавить, сам Западноевропейский собор своей архитектурой представляет перевернутый

корабль. Его продольные части носят названия неф, что еще не так давно по-русски означало

- корабль. Кадило, сосуды для сжигания ладана изготавливали с глубочайшей старины в

форме ладей.

- Что было первым до Великих географических открытий - сам корабль или его

модель - можно спорить. Но в связи с развитием науки, появлением математических методов

проектирования кораблей, модели, безусловно, начинают изготавливать до начала

строительства самого судна, по чертежам и расчетам, со всеми подробностями и

деталировкой. К XVII столетию моделирование становиться в Европе официально

признанным ремеслом. Таким, как оно было когда - то в древнем Египте. Но цель его не

только культовая. При доках и верфях создаются мастерские, где изготавливаются модели

построенных и строящихся кораблей, по своей стоимости, подчас превышающие ювелирные

изделия.

Так, что, дорогой Кирилл, - хитро улыбнулась Лидия, - что было раньше яйцо или

курица?

- Вы совсем сбили меня с толку. По-вашему, вначале были модели?

- Да, модели! Почему вам так тяжело дается строительство корабля? Потому что вы

не видите его. Вот в чем секрет. Чертежи не могут передать объем и цвет. Так, что берите и

пользуйтесь этой моделью, как учебным пособием. Она вам поможет. И еще, Кирилл, на

прощание, я хочу вам сказать. В средние века в этих местах было небольшое поселение

генуэзцев. Неизвестно, кто его основал, может быть, венецианцы, а может быть сами

генуэзцы, но было оно маленьким и служило первоначальным пунктом для вывоза с этих

берегов в Италию - хлеба. Название его было Джинестра, что означает - лесное. Так и у нас

иногда называют поселки лесные, луговые, горные. Вы строите корабль – галеру на этих

местах, где еще живут души средневековых итальянцев. Почтите их память, и они помогут

вам. Помогут свыше, сделать корабль прочным, быстроходным и самое главное удачливым.

Я не буду вам больше докучать, Кирилл, но поспешите с постройкой - это моя просьба, и не

забудьте пригласить на спуск «Джинестры» на воду.

Она нежно коснулась его руки. И взгляд ее был какой-то молящий.

- Спасибо, Лидия, и до свидания. «Джинестра» красивое имя, пусть так и зовется. Я не

спорю. Мы постараемся поспеть, раз уж это так важно. И для вас тоже.

Кирилл вынес модель и бережно положил ее в машину. В мастерской, несмотря на поздний

час, шли работы. Он принес модель вовнутрь, где возле нее быстро собрались все рабочие.

- Какая красота! Кто это сделал?

- Это нам подарок, друзья! Так будет выглядеть наш корабль. А он уже очень похож.

Кирилл посмотрел в глубину мастерской. Корпус диковинной бабочки оббивался

наружными досками. Рядом лежали выструганные и проолифленные весла, реи и две мачты.

Очертившийся корпус точь в точь копировал обводы модели. Зажмурившись, Кирилл увидел

«Джинестру» достроенной с раскрытыми парусами. Зрелище было необычайно красивым.

… Бежали дни. Минул Новый год, который он с друзьями встретил в мастерской

возле корабля. «Джинестра» нравилась всем. Нравилась не только корпусом, а и самим

именем. После наречения Кирилл заметил, что судно как будто ожило. Оно радовалось,

радовались и люди строившие его. Иногда казалось, что радовалась сама древесина, идущая

на постройку корабля. Пели пилы и рубанки, в такт им постукивали молотки.

Стройка после Нового года пошла очень быстро. Тысячи медных гвоздей скрепили

обшивку и палубу. Рабочие устанавливали внутренние переборки. Начали вырисовываться

надстройки корабля. Чтобы дать возможность корпусу быстрее набрать воду и набухнуть,

Кирилл решил спустить судно на воду. Под корабль подставили специальные тележки,

подняли мощными домкратами и опустили на них. Лебедки напряглись, вытянув корабль на

причал. Кирилл решил не афишировать спуск на воду. Мало ли как пройдет такая сложная

операция...

Замер в напряжении кран. Ну что ж, поехали, - закричал он и с силой ударил бутылку

шампанского о борт корабля. Нарекаю тебя «Джинестрой». - Хлопок раздался сильный и под

единогласное «Ура!» и «Давай» мощный плавкран потянул троса вверх. Кирилл поднял

взгляд вверх и всмотрелся в лицо машиниста. На мгновение ему показалось, что за рычагами

железного монстра сидит Джероми. Это было всего мгновение, но он реально почувствовал,

что его далекий предок был здесь.

Глава 17. По дороге домой. Часть 2.

В Кантабрийском море. – Джероми рассказывает о древних мореходах – финикийцах. – Стекло и пурпур. –

Берег Мелькарта. – Средиземноморье. – Еще о суевериях. – Видение Джероми.

Отдохнув, навигатор веселый и бодрый появился на палубе.

- Как справляетесь, сеньор Абаджио?

- Все нормально, сеньор Сальгадо. По утверждению лоцманов, если ветер удержится,

через два дня мы будем на входе в Средиземное море у Геракловых столпов.

- Геракловых или Мелькартовых, - добавил Лацио.

- Да, именно Мелькартовых, ведь финикийцы были там первыми. Отдыхайте.

Джероми и Лацио прошли в свою маленькую каюту. «Генуэзец» легко покачивался на

волнах. Они долго не могли уснуть, хотя не отдыхали уже более суток. Это была победа.

Сальгадо признал их умения и навыки, перед остальными помощниками. Шторм показал,

как они умеют четко и слаженно работать, выполняя команды. А ведь еще древние

говорили: «Командовать другими может только тот, кто сам умеет хорошо подчиняться».

- Послушай, Лацио, ты упомянул сегодня финикийского бога Мелькарта.

- Да, именно он привел великих мореходов из Ливана к этим берегам и повел дальше в

океан.

- Только не говори об этом сеньору Сальгадо, он засмеет тебя. Ты же знаешь, он не

верит в божественность воды и неба. Он верит только в Бога- Отца и его сына Христа.

- Это так, но согласись, что каждый народ верил в разные времена в разных богов и

эта вера им помогала. Нам близок Христос, а грекам Зевс. Скандинавы верят в Одина, а

«Брич Европы» - викинги доверялись Тору.

- Ты помнишь наш поход в Святую землю? Сколько народов перевалило через ее

горы и пустыни. Там, на востоке Средиземноморья, протянулась сплошной стеной цепь

Ливанских гор, таких, как здесь в Пиренеях, покрытых могучими зелеными лесами. Кое-где

горы выдвигались вперед, врезаясь в морскую пучину острыми мысами, в других местах они

отступали, образовывая небольшие долины, покрытые свежей высокой травой, служившей

прекрасным кормом для стад домашних животных. Тысячи лет тому назад, из глубин Азии

вместе со своими стадами пришел в эти места народ, который сам себя называл хананеями.

Египтяне называли пришельцев фенеху, а греки-финикийцами. Восточное Средиземноморье

было заселено другими племенами и пришельцы начали селиться там, где было свободно.

- И, конечно, таковыми были берега, где не особенно развернуться со стадами

животных.

- Поэтому им пришлось уменьшить свои стада и учиться ремеслам, чтобы выжить.

Они с болью расставались со своим скотом, пройдя с ним через пустыни и степи,

перевалив через Ливанский хребет. Но другого выхода не было. Переселенцы оказались

на берегу нового, незнакомого моря. Берега были крутыми, и долго приходилось искать

удобного спуска к воде, но они быстро освоились. Пропитания было достаточно и без

больших стад скота. Морские воды изобиловали рыбой, кедровые леса дичью. Из хорошей

древесины финикийцы быстро научились строить быстроходные суда, способные

достигать берегов далекого Египта и Греции.

- Как ты думаешь, они раньше знали искусство кораблестроения?

- О, нет, Джероми. Я читал в библиотеке Дожа, что их патриарх Усой жил в лесу, и

только гонимый пожаром, бросился в море и на поваленном дереве пересек небольшой

пролив между берегом и островом. От него пошли все финикийские моряки. А сам Усой на

острове поселился и поставил два каменных столба в честь огня и воды: огня не убившего и

воды принесшей его на остров. Там, на острове, позже был основан Тир, передовой город

Финикии, чьи моряки первыми достигли этих берегов…

Лацио и Джероми уснули. Лацио снились маленькие рыбачьи поселки. Он бродил

между финикийцами, которые на его глазах начинали строить новые города. Позже он видел

во всей красе Угарит, Библ, Сидон и конечно же Тир. Во сне он с мореходами Тира достиг

Египта, куда они привезли огромные кедровые бревна, за которые египтяне платили

серебром, золотом и слоновой костью. Под утро ему приснился пастух, гуляющий по берегу

моря с большой собакой. Собака лаяла, хватала из воды раковины и разгрызала их. Вдруг ее

морда окрасилась кровью. Пастух испугался и попробовал промыть рану. Но кровь не

смывалась. Огорченный, он повел собаку во дворец. Лацио последовал за ним. Во дворце,

припав на колени, пастух просил царя простить его за недосмотр. Собака же радостно

терлась о ноги хозяина. Царь, осмотрев ее, не обнаружил раны, но и не смог оттереть

красную, как кровь краску, окрасившую ее морду. Это была знаменитая пурпурная краска,

чью основу несут в себе морские раковины.

Лацио проснулся и заулыбался. Он как - будто заглянул в те давние времена. Разбудив

Джероми, он рассказал то, что ему снилось.

- Я много знаю из записок отца об этой краске. Рецепты ее изготовления хранят в

Венеции, и в Генуе. Это очень дорогие красители.

- Не думаю, Джероми, что они дороже трудолюбивых людей. Я уверен: главным

богатством Финикии были незнающие усталости земледельцы, ремесленники, торговцы. Ты

прав, особенно выделялись из них ловцы раковин и «багрянщики» - ремесленники,

окрашивавшие ткани. Как у нас в Венеции выделяются стекольных дел мастера.

- Взяв в руки два тяжелых камня, ныряльщики опускались на дно моря и добывали

чудесные раковины, на вид невзрачные, но каждая из которых несла в себя каплю красящего

секрета, из которого варили краску. Это была замечательная, пурпурная краска. Знаешь,

Лацио, когда Александр Македонский после долгой осады захватил Сузы, то в царских

кладовых были найдены десятки метров пурпурной ткани, чей возраст достигал 190 лет.

Ткань ничем не отличалась от той, которую окрасили всего день назад, она сохраняла свежий

глянцевый оттенок. Владельцам красилен давали за маленький сосудик краски, слиток

серебра. Одежды, окрашенные в пурпур, сверкали на солнце. Если краску замешивали гуще

и дольше - ткань становилась лиловой, если жиже – она алела, как будто обрызганная

кровью. Можно было стирать пурпурную одежду в речной и морской воде, горном ручье,

вываривать в котле с бурлящем кипятком, – она все равно не выцветала и не линяла.

- Одежду охотно покупали цари и князья, жрецы и военачальники. Такова и

пурпурная мантия нашего Дожа. И не только нашего, но и Генуэзского. И в сенаторских

плащах есть пурпурные вставки. Плащ алой ткани есть и у моего отца, Клаудио. Однажды я

чуть было не вырезал кусок пурпура из него, так мне нравился его цвет. Ну и трепку он мне

задал.

Друзья вышли на палубу. «Генуэзец» был невдалеке от входа в Гераклов пролив.

- Ну, как отдохнули господа навигаторы? - спросил Сальгадо.

- Великолепно, капитан.

- Погода прекрасная, ветер попутный. Войдем в пролив и будем держаться

Европейского берега. Для пополнения запасов зайдем в Кастилию, большую Барселону. Там

в Генуэзской конторе я хотел бы выгодно продать часть нашего груза. Ведь так мало

испанцев ходит на север. Могут быть выгодные предложения, мы пополним казну, а заодно

закупим кастильские ткани, вина и в особенности специальные камни, которые плавят,

чтобы получить отменное стекло. Не только вы в Венеции умеете делать хорошее чистое

стекло. Генуя тоже учиться. Это правда, ваша Республика получила свои знания о стекле от

финикийцев? И вообще по-латыни и Ливанская страна и ваш город пишутся почти

одинаково.

- Не знаю, сеньор Сальгадо, имеют ли отношения финикийцы к основанию нашего

города, но то, что многие секреты стекольного промысла были взяты у древних, это верно, -

повел речь Джероми. - Мой отец писал, что на юге Ливана у подножия горы Кармел, весь

морской берег был покрыт белым, чистым песком. Изобретательные люди смешивали его с

селитрой и плавили, как медную руду, терпеливо очищая от всяких примесей. Получалось

прозрачное стекло, из которого выдували маленькие, изящные сосудики для душистых

благовоний или отливали круглые зеркала, хорошо отражавшие лица людей. Торговцы на

судах-коньках, прозванных так за то, что их нос и корма украшались головой и хвостом

морского конька везли стекло далеко за пределы Финикии. Прибыли их были очень велики.

- Возможно, что кто-то из торговцев был сам мастер и научил в далекой земле людей

делать стеклянные сосуды. Побережья вокруг Венеции занимают длинные пляжи, бездонные

хорошим белым песком, из которого плавят стекло.

