WorldGospelofMoneyzip.ariom.ru/2014/archives/gofman-01.pdf · 2014-02-19 · Михель Гофман. Американская Идея 12 конформизм выбором не

Михель Гофман

World Gospel of Money

2013

© 2013 — Михель Гофман

All rights reserved. No part of this publication may be repro

duced or transmitted in any form or by any means electronic or

mechanical, including photocopy, recording, or any information

storage and retrieval system, without permission in writing from

both the copyright owner and the publisher.

МИХЕЛЬ ГОФМАН

Родился в Ленинграде.

Эмигрировал в США

в 1978 году.

Образование:

Колумбийский университет.

Специализация:

социальная культурология.

Звания:

M. A in RussianAmerican

CrossCultural Studies,

M. E. in Human

and Technological

communication.

Работа:

Экскурсовод по США

и Канаде в течении

последних 20 лет.

Эта книга о том, как великие идеи

европейского гуманизма, идеи Прог

ресса эпохи Просвещения, в которых

расцвет личности во всем богатстве его

проявлений был целью и главной цен

ностью новой эпохи, трансформирова

лись в США в «Американскую Мечту»,

мечту о материальном успехе,

единственным критерием, которым

современное общество определяет

ценность личности.

Американская Идея подменила

многообразные цели человеческого

существования одной, — созданием и

потреблением материальных богатств,

превращающей личность в безликий

атом экономического универса.

Многие страны современного мира,

следуя американской модели, отказы

ваются от национальных традиций

и воспроизводят в политике, экономике,

культуре, в жизненной практике и

мировоззрении формы американской

цивилизации.

Это путь от традиционной, гуманис

тической цивилизации к цивилизации

экономикотехнократической, пост

гуманистической, путь к созданию

Нового человека, Постчеловека.

P. S. World Gospel of Money —

Молитва о деньгах — определение

американской цивилизации Алексисом

Токвилем

World Gospel of Money

Американская мечта — это мечта о богатстве. Но почему нетфранцузской, итальянской, русской мечты? В европейскихстранах мечта о богатстве также существовала, но она включалась в широкий спектр представлений о полноценном существовании, была растворена в общей культуре кастового общества, где, для подавляющего большинства, мечта о богатствебыло беспредметной фантазией.

В США, стране индивидуального предпринимательства,богатство стало достижимо для миллионов. Мечта, переставбыть абстракцией, превратилась в жизненную цель и эпицентр общественных интересов, а сам термин АмериканскаяМечта появился в 1931 году в книге историка ДжеймсаТруслоу Адамса «Американский эпос», где автор проследилтрансформацию Американской Идеи с момента основанияНового Света.

Американская идея изначально была идеей религиозной.Английские протестанты, прибывшие в 1620 году на новыйконтинент, не мечтали о богатстве, их целью было построение Царства Божьего на земле, где человек направит всесилы на расцвет своего духа. В глазах первых переселенцев, ОтцовПилигримов, в Старом Свете не было места дляЦарства Божьего. Католическая Европа, живущая низменными страстями, предала идеи истинного христианства,духовная жизнь в ней угасала и она была обречена так же,как когдато Содом и Гоморра.

1. Американская Мечта

Михель Гофман. Американская Идея

8

На новом континенте, далеком от развращенной цивилизации Европы, среди нетронутой природы, протестанты надеялись построить новый совершенный мир, и в процессе его созидания, в процессе труда очистится и обогатится духовнаяприрода человека. Труд — служение Богу, труд увеличиваетбогатство, которое Бог подарил человеку, и результат трудадолжен принадлежать только Ему. Тот же, кто создает богатства только для себя, теряет свою душу, опускаясь в безднугреховных наслаждений плоти. Как гласит Библия «Плоть —тлен, дух нетленен», духовное богатство важнее всех физических богатств мира.

Библия для первых переселенцев была не просто Священной Книгой, она была руководством к жизни, все поступки членов общины сверялись с божественным законом.Следуя библейским постулатам, протестантские общины ограничивали попытки личного обогащения. Власть общинынад жизнью ее членов была абсолютной, потому что в первый период освоения нового континента в одиночку выжитьбыло невозможно.

Бедность же была отнесена к разряду пороков, так какбыть бедным в стране огромных возможностей означалолишь одно: несостоятельность человека, отсутствие воли,характера, моральную ущербность. Бедняк ничего не вносил в общину, и хотя получал ее помощь, уважения получить не мог.

Но, когда последующие поколения колонистов адаптировались к новым условиям жизни, из общин начали выделяться семейные кланы и группы единомышленников, создававшие свои маленькие колонии, а к середине XVII века одиночки могли уже не просто выживать, но и создавать богатстватолько для себя. Протестантские общины, приспосабливаяськ изменяющимся условиям, начали менять свои постулаты.Добродетельным человеком стал считаться тот, кто своимтрудом создавал личное богатство, но часть доходов отдавална нужды общины.

Глава 1. Американская Мечта

9

Библейская заповедь: «все люди братья» — уступила своеместо заповедям Успеха, который стал своеобразной формойнациональной религии. Америка создавала новую цивилизацию с новой моралью, моралью труда, моралью всеобщей конкуренции, в которой успех — знак любви Бога.

Все, что ведет к успеху, к богатству добродетельно. Аморально все, что ведет к неудаче. Неудача — подтверждениепорочности человека, а способность создавать богатство — божественный дар, позволяющий приблизить человека к Богу,к БогуСоздателю.

«Христианство, в конечном счете, приспособилось к капитализму, которое было глубоко чуждым учению Христа», —писал немецкий философ Адорно.

Во второй половине XIX века началась массовая иммиграция из стран Европы, и ее цели были иными, нежели цели ОтцовПилигримов. Это было бегство от европейской нищетыв земной рай, где «тротуары выстланы золотом».

Оставить родную страну и отправиться на далекий континент, с только намечавшимися признаками цивилизации,могли не только самые отчаявшиеся, но и самые отчаянные,способные на риск, динамичные и агрессивные в достижении поставленной цели, охотники за удачей. Значительныйпроцент иммиграции составляли также «джентльменыудачи», криминальный элемент, убийцы, воры, мошенники,бежавшие от европейского правосудия в страну полнойсвободы.

Новые иммигранты прибывали в Новый Свет служить неБогу, а Успеху. Для европейских бедняков материальное благополучие было важнее, нежели духовное совершенствованиеи нравственная жизнь. Как писал русский поэт:

Какая смесь одежд и лиц,племен, наречий, состояний!Из хат, из келий, из темницОни стекались для стяжаний.


10

Рядом с притягательной, яркой мечтой о богатстве все остальные аспекты жизни утрачивали свою ценность, и многообразие человеческих желаний и интересов, пройдя через американский плавильный котел, уходило в осадок.