- Вы правы Джероми, - сказал Сальгадо. - Сегодня, как тысячи лет тому, проходя

мимо мастерских, где дымятся печи стекольщиков и красильщиков тканей, завистливые

люди говорят: «Они сосут богатства морей и из песка добывают сокровища!» Мне это

хорошо известно. Мои предки изготовляли и торговали стеклянными сосудами. Что только

не добавлялось в стекло! В ход шли блестящие камушки, раковины и даже битый хрусталь,

привезенный из Индии, бросался в печь и давал новые, более тонкие и прозрачные сорта

стекла.

- Как в процессе окрашивания тканей, так и в изготовлении изделий из стекла и глины

начало всех начал было заложено в умении строить хорошие печи. Вы удивились, когда

увидели на когге печь. А как помогла она нам за время плавания в холодных водах! Но печь

это не только тепло, это все известные нам промыслы. Сложить хорошую печь, сродни

построить хороший дом. Нам, южанам, а тем более мореходам, не приходится сталкиваться с

созданием тканей, сосудов, оружия. Ничего бы этого не было, если бы не было хороших

печей.

- С каждым разом вы удивляете нас, навигатор Сальгадо. У нас в Венеции навигаторы

- люди грубые и заносчивые. Принадлежат они к вельможам, в почете у Дожа и никогда не

опускаются до дружбы с помощниками или неравным по сословию. А вы общаетесь со

всеми, уделяете время простым матросам и нам. Это для нас удивительно, - откровенно

признался Джероми.

- Я знаю, друзья мои, что приходит время, когда галеры перестанут играть главную

роль в торговых флотах. Им нужна замена. Рабский труд гребцов вскоре будет заменен более

современными судами, легкими и быстрыми, хорошо маневрирующими в сложных

береговых условиях. Я буду ходатайствовать перед Дожем о том, чтобы создание новых

торговых судов в Республике было поручено именно вам. Я не зря доверял вам наш корабль.

У вас большой опыт и нет заносчивости и чванства, как у других известных мне навигаторов

и помощников. Вы остались без Родины, но не потеряли честь.

- Спасибо, сеньор Сальгадо! Мы уверены, что если вы будете руководить проектом, то

мы получим новый корабль. У нас уже есть соображения, которые мы представим вам в

Генуе.

- Вот и прекрасно. Сегодня вечером приходите ко мне. Я расскажу еще о суевериях,

особенно касающихся наших врагов арабов и пиратов.

- Это здорово. Мы сами хотели вас просить об этом, но как-то стеснялись. Но сейчас,

сеньор Сальгадо, посмотрите на эти скалы вдали. Одну из них считают европейским столпом

Геракла или Мелькарта, установленным в знак прибытия его в эти места.

- А почему два имени связано с этими местами? - спросил Лацио.

- Вначале был Мелькарт – божество, покровительствовавшее городу Тира и вообще

финикийского мореплавания. Греки отождествили его со своим героем - путешественником

Гераклом. Подвиги и одного и другого связаны с дальними странствиями, походами за

предел человеческих возможностей.

- А, может быть, это люди приводили своих Богов в Новые земли? – поправил

Сальгадо.

Джероми задумался.

- Может быть, навигатор, вы правы. Люди ведут Богов. А как же Ахилл, помогавший

нам в борьбе с пиратами? Там он нас вел к победе.

- Это извечный вопрос. Боги или люди? Я верую в единственного Бога Отца и Сына

его Христа, но никогда не говорю, что они привели меня в ту или иную ситуацию.

- Каждый решает сам, ведет ли его Бог, или он сам достоин собой управлять, -

продолжил Сальгадо.

- Но финикийцы считали, что ведет их вдаль именно Мелькарт и помогает им он. Сам

же Бог первым осуществляет дальние походы за пределы обитаемого мира. Он борется со

страшными чудовищами, сходит в мир теней и возвращается оттуда. В походах и подвигах

Мелькарта отразились знания финикийцев об окружавшем их мире. С его именем были

связаны плавания за край земли. Бог - путешественник помог им основать колонию на

Атлантическом побережье Европы - Гадес сегодняшний Кадис, невдалеке которого мы

проходили вчера. Этому древнему месту более двух тысяч лет, Не менее старое поселение

есть и на Африканском берегу. Мавританцы упоминают его и сегодня. Зовется оно Ликс.

- Вы правы, сеньор Сальгадо. Мой отец писал, что имя Мелькарт носили все цари

Тира. Они являлись его потомками и были подстать своему предку, такие же

самоотверженные в трудах своих. Они тщательно скрывали от иноземцев маршруты за

драгоценными металлами: серебром, свинцом, медью и оловом. Свои рассказы о дальних

плаваниях финикийцы сдабривали вымышленными подробностями о тяготах пути, встречах

с ужасными животными, невозможностью преодолеть водные просторы из-за скопления

водорослей, отсутствием ветров, течений или наоборот, подробностями ужасных бурь и

извержений подводных вулканов.

- Я читал лоцию о походе Гимилькона к берегам Франции, там, где нас захватила

буря.

- Я тоже знаю этот рассказ. Сколько вымысла!

- Не соглашусь с вами, сеньор Сальгадо. Разве вам не стало страшно, когда огромный

кит прошел рядом с нами? А что говорить о тех из наших матросов, кто увидел его впервые!

В те времена все казалось ужасным. Люди так мало знали об окружающей их Ойкумене.

Надо поблагодарить их за то, что они были первыми. Они были смелее и искуснее нас.

- Может быть, вы и правы, Джероми. Далеко по странам Средиземноморья развозили

свои товары финикийские мореходы. Глаза женщин загорались при виде янтарных

ожерелий, золотых и серебряных браслетов, сережек, украшенных сапфирами и изумрудами,

тончайших покрывал и пурпурных тканей, глиняных медалей, кубков, печатей. Финикийские

купцы нагружали товарами небольшие острогрудые корабли гораздо меньше нашего

«Генуэзца». Как нам было тяжело во время бури! А они? Сколько их погибло, не дойдя до

родных берегов. Но они все равно шли вперед и стали первыми строить корабли, создавая

вначале скелет, а уж затем оббивая его грубыми досками. Швы они затем тщательно

прошпаклевывали смолой, окрашивая борта яркими оттенками сурика и охры. Следуя вдоль

берега, финикийцы шли в далекие края. В странах Средиземноморья охотно раскупали их

вина и оливковое масло, пурпурные одежды, серебряные и фаянсовые вазы с золотыми

крышками, искусно отлитыми в виде головы быка, львиной пасти или сказочной птицы с

острым клювом и распростертыми крыльями. Покупали и изображения финикийских богов.

- В Венеции я читал, что ветра и попутные течения быстро несли финикийские суда к

берегам Египта и Греции, - добавил Лацио.

- Обратно они везли зерно, тонкое египетское полотно, живую нильскую рыбу, канаты

изумительной прочности, тонкие желтоватые листы папируса, критскую медь и мрамор с

Кикладсих островов, испанское олово, греческие черно-лаковые сосуды.

Финикийцы торговали не только тем, что производили сами. Они с удовольствием

совершали выгодные сделки. Умению торговать через века учились у них римляне, а за ними

венецианцы и генуэзцы. Огромные прибыли подталкивали отважных мореходов и купцов к

более дальним походам. Их манило к далеким землям.

Плавания в близкие страны стали казаться им чересчур легкими и обыкновенными.

Более предприимчивые устремлялись дальше. Избороздив насквозь Средиземное море,

оказавшееся замкнутым со всех сторон бассейном, они добирались до Испании - страны,

изобилующей серебром и оловом. Оттуда корабли возвращались с серебряными и

оловянными якорями, вместо каменных, - как бы похвастался своими глубокими познаниями

Лацио.

- Неужели? - воскликнул Джероми. - Это же целое состояние!

- Да, тогда это было состояние. За серебряный якорь можно было построить новый

корабль. Олово было необходимо при создании бронзовых сплавов, из которых делали

оружие. Никого из воинов не могли оставить равнодушными отлитые мечи, наконечники

копий и стрел, щиты и латы. В большом почете были крепкие рыболовецкие крючки и

гарпуны.

- А по ту сторону пролива, названного в честь Мелькарта, простиралось новое,

никому не ведомое море, не имевшее другого берега. Сколько не плыли на запад отважные

моряки, они не замечали на горизонте ни единого островка, полагая, что это край земли,

омываемый со всех сторон водой, сливающейся где-то с небесным океаном.

- Как вы думаете, навигатор, они могли достигнуть Америк ?

- Не знаю, но почему бы и нет. Маленькая Колумбовская «Нинья» была не больше

финикийских кораблей, а дошла до Новых земель. И знаете, поговаривают, что наш великий

генуэзец еще, когда жил в Португалии в городе Сагреш, нашел там старинные карты,

которые попали к мусульманам от египтян. Египтяне создали их по рассказам финикийских

мореходов. На этих картах пусть и очень схематично, но была показана Америка,

неправильно отождествляемая с Индией. Туда Колумб и направлялся, и до конца дней своих

верил, что пришел не в Новый Свет, а на Восточное побережье Индии.

- Ну что, ж вечереет. Оставайтесь на моем месте, а я пойду отдыхать. Через два дня

мы подойдем к Барселоне. Сегодня уже поздно, но я не забыл своего обещания рассказать

вам о суевериях пиратов и арабов. Если погода не ухудшится, мы поговорим об этом завтра.

Утро принесло свежий ветер и ход «Генуэзца» увеличился. В Средиземном море

корабль чувствовал себя не так уверенно. Длинные покатые волны, сменившие бурные и

высокие волны Атлантики, переваливали широкобокий когг из стороны в сторону. Хотя

стояла хорошая погода, рулевые прикладывали недюжинные усилия, чтобы удерживать

корабль по компасам Крейца.

Ближе к полудню Сальгадо пригласил друзей к себе.

- Вы чувствуете изменения в поведении нашего корабля?

- Конечно. Другое море, другие волны. Коггу явно не хватает длины. Мы уже

записали это в своем путеводном дневнике, который станет докладом вам, сеньор Сальгадо.

- Ну что же, это прекрасно. Я добавлю к вашему дневнику свои мысли, и это станет

докладом Сенату. Я рад, что судьба помогла встретиться с вами. Но немного о том, что

обещал.

Пять лет назад я был помощником португальского навигатора Риберо, который

доставлял груз в Индию. Часть экипажа у португальца были арабы, за которыми

присматривали солдаты. Мы были застигнуты штилем у западных берегов Африки. Жара

стояла ужасная. Капитан, опасаясь, что штиль будет продолжителен и замедлит торговый

оборот, решил вызвать ветер. Он пригласил меня и сказал:

- Арабы настоящие заклинатели. Я прикажу им вызвать ветер.

Солдаты привели старшего из них. Он неплохо говорил по-португальски и за умеренную

плату согласился вызвать ветер. Араб приготовил около мачты стол, поставил на него

горшок с горячими углями и начал творить разные заклинания царю небесных духов

Муфиаму. Матросы, и арабы, и европейцы, окружили приносящего жертву, с безмолвным

благоговением. Вдруг один из них завыл и сказал капитану, что в нем сидит демон. Он начал

прыгать и бегать, как ужаленный, схватил горячий уголь и проглотил его. Затем начал

кричать, что его томит жажда и что для утоления ее необходима кровь петуха. Достали

петуха и отдали бесноватому, который свернул ему голову и с жадностью начал сосать

кровь. Мне чуть не стало дурно. Насосавшись досыта, как будто успокоившись, он

спрашивает товарищей, что им необходимо. Все закричали:

- Попутный ветер!

Совсем обезумевший моряк ответил:

- Вы получите его в течение трех дней.

Сказав, заклинатель упал без чувств на палубу. Предсказание было удачно, попутный

ветер как бы нарочно задул на третий день после этой комедии.

- И вы не поверили, что араб вызвал ветер?

- Нет, Лацио. Если бы ветер не поднялся бы на третий день, сделали бы еще одно

представление, потом еще. Вообще это больше позабавило экипаж и отвлекло от жары.

Уверен, пройдет время и вместо этих глупых заклинаний члены команд во время штилей

будут устраивать ряженные праздники, что бы повеселиться и скоротать время.

Не менее верят в суеверия и пираты. Вам повезло. Вы, всегда их побеждали. А я вот

еще юношей был схвачен и три года болтался с разбойниками по всему Средиземноморью.

- Вы были у пиратов, Сальгадо? – удивился Лацио.

- Да был, но это случилось давно. Вот, где я научился ценить жизнь. Сто раз меня

могли убить, но я выжил. И бежал.

Так вот пираты были очень суеверны, отправляясь в свои опасные крейсерства, они

проделывали разные фокусы, предвещавшие удачу или поражения. У них были с собой

специальные снадобья для вызывания ветров и их укрощения. Прежде всего, они

отправлялись к известному колдуну и просили молиться вместе с ними. Колдун давал им

овцу для принесения в жертву злому духу, напускающему бури. Ну, совсем как на острове

Ахилла, - засмеялся Сальгадо.

- Не обижайтесь, но языческие обычаи очень похожи. Жены пиратов и в особенности

алжирских, присутствовали на молитвах колдуна и независимо от него делали разные

жертвоприношения, пришедшие к ним из глубины веков. Маленький источник неподалеку

от Эль-Уеда в Алжире был любимым местом для жертвоприношений пиратов,

совершавшихся преимущественно женщинами.

Они разводили большой огонь и кидали в него мирру и ладан. После отрезали голову

петуху, кровь выливали на огонь, ощипывали птицу, а перья пускали по воздуху и все время

произносили таинственные заклинания. Если перья падали на землю или двигались тихонько

к берегу, то предсказания считалось неблагоприятным, экспедиция откладывалась. Если

перья летели быстро и к морю - плавание обещало быть выгоды, пираты снаряжались в путь.

Если на горизонте показывался парус, который по разным приметам принадлежал

христианскому кораблю - они гнались за ним с расчетом на добычу. Но если при этом они

сомневались, то брали две стрелы в обе руки и почти сводили концами, заранее определив,

какая из них означает христианское судно и какая пиратское. При этом писарь принимался

выводить разные кабалистические знаки на бумаге и писать таинственные слова. Пока

писарь колдовал, руки уставали, начинали дрожать, а вместе с тем и стрелы то сближались,

то удалялись друг от друга. Если христианская стрела ударяла первой - погоня

прекращалась. Если первой ударялась пиратская стрела, то нападение было неминуемо.

Овца, полученная от колдуна, зарезалась при вызывании ветра или при мольбах об

укрощении штормов. Однако убийство невинного животного совершалось не просто, а опять

с разными церемониями и заклинаниями. Овцу резали вдоль на две части. Часть, при

которой оставалась голова, бросали в море с правого борта, а безголовую с левого.

Заклинатели не скупились на овец, иногда их убивали до дюжины, если стихии

упорствовали. Если овцы не помогали, бросали кубышки с маслом, если масло не приносило

пользы, тогда зажигали свечи, ночники, фитили и жгли до тех пор, пока ветер или задувал

или затихал. В крайностях заставляли гребцов – невольников, почти всегда христиан,

молиться святому Николаю Чудотворцу и Божией Матери.

Вот такие обычаи у морских разбойников. Это почти все, что я хотел вам рассказать.

Разве еще добавлю, что из всех жертв, приносившихся морским божествам, во все времена

бритье волос считалось самой большой и действенной жертвой. Не прибегают к нему разве

что мусульмане и мавры, те и так ходят всегда бритыми наголо.

Волосы составляют такое украшение, с которым нелегко расстается человек и сбривает их в

крайности. С древности волосы ценились, и есть поверье, что если кто сбреет их на корабле

без надобности, может накликать бурю и разные другие беды. По поводу такого обычая

рассказывают забавный случай с одними моряками. Желая, чтобы их не узнали в Ликсе, они

во время ночи обрили себе головы. На их беду суеверный капитан счел поступок столь

неуместным и дерзким, что приказал дать им по сорок ударов плетеной веревкой, дабы не

гневить морских божеств.

Все заулыбались. Глубоко за полночь навигатор расстался со своими помощниками.

Лацио пошел к рулевым, а Джероми вернулся в их небольшую комнату. Он зажег свечи и

решил развернуть доску Босха, которую не рассматривал со времен выхода из Брюгге. Все

ужасные страшилища и хозяин доски были на месте. Доска хорошо перенесла плавание,

краски не потускнели, странные фигурки продолжали жить своей жизнью.

Рассматривая ее, Джероми не заметил, как задремал и увидел во сне Кирилла. Тот

сидел на палубе большой галеры. На улице была зима, и падал легкий снежок. Голова

Кирилла была наполовину обрита. Над второй половиной, смеясь, трудился незнакомый

человек. Кирилла обступили со всех сторон. Эти люди были не в меру пьяны, происходящее

вызывало у них радость и смех. Кто-то протянул Кириллу кружку. Тот выпил и заулыбался...

Джероми проснулся с рассветом. Свеча догорела и, потрескивая, погасла. Доска

смутно отражала лунный свет. Лицо посередине уступило место бритой физиономии

незнакомого ему, но такого близкого, человека с недавно обритой головой.

Глава 18. Предсказание.

Опасность. – Незнакомка на пирсе. – Кирилл и Жанна. – Дорожка к дому. – Разлука. – Болезнь

Кирилла. – Открытие корабля. – Приезд немецких друзей. – Первый выход в море. – Фиаско.

Кран под весом «Джинестры» начал крениться. Стальные троса, тянущие корабль

вверх, исправно выполняли свою работу, но крен увеличивался. Кирилл увидел, как вода

начала заливать крановую платформу и хотел махнуть крановщику рукой, чтобы остановить

подъем. Но хотя угроза переворота крана с судном была почти очевидна, что-то удержало

его. Может быть видение Джероми.

Все замерли, не зная, что произойдет в следующую минуту. Кирилл видел, какое

сильное напряжение отразилось на лице крановщика. Но тот продолжал подъём. Когда

корабль оказался на высоте всего полутора метров от воды башня крана начала

поворачиваться. «Джинестра» покорно двигалась в сторону моря. Крен не увеличился.

Мгновение, затем еще одно - и начался спуск. Почти над самой водой крановщик чуть

задержал корабль и затем мягко положил на воду. Настороженная тишина на причале

взорвалась криками радости и аплодисментами.

Актер был один - крановщик, сумевший опустить такую махину на воду. Кирилл

перебрался на платформу, а затем на галеру. Он заглянул в люк. Маленькими фонтанчиками

вода врывалась через швы между досками внутрь корабля. Вслед за ним на борт перешли

рабочие и его друзья.

- Кирилл! Посмотри, сколько воды прибывает. Не утонет?

- Не утонет. Но воды наберет много.

- Как говорили в старину «Увяз по горло, но не захлебнулся».

Кирилл поднял голову и посмотрел на причал. Там одиноко стояла девушка в

огромной черной шляпе и черных очках. Ни тогда, ни после он не мог объяснить свой

поступок. Его потянуло к ней, как магнитом. Перепрыгнув на пирс, он подошел к

незнакомке.

- Я всех знаю на причале, а вас вижу впервые.

- Я не работаю здесь, я еще учусь, пришла договориться о летней практике в порту.

- Это здорово, когда - то давно я сам проходил здесь практику. Меня зовут Кирилл, а

вас?

- Меня - Жанна.

- Хотите посмотреть, что мы строим?

- Конечно, хочу. Это так интересно. Я будущий кораблестроитель. Мы изучаем

устройство судов, но современных. А это? Это же прошлое. Очень интересно.

Кирилл помог ей перейти на палубу галеры. Рука Жанны была горячая. От всего ее

тела исходило тепло. С ним еще никогда такого не было. Его потянуло к девушке с первого

мгновения, как только он ее увидел.

Галера покачивалась на волнах. Плавкран начал отходить, заработали винты. Корабль

качнуло сильнее. Жанна потеряла равновесие, и Кирилл подхватил ее за руки и привлек к

себе. На какое - то мгновение девушка оказалась в его объятиях. Она быстро отстранилась и

поправила шляпу, затем сняла очки. Кирилл замер. На него смотрели ее огромные зеленные

глаза. Он понял, что оказался в плену. Только по рассказам он знал, что бывает любовь с

первого взгляда. Любовь быстрая и жестокая. Любовь, которая больше похожа на болезнь

или сон. Сейчас он оказался в плену, этого чувства.

- Жанна, что вы делаете сегодня вечером. Может быть, куда-нибудь сходим?

- Вы не спешите, Кирилл? Мы же совершенно не знакомы.

- Так и познакомимся. Идемте, Жанна. И вообще давайте перейдем на «ты». Я просто

Кирилл, а ты - Жанна.

- Ну, у вас и напор. Мы же совсем не знаем друг друга. Кто вы, чем занимаетесь?

- Жанна, я просто человек, волею случая занимающийся интересным и необычным

делом. Так, что пойдем?

- Ну, хорошо пойдем. Встретимся в торговом центре в пять у входа...

Большой торговый центр был хорошим местом для свиданий. Уютное кафе, из

которого видно море, радушно встречало гостей. За коктейлем он рассказывал ей о своих

проектах, о том, где бывал и что видел. Девушке было интересно.

- Вы столько видели, Кирилл. Бывали там, где туристу только грезится побывать.

Мне бы тоже хотелось увидеть мир. Но не сейчас. Сейчас занятия занимают все мое

свободное время.

- Тебе нравится будущая специальность?

- Конечно, но я знаю о ней только из учебников. Надеюсь лучше ознакомиться с ней

на практике.

- Порт - это подходящее место. Огромное число судов приходит туда и старых и

современных. Часто они требуют мелкого ремонта. Его и осуществляют в тех мастерских,

где мы строим «Джинестру».

Кирилл взял руку девушки. Она не отстранила ее.

- Где ты живешь?

- В общежитии. Сама я из Москвы.

- А я думаю, почему у тебя такой странный говор.

- О, неужели я до сих пор окаю?

- Да, и это так здорово. Настоящая русская речь. Здесь, на юге, у нас разговорная речь

совсем другая.

- Звонче, что ли?

- Наверное.

- Я здесь уже четыре года, а видишь, родной говор, так и остался во мне.

Жанна рассказывала ему о Москве, о своей старенькой бабушке, у которой жила. У

той был огромный сундук со старинными платьями, в который она с радостью окуналась, как

- будто попадая в далекое прошлое.

- Видишь, для тебя машина времени - это корабли, а для меня - платья и костюмы.

Это так забавно наряжаться в платья прошлого века. В них столько тепла и давно забытых

запахов. Давно уж нет людей, видевших эти убранства, прикасавшихся к ним, а платья

помнят своих хозяев. Девчонкой я забиралась на сундук сверху и иногда засыпала на нем.

Тогда мне снились удивительные сны о прошлом.

- Ты настоящий историк и мечтатель. А почему ты выбрала такую прозаическую

профессию - кораблестроитель?

- Это прихоть моих родителей. Они оба инженеры и хотели, чтобы и я стала

инженером.

- Удивительно, но родители всегда хотят, что бы дети шли по их стопам. Они

считают, что если мы унаследовали их гены, то должны унаследовать и навыки. Ты не

бунтовала?

- Нет, зачем. Стать модельером у меня таланта не хватит, а историком? Я слишком

мало жила на свете, чтобы анализировать прошлое.

Жанна достала из сумки ручку и небольшой листик бумаги.

- Кирилл, нарисуй домик, как ты его себе представляешь.

Он взял ручку и нарисовал домик с окошком, дверью, палисадник с кустами и

дорожку, ведущую к дому. Жанна посмотрела на рисунок, и с какой-то грустью сказала.

- Вы мужчины все одинаковы. Точнее большинство. Видишь, и ты нарисовал

дорожку, ведущую к двери. А я, когда меня попросили нарисовать, изобразила ее

параллельно дому.

- Ну и что?

- А то, что моя дорога никогда не ведет в дом.

Жанна нахмурилась. Над столиком нависло тягостное молчание.

- Послушай, ты что фаталистка? Ты веришь в неизбежность судьбы?

- Ты меня совсем не знаешь, Кирилл. Я верю в знаки и предзнаменования. Наша

встреча не случайна. Но я боюсь того, что происходит. Я вижу твои глаза, я чувствую, что ты

прямо входишь в меня. Лучше бы этого не было. Ты слишком горяч, Кирилл. Если я

уступлю, это принесет нам обоим горе.

Кирилл пересел рядом с ней на стул, взял за руки девушку и нежно привлек к себе. На

мгновение их губы сомкнулись. Жанна пыталась отвернуться, но он силой удержал ее,

прошептав на ухо.

- Прости, меня, я не знаю, что это, но я весь в огне. Я никогда так не влюблялся. Я

хочу тебя и сгораю от страсти.

- Перестань, Кирилл, мы совсем не знаем друг друга. Мы знакомы всего несколько

часов. Если я уступлю - ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Я не испытываю к тебе тех

чувств, что ты ко мне. Остановись, прошу тебя!

Кирилл увлек Жанну за собой. Он остановил такси и через несколько минут они

оказались у него дома.

Утром он проснулся один. Когда Жанна ушла - он не слышал. Она ушла так тихо, что

не заскрипела даже входная дверь. Ни записки, ни адреса, ни телефона. Он только знал, что

училась она в том самом институте, который он когда - то закончил. Кирилл решил во чтобы

то не стало найти девушку. Все произошло так быстро, что совершенно вывело его из

равновесия. Он все время думал о рисованном домике. Дорожка мимо дома. Ее дорога мимо

его дома. И эти предсказания. Вначале Талии, затем Лидии. Но когда он вспоминал ее

зеленные глаза, то жар охватил все его тело.

Кирилл не поехал на верфь. Он отправился в институт и стал искать Жанну. Ее знали

на факультете, но сегодня на занятия она не приходила. Он бродил по огромному

вестибюлю, всматриваясь в лица девушек. Жанны нигде не было. Прождав больше двух

часов, он пошел в общежитие и, разговорившись с комендантом, выяснил, что девушка

живет в этом корпусе. Но с вечера ее тоже никто не видел.

Кирилл ждал целый день. Жанна так и не пришла. Вечером он вернулся домой

расстроенный и опечаленный. Телефон звонил не переставая. Он поднял трубку и услышал

на другом конце провода рассерженный голос Виктора.

- Куда ты пропал? Работа стоит, а тебя нет.

- Успокойся, я буду завтра. Все в порядке.

- Что значит в порядке, по твоему голосу этого не скажешь!

- Все! До завтра.

Кирилл всю ночь не сомкнул глаз и утром вновь отправился в институт. Он увидел ее

первый, входящей в двери вестибюля. Жанна не была удивлена, встретив его.

- Кирилл! Зачем ты пришел? Нам нельзя больше видеться. Из этого ничего не выйдет.