Алексис Токвиль, французский юрист, побывавший в США в начале 30х годов XIX века, увидел в американской экономической демократии огромные преимущества перед европейской авторитарной системой, но отмечал ее специфику, поражавшую многих европейцев, «Страсть американцев к приобретению богатств превзошла обыкновенные пределы человеческой алчности».

Доступность богатств создавала небывалый накал борьбысреди многочисленных претендентов, и те формы жизни, которые возникали в ее процессе, резко отличались от традиционных норм Старого Света, что шокировало европейцев, длякоторых богатство было лишь средством для достойной жизни, но не ее целью.

В иерархическом Старом Свете богатства переходили от поколения в поколение, и борьба за него проходила только внутри привилегированного, имущего класса: низшие, неимущиеклассы боролись лишь за физическое выживание. Америкапредоставила полную свободу всем, и в борьбу за богатствобыли вовлечены миллионы.

В отличии от других стран мира, которые строились на традициях и опыте прошлого, Америка создавала свою историюзаново. Это было общество иммигрантов, и оно складывалосьв процессе слияния и взаимопроникновения полярных идейи идеалов, многочисленных культур и моральных ценностей.Америка сплавила противоречия в единое целое, соединиврасчетливый прагматизм, необходимый для выживания, с религиозными идеями и рационализмом эпохи Просвещения,и создала особый, отличавшийся от европейского, американский образ жизни.

Как писал Фридрих Энгельс, «Америка создавала своитрадиции сама, исходя из конкретных обстоятельств,


11

и обстоятельства формировали необходимые новые формыотношений…»

В новых формах отношений крайности сливались в непривычном для европейцев симбиозе, который европейцы не могли расшифровать. Всемирно известный английский путеводитель по многим странам мира, Бедеккер, в 1890 году предварил свое описание Америки следующим кратким комментарием: «Америка стоит в том месте, где сливаются в одну две реки, одна течет в Рай, другая — в Ад. СоединенныеШтаты — особая страна, это страна контрастов».

Религиозность, которая, по сути своей, иррациональна,уживалась с рациональным, материалистическим мировоззрением. Уважение к другим сосуществовало с агрессивностью, отзывчивость и желание помочь с безразличием к чужой судьбе, честный труд и уважение к закону с широкораспространенной преступностью, вера в честную игру, «fairgame», с всеобщей тенденцией к манипуляции другими, конкуренция всех со всеми со стремлением к кооперации. Крайний индивидуализм с конформизмом. Контрасты возникалив атмосфере небывалых свобод новой страны. Это был свободный поток, в котором все его струи сливались в единоеи неразрывное целое. Это были не две реки, а одна, она текла в одном направлении, в направлении разрастания материального богатства, и внутри нее возникали те формы и видысвободы, которые соответствовали фарватеру движения.

С одной стороны, свобода индивидуального предпринимательства привела к уровню материального комфорта, достижимого для многих, а в Европе доступного лишь ограниченному кругу. С другой, в рыночной демократии индивидуальная свобода могла существовать только внутри жестких рамок требований экономики, в которой для достижения личного успеха индивид должен отказаться от свободного самовыражения. Экономическая игра требует приспособленияк постоянно меняющимся условиям. В Европе конформизм,приспособление были добровольным выбором, в Америке


12

конформизм выбором не был, он превратился в единственновозможную форму выживания.

В Европе, с ее сложившейся в течение веков экономическойи государственной структурой, общество ставило индивидав рамки, обусловленные законом, традициями, моралью. Внутри этих рамок он был свободен. В Америке, где обществои государство только создавались, не существовало инструментов контроля над разношерстной массой иммигрантов извсех стран мира. Здесь свобода могла привести не к власти демократии, а к власти охлократии, власти толпы, власти плебса, в конечном счете, к анархии. Свобода, в этих условиях, была опасна, и чтобы обуздать хаос человеческих воль, ввести ихв созидательное русло, были использованы те качества человеческой природы, которые в Старом Свете считались негативными, относились к разряду пороков.

Один из основателей американского государства, Мэдисон,писал: «В европейской схеме гражданского общества утверждается, что человек, по своей природе, стремится к добру, а это приводит к расцвету всех человеческих пороков,и только деспотия сильного государства позволяет удержать людей от разрушительных инстинктов. Вера в добродетели человека не подтверждается жизнью. Когда человек говорит о свободе, он думает о свободе только для себя,когда он говорит о справедливости, он думает о справедливости только для себя. Не добродетели, а грехи двигаютчеловеком, — им двигает эгоизм».

В Европе цели общества, нации, государства считалисьболее важными, чем цели и интересы каждого отдельногочеловека. Если позволить каждому думать только о себе,игнорируя интересы всех остальных, это неизбежно приведет к развалу общества. Всеобщее благополучие создаетсяподчинением личного интереса интересам всего обществав целом. Государство, всей своей мощью, регулировало конфликты классов, социальных групп и индивидов.

Но в Америке, где сильного государства еще нет, общес


13

твенный порядок мог быть создан только самими людьми, волей миллионов. Европа много веков создавала общественныеструктуры, используя разнообразные инструменты поощрения и наказания. У Америки, начинавшей с нуля, создававшей все общественные институты заново, с чистого листа,был лишь один инструмент, экономический, эгоистическийинтерес. А личное богатство могло появиться только в результате многочисленных взаимовыгодных экономическихсвязей, а в них необходим консенсус, всеобщее согласиес правилами, нужно считаться с интересами других, коллег,партнеров, поставщиков, покупателей.

В Европе идеалы гуманизма ставились выше практики материальной, а жизненный успех определялся по многим параметрам. Америка сузила представление об успехе до одной составляющей в конкретной, осязаемой форме, а счастье былоопределено количеством денежных знаков. Мечта о счастьевоплощалась, как говорил Токвиль, в «романтике цифр, которые имеют неотразимое очарование».

Цифры богатства приобрели значение почти религиозное,это была особая форма идеализма, которую Токвиль отметилв фразе: «Есть чтото сверхъестественное, мистическоев невероятной способности американцев к приобретению».

Через 100 лет после Токвиля, президент Кальвин Кулидж,в своей инаугурационной речи, скажет: «Америка — странаидеалистов», страна мечтателей, где любая идея, любая мечтадостойна уважения, если она ведет к большему богатству. Позади остались века мучительных раздумий человечествао смысле жизни и о том, что такое успех, что такое счастье.

Америка — самая свободная страна мира, потому что здеськаждый чистильщик сапог может стать миллионером, — гласит расхожая истина. Но все чистильщики сапог не могут статьмиллионерами. Если все станут миллионерами, то кто же будет «миллионером»? Это противоречит здравому смыслу, номечта к здравому смыслу отношения не имеет, мечта — этоидеал, пускай и недостижимый.