Я не люблю тебя, моя дорога идет мимо твоего дома. Я принесу тебе только горе.

Кирилл взял ее за руку и отвел в сторону.

- Я буду ждать тебя после занятий. Я хочу поговорить с тобой. Прошу тебя.

- Хорошо, но это будет в последний раз. Ты должен понять: то, что произошло между

нами, это ошибка. Этого не должно быть.

Кирилл вновь не поехал на работу. Он дождался Жанну и увлек ее в машину. Они

приехали к нему домой, и все повторилось вновь. Жанна сопротивлялась, но Кирилл

покрывал ее лицо поцелуями.

- Жанна! Жанна! Только не говори, что это в последний раз.

- В последний, Кирилл. Теперь уже точно в последний. Если ты меня не оставишь - я

уеду в Москву. Прошу тебя! Умоляю!

Ее уговоры только больше разжигали Кирилла. Утром она ушла. Он последовал за

нею и ждал окончания занятий. Проект был заброшен. Телефон в его квартире звонил

немилосердно. Он не поднимал трубку уже в третий раз, не выходя на работу.

Каждая их встреча была огненным смерчем.

Пламень страсти, сжигавший Кирилла, испепелял не только его, но и Жанну. Через

неделю, он наконец то приехал на верфь. Его встретили хмурые лица. Обвинениям не было

конца.

- Кирилл! Ты же сам спешил. Осталось совсем немного. Экипаж ждет. А ты забросил

строительство. Что с тобой?

- Простите меня, ребята, это личное. Работайте без меня. Я должен решить свои

вопросы.

Не дослушав, что ему говорили, Кирилл повернулся и ушел. На него как будто нашло

затмение. Все кроме Жанны стало ему безынтересно. Он вновь поехал в институт. На этот

раз они не поехали к нему домой, а пошли в кафе. Жанна молчала. Он пытался разговорить

девушку.

- Не молчи, а то я чувствую себя виновным. Я люблю тебя и минута, прожитая без

тебя, кажется мне вечностью.

- Кирилл! Кирилл! Я все пытаюсь с тобой поговорить, но ты не даешь мне это

сделать. Пойми, нас ничего кроме физического влечения не связывает. В Москве меня ждет

человек, за которого я выйду замуж. Он очень хороший человек, со стабильным положением.

Пройдет немного времени и страсть, разжигающая огонь между нами, угаснет. Все пройдет.

Ты уйдешь в плавание. Я уеду в Москву.

- Нет, Жанна, нет! Ничего не закончится, не пройдет. Я сделаю тебя счастливой!

- Счастливой? Как? На расстоянии? Или в новых проектах? Я должна завершить

образование, должна начать работать. Я буду вечно ждать тебя, а ты будешь пропадать

неизвестно где, искать новые приключения. Ты же без этого не сможешь, это я точно знаю.

- Не смогу, но всегда можно найти нужный нам выход. Найти решение.

- Я уже нашла его. Мы прекратим наши встречи. Пусть время вылечит и тебя и меня.

Время лучший лекарь. Сейчас я уйду, Кирилл, и ты не последуешь за мной. И не будешь

ждать меня после занятий. Прощай и прости меня.

Жанна поднялась и вышла из кафе. Кирилл, как прикованный замер на месте. Он

обхватил голову руками и заплакал. Такого с ним не было никогда. Ему показалось, что мир

вокруг померк. Что-то сломалось в сильном, отлаженном механизме.

Он не помнил, как вернулся домой. Он спал или только представлял, что уснул.

Кирилл увидел Джероми в ночном море, стоящим на корабле, таком же темном, как и сама

ночь. Джероми вглядывался куда - то в этот беспросветный мрак. Кирилл отчетливо

услышал всплеск весел и вместе с Джероми увидел лодку. Та уткнулась в борт корабля.

Гребущий матрос помог подняться на борт женщине, укутанной в серую, груботканую шаль.

Даже ночью было видно, как она бледна. Джероми подхватил ее и поднял на борт. Она

потеряла сознание, и он осторожно внес ее в каюту. Послышался скрип снастей и корабль

растворился в ночи...

Кирилл открыл глаза. Его била дрожь. В комнате было очень холодно. За окнами

цвела весна. Он поднялся и подошел к батарее отопления. Она была горячая. Кирилл

посмотрел на комнатный термометр. Он показывал всего десять градусов. Кирилл вышел в

коридор. Там было тепло - явно больше двадцати. Он вновь зашел в комнату и затрясся от

холода.

- Какая-то чертовщина, - вслух произнес он.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку в надежде, что это будет Жанна. На другом

конце молчали.

- Жанна, это ты. Не молчи, это ты!

В ответ он услышал приглушенные голоса и смех. Между собой говорили двое. Женщина и

мужчина.

- Я читала недавно роман, где герой сошел с ума от любви к девушке.

- Это излюбленная тема всех женщин. Вы хотите, что бы из - за вас стрелялись или

сходили с ума?

- Какой ты черствый.

- Я не черствый, а прагматичный. Хотя, может быть, ты и права, существуют же

фатальные женщины. Они приносят мужчинам боль, страх и неизвестность.

Кирилл не стал слушать далее и положил трубку. В комнате начало становиться

теплее. Наваждение проходило. Вновь раздался звонок. Он поднял трубку. На другом конце

провода была тишина. Он вновь и вновь спрашивал, не Жанна ли это звонит. Молчание было

ему ответом. Кирилл чувствовал, что сходит с ума. Его голова была, как в тисках, и он

попробовал молиться. Это ему не удалось. Его вновь охватил озноб. В комнате вновь стало

холодно.

Ночью телефон звонил еще несколько раз. Он слышал странные голоса мужчины и

женщины, повторявшие, как поломанная пластинка, свой диалог. Иногда телефонные звонки

сопровождались молчанием.

Утро не принесло ему облегчения, чувствовал он себя совершенно разбитым Он

поехал на верфь. Работы там почти замерли. Кирилл попытался взбодриться и взяться за

чертежи, но Виктор отстранил его.

- Посмотри на себя. У тебя синева под глазами, лицо серое, ты болен. Езжай домой,

ты должен отдохнуть.

- Я не болен, просто устал.

- Устал? Где же ты так наработался?

- Я устал морально. Сейчас я не могу находиться дома. Не гоните меня. Я хочу

побыть на корабле.

Виктор оставил его в покое. Но Кирилл не мог сосредоточиться на работе. Ближе к

обеду он поехал в институт искать Жанну. На занятиях ее не было. Не было и в общежитии.

Он прождал до вечера, но она не появилась.

Ночь тянулась для Кирилла, как вечность. Он поставил телефон рядом с кроватью. Но

аппарат молчал. Кирилл вновь видел Джероми, но не запомнил видение. Видел он и Жанну.

Она шла по лесу, он ждал ее в домике лесника. Ждал, звал, но она прошла мимо него.

Проснувшись, Кирилл отправился в институт и зашел в деканат. Секретарь

безучастно сообщила ему, что Жанна подала заявление с просьбой предоставить ей

академический отпуск и уехала домой. Кирилл не помнил, как вышел из здания института.

Он бродил целый день по городу, тоска жгла его сердце. Вечер и ночь он ждал звонка.

Телефон зазвонил только около двух часов ночи. На другом конце кто-то плакал.

- Жанна, это ты? Что с тобой? Почему ты молчишь?

Его вопросы прервали короткие гудки. Кирилл с трудом дождался утра. Он вновь

вернулся в институт. Секретарь с удивлением обнаружила его стоящим у запертой двери

деканата.

- Что вы еще хотите узнать?

- Мне нужен ее адрес в Москве.

- Таких справок мы не даем.

Кирилл солгал, что у него остались учебники Жанны, и он хотел бы отослать ей в

Москву.

- Пожалуйста, очень вас прошу. В этом нет ничего предосудительного. Я ее хороший

знакомый.

Он вновь врал, что был в отъезде и не знал, что она уехала. Вранье было таким

искренним, что секретарь дала ему адрес. Кирилл вернулся домой и через знакомых в

Москве нашел ее телефон. Когда он набирал номер, рука его дрожала, надеялся, что Жанна

возьмет трубку. Но на другом конце провода он услышал хоть и похожий, но другой голос.

Кирилл понял, что говорил с матерью Жанны.

- Нет, ее нет, да она вернулась. Кто вы? Да, да, она говорила мне о вас и просила,

чтобы я вам передала, что она выходит замуж и очень просит: никогда ее больше не

тревожить. Прощайте…

Кирилл замер с трубкой в руках. Все - это было конец! Его вновь охватил озноб. В

комнате стало холодно. Кирилл забрался под одеяло, пытаясь согреться. Ему это долго не

удавалось. Холод пронизывал все тело, содрогая каждую клеточку его тела. Задремал он

только под утро, поставив телефон возле изголовья. Он ждал и наделся, что Жанна позвонит

ему. Когда он проснулся, трубка была снята и лежала на полу. Кирилл замер, и в который раз

за эти дни заплакал.

Все время после встречи с Жанной было похоже на мистический триллер. Подняв

трубку с пола, Кирилл прислушался. На другом конце провода плакала женщина. Гудков не

было. Он закричал и с силой ударил трубкой об аппарат, расколов ее.

Днем он поехал на верфь. Хмурые лица рабочих ясно говорили о настроении,

воцарившемся на «Джинестре». Кирилл приложил все усилия воли, чтобы собраться и

взяться за работу. Половина апреля была потеряна. Чтобы он ни делал - Жанна появлялась

перед его глазами. Он видел ее во сне и наяву, и его мысли были заняты только ею. Кирилл

понимал, что заболел и болезнь эта неизлечима таблетками. Болела его душа, болела, стонала

и плакала. Он стал рассеянным. Работа не клеилась. Еще не так давно человек сильной воли

сейчас окончательно потерял себя - машинально ел, машинально руководил рабочими.

Напиваясь вечером, почти не спал, доводя себя до отупения.

Чтобы ни происходило с ним, медленно, но работа над кораблем подошла к концу.

Рабочие заканчивали отделку. Экипаж перевозил личные вещи, обустраивая жилые

помещения и камбуз. Свозились продукты, запасные канаты, парусина. «Джинестра» все

больше и больше походил на живой организм.

Не раз друзья пытались вывести Кирилла из депрессивного состояния. Он слушал их,

наиграно улыбался и, как только от него отставали, замыкался в себе, в своем отчаянии и

неразделенном чувстве.

В конце апреля был совершен пробный выход в море. «Джинестра» отлично

слушалась руля, легко набирая ход, и также легко останавливалась, по воле гребцов. На

спокойной воде корабль вел себя послушно, слаженно работали и гребцы.

Однако стоило ветру чуть - чуть возмутить воду, как неопытность экипажа тут же

начинала сказываться. Весла ударялись друг о друга, гребущие сбивались с ритма. Кирилл

безучастно смотрел на происходящее. Нахождение в мастерских и на самом судне было для

него невыносимым. При первой же возможности он бежал домой и сидел возле телефона,

надеясь, что Жанна позвонит.

Но телефон молчал или откликался странными зловещими звонками, после которых

следовала тишина или плач, или невнятное бормотание. День ото дня ему становилось все

тяжелее. Однажды на проходной он встретил Лидию, и совершенно этому не удивился.

- Здравствуйте, Кирилл, вы сильно похудели. Так тяжело идет строительство?

- И да, и нет, - равнодушно ответил он.

- Как это?

- У меня возникли и другие проблемы, кроме строительства «Джинестры».

- В этом Кирилл, вы виновны сами. Мы все, кто вел вас, предупреждали - опасайтесь

девушки с зеленными глазами. Предупреждали и предсказывали, но вы не послушались нас

и бросились с головой в омут ее чар.

- Но, что я мог с собой поделать?

- Бежать, Кирилл, только не к ней, а от нее. Теперь вот несёте не свой крест. Она

никогда не вернется к вам. Ее дорога идет мимо дома, и не только вашего, Кирилл. Ее дорога

вообще идет мимо чьего либо дома. Знаете, мне больно говорить вам, но вы сами выбрали

себе наказание. Наказание это - она, девушка с зелеными глазами. Она ваша мука и боль.

Приготовьтесь, что это надолго. Нет, нет, Кирилл, не навсегда, но надолго. И помните, что

если вы бросите строительство и не доведете дело до конца, то понесете по жизни еще один

крест, и тоже не ваш. Предостерегаю: у каждого есть своя карма, которую нужно в жизни

отработать. Сейчас, Кирилл, вы отрабатываете не свою, а ее карму. Если не сбросите с себя

наваждения, она вас погубит. Поскорее уходите в море. Это вам мой единственно верный

совет.

Кирилл повернулся, даже не прощаясь. Лидия обидела его чувства, она обидела

возлюбленную. Он не хотел понимать ее. Не хотел верить в ее слова.

«Джинестра» готовилась к отходу. Корабль за последние дни преобразился просто на

глазах. Резьба, покрывавшая откосы окон и дверей, была вызолочена и покрыта лаком. Борта

выкрашены в традиционные венецианские цвета: красный и синий. Той же расцветки флаги

взмыли на флагштоках. Концы весел окрасили белой краской, на парусах появились красные

кресты, символы христианства. Корабль перевели на пассажирский вокзал, где за несколько

дней на нем побывала уйма народу, с восторгом рассматривая диковинную бабочку. Из

литейки привезли небольшую бронзовую пушку. Ее установили внутри носовой площадки,

откуда дважды в день «Джинестра» давала залп холостым пороховым зарядом. Кирилла и

его друзей горячо поздравляли.