14

«Американец черпает свои убеждения из народногофольклора, в котором каждый может стать миллионером, если мобилизует всю свою энергиюи способности. Хотя это и не подтверждается егожизненным опытом, он никогда не станет опровергать этот общепринятый миф».(Американский социолог Абель)

Мечта может противоречить жизненному опыту, но мечта —не абстракция, она воплощает себя в системе общественныхценностей, и главная из них — уважение других. Человек может выжить в любых физических условиях, но, психологически, без уважения общества, он не выживает. И не он сам,а общество определяет, за что оно человека уважает, а за чтопрезирает.

В Старом Свете ценность человека определялась нетолько богатством, но и качествами личности. Уникальностью внутреннего мира, широтой и глубиной знаний, эмоциональным богатством и соблюдением высоких этическихнорм. В Новом Свете ценность личности определялась величиной банковского счета, и, чтобы заслужить уважениеобщества, нужно было стать «миллионером». Непереносимо чувствовать себя, в глазах окружающих людей, ничтожеством.

Общественный статус, т. е. уровень уважения, определялся количеством богатств, и прежде всего, деньгами, а критерии их количества постоянно менялись. До середины XIX века обладатель нескольких сотен тысяч долларов считался богачом. Во второй половине XIX века, такой же престиж имелобладатель миллиона, в последние десятилетия ХХ века —владелец миллиарда. Мечта о богатстве отодвигает финишную ленточку все дальше и дальше.

Скотт Фитцжеральд в романе «Великий Гэтсби» писал:«Мечта всегда впереди, чем ближе мы к ней, тем дальше онауходит в будущее, но это не имеет значения. Мы побежимбыстрее, протянем наши руки дальше. И, в одно прекрасное


15

утро…». Или, как говорилось в старом анекдоте советскоговремени, «коммунизм — это линия горизонта, которая удаляется по мере приближения к ней».

Казалось бы, что может быть общего у Америки и Советского Союза, но цель советской и американской мечты былаодна — рост материальных богатств.

Разница только в том, что Американская Мечта — это мечтаоб индивидуальном материальном успехе, советская же мечтабыла мечтой о всеобщем, коллективном материальном благополучии. Но обе мечты выросли из одной и той же почвы, изидеи Прогресса, необходимости безостановочного индустриального развития, а цель индустрии — движение, движение с постоянно отодвигаемой целью.

Главный постулат Прогресса — покорение природы, нетолько физической природы, но и природы самого человека.В процессе приспособления к изменяющимся условиям жизни человек должен постоянно меняться, и только эта способность дает ему возможность выжить.

Экстремальным примером такого покорения природыи человека служит история штата Джорджия, которая начиналась как ссыльная колония для преступников. Заключенные британских тюрем, ступив на новую землю, получили свободу, свободу выживать в условиях дикой природы,при отсутствии всякой цивилизации и государства, свободуобрабатывать землю, по которой никогда не проходил плугземлепашца. И, в тоже время, впервые в своей жизни ониполучили возможность трудиться не на лендлорда или государство, а только на себя. Труд превратил британскихуголовников в крупных землевладельцев, хозяев плантаций,а их потомков — в аристократов Юга.

«Аристократы», пьеса Афиногенова, — театральный триумф 30х годов, не сходившей с советской сцены почти сорок лет, также об уголовниках, заключенных, работающихна строительстве БеломороБалтийского канала, они такжеизменяются, но не в процессе труда на себя, а в условиях


16

трудового лагеря. Советские уголовники создавали богатства,создавали «общественную собственность» и превращалисьв «аристократов» советской жизни.

В процессе развития Прогресса труд превратился в главныйинструмент «покорения природы» и человека и стал ассоциироваться со свободой. Лозунг, стоящий перед внутренними воротами советских трудовых концлагерей, гласил: «Труд — путьк свободе». В немецких концентрационных лагерях лозунгибыли те же.

«Кто был никем, тот станет всем», — провозглашалапропаганда труда в Америке и Советской России. Труд сталновой формой религии, недаром в Советской России широкоупотреблялся термин «религия труда», источником терминабыл американский протестантизм, который, собственно, и былистинной религией труда, без кавычек. Трудом создаются нетолько материальные ценности, труд воспитывает человека,создает тот общественный порядок, абсолютный порядок,о котором человечество мечтало со времен Платона, чья «Утопия» показала основное направление движения цивилизациик идеальному обществу.

Социалистыутописты XVII века Томас Мор и Кампанелла(а в XVIII в. — СенСимон, Оуэн и Фурье), продолжили и развили идеи Платона, но это были лишь размышления, теории.В ХХ веке они получили материальную базу, развитую индустриальную, массовую экономику. Ее цели, ее направление определялись специфическими особенностями всех стран цивилизованного мира. В странах, где государственные, политическиецели традиционно считались более важными, чем цели экономические, новый порядок строился насилием государства, тотальный контроль осуществлял репрессивный аппарат. В странах экономической демократии инструментом тотальногоконтроля была сама экономика.

Нацисты называли свою мечту об идеальном обществе —Новый Порядок, порядок, установленный на тысячелетие.Большевики также видели свою версию Нового Порядка,


17

коммунизм, будущим всего мира. У Америки была та жецель — «Новый Порядок на века» («Novus Ordo Seclorum»). Этислова напечатаны на однодолларовой банкноте, главном символе американской нации.

«Предшествующие века не могли дать тоталитарных режимов, в сословном обществе политикаделалась узкой, элитарной группой и отражала еепредставления. Благодаря активному участию массв политической и экономической жизни была создана база для тоталитарного общества».(Александр Зиновьев)

Утопии прошлого говорили о незыблемости правильного порядка, а идея Нового Времени — постоянное изменение, постоянное разрастание богатств. Утопии видели в прошлом образцы «золотого века», ХХ век, век Прогресса, видел в прошломтолько ошибки. «Завтра будет лучше, чем сегодня», — говорила американская пресса. «Новое лучше старого», — говорила советская пропаганда.

Американский Эксперимент, начатый в XVII веке, к концуПервой мировой войны превратил США в лидера социальныхизменений, экономика общества потребления позволила создать новый общественный порядок.

Свобода индивидуального предпринимательства, естественно, без какоголибо государственного нажима, вела экономику аграрной Америки в направлении индустриального производства, которое создавало больше продуктов массового потребления, чем ремесленный труд.

Массовое производство предоставляло массам все виды материального комфорта, и их создатель и потребитель принимал новый порядок, в котором он добровольно становился винтиком экономической машины.

Советский Эксперимент по созданию индустриальной экономики начался намного позже, чем в США, и был попыткой, в условиях крестьянской, сельскохозяйственной, по


18

преимуществу, страны, добиться того же уровня развития,которого достигла Америка. Большевики, придя к власти, использовали мощь государственной системы, которая, уничтожая крестьянство как класс, формировала новый класс, рабочий. Государственным насилием крестьянин был превращенв работника сельскохозяйственной индустрии и вошел в составиндустриальной рабочей силы.