На торжественное открытие корабля приехали господа Вернер и Рихард. Название

компании Вернера красовалось на отдельном флаге, поднятом в центре корабля. Немцы

радостно поздравляли Кирилла.

- Молодец, здорово! Такой красивый корабль! Ему в Германии подготовлена целая

программа. После Венеции на следующий год запланирован переход вокруг Европы и

участие в крупнейших празднованиях в Бремерхафене и Гамбурге.

Такими словами начал торжественный фуршет на галере Рихард.

Кирилл стесненно поблагодарил:

- Не будем загадывать, кто знает, как поведет себя корабль во время непогоды.

Впереди много работы. А праздники еще далеко, за горами.

Рихард перевел Вернеру слова Кирилла. Тот заулыбался и сказал:

- Я рад, что вы так серьезно относитесь к делу, дорогой друг. Чтобы всем стало легче,

я решил, что спонсорский взнос, сделанный мною на создание корабля, я требовать назад

даже со временем не буду. Если через два года вы придете в Германию, то это и будет расчет

со мной. Мне очень приятно видеть, на что израсходованы мои деньги. Это судно -

произведение искусства!

Кирилл вновь поблагодарил.

Слушал он всех на вечере невнимательно. Мысли его путались. Сказывалась

усталость и нервное потрясение, связанное с Жанной.

На следующий день для почетных гостей и отцов города был сделан еще один

пробный гребной поход в бухте. Он удался на славу. Довольные Рихард и Вернер

отправились домой. В заключение Рихард от души пожелал Кириллу удачи.

- Кирилл, ты сильно устал. Это видно не вооруженным глазом. Ты же видишь, Вернер

не торопит с деньгами. Может быть, не следует в этом году идти в Венецию? Может быть,

нужно отдохнуть? А уже в следующем году - прямо в Германию. Там «Джинестру» уже

ждут.

Кирилл отрицательно покачал головой.

- Нет, все хотят в море. Затрачено столько сил , да и Венеция ждет нас не меньше, чем

Германия!

- Ну, что ж, удачи тебе и звони хотя бы время от времени. Лето пролетит быстро, не за

горами осень. Если вы хотите попасть через год в Германию, то нужно спешить.

Сборы продлились еще несколько дней. Погода стояла холодная и сырая. Весна хоть

и была в самом разгаре, но не была похожа на южную весну. Выход в море был назначен на

вторник. Ранним утром на причале собрались провожающие, таможенники и пограничники.

Формальности были быстро улажены. Кирилл вступил на борт галеры последним.

Маленький буксир развернул нос корабля на выход из порта. Кораблей в бухте не было, и,

взмахнув веслами, как бабочка крыльями, галера плавно полетела к выходу. Кирилл в

последний раз посмотрел на берег. Провожающие начали расходиться.

Вдруг ему показалось, что он увидел Жанну. Мелькнула ее огромная черная шляпа.

Кирилл до боли прикусил губу и замахал рукой. Ему показалось, что она помахала ему в

ответ. Он бросился в каюту и схватил бинокль. Когда навел его на пирс, там кроме

нескольких пограничников уже никого не было. Видение исчезло. Кирилл понял, что

огромная шляпа всего лишь мираж, плод его расстроенного воображения. Передав

управление Олегу, он вернулся в каюту, и тут же почувствовал приступ слабости. Он сел в

кресло и обхватил голову руками. Ему нигде не было покоя - ни дома, ни на корабле. Жанна

преследовала его везде. Он звал ее и проклинал одновременно. Страстно любил и ненавидел.

Галеру раскачало, что само по себе вырвало Кирилла из плена горьких мыслей.

Корабль выходил из бухты, где его встретил вольный ветер и разыгравшаяся волна.

Кирилл выбежал на палубу, когда Олег скомандовал убрать весла. «Джинестру»

стало раскачивать еще сильнее.

- Быстрее, быстрее ставьте паруса!

Заполоскало полотнище. Рулевые с трудом удерживали галеру на курсе. Наконец - то

ветер подхватил и расправил толстую парусину. Корабль ускорил ход. Гребцы начали

крепить весла. Время летело незаметно. Выход их бухты закрывал большой мыс, последний

страж, сдерживающий непогоду. Сквозь рокот ветра Олег докричался до Кирилла:

- Если здесь такое творится, то, что же будет за мысом?

- В бухте ветер кружит, и он непредсказуем. За мысом ветер выровняется, если не

перейдет на север, то мы легко удержимся на курсе.

- А если перейдет?

- Тогда нас будет давить в берег.

Из-за туч показалось солнце. Оно было каким – то холодным, и отчужденным. Галера

прошла мыс, и, как предполагал Кирилл, была подхвачена ровным и сильным дуновением

северного ветра. Выбиваясь из сил, рулевые старались удержать судно подальше от берега,

но непогода все сильнее наваливалась на него, прижимая к песчаным пляжам.

- Все, больше рисковать нельзя! Опустить паруса вместе с реями. Олег! Готовьте

якоря. Один - с носа, а когда выровняемся по волне, второй - с кормы, - скомандовал

Кирилл.

Громко ударившись о воду, якорь ушел на дно. Постепенно корабль выровнялся и

вслед за носовым якорем ушел и кормовой. Волны поднимали «Джинестру» и сбрасывали в

расщелины между пенящимися горбами.

- Что дальше, Кирилл?

- Подождем пару часов, если ветер изменит направление, то попробуем уйти в море,

если нет, то попытаемся проскользнуть под самым берегом назад в бухту. Ночь близко, на

якорях вблизи берега оставаться нельзя. Если сорвет, беды не миновать.

Короткий весенний день быстро приближался к середине. Кирилл нервничал.

Впервые за долгое время он отвлекся от своих тягостных мыслей. Нужно было бороться за

жизнь людей и «Джинестры».

- Больше ждать нельзя. Олег, готовьтесь к повороту. Вначале поднять кормовой

якорь, затем будем подтягиваться на носовом. Руль вправо до упора! Весла левого борта на

воду! Поднимайте рею, распустите носовой парус на треть.

Кирилл кричал, отдавая команды. Ветер свистел в натянутых, как струны, канатах. Он

побежал к центру галеры.

- Быстрее, быстрее!

Маневр удался. Они развернулись почти на месте. Ценой поворота было два

сломанных весла. Кирилл увидел, что они не успевают поднять носовой якорь. Что есть силы

он закричал Олегу:

- Руби носовой! Быстрее. Поднимайте парус!

Канат лопнул и ушел в воду. «Джинестра» выпрямилась и начала двигаться вдоль

берега, все ближе приближаясь к оконечности мыса.

- Весла, весла на борт!

С колоссальным трудом гребцы начали вытягивать из воды весла. Они выполнили

свою задачу дополнительного руля и сейчас только мешали ходу корабля. Во время подъема

потеряли еще одно весло, но сейчас на это никто не обратил внимание.

Ближе, все ближе, мыс. Он подбежал к рулевым и стал им помогать. Руль испытывал

огромные напряжения и если его крепление не выдержит - беды не миновать.

Они проплыли в каких-то пятидесяти метрах от близко лежащей каменной гряды, и

вскоре укрылись в спасательной бухте. Все вздохнули с облегчением. Но радоваться было

рано. Нужно скорее заходить в порт, разыгравшийся ветер ворвался и в бухту, разгоняя в ней

непогоду. Галера шла под парусом, переваливаясь с бока на бок. До входа в порт было не

больше мили. Неожиданно шум ветра и грохот волн перебил треск дерева.

- Кирилл! Руль! Крепления!

Он перегнулся за борт кормы и увидел, что одно из креплений руля лопнуло и

расщепилось. Руль больше не работал. Метр за метром они приближались к узкому входу

между бетонными молами. Кирилл видел, что их начинает сносить влево и приказал

опустить половину гребных весел слева. «Джинестра» выровнялась на курсе и в опасной

близости от бетона проскользнула в порт. Их место на причале было уже занято.

- Весла на воду. Удерживайте, что есть силы! - закричал Кирилл.

Они пытались погасить инерцию и остановить корабль. Этот маневр удался не

полностью. Чиркнув носом по корпусу стального сухогруза, корабль надломил бушприт и,

повредив носовую фигуру, остановился. Они отшвартовались и молча стали выпрыгивать на

берег, чтобы осмотреть повреждения. Первый выход не удался. Это было фиаско. Кирилл

заперся в каюте и сжал до боли кулаки, чтобы не закричать. Тени Джероми, Жанны и

Рихарда обступили его, осуждающе наблюдая за его слабостью.

Глава 19. Рождение полакров.

Прибытие в Геную. – Рассуждения Джероми. – Согласие с проектом навигатора Сальгадо. – Доклад

Сенату. – Обсуждение проекта нового корабля. – Джероми и картина Босха.

Генуя встретила когг и его экипаж рукоплесканиями. Еще из Барселоны навигатор

Сальгадо послал сообщение в Сенат о том, что новый корабль уже невдалеке от дома. Они

выгодно продали в Барселоне часть товаров, взятых во Фландрии, и закупили мануфактуру.

Весть о приходе «Генуэзца» разлетелась по городу с молниеносной быстротой.

Замеченный еще издалека со сторожевой вышки на маяке, корабль встречал сеньор Бади. Он

первым взбежал на борт после швартовки. Поочередно здороваясь, он с радостью обнял

навигатора Сальгадо, Джероми и Лацио.

- Показывайте, показывайте северянина! Вскоре и мы начнем строить подобные.

Лацио и Джероми переглянулись.

- Что молчите?

- Сеньор Бади, я и мои помощники готовим полный и точный доклад о корабле и его

возможностях. Он будет предоставлен Дожу и Сенату не позднее чем через три дня.

- Не юлите, Сальгадо! Корабль плох?

- Нет, он отличен, - уверенно сказал Сальгадо.

- Так в чем же дело? Мы будем строить как северяне или нет?

- Нет! - твердо ответил вместо навигатора Джероми. Когги не годятся для наших

морей. Это дитя севера и южанином он никогда не станет.

Бади разочарованно посмотрел на них.

- Значит, затея себя не оправдала?

- Еще как оправдала! Поход удался, все средства на приобретение когга и переход

будут возвращены в казну. Торговая операция была успешная.

- Я не об этом, сеньоры. Дож и Сенат ждут ответа на главный вопрос. Чем мы

заменим большие корабли – Nave на восточных линиях?

- Прошу вас, сеньор Бади, дайте нам возможность подготовить доклад и дайте

распоряжение, чтобы на эти три дня к нам приставили двух рисовальщиков из чертежной

мастерской.

- А вы успеете, Джероми?

- Успеем. Мы обдумывали все во время похода. Делали наброски доклада и чертежей.

С нами навигатор Сальгадо. Мы управимся, - уверенно заключил Джероми.

- Хорошо, я доложу Дожу. Но смотрите, не подведите меня. Великий Дож считает, что

если когг пришел из-за тридевять земель в Геную, то он и есть то судно, которое необходимо

Республике. Не знаю, удастся ли его переубедить. Попробуйте!

Джероми, Сальгадо и Лацио заперлись в каюте навигатора, так и не сойдя на берег.

Впрочем, ни для кого из них это не было обидно. У Лацио и Джероми кроме Бади никого

знакомого в Генуе не было. Дети и родственники Сальгадо жили в 20 километрах от Генуи в

небольшом поместье и слухом не слыхивали о возвращении капитана.

- Ну, что ж, друзья мои, перед тем, как мы начнем обсуждать детали будущего

корабля, скажите, как вы его представляете?

- Сеньор Сальгадо, мы с Лацио все свое свободное время обсуждали проект. И вот к

чему мы пришли. Мы должны получить судно, которое заключит в себе все лучшие черты

торгового корабля и все лучшее военного. Лучшие торговые корабли это Nave – но они

большие и неповоротливые. Если их просто уменьшить, то мы получим Nave –маленькие, но

такие же неповоротливые. Самые удачные боевые корабли - это галеры, быстрые, но не

способные нести груз. Если их увеличить, они смогут нести груз, но понадобится тысячи

гребцов, чтобы заставить их быстро двигаться. Вы согласны со мной?

- Да, Джероми, но это было известно и раньше. Как совместить несовместимое.

Нельзя же просто соединить два судна, создать что-то подобное большой галеры. Такая

попытка уже была у вас в Венеции.

- Вы хотите напомнить нам об инженере Витторе Фаусто?

- Да, о нем. Вы были в походах, а Генуя внимательно следила за его творением. Нам

стало сразу понятно, что такая галера своими размерами должна была превзойти все галеры,

строившиеся когда-либо. Ваш Сенат одобрил проект Фаусто и галера была построена и

спущена на воду всего лишь за год. Ее заставили состязаться с обыкновенной однорядной

галерой, которая сначала, казалось, не отставала, но дружная гребля последней скоро взяла

верх и далеко оставила за собою маленькую соперницу. Я читал отчет вашего Сената. Там

писалось:«Казалось, вся Венеция перебралась на суда и гондолы, чтобы подивиться на

галеру-чудовище. Лагуна, где производилась проба, была загромождена ими. Воздух

оглашался громкими, неумолкаемыми одобрениями. Торжество Фаусто было полнейшее,

Сенат рукоплескал, а сам Дож даже прослезился».