Америка, добившаяся огромных успехов в создании индустриального производства, превратилась в образец для Страны Советов. «Новая Русь» назвал свой гимн Америке крестьянский поэт Петр Орешкин в 1922 году:

И снится каждой полевой лачугечудесный край.Железный НьюЙорк.

В доиндустриальном обществе крестьянин добывал средствак существованию на своем участке земли, который давал емувсе, что нужно было для жизни. Крестьянин зависел больше отприроды, чем от общества в целом. В индустриальном обществе,в связи со специализацией производства, работник утратил своюнезависимость, все средства существования он мог получатьв соответствии с количеством произведенных им продуктов,продавая себя на рынке труда.

Индустриальная экономика стала мощным инструментомпреобразования общества. В условиях конкурентной борьбыза рабочие места повышался профессиональный уровень работников. Создав небольшой первоначальный капитал, многиеначинали открывать собственные бизнесы.

Но победителями в конкурентной борьбе были не работники,а владельцы больших капиталов, создававшие концерны, синдикаты, монополии: в их руках сконцентрировались все богатства страны. Крупные корпорации, используя свою экономическую мощь, создавали новую общественную инфраструктуру, изменяли жизнь всей страны.

В Советской России полная экономическая зависимость


19

населения от государства, в руках которого находились всесредства производства и продукты массового потребления,давала партийной номенклатуре возможность полностьюподчинить себе общество и воспитывать новую мораль, новое сознание, новое мировоззрение. Тем более, что в Россииобщество традиционно привыкло уступать государственному насилию.

В европейских странах социальную политику также осуществляло государство, но государство контролировалось обществом. В Америке государство контролировалось экономической элитой, практически служило ее интересам, «капитаны индустрии» формулировали политические и экономические цели, создавали жизненные идеалы и воспитывалимировоззрение Нового Порядка.

Европейские страны создавали Новый Порядок, разрушаястарый мир путем революций. «Мы старый мир разрушим,а затем…» В Новом Свете разрушать было нечего, Новый Порядок строился на континенте без всяких признаков цивилизации, и в этом было главное преимущество Америки перед старой Европой. Америка начинала с чистой страницы.

Французская революция 1789 года провозгласила «Свободу,Равенство и Братство», — обобщенную трактовку многовековой мечты об обществе, где братство должно было стать результатом свободы и равенства. Американская ДекларацияНезависимости как будто объявляла о том же, — «Свобода, Равенство и Право на поиски счастья».

Но, «Свобода», в отличие от лозунга французской революции, не означала свободы личности, свобода понималась какправо на участие в конкурентной борьбе.

«Равенство» понималось не как равенство социальноеи экономическое, а как равенство возможностей в условияхиндивидуального предпринимательства. Братству же не быломеста в борьбе всех со всеми за богатство, и призыв к братству, в лозунге Французской Революции, сменился «Правомна поиски счастья».


20

Европейские революции в своих лозунгах провозглашалирасцвет личности как свою цель, что как бы предполагало смену социальной иерархии на иерархию личностей, что, однако,на практике, не мешало сохранять традицию статуса богатства, образования и социальной роли. Американская же цивилизация не прокламировала свою цель как расцвет личности.На новом, необжитом континенте, богат ли, беден ли человек,образован или безграмотен, занимается ли он уборкой мусораили создает произведения искусства, он, в собственных глазах, и в глазах других, прежде всего работник. Как писал одиниз создателей американской конституции Томас Пэйн, —«…экономика эффективно реализует принцип всеобщего равенства».

Экономика нуждается лишь в одном типе человека, человеке Дела. Дело нивелирует личность, доводит ее до общепринятого стандарта и, создает, таким образом, общество равных.В Европе одним из критериев определения личности былаприобщенность к мировому знанию, высокой культуре, а человек дела не нуждается в знании большем, чем нужно длядела, а культуру видит как форму отдыха, как развлечение,он не ценит богатство мировой культуры, так как богатствопонимает лишь как богатство материальное, физическое.

В Европе доступ к культуре имела потомственная аристократия и буржуазный класс, передававший богатство из поколения к поколению, а вместе с ним и культуру. В Соединенных Штатах не было ни потомственной аристократии, ни сложившегося буржуазного класса, ее элита состояла из тех, ктоподнялся наверх из самых низов. Общественные классы отличались друг от друга не образованием, культурой и манерами,лишь экономическим статусом.

В Европе высшее общество жило литературой, театром,философией, а культурой простого люда были рыночныезрелища. Америка — страна простых людей, и рыночныезрелища здесь стали культурой для всех классов. Поэтомув Америке, раньше чем в других странах мира, выросла


21

массовая культура, культура зрелища, которая, во второйполовине ХХ века, начала победоносное шествие по всемуостальному миру.

Экономика, став главной целью американской демократии, вырвала людей из нищеты, унижавшей их достоинство, создала материальную базу для полноценной человеческой жизни, предоставила материальный комфорт,а культура должна была стать формой отдыха, развлечением в свободные от работы часы, обеспечить комфортэмоциональный.

Маркс предвидел, что при капитализме экономика перестанет быть отдельной сферой жизни общества, займет собой все общественное пространство и создаст те формы жизни, которые соответствуют целям экономики. Работы Маркса, во многом, были построены не столько на анализе, сколько на догадках, многие его догадки не подтвердились, но егодогадка о том, что экономика, в будущем, станет главнымсодержанием и смыслом общественной жизни, была гениальным прозрением. Экономика, превратившись в центр общественных интересов, перестает служить обществу, онаначинает служить только себе.

Маркс говорил о том, о чем, впоследствии, через сто лет,сказал, в форме сказочной аллегории, драматург Шварц в своей философской пьесе «Тень». В ней, «Человек» и его «Тень»,символизирующие Добро и Зло представлены как единое целое, одно не может существовать без другого, человек и еготень неотделимы.

Человек ценит свою тень, она его друг и, в тоже время, егослуга. Но «Тень», Зло, не хочет смириться со своей служебнойролью, хочет занять место «Человека», Добра.

Если наложить мысль Маркса на сюжет «Тени» и рассматривать отношения человека и его тени, как отношения человека и экономики, тогда становится наглядным, что произошло через 150 лет после Маркса.

«Человек», в пьесе Шварца, дал «Тени» полную свободу,


22

но, получив ее, она хочет не только полностью подчинитьсебе человека, она хочет его уничтожить, но, отрубив ему голову, она отрубает и свою. В пьесе, которую поставила западная цивилизация, «Тень» поступила умнее, чтобы стать больше,чем сам человек, она убедила его встать в такой ракурс по отношению к источнику света, при котором отражение человекабыло больше его самого. Когда тень показала, что ее размерымогут увеличиваться почти беспредельно, человек подчинился ей, перенес уважение к себе на свою тень. Тень, экономика, стимулировала в человеке желания всего внешнего, физического, материального, и постепенно внешнее для негостало важнее его внутренней жизни, которая и делала егоЧеловеком.

Когда внешняя, материальная сторона жизни превратиласьдля него в единственную ценность, человек утратил свое духовное начало и стал частью материального мира, частью экономики, стал слугой собственной тени.

Маркс был первым, кто увидел противоречие интересовэкономики и целей, интересов человеческой жизни, и назвалего одним словом — «отчуждение». В процессе роста значения экономики в общественной жизни человек будет отчужден не только от продуктов своего труда, он будет отчужден от самого себя. Утратит те качества, которые и делаютего человеком.

До начала индустриальной революции политика, религияи культура были основными инструментами совершенствования человеческих отношений внутри стабильных социальныхусловий, но фундаментальные проблемы оставались нерешенными. Экономика смогла, во многом, эти проблемы решить,и политика, идеология, культура, вся жизнь общества подчинились ее огромной силе.

Экономика доказала свое преимущество перед всеми другими формами в создании сбалансированного общественногомеханизма, и, после крушения советского коммунизма, последнего оплота идеологии, на службу которой были поставле


23

ны политика, культура и экономика, западная демократияотказалась от декораций идеологических формул и признала,что основным регулятором общественных отношений является сила, сила экономики.

Цивилизацию Запада принято называть христианской,но христианская мораль видела в Силе Зло, этическиенормы христианства — любовь к ближнему и состраданиек слабым. Мораль сдерживает тот созидательный порыв,который несет в себе Сила. Сила, разрушая старое, создает новое, слабые только пользуются тем, что создаетсяСилой. Не личность, не свобода духа, не добродетель создают богатства, их создает Сила, в формах, рожденныхиндустриальным обществом. Эта Сила сумела реализоватьмноговековую мечту человечества о материальном благополучии, воспитав новое отношение к человеку, он ценентолько тем, что он создает.

В Европе традиционно считалось, что государство является гарантией общественного и экономического развития, что оно балансирует интересы экономики и обществав целом. Но государство, громоздкий механизм, не обладает теми возможностями, которые имеет свободный рынок, гибкий, постоянно приспосабливающийся к изменениям. Государство, регламентируя все формы общественных отношений, не только подавляет творческий потенциал нации в создании богатств, но и ограничивает всевиды свободы.

Отцыоснователи США видели в государстве главнуюопасность для свободного развития общества и стремилисьограничить его власть. «Государство — главный враг общества», — писал Томас Джефферсон, создатель ДекларацииНезависимости и третий президент страны.

Первый американский президент, Джордж Вашингтон,сравнивал государство с огнем: «Пока огонь в камине, ондобрый слуга, но если вы перестанете за ним следить,он сожжет ваш дом».


24

Без государства общество существовать не может, но общество должно научиться контролировать эту силу, котораявсегда имеет тенденцию вырваться из «камина». В концеХХ века стало очевидно, что ту же тенденцию имеет и другая сила, экономика.

В период кризисов, когда экономика вырывается из «камина», это становится особенно наглядным. История дает множество примеров, когда государство насилием подчиняло общество своим целям, противоречащим задачам и целям человеческой жизни. Экономика обладает еще большей силойвлияния, так как использует не насилие, а убеждение, сложную систему манипуляций общественным сознанием, которая прививает необходимые для системы взгляды, мнения,диктует идеи, мировоззрение и образ жизни.

«Труд в США — это душа народа. Американец служит своему делу с такой страстью, с которой крестоносцы жертвовали своей жизнью для освобождения Святой Земли».(Aнгличанин Фрэнсис Грунд, 1843 г.)

Сравнение Грунда американцев с крестоносцами вполнеобосновано, так как ценность труда для Америки, в началеее существования, была идеей религиозной, идеей протестантизма.

Протестантизм, возникший в Европе XVI века, приобрелогромное влияние, так как обращался к ежедневному опыту нового нарождающегося класса, класса работников, предпринимателей и бизнесменов, буржуазии. Протестантизмотражал представление нового класса о значимости труда иотвергал ценности аристократического общества. Ценностьчеловека не в том, сколько его предков служили королю, неродовые привилегии определяют ценность человека, а еголичные качества, которые проявляются в труде.

Протестантизм придал труду религиозный смысл, онобъявил труд высшим призванием человека (Calling), предназначением человеческой жизни. Всевышний дал человеку огромное богатство — природу, и человек в течение своей бренной жизни должен увеличивать и преумножать еесвоим трудом, за что он может получить прощение грехов.Личное богатство, возникающее как результат труда — знак

2. Религия труда


26

благосклонности Небес, а нежелание трудиться и стать богатым — вызов Богу, подобно желанию быть больным.

Католицизм же видел цель человеческой жизни в развитии духовного начала, только в нем смысл и счастье человеческого существования. Цель жизни — не обладание материальным богатством, а постижение Истины, Бога и сотворение Прекрасного. Но постижением Истины и сотворением Прекрасного мог заниматься только «праздный класс»,аристократия, которая могла вести полноценную жизнь, таккак была свободна от труда, и могла посвящать свою жизньфилософии, науке и искусству, которые в доиндустриальную эпоху были органической частью религиозного мировоззрения.

Европейская литература, выросшая из идей католицизма,говорила лишь о духовной стороне жизни, и до начала индустриальной эпохи в ней упоминалась только одна форма труда — труд творческий. Как в литературе, так и в жизни, людифизического труда — крестьянин, ремесленник — воспринимались как рабы свой плоти, как существа низменной природы,не доросших до состояния полноценного, т. е. свободного оттруда человека, живущего в мире духовных ценностей.

Новый Завет, главный документ католицизма и православия, говорил о труде как наказании за грехопадение, и этоотношение к труду отразилось в языках народов Европы —во французском, это travail, который имеет корень в латинском tribulium — орудие пытки, в немецком слово Albeitтакже ассоциируется с наказанием, в русском слове работакорень — раб.

Российский воровской орден, воры в законе, довел это отношение к труду до своего логического конца. Вор, начавший работать, переставал быть полноценной личностьюв глазах воровского братства.

Протестантизм поставил под сомнение идеи Нового Завета и призывал вернуться к первоисточнику, к Ветхому Завету, в котором труд понимался как инструмент создания

Глава 2. Религия труда

27

царства Божьего на бренной земле.Протестантизм отрицал всякую социальную иерархию,

классовые привилегии, само государство и личные различия:«Перед Богом все равны». Те, кто создает новые богатства,не менее важны, чем те, кто их имеет по праву рождения.Земля, источник всех богатств, принадлежала потомственной аристократии и церкви, а работник, крестьянин не получали ничего, кроме самого необходимого для выживания.Но к этому времени начало складываться машинное производство, а оно могло принести не меньшее богатство, чемвладение землей. Наиболее деятельные крестьяне создавали фабрики, мануфактуры, формируя новый рынок продуктов для массового потребления, они превращались из прислуги высших классов в независимую от них силу.