- Мы и не знали об этом, Сальгадо. Мы были в походах и знаем только, что Сенат,

довольный результатами, составил Устав для этой галеры, назначил командира, определил

состав команды и служащих и всем положил увеличенное жалование. Мы с Лацио даже

хотели на ней выйти в море. Но это чудовище было всегда на привязи.

- Это правда, пользовались галерой не часто. Ведь она только весел должна была

иметь 200, которые распределялись по пять на каждом сиденье.

- Навигатор, следовательно, всех сидений было по двадцать на каждом борту?

- Только гребные места занимали на длине галеры около семидесяти метров, а вся ее

длина была более ста метров.

- Это мы знаем, навигатор, знаем и то, что этот гигант нес на своих бортах 300 орудий

разных калибров. Галера могла перевозить до одной тысячи тонн груза.

- Неужели вы хотите, чтобы Генуя строила таких монстров?

- Конечно, нет. Речь идет о том, что в этом странном корабле, который у вас почти

никогда не ходит, сочетали скорость и объем.

- За счет чего?

- За счет глубоко сидящего корпуса и хороших парусов.

- Перед тем, как вы расскажите мне про ваш проект, я хотел бы кое - что рассказать

вам о Nave-больших кораблях.

- Хотим мы или нет, но нам придется взять опыт создания торговых великанов, как

один из примеров будущего судна.

- Первые сведения о Nave, или как их еще называли - нефах находят в хрониках XIII

века именно в торговых контрактах, заключавшихся доверенными короля Людовика IX с

Венецией, Генуей и Марселем, когда он собирал флот для крестовых походов. Эти суда не

имели весел, их должны были строить по образцу королевского нефа. За наем нефов платили

из королевской казны золотом. Через столетие документов становится больше. Из них видно,

что название неф принадлежало судам самых больших размеров. По этим документам можно

проследить все изменения в конструкции и вооружении, которым оснащались эти суда.

Нефы были, как военные, так и купеческие.

- Надо понимать, сеньор Сальгадо, что нефы - суда, положившие начало к переходу от

весел к парусности и что им суждено было испытать все перемены в судовом

совершенствовании.

- Вы правы, Лацио, история эта любопытна и поучительна. И мы с вами будем

создавать корабль на опыте прошлого.

- Сальгадо, вы же знаете, что когда Людовик IX готовился к первому крестовому

походу, то самые большие нефы были построены в Венеции. Наибольший из них имел

длину более 40 метров. Во флоте Людовика IX кораблей разных размеров, собранных из

различных государств северных и южных морей, было 1800. Впервые, нося одни и те же

названия, они имели одинаковые конструкции и вооружение. Зная конструкцию нефа

Людовика, мы знаем конструкцию всех нефов. Но они нам не подходят. Сильно громоздкий

корпус.

- Если убрать надстройки в носу и корме? - спросил Лацио.

- Надстройки делались на корме и носу и составляли две каюты в носу и столько же в

корме, расположенные одни над другими. Над каютами устраивались площадки, ограждение

бортами, делавшимися в виде бойниц, где помещались во время боя воины. Откуда же

бросались и абордажные крючья. Каюты эти строились уступами, выходящими за судно. Все

надстройки делались из легких досок, а иногда состояли из тонкого переплета на подобии

клеток, обтягивались парусиной или кожей.

- Это известно, навигатор. Так вот, если убрать все эти надстройки?

- Если убрать надстройки и оставить широкий и больший корпус, то тогда когг, на

котором мы приплыли, будет лучшим кораблем.

- Не нужно придумывать ничего нового. Об этом и говорил сеньор Бади. Но вы же

отказались?

- Да, оказались, потому что на когге в первую очередь не подходит парусное

вооружение. На нефах оно более удобное.

- На них по две мачты. Задняя ставилась на середине и почти равнялась длине

корабля, передняя - ближе к носу. На вершинах мачт находились беседки для наблюдений.

На мачтах было по одному треугольному латинскому парусу. Реи составлялись из двух

частей. Длина их на передней мачте равнялась длине судна, а на задней была короче, как и

сама мачта.

- Опять неудобство, сеньор Сальгадо.

- При таких размерах мачт и реев, паруса были очень велики. Хотя их и собирали,

уменьшая площадь с увеличением силы ветра, но управлять ими было очень трудно, в

особенности при смене ветра или повороте, когда приходится переносить и реи и паруса.

Надо думать, что реи часто ломались. На нефах имели по три запасных реи для каждой

мачты.

- Как все сложно и неудобно на купеческих судах. Счастье, Лацио, что мы с тобой

военные моряки.

- Но и ваши корабли имеют недостатки. И первый из них - это множество весел, а,

значит, и непомерные экипажи, тонны продовольствия, запасы воды, полностью занятые

палубы.

- Вы правы, навигатор, но как добиться хорошей вместительности и одновременно

ходкости?

- У меня есть предложение, сеньоры. Я обдумывал его достаточно долго. Считаю, что

за основу необходимо взять корпус галеры, сократив его на одну четвертую часть. Корпус

этот следует расширить для грузоподъемности и возвысить. В носу нужно оставить все, как у

боевой галеры: низкую рубку, в которой будут расположены орудия, под ней должна быть

камера, покрытую медными листами, где будут храниться ядра, порох и зажигательные

фитили.

- Интересно, интересно, Джероми.

- Это еще не все навигатор. Мы с Лацио считаем, что носовую надстройку нужно

увеличить вглубь судна. Со стороны нос будет выглядеть как наконечник широкого копья.

- А корма судна, Джероми?

- Корма должна быть ровная, как у нефов. Управляться корабль будет большим рулем

Кормовая надстройка должна быть высокой и занимать всю ширину корабля от борта до

борта и четверть его длины всего корабля. Не только внутри надстройки, но и на ее крыше

будут расположены орудия и пищали.

По форме корпуса это будет удлиненный когг или укороченная галера с острой

подводной частью.

- Джероми! Нефы были судами вместительными. Есть свидетельства, что неф короля

Людовика IX перевозил 800 человек. Примите во внимание, что в этом числе были 500

воинов с оружием и боезапасом. Кроме них на корабль погружались двадцать-тридцать

рыцарей из аристократических фамилий с прислугой и лошадьми. Была еще свита самого

короля и матросы. Все это немалое воинство требовало комфорта, немалых запасов провизии

и обмундирования. В пути от венецианских берегов, к острову Кипр и дальше в Палестину

могло занимать несколько недель. Я рассказываю вам об этом, чтобы вы понимали - нефы

были корабли вместительные и крепкие. Будет ли ваш корабль таким?

- Настолько большим, как вы описываете старый неф, наш корабль не будет. Но он

будет достаточно вместительным и сможет перевезти половину такого количества людей и

груза, как вы описываете.

- Хватит ли вооружения: пушек, пищалей? Корабль ведь будет низким, а успешно

бороться в море могут только высокие корабли. Не так давно, во время споров с Каталонией,

четыре каталонских купеческих корабля на пути в Сардинию были атакованы десятью

нашими галерами и отбились. Хроника говорит, что на галерах было 1800 солдат и около 500

рыцарей. Но каталонцы все равно отбились. Их корабли были построены высокими. Боевой

опыт того времени указывал на то, что победу одерживал тот, корабль, который возвышался

над кораблем противника. Тогда обстрел вражеского корабля велся с высоты, и возможность

поражения незащищенных палуб была гораздо выше, чем у низкобортных кораблей.

- В чем-то я с вами согласен сеньор Сальгадо, но не забудьте большие надстройки,

делают корабли плохо управляемыми, из-за большой парусности.

- Мы это знаем, но считаем, что лучше, чтобы корпус корабля был менее парусным, а

вот парусность, влияющую на скорость хода можно достичь за счет количества мачт и

парусов на них.

- Но перед тем, как поговорить об этом, я хочу прочесть вам об одном инциденте,

который описывает мой отец Клаудио в книге, подаренной мне сеньором Бади: «…однажды

венецианцы построили такой большой корабль, какого никогда не встречалось ни в одном из

Византийских портов. Владелец продал его венецианскому правительству, а оно подарило

его Византийскому императору Эммануилу, бывшему в то время в дружеских с Венецией

отношениях. Однако венецианцы, проживавшие в Константинополе и других византийских

городах, вели себя столь нагло и невыносимо, что император, раздраженный их поступками,

приказал всех подданных Венецианской республики, где бы они ни были, арестовать и

заключить в тюрьмы.

Одному из задержанных в Константинополе удалось добиться аудиенции императора

и уговорить того, оставить его как заложника, остальных отпустить. Венецианцы были

освобождены, но, не доверяя Эммануилу, решились бежать. В это время на

Константинопольском рейде стоял тот самый корабль - подарок их правительства.

Воспользовавшись этим случаем, беглецы ночью перебрались на него, и вышли в море.

Утром истина открылась, поднялась тревога и за беглецами была послана погоня из судов,

метавших греческий огонь. Они догнали уведенный корабль в Эгейском море, и пытались

его сжечь, но венецианцы, знавшие каким средством можно сделать огонь безвредным,

обложили борта и надстройки сукном, вымоченным в уксусе. Корабль был очень высок,

благодаря этому положение беглецов было выгоднее византийцев, которые не смогли взять

его на абордаж. Ветер благоприятствовал беглецам, и они благополучно избежали

преследования».

- Вот видите, Джероми, ваш отец пишет о том же, что и я говорю. Высота судна очень

важна.

- Это, смотря какими орудиями его начинить. Если к обычным пушкам добавить

бомбарды, стреляющие по высокой траектории, то никакая высота бортов не спасет.

- Может быть, вам более известна тактика боя, я же сужу о нефах, которыми управлял

сам, и не только управлял, но и вносил изменения во время их построек. За последние годы в

нефах видно много изменений по сравнению с прошлым. В конструкции ранних судов нос и

корма имели одинаковые закругления. Позже на нефах корма строилась ровной и плоской.

Бока старых нефов были прямые без уклонов, от чего ширина всех палуб была одинаковая. Я

же прогнул борта вовнутрь, отчего ширина у грузовой палубы будет больше, чем у верхней

палубы. Такая корабельная архитектура появилась с целью затруднить переход на корабль во

время абордажа. Надстройки, правда, оставались долгое время, но получили также

некоторые изменения. Ввод артиллерии привел к появлению в бортах портов.

Вооружение и оснастка также значительно изменились. На нефах начали ставить по

три и даже по четыре мачты и на передних двух мачтах поднимать прямые паруса, по два на

каждой, один над другим. Но пушек ставили еще немного.

- Вот мы и подошли, сеньор Сальгадо, к парусам. Я хочу на новом корабле поставить

три мачты. Носовая будет нести треугольный парус.

- Я не ослышался, латинский треугольный парус?

- Вы не ослышались. Сделав это, мы уравновесим давление воды на руль поверхности

корпуса корабля, находящегося в воде. Это позволит кораблю легко лавировать и рыскать по

волнам. Это особенно важно в Эгейском море, где сотни даже тысячи островов. И за каждым

могут подстерегать пираты. Латинский парус поможет быстро изменить направление

движения. Среднюю мачту мы сделаем большой, как длина всего судна и вооружим ее двумя

большими четырехугольными парусами. Мачта на корме будет нести в разное время разные

паруса. При постоянном попутном ветре на рею будет подниматься четырехугольный парус,

саму рею будут разворачивать поперек судна. При легких ветрах, четырехугольный парус

будет заменяться треугольным – латинским парусом, а рею развернут вдоль корабля.

- Это интересно, Джероми, очень интересно!

- Спасибо, навигатор. Мы с Лацио хотим совместить все лучшее в одном корабле и от

торговых нефов и военных галер. Мы даже название новому типу судов придумали.

- Интересно, какое же?

- Знаете, навигатор, с боку судно будет похоже на копье-polax. Это слово созвучно

греческому слову поле, множество. Вот и получается, если по нашему - то будет, корабль

копью подобный - полакр, а по-гречески корабль, выполняющий множество целей – полакр.

И то и то верно. Острый, начиненный оружием нос, будет грозой для пиратов, как хорошее

острое копьеносца. Корабль будет иметь возможность перевозить грузы и противостоять

неприятелю. Такие корабли станут многоцелевыми, они будут годиться и для баталий и для

торговых операций.

- Ну что ж, не неф, не галера, не когг, а полакр. Мне нравится ваша идея, друзья. День

подходит к концу. Я думаю, что вот-вот прибудут рисовальщики. Нельзя терять не часа.

Пусть начинают чертить эскизы по вашим идеям уже сегодня ночью. Руководить ими будет

Лацио. А мы с вами, Джероми, сядем составлять доклад. Нам нужно привести все за и все

против известных судов и доказать, что ваше предложение будет самым выгодным для

Республики. Не забывайте: эти суда будут строить во множестве.

- Сеньор Сальгадо, единственное добавление из опыта борьбы с пиратами. Традиция

Генуи и Венеции, да и не только их, окрашивать нефы различными красками, смотря по

прихоти и фантазии владельцев. Впрочем, каждая нация имеет свои любимые цвета. Ваши

нефы всегда окрашивались белой краской, на которой были нанесены красные кресты и

пики. Есть эмблемы Георгия Победоносца в белом поле. У нас же употребляются все

красные оттенки киновари и сурика. Красный цвет в Венеции в такой моде, что вымпела и

флаги шились из красной материи. Кормы и у вас и у нас окрашивались иногда синей

краской, а иногда синей, белой и красной вместе. Все это очень ярко и сильно заметно. Для

выражения печали окрашивали иногда все суда черной краской, иногда одну корму, а иногда

проводили только черные полосы. Иногда капитаны галер и других судов, носившие по ком -

либо траур, заводили на это время черные паруса. Иногда даже и флаги поднимались черные.

Черные паруса поднимались помимо траура, по ночам, для того, чтобы не быть замеченными

неприятелем.

- Точно - воскликнул Сальгадо!

-Такие паруса называют волчьими, потому что судно, избегая преследования, уходит

от врага со всеми предосторожностями, крадучись, как волк.

- Так вот, новые суда должны всегда окрашивать в черный или темно коричневый

цвет. Время ярких броских красок прошло. Враг сегодня так многочислен, что поджидает в

любом уголке моря. Паруса тоже должны быть или черными или серыми. Нужно не бояться

применять методы пиратов. Артиллерия должна быть хорошо замаскирована, и ее выпад

должен быть всегда неожидан.

- Вы правы, Джероми, все это мы должны отразить в докладе.

- Лацио, пусть рисовальщики прописывают корабль темно-коричневым, под цвет

мореного дерева и паруса пусть окрасят в темно зеленый цвет, под стать цвета моря. Только

флаги и вымпела оставьте в цветах Республики...

Три дня пролетело незаметно. Работа была выполнена быстро и в срок. После обеда

третьего дня во дворец Дожа были внесены шесть больших картин с разных ракурсов,

показывающих новое судно. Для первого доклада Джероми и Лацио допущены не были.

Навигатор Сальгадо доложил о плавании когга и торговых операциях, совершенных в

Барселоне. Слушание по проекту нового корабля было назначено на следующий день. На

него были приглашены и Джероми и Лацио.

Двери зала отворились, молодые люди оказались перед аристократией Генуэзской

Республики. На специальных этажерках были выставлены картины и чертежи будущего

судна. Сальгадо начал зачитывать доклад, часто ссылаясь на стоящих возле картин

венецианцев. Слушали его очень внимательно. Доклад и вопросы заняли более пяти часов. У

Джероми и Лацио от напряжения гудели ноги. Они чувствовали осторожность и даже

неприязнь зала и вынуждены были не только отвечать по предлагаемому проекту, но и

полностью рассказать историю, произошедшую с ними в Венеции. Скрыли они только

пленение кардинала Глиани. Сеньор Бади не раз вмешивался и отводил каверзные вопросы.

Напряжение возрастало. Один из противников проекта так и заявил Дожу и

представителям Сената:

- Мы не знаем этих людей. Почему такой важный для Республики вопрос должен

зависеть от мнения наших извечных соперников?

Дож промолчал. За него ответил сеньор Бади.

- Эти два воина доказали свою лояльность к Республике уже дважды. Один раз они спасли

нашу галеру и жизни генуэзцев, а второй раз помогли навигатору Сальгадо привести

купленный на севере корабль в Геную. Мы вообще хотели послать во Фландрию пленных

турок и затем просить их совета в создании нового корабля. Это, как мне кажется, более

безрассудно.

- Что вы скажете в заключение сеньоры венецианцы?

За себя и Лацио ответил Джероми.

- Мы хотим создать очень длинные и пропорционально широкие суда. Они будут

невысоки, но в борьбе с противником легко дополнят этот недостаток бомбардной

артиллерией, установленной на крыше кормовой надстройки. Три мачты и четыре паруса,

два из которых четырехугольные, два латинские и еще один пятый - съемный

четырехугольный сделают корабль быстрым и маневренным. В длинной носовой надстройке

будут прятаться жалящие орудия, как на настоящих боевых галерах. Они остановят любого

противника. Грузы такие корабли смогут подымать в половину от нефов. Мы предлагаем

сделать трюма такими, чтобы в них можно было расположить понемногу разных грузов.

Хотите, верьте - хотите, нет, сеньоры члены Совета и вы, достопочтенный Дож -

подобный проект мы с радостью предложили бы на Родине в Венеции, но она в нас более не

нуждается.

Совет был закрыт. Лацио и Джероми вернулись на «Генуэзец». Поздно ночью прибыл

и навигатор Сальгадо.

- Не спите, сеньоры венецианцы, переживаете наверно?

- Нет, сеньор навигатор, мы привыкли к тому, что часто не можем повлиять на

происходящие события, поэтому ждем вас без нервозности, просто хотим знать, какое

решение принял Совет и Дож?

- О, как вы быстры и горячи, сеньоры. Ложитесь отдыхать. Решение так быстро

принято не будет. Ответ станет известен не раньше чем через месяц, когда проект будет

обсужден во всех инстанциях. Но у меня для вас хорошая новость. За то, что вы так

достойно вели себя и оказали услугу Генуе, вам разрешено прибывать на ее территории, не

просто как гостям. Вам разрешается поступить на военную службу по своему усмотрению.

Дож повелел сеньору Бади выдать вам жалование на два месяца вперед. Так, что у вас не

будет проблем с деньгами. Я уже позаботился о том, чтобы вас разместили в хороших

комнатах. Повозки ждут, слуги присоединятся к вам утром.

Джероми и Лацио быстро собрали свои вещи. Джероми бережно завернул картину.

Он вот уже несколько дней не смотрел на нее, но явно чувствовал присутствие ее странных

героев в своей жизни.

На новом месте ему приснился Кирилл, нежно обнимавший за талию молодую

женщину. Она была ему не знакома, но почему-то вызвала у него страх за судьбу далекого

потомка.

Глава 20. Вторая попытка.

Сомнения Кирилла. – Неожиданное решение. – Второй выход в море. – Шторм. – Поломка рулевого

весла. – Улучшение погоды. – Кирилл рассказывает друзьям о морских законах. – Босфор.

Утро выдалось холодным и пасмурным. Поднявшись еще до рассвета, Кирилл решил

прекратить колебания и честно сказать экипажу: выходят они в море сегодня, или нет. Все

эти недели, как перед первым выходом, так и сейчас, он не мог принять окончательного

решения. Его внутреннее состояние клонилось то в одну сторону, то в другую, как на весах.

Иногда перевешивала половина, на которой были тяжелейшие два года поиска спонсоров

создания проекта, строительства судна. На другой половине - был колоссальный труд его

друзей, составлявших экипаж, многие месяцы трудившийся над созданием корабля и

живший надеждой совершить путешествие.

Наскоро позавтракав, он пошел из дому в порт, пешком. Там его ждали собравшиеся

члены экипажа. Он не мог решиться. Да или нет? Рискнуть еще раз и погубить все, или

подождать середины лета. Но тогда они не придут в Венецию вовремя. Да - или нет? Пройдя

проходную, он привычно обогнул пятиэтажку и мимо складов подошел к мастерским.

Кирилл знал, что через несколько мгновений он обязан сказать друзьям, какое решение

принял. Часы показывали восемь утра.

На горизонте еле пробивались косые солнечные лучи. Он остановился и поднял

голову. Сквозь туман солнце неярко светилось, не предвещая ничего хорошего. Прогноз

обещал только усиление ветра и так уже десять дней раздувавшего морскую стихию. В бухте

море было спокойным. Сейчас вода нежно серебрилась.

Его встретил Олег.

- Ну что, выходим? Сегодня попутный ветер. Пробуй, капитан. Экипаж в сборе.

Немой вопрос застыл у всех на лицах. Кирилл остановил свой взгляд на Викторе и,

собравшись с духом, хотел сказать:

«Выхода не будет. Мы не имеем права рисковать. Выйдем в середине лета с

улучшением погоды».

Вместо этого он произнес:

- Отход через два часа. Олег, вызывай власти.

Ему показалось, что кто-то говорил вместо него, однако говорил он сам. Порыв его

мятежной души возобладал над разумом. Он принял решение и сразу почувствовал, что ему

стало легче.

Небольшой буксир выводил их из порта. Маневрировать на веслах и под парусами

там, где стояли десятки больших и малых кораблей, было невозможно. Кирилл вспомнил,

как печально завершился их первый выход в бухту, когда были сломаны весла и повреждена

носовая фигура. Рисковать нельзя! Хотя большего риска, кроме выхода в весеннее

штормовое море, не придумаешь.

На пристани стояли люди. Многих из них он знал. Многие относились к их идее

хорошо и оказывали всяческое содействие в постройке, другие наоборот были настроены

весьма скептически, и предрекая трагический исход. Не было на пирсе той, кого Кирилл

ждал больше всего. Разумом он понимал, что она не придет, душа же противилась, как

могла, уводя его от реальности.

Второй раз они выходили в море. Как это получится сейчас?

Появились пограничники и таможня. За последние десять дней они провожали их во

второй раз. Один из пограничников, осматривая их личные вещи, на прощание, ехидно

улыбаясь, сказал:

- С удовольствием приду проводить вас еще разок.

Буксир отошел. Болтает. Веслами не поработаешь. Кирилл отдал команду готовить

треугольный парус. Минут десять ушло, чтобы поймать ветер. Волнение несильное, но они

еще в бухте, протянувшейся на восемнадцать километров. Открытое море - впереди, а с ним,

если верить полученному прогнозу, шутить не придется. Волнение четыре балла и ветер 10 –

15 метров в секунду с порывами до 20. Холодно. Пронизывающий ветер загоняет сырость

под одежду. Пробирает до костей. «Джинестра» движется медленно, время от времени

меняющий направление ветер, подталкивает судно не к выходу из бухты, а к берегу. Помогая

рулем, Кирилл все время пытался стать на верный курс.

Ветер усилился, а вместе с ним увеличилась пенящаяся борозда за кормой.

Характерным скрипом наполняется такелаж, раздувая парус. Нос корабля устремляется в

морскую даль. По команде распущен еще один большой треугольник. Экипаж занят своими

обязанностями, времени разговаривать нет, поэтому тишина оглушает. Весенние пляжи

пустынны, со стороны диковинный корабль не видит. На мостике у Кирилла создается

впечатление, что они находятся вне времени и пространства. О реальности окружающего

мира говорят только доносящиеся крики морских чаек, пикирующих в поисках мелкой

рыбешки и легкие порывы, постепенно усиливающегося ветра.

Надо обедать, после выхода из бухты времени на еду не будет. Корабль раскачивается

все сильнее и сильнее. За час после выхода в море пройдено 6 миль. Скорость средняя, но

вполне приличная для такого ветра. Волнение с каждой минутой усиливается.

Наконец, они покидают бухту, в лоне которой расположился город. Он начинает

медленно растворяться. К вечеру очертания берега сливаются с водой. Над кораблем

проносятся серые тучи, грозящие принести дождь.

Под сильным порывом ветра «Джинестра» накренилось, вода хлынула сквозь

решетки, и окатила палубу. В следующее мгновение послышался характерный удар тараном

корабля о воду и последовавшая за ним вибрация. Открытое море встретило их

недружелюбно. Новые и новые волны перекатываются по палубе и подбрасывают корабль.

Устоять на ногах не так - то просто, а ведь надо не только удержаться, но и все время

управлять парусами, чтобы приводить галеру к проложенному курсу.

Миля за милей, то скрываясь в волнах, то выныривая из них, продвигается

«Джинестра» на юг. Скорость упала из-за постоянной борьбы с волнами. Часами ничего не

меняется: ветер - волны, волны - ветер, скрип такелажа и корпуса, тонны воды заливающей

палубу. Только весеннее солнце быстро катится за горизонт. От необычно сильной качки все

чувствуют себя нехорошо. Не существует людей вообще не ощущающих дискомфорт при

качке. Просто одним удается справиться с этим состоянием легко, другим сложнее, а

третьим вообще не удается. Состояние качки – это как состояние высоты. Нет людей,

равнодушно стоящих на краю высокого здания. Но одни могут совладать с собой, а другие

нет. Всегда при сильной качке Кириллу приходится собирать всю волю в кулак. Экипаж не

должен видеть, что он тяжело переносит непогоду.

Когда-то давно, когда он был еще мальчишкой, старый моряк, чей жизненный путь

начался еще до революции, рассказывал, как отбирали матросов на небольшие парусные

суда, ходившие ловить рыбу к берегам Турции. Во время сильного волнения моря боцман

специально съедал много пищи и выпивал несколько стаканов прокисшего вина, чтобы

вызвать у себя тошноту. Выйдя на палубу, он становился так, чтобы молодые матросы,

взятые в первый рейс, видели его, и начинал блевать. Того из моряков, кого тошнило вслед

за ним, в ближайшем порту списывали. Кто выдерживал этот неприятный экзамен -

оставался.

В этот раз все держатся лучше, чем во время первого выхода. «Джинестру» качает не

так, как современные суда. Корабль больше похож на детскую игрушку ваньку-встаньку,

которую можно наклонить, но она незамедлительно выравнивается и, покачавшись,

становится ровно. При сильном волнении самые большие неприятности могут подстерегать

корабль в момент прямого столкновения носом с большими волнами, и при сильных

боковых ударах волн об руль. Их большой руль - самое уязвимое место. Его крепления, как и

на средневековых судах недостаточно прочны. Удержать руль в нужном положении даже

троим сильным мужчинам во время болтанки не всегда под силу.

К ночи стало ясно, что их могут ждать большие неприятности именно со стороны

креплений руля, которые быстро расшатывались.

«Только поломки руля ночью еще не хватало, - подумал Кирилл. Тогда точно

придется вызывать спасатель».