В этом историческом повороте в экономике Европы католицизм превратился в тормоз дальнейшего роста богатств,он не соответствовал новым условиям жизни, и появлениеновой религии, протестантизма, было естественной реакцией. Новое Время требовало новой жизненной идеологии,в которой труд занял центральное место. Основополагающий постулат протестантизма — долг каждого верующеготрудиться во славу Господа Бога.

Новая религия стала официальной лишь в двух европейских странах, Британии и Германии, которые раньше других начали проводить индустриализацию своей экономики. Протестантизм предлагал новую форму жизни тем, кто,в результате индустриальной революции (сгон крестьянс их земель для создания овечьих пастбищ и создания текстильной мануфактуры в Англии), лишился источника существования, связей с общиной и оказался предоставленным сам себе.

Протестантизм давал ответ, как жить тем миллионам людей, кто оказался оторванным от своих корней, от общиныи остался один на один с окружающим враждебным миром.В условиях всеобщей миграции каждый был предоставлен


28

сам себе в практической жизни и искал свой, индивидуальный путь к Богу, читая Священное Писание.

Каждый должен был строить свою жизнь сам, не обращаясь ни к обществу, ни к церкви, «каждый сам себе священник». Индивидуальная связь с Богом была психологическойподготовкой к индивидуальному характеру всех сфер человеческой деятельности, подготовкой к первому этапу новыхформ общественных отношений, к капитализму.

Протестантизм обосновал индивидуальную ответственностьчеловека перед Богом, индивидуальную ответственностьперед обществом и индивидуальную форму труда в условиях всеобщей конкуренции. Недаром книга Даниэля Дефо«Приключения Робинзона Крузо», которая в другое времяосталась бы незамеченной, превратилась, в сегодняшних терминах, в «бестселлер», настольную книгу для многих поколений. Герой, выживающий во враждебном мире природы,ассоциировался с новой формой жизни, борьбы за выживание во враждебном обществе, в войне «всех против всех».

Протестантизм противопоставил себя не только католицизму, идеи Возрождения также были неприемлемы для новой философии жизни. Возрождение провозгласило, что человек от природы добр, поэтому нужно предоставить каждому право на свободное самовыражение. Личность в периодВозрождения приобрела небывалую свободу, а полная свобода не могла не привести к освобождению всех стихий человеческих страстей. Без жесточайших ограничений и полицейских мер человек превращался в убийцу, грабителя и насильника.

Протестанты предложили альтернативу идеям Возрождения и идеям средневековья в контроле греха. Труд, как форма служения Богу, сделает возможным обуздание стихийв человеке, так как труд требует самодисциплины и добровольного подчинения системе экономических отношений.

Первый лидер новой религии, провозгласивший идею порочности католицизма с его идеей жизни как праздника,


29

а саму религию протестантизмом, немец Мартин Лютер утверждал, что любые добродетели не гарантируют прощения,и лишь труд во имя Бога может, не гарантирует, но может принести спасение души.

Другой протестантский лидер, француз Кальвин, разделял людей на тех, кто от рождения несет в себе добро, и тех,кто несет зло. Одним изначально предуготовано спасение,другие изначально прокляты. И только в труде человек может забыть, заглушить чувство беспомощности и бессилияперед Богом и своей греховной природой.

«В своем развитии кальвинизм выдвинул доктринуспасения, которая базируется на труде и созданиибогатств, которые не гарантируют спасения, носам материальный успех есть знак божеского расположения. Никто не знает, будет ли спасена егодуша или нет. Спасение души не зависит от количества добрых или злых дел, которые человек совершил в течение жизни. Человек не знает, к чемуон приговорен, к спасению или вечному проклятию.Результат станет известен только на Страшномсуде. Контроль над материальным миром человекприобретал в процессе создания богатств, и этодавало ему ощущение власти над своей судьбой, покрайней мере, на бренной земле».(Немецкий социолог конца XIX — начала ХХ века Макс Вебер)

Во времена средневековья единственным местом, где верующий мог спасти свою душу, оградить себя от тлетворного влияния общества, погрязшего в пороках, был монастырь,где каждый из членов монастырской общины, давая обетвоздержания, вознаграждался правом на многочасовой труд,скудной диетой и возможностью совершенствоваться в своем духовном развитии.

Протестантизм превратил монастырь в идеал общественного устройства, где главная добродетель человека — его


30

способность трудиться самоотверженно и беззаветно, где воимя труда, как формы служения Богу, человек долженотказаться от многих греховных желаний. В создании богатств он должен был видеть смысл своей жизни, а само еесодержание в его глазах утрачивало свою ценность.

«Лютер и Кальвин психологически приготовиличеловека к той роли, которую он играет в сегодняшнем обществе».(Эрих Фромм)

Город Женеву, разгульный торговый город, Кальвинпревратил в огромный монастырь, живущий высшей религиозной целью, созданием богатств. Экономическая деятельность была выделена в особую сферу жизни, в которой моральный закон, забота о ближнем, переставал быть абсолютом. Добродетельность каждого члена общины оцениваласьчерез труд, тем, что он создал. Финансы превратилисьв основную индустрию страны, а впоследствии — в финансовую столицу Европы, так как финансовая деятельность небыла ограничена религиозной моралью. Кальвин создал городмонастырь, живущий накоплением богатств.

Оливер Кромвель, лидер протестантской, по духу и буржуазной по сути, революции нового класса в Британии, цельюкоторой было свержение власти аристократии, королевскойвласти, попытался создать большее, нежели городмонастырь,монастырьгосударство. Школой, создававшей принципы нового общества, стала армия Кромвеля. Солдаты Кромвеля воевали за новую мораль, мораль всеобщего равенства и всеобщего труда, солдаты короля — за деньги и военную добычу. Армию короля, воевавшего с Кромвелем, называли «Белой Армией», так как она была одета в белые мундиры, армию Кромвеля — «Красной Армией», ее солдаты носили красные мундиры.Солдаты армии Кромвеля были глубоко религиозны, и их командирами были священники, проповедники, прообраз политических комиссаров Красной Армии Советской России.


31

В армиях тогдашней Европы дисциплина воинства быладовольно относительной. Пьянство и драки считались естественной частью армейской жизни, воплощением мужскогоначала. Грабеж, мародерство, насилие над женщинами вовремя войны не только не порицались, но были частью награды за службу. Армия же Кромвеля несла службу не за награды, солдаты Кромвеля служили Богу.

Солдатпротестант нес в своем ранце «не жезл маршала»,а Библию. За свои поступки он отвечал не столько перед командиром, сколько индивидуально перед Богом. Дисциплина создавалась не наказаниями, а была результатом религиозных убеждений.