Небо почернело и его уже невозможно отличить от воды. Кирилл поднялся на

носовую надстройку. Крепко вцепившись в перила, он всматривался в ночь. Почему то ему

вспомнилось, как в мусульманских мечетях определяют окончание дня и начало ночи. В этот

момент мула держит на вытянутой руке белую и черную нить. Если он не может определить

какая из них белая, а какая черная, день считается завершенным и громкое песнопение

оповещает о приходе ночи.

У него не было в руках нити, да и если отпустить руки от поручней и вытянуть их, он

не устоит на ногах, было четко ясно, что холодная весенняя ночь вошла в свои права. За

девять часов перехода они преодолели сорок семь миль, чуть более пяти миль в час. Кирилл

прекрасно осознавал, что именно сейчас нужно было принять самое важное решение:

Идти дальше в неизведанную страшную ночь или повернуть в один из спасительных

лиманов справа по курсу корабля. Входы в них были хорошо освещены и давали

возможность легко войти в спокойную воду.

Во время первого выхода он принял решение возвращаться, и поступил верно. Погода

еще более ухудшилась. А сейчас? Что делать сейчас? Ежеминутные удары о волны, треск

такелажа и парусов, сильнейшая вибрация, идущая по всему корпусу. Упирающаяся в небо

носовая надстройка и гордость судна - носовая фигура орла, врезались в волны, воспринимая

колоссальную нагрузку. Огромные валы все сильнее расшатывают крепление руля.

Мачтовые оттяжки натянуты, как струны. Стоять возле них опасно – если лопнут - не

миновать беды. Часть экипажа, находящаяся на палубе, одета в спасательные жилеты, хотя

реально каждый понимает, что если упадет в воду, то будет беда. Температура воды не

достигает и десяти градусов, а развернуть корабль при таком волнении быстро не удастся.

Неожиданно к грохоту наката волн, треску и скрипу судна прибавляется звук хлопающей

крыльями по воде птицы. Это на малом парусе не выдержали веревки, собиравшие его до

половины. Парусина, распустившись, потеряла форму и начала громко хлопать на сильном

ветру. Выйдя из оцепенения, все кто держался на ногах, начали опускать рею вниз. Все

вокруг наполнилось неприятным скрипом и скрежетом - это рея терлась о мачту. Если

лопнут удерживающие ее канаты, то вместе с парусом двухсоткилограммовая балка рухнет с

десятиметровой высоты.

У Кирилла не остается больше времени на размышления - идти дальше или повернуть

в бухту. Надо убирать парус. Чем быстрее это будет сделано, тем меньше повреждений

получит корабль, и без того плохо слушающий руля. Но кто при такой болтанке рискнет по

веревочному трапу, натянутому от кормовой надстройки к верху мачты, подняться наверх!

Здесь приказать нельзя, каждый решает для себя сам.

Наверх полез Олег. Его тело раскачивалось вместе с веревочной лестницей и

канатами в такт «Джинестры», ложащейся с одного борта на другой. Пять, десять ступеней

позади. Вот, наконец, и вершина мачты. Привязавшись к ней, он делает одну попытку за

другой освободить веревки. Тяжелая парусина не поддается. Слушая себя, как бы со

стороны, Кирилл закричал:

- Режь, режь его быстрее, не жалей!

Сильный порыв ветра треск надрезанной, разрываемой материи и хлопающие

полотнища вместе с реей сваливаются вниз. Беда никогда не приходит одна. Не успевает

экипаж уложить рею и подобрать паруса, как новую, неприятную весть приносит Виктор.

Крепление рулевых весел совершенно расшаталось и руль не слушается. Самое неприятное

то, что ветер подталкивает их все ближе к берегу. В отсутствие одного из парусов с не

слушающимся рулем «Джинестра» становится игрушкой в руках морской стихии. Надо

бросать якорь и попытаться выровнять судно, став вдоль волны. Если якорь будет держать,

то, убрав паруса и отдавшись во власть стихии, утром можно будет пытаться осуществить

ремонт креплений рулевого весла.

Большой четырехпалый якорь сброшен в воду. Только бы он держал, иначе корабль

окажется на берегу, где его разнесет в мелкие щепки.

- Готовьте второй якорь, - крикнул Кирилл.

В его мозгу всплыла картина трехлетней давности, когда в критическом положении

оказалась «Афина». Но тот корабль был гораздо легче. Он не имел таких больших носовых и

кормовых надстроек, создающих дополнительную парусность. Как будет на этот раз? Судно

качается на волнах, как поплавок. Якорь держит! Он крепко зацепился за грунт.

Не теряя ни минуты, не обращая внимания на болтанку и сильный холод, экипаж

приступил к осмотру повреждений.

Кирилл открыл каюту, из которой хлынула вода. Она попадала туда с палубы. Ничего

не пострадало. В данной ситуации его присутствие только раздражало людей. Они сами

знали, что делать. В каюте качка ощущалась еще сильнее, она всегда кажется невыносимой в

замкнутом пространстве.

… Средневековье. Ни хороших карт, ни совершенных навигационных приборов.

Корпуса судов не столь прочны, как сейчас. А ведь плавали моряки. Из Италии, Франции,

Греции шли караваны судов в Черное море и назад. Не замирала торговля.

«Какую же надо иметь смелость, чтобы, пренебрегая погодными условиями,

нападениями пиратов, вести корабли! В такие погоды караваны не ходили», - подумал

Кирилл. «Моряки умели выбрать необходимую погоду, подстраиваться под нее так, чтобы

она помогала, а не вредила им. У них подобного выбора не было. Все до предела измотаны

строительством, и каждый знает, на что идет».

На мгновение ему показалось, что он оправдывает сам себя за принятое решение

совершить вторую попытку выйти в море. Ни укоров совести, ни оправданий быть не могло.

Сейчас нужно было бороться за жизнь корабля, за жизнь людей. Новый сильный порыв ветра

принес с собой дождь. На счастье, корабль хорошо держится на якоре и противостоит

волнам.

С трудом переодевшись, он выбрался на палубу. Сквозь несущиеся тучи пробивалась

луна, как - будто осматривая происходящее на корабле.

С кормы раздавался стук молотков. Кирилл понимал, что сейчас единственная

возможность заставить руль работать – это закрепить его жестко в продольной плоскости

судна. Маневра не будет. Корабль сможет двигаться только по направлению с ветром.

Возможно, будет подворачивать только за счет малого паруса, который меняют на носу.

Поворот будет возможен только на несколько градусов вправо или влево. Но это шанс. Один

шанс из тысячи. Лучше сейчас уходить в море, чем находиться вблизи берега. Берег - это

верная катастрофа. В море же можно переждать непогоду, отдавшись во власть ветра и волн.

Накрывшая палубу волна едва не сбила его с ног.

- Быстрее, быстрее! Когда же закрепят руль? - закричал он.

Спустившись в трюм, он начал осматривать борта. Не дал ли корпус под ударами волн течи.

В трюме было холоднее, чем на палубе, все отсырело. Устоять на ногах трудно, но он

должен был осмотреть все. Под ударами волн набор корабля трещал и скрипел, но воды

внутри не было.

Они боролись с рулем и парусом еще около часа. Подняли рею и якорь. С трудом

распустили паруса. «Джинестра» начала набирать ход, удаляясь от опасного берега. Часы

показывали четыре утра.

С рассветом ветер не ослабел, но волнение в море стало менее сильным, чем у берега.

Удалось приготовить еду. Целый день они, сменяясь, колдовали над рулевыми креплениями.

«Джинестра», подталкиваемая ветром, уходила все дальше в море. Если их скорость не

упадет, то к ночи о возвращении домой речи не будет. Кирилл решил для себя. « Вперед!

Только вперед! Надо идти на Босфор!»

На счастье и благодаря золотым рукам ребят крепления рулевого удалось починить.

Третий день прошел на корабле более спокойно. Жизнь начала входить в

нормальный ритм. Завтрак, обед и ужин. Еще в первую ночь Кирилл попросил кока выдавать

всем по триста грамм водки в сутки. Было спиртное в экипаже и свое, но пьяных он не видел

никогда. Нервы и холод испаряли градусы в считанные мгновения. За трое суток они прошли

около двухсот пятидесяти миль. Зная неуравновешенность погоды в это время года Кирилл

понимал, что в ближайший день ветер начнет или скисать или менять свое направление. Так

и произошло.

На четвертую ночь море совсем успокоилось, ветер стих и огромная луна повисла

над ними. До заветного входа в Босфор оставалось не более восьмидесяти миль. К

удивлению за время плавания они почти не видели проходящих кораблей. Время года или

все же выбранный курс оставлял их в одиночестве.

Он вышел к экипажу и, собрав всех, спросил:

- Будем отстаиваться до утра или пойдем на веслах?

- Пойдем, пойдем, - был ответом хор голосов.

Гребцы начали занимать свои места. Установка весел заняла много времени.

Десятиметровые, тридцатикилограммовые весла в одиночку установить было нельзя.

Работали втроем или вчетвером. Там, у причалов, когда они тренировались, все было просто.

Сейчас в открытом море казалось, что весло вот - вот упадет за борт. Одно все же окунулось

в воду, но благо Олег еще до начала установки привязал каждое весло специальной веревкой.

Весло вытянули и с горем пополам установили. К середине ночи все было готово.

Луна подсмеивалась над ними. Первый взмах. Стук, треск. Весла бьются друг о

друга. Все невпопад. На «Афине» гребли лучше. Но там был многолетний сплоченный

экипаж и весла короче. Еще взмах. Еще один. Крик. Ругань. Кто-то бьет в спину рукояткой

впереди сидящего гребца. Кто-то опускает весло не в воду, а на весло соседа. Все идет не в

такт. Олег взбирается на кормовую площадку и, перекрикивая всех, начинает отсчет.

И раз!… И раз!…

Через полчаса весла начинают входить в воду более ровно. Еще через полчаса галера режет

волну с неплохой для новичков скоростью. Кирилл видит по гребцам, что работа идет им

впрок. Все разогрелись, отпускают шутки, поругивают тех, у кого плохо получается.

И раз!… И раз!… - кричит Олег и за ним Кирилл, сменивший его. Ребята меняют друг

друга. Улыбающаяся луна начинает сереть, уступая место восходящему солнцу. Потеплело.

Ветра нет, но корабль идет довольно быстро. Чтобы развеселить гребцов, Кирилл выносит на

палубу листы с выписанными текстами из немецкой книги. Олег перестает отсчитывать

ритм. К радости гребцы не сбиваются, внимательно смотря за впереди сидящим.

- Знаете, какие суровые законы были на галерах? Дома не было времени вам

рассказать, а теперь вот хороший случай.

- Что, капитан, и нас наказывать будешь?

- А то, как же, прикажу коку обед не давать, а того лучше - не подносить водки к

обеду.

Гул, смех, шутки. Кто - то кричит:

- Вот так и революция началась. Водку и вино у трудящихся забрали.

Вновь взрыв смеха.

- Ну что, слушать будете?

Кирилл оперся спиной о мачту и начал читать:

« Законы, отличавшиеся наибольшей жестокостью, были изданы голландцами и королем

испанским Филиппом II в середине XVI века. По ним, например, матросы игравшие в кости

или карты, наказывались как воры, а воры за вторичное воровство наказывались килеванием

и кроме того ста ударами веревки, за третий раз их вешали на рее».

- Эй, капитан, а что такое килевание?

- Несчастных привязывали за руки и за ноги и протаскивали под дном корабля. Мало

кто выживал. Затянут под воду и держат с минуту. Затем вытянут и не успеет несчастный

отдышаться, а его опять под днище.

«Преследовать за богохульство начинают с XIII века. Король Ричард английский,

отправляясь в поход к Святым местам в Палестину, издал строгие законы за смертоубийство,

воровство, ругательство, брань, обиды и оскорбления, но о богохульстве не сказал ни слова.

Король же Людовик IX , снаряжаясь в крестовый поход, напротив, за богохульство

определил ужасные казни. Например, уличенным в этом преступлении резали носы или

губы. В Алансоне и Ла-Рошеле резали языки. В 1268 году наказания были смягчены:

виновных присуждали к штрафу и били кнутом. Потом французы наказания вновь

ужесточили. За богохульство они прокалывали язык.

По норвежским законам 1274 г. определялось обличенному на корабле в краже

обрить голову, обмазать смолой, посыпать перьями и в таком виде прогнать сквозь строй

через всю команду. При этом каждый человек должен был бить виноватого камнем или

палкой. После наказания он изгонялся с корабля. Во французских законах, более поздних,

битье веревками присуждалось за разную провинность, но ограничивалось тридцатью

ударами. По каталонским законам адмирал мог присуждать виновных к отрезанию ушей.

В барселонском уставе Дона Педро III в XIV веке постановлено было матроса,

проигравшего свои вещи, прогнать через веревки или палки. Если в экипажах была

поножовщина, то виновные присуждались к ударам палками, потому что, как было записано

в законе, ножом можно лишить галерника жизни и следовательно уменьшить рабочую силу

экипажа, тогда как от битья в наказание палками человек остается жив. Следовательно

человеколюбие было защищено».

Раздался смех.

- Хорошенькое человеколюбие. Это же пытка.

- Такого средневековье. Но слушайте дальше.

«В венецианских законах помещены правила для наложения клейма виновному на

лоб, плечи или уши. То же видно и в ганзейских законах. Например, если матрос покинет

своего начальника во время опасности, его клеймили, прижигая ухо».

- А эти наказания вам нравятся? - спросил Кирилл.

- Жестоко.