Армия Кромвеля стала школой, в которой воспитывалисьтакие качества, как сознательность, т. е. самоконтроль, самодисциплина. Работник мануфактуры должен был не только подчиниться дисциплине труда, как солдат армейскойдисциплине, он должен был научиться самодисциплине, работать не изза страха перед наказанием, а осознавать правила как необходимость, как признак улучшения своей собственной природы, склонной к анархии и своеволию. Этикачества были необходимы для нарастающей индустрии машинного производства.

Возникавшие фабрики и мануфактуры нуждались нев крестьянине, с его спонтанной, стихийной формой жизни,связанной с природой, у машины мог работать только тот,кто добровольно подчинил себя порядку, который требовала новая форма экономики — индустриальная.

Кромвель первым ввел в обращение термин «сознательность», который означал личную ответственность перед Богом. Впоследствии термин стал широко применяться в Советской России, но подразумевал ответственность не передБогом, а перед государством, обществом.

Термин «сознательность» в советском словаре предполагал, что задачи и идеалы партии, часто противоречащиеидеалам и задачам индивидуума, каждый воспринимает как


32

свои собственные, как отказ от индивидуальных целей воимя целей высших, общественных. Сознательность естественно приводила к аскетизму в материальной жизнии оскоплению жизни внутренней. Сознательный советскийчеловек должен был подавить в себе те импульсы, желания,идеи и идеалы, которые противоречили требованиям общества и государства.

Несмотря на внешнее различие форм протестантской сознательности, построенной на индивидуализме, и советской,на коллективизме, целью воспитания сознательности быладисциплина, подчинение, принятое на индивидуальномуровне, сознательно.

«Сознательность» протестантизма, — самоограничение воимя создания нового богатства. Kоличество созданных богатств доказывали степень веры и, следовательно, возможность прощения, надежду на рай в загробном мире. В советском контексте, сознательность, т. е. самоотверженныйтруд, давал право на вхождение в новый мир, мир коммунизма, который был вариацией на всю ту же тему, правда,не рая на небесах, а рая на земле.

Хотя революция Кромвеля потерпела поражение, протестантизм стал государственной религией в Британии, но англиканство, как эта религия была названа, включало в себямногочисленные элементы католицизма. Начали появляться протестантские секты, не принявшие англиканство, которое, в их глазах, было предательством основных идейпротестантизма.

Наиболее распространенными стали секты квакеров и пуритан, они бросили вызов церкви и власти, называя властьи личное богатство ценностями Антихриста, а не Христа.

Квакеры требовали от членов секты полного посвящениясвоей жизни труду и аскетизма в потребностях. На кладбищах квакеров XVII–XVIII веков на надгробьях не обозначеныни годы жизни и смерти, ни имена. «Здесь похоронен плотник и отец 10 детей». Человек пришел из праха и ушел


33

в прах. Человек пришел в этот мир только для того, чтобывыполнить свой долг, он сам, содержание его жизни не имеют никакой цены. Сам он ничто, пыль перед лицом Бога.

Плотские желания, наслаждение жизнью — грех, аскетизм был для квакеров знаком добродетели. Даже самые богатые из них жили в скромных домах с убогой мебелью, иходежда была не только незатейливой, она носилась от совершеннолетия до гробовой доски. Картины считались знаком идолопоклонничества. Тех, кто пытался научиться играть на какомлибо музыкальном инструменте, изгоняли изобщины. Почти не имея трат на жизнь, квакеры накапливали огромные богатства, которые не выходили за пределыобщины благодаря запрету на браки вне своего круга. Нетратя ничего на себя, квакеры вкладывали накопленныесредства в расширение бизнеса, так как только богатстводавало уважение квакерского сообщества.

К началу XIX века британские квакеры составляли группу в 20 000 человек. Несмотря на свою немногочисленность,они были богаты и обладали значительным влиянием. Трикрупнейших компании Англии, выпускавшие все видыхлебных изделий, принадлежали квакерским семьям.

Из четырех главных банков Англии XIX века два принадлежали квакерам, Барклай и Ллойд. Компания Ллойд посей день является крупнейшей страховой компанией мира.

Вместе с сектой квакеров росла секта пуритан, с которойвласти Британии вели постоянную борьбу.

Пуритане требовали от своих приверженцев упорноготруда в течение недели, утро воскресенья должно быть проведено в церкви, а остальная часть дня — в чтении Библиидома. Также, как монахи в монастыре, они посвящали всесвое время труду и молитве.

Пуритане игнорировали даже религиозные праздники,которые в те времена отличались особой разнузданностьюи длились неделями. «Можно ли представить, что верав Спасителя подтверждалась многочасовым обжорством,


34

пьянством и дебоширством? Это скорее подходит дляпразднования в честь языческого Бахуса, а не Христа», — говорил лидер пуританской общины в Бостоне,Коттон Махер.

В средневековье Пасха и Рождество праздновались по двенедели. Каждый святой имел свой праздничный день.Французские короли гарантировали своим подданным38 праздничных дней в году. Пуритане же видели в праздниках проявление греховного начала, и не только праздники, но даже размышления в будний день считали грехом.Для этого есть воскресенье, и размышлять в воскресеньеможно только о слове Божьем в процессе чтения Библии.

Лондонские театры, в том числе шекспировский «Глобус»,были закрыты в период Английской революции 1640–1660 гг.,когда пуритане находились у власти. Театральная жизньв Англии возобновилась лишь после реставрации королевскойдинастии Стюартов.

После поражения революции Кромвеля были изданымногочисленные королевские эдикты, направленные противнорм жизни, которые навязывались обществу пуританами.Одним из них был закон, изданный королем Яковом I, который сделал обязательным участие всех групп населенияв различных видах спорта в воскресенье.

Несмотря на все усилия властей, влияние пуритан возрастало с каждым годом. Рост секты стал восприниматьсявластями и официальной англиканской церковью как угроза существующему порядку. После устрашающих преследований секты в XVII веке появились иные пуритане, трезвые практики. В процессе борьбы за человеческие души лидеры секты пришли к выводу, что построить новый праведный мир на старом континенте, погрязшем в пороках, невозможно. К этому времени был открыт новый континент,который в глазах пуритан мог стать тем местом, где можноначать все с чистой страницы, где можно было создать Новый Мир, Новый Свет на основе нового принципа жизни,


35

«Жизнь — Есть Труд».Первые общины пуритан, прибыв в северовосточную

часть континента, заложили идеологический фундамент нового общества и нового государства — самоотверженныйтруд, сделавший Америку самой богатой страной мира.

В то же время Южная Америка, которую осваивали католические страны Европы, так и не стала «Новым Светом»,в течение столетий пребывая в нищете и разрухе. Труд,в глазах испанских колонизаторов, не представлял никакойценности. Колонисты в странах Южной Америки ставилисвоей задачей захват, грабеж уже существующих богатствиндейских цивилизацийгородов с высоким уровнем экономического и культурного развития.

На территории Южной Америки в начале XVII века проживало до 50 миллионов индейцев. На территории будущихСевероАмериканских Штатов количество аборигенов составляло около 6 миллионов, а кочевые индейские племенанаходились на уровне развития каменного века.

Колонистовпуритан в Северной Америке встретил дикий,почти безлюдный мир, здесь не было тех богатств, которыевывозили из Южной Америки испанские конквистадоры.В Северной Америке богатства могли быть созданы толькотрудом, освоением новых земель, на которых не было и следа какойлибо цивилизации, и труд, в этих условиях, приобрел небывалый в истории статус.

Обедневшие европейские аристократы (а их количество среди колонистов было значительно), прибывшие в составе первыхэкспедиций в надежде на мгновенное обогащение, вскоре столкнулись с непреодолимым фактом жизни в Новом Свете — трудиться должны все без исключений. Был провозглашен библейский принцип: «Кто не работает, тот не ест».

Расчеты аристократов на рабский труд не оправдались,индейцы готовы были принять смерть, но не быть рабами. Допоявления черных рабов из Африки аристократам приходилось работать на земле вместе с простыми колонистами, их


36

европейский статус, право на получение привилегий, здесьбыл утрачен.

Каждый колонист, в независимости от того, кем он былв своей стране, здесь был вынужден работать, чтобы неумереть. Вместе с семьей, семейным кланом или группойединомышленников колонист поселялся в дремучих дебряхи становился владельцем огромных земельных участков,превращая дикую природу в пригодные для земледелиятерритории.

Попытки британской администрации ввести захват земель в какоелибо законодательное русло были обречены,необъятные пространства страны не давали возможностейконтроля. Только после Войны за Независимость были введены правила по продаже земельных участков. Семья могла приобрести одну квадратную милю земли (320 гектаров)за символическую плату, или, точнее, плату за регистрацию на владение. После Гражданской войны в 1865 годубыл принят Homestead Act, по которому любой мог приобрести участок в 80 гектаров, заплатив 10 центов за регистрацию.

В Бразилии же, в это же время, стоимость земли быланастолько высока, что ее могли приобретать только самые богатые. Таким образом, четкая граница между имущими и неимущими, будучи проведена в самом начале,в каждом поколении все больше увеличивала разрывмежду классами, и статус классовых привилегий был закреплен на века.

В Южной Америке не только была воспроизведена европейская феодальная экономическая система, Южная Америка жила ценностями католицизма, поддерживавшего феодальную форму отношений, в которой каждый был лишь«божьей овцой» в стаде, которое пасли власти, лендлорди церковь.

А протестантизм Северной Америки давал полную свободу индивиду, в практической жизни — «каждый за себя»,


37

в духовной сфере — «каждый сам себе священник».Резкий контраст между нищей католической Южной

и богатой протестантской Северной Америкой — это контраст двух отношений к труду. На европейском континентеэтот контраст не менее нагляден, сегодняшние протестантские Англия, Швеция, Швейцария, Германия богаче католических стран Италии, Испании и Франции.

В католицизме труд существовал как средство для обогащения самой жизни, «праздник жизни» был и остается центромвсех человеческих интересов в латиноамериканских странах.В протестантской Северной Америке труд был и остаетсясмыслом человеческого существования, что и сделало СШАсамой богатой страной мира.

На СевероАмериканском континенте протестантская идеябезостановочного создания богатств нашла идеальную ситуацию для своего воплощения. Гигантские, никому не принадлежащие территории, отсутствие государственного контролясоздали новый человеческий тип, одиночку, посвящающеговсе свои силы труду, умеющего работать лопатой и плугом,молотком и пилой, намывать золото, но также и владеющегосаблей, мушкетом, добывающего богатство только для себялюбыми способами — трудом, торговлей, спекуляцией, грабежом и шантажом.

В то же время внутри первых протестантских общин Нового Света каждая община, каждая секта, озабоченная своимвыживанием, обязывала своих членов принимать во внимание благополучие общины в целом.

Но сами условия новой страны, где многое можно былодобыть, действуя в одиночку, привели к другим формам отношений, и библейская заповедь «не пожелай другому того,чего ты не пожелаешь себе» перестала играть значительнуюроль. Человеческая судьба постепенно перестала ассоциироваться с нравственным, духовным ростом, ценность человека подтверждалась прежде всего ростом индивидуального богатства.


38

Тем не менее, в начале освоения континента в одиночкувыжить было почти невозможно, только общинная системавзаимопомощи давала гарантии выживания. Само названиеобщин, «community», т. е. коммунальное общество, говорило о приоритете общего над индивидуальным, подтвержденного идеалом общества, жизнью апостолов Христа, деливших все поровну.

Однако совместный труд и равное распределение его результатов приводило к всеобщему обнищанию, поэтомувскоре была принята иная форма ведения хозяйства, индивидуальная, соответствующая протестантскому постулатуличной ответственности перед Богом. Чем больше человексоздал, тем больше у него шансов спасти свою душу и получить прощение небес. Чем больше создала община в целом, тем ближе она к своей главной цели, всеобщему спасению и духовному совершенству.

В последующем развитии американское общество отказалось от религиозной трактовки ценности труда, трудпревратился в высшую гражданскую добродетель, а увеличение богатств стало целью нации.

В Европе же, практически до середины XIX века, считалось, что труд необходим лишь для создания комфортабельной жизни, и, достигнув приемлемого благополучия,можно остановиться в накоплении богатств. Предприниматели первоначального периода капитализма не стремилисьзаработать больше, чем их деловые партнеры и конкуренты. Их доходы должны были быть достаточны, чтобы вести«приличный образ жизни». Сама идея, что жизнь должнабыть посвящена делу, а не наоборот, казалась в то времяочевидным безумием.

Америка, однако, разрушила этот стереотип, так как машинное производство начало занимать все большее местов экономике страны, а без роста потребностей дальнейшееразвитие производства было невозможно. К началу Гражданской войны уже была создана база производства товаров


39

массового потребления, и богатства не могли расти без выхода на массового покупателя.

В развивающихся индустриях не хватало рабочих рук, таккак иммиграция была незначительной, а спрос на индустриальные товары возрастал. Растущая индустрия Севера нуждалась в рабочих руках, и источником наемной рабочей силы могли стать как черные рабы, работавшие на плантациях, а их было около 4 миллионов, так и белая беднота Юга.До Гражданской войны подавляющая часть населения Югабыли индивидуальными фермерами, и наемный труд, трудна другого, считался одной из форм рабства.

Гражданская война, внешне, была войной за отмену рабства, но, по своей сути, это была война за полную сменуориентиров, от свободы индивида, работающего на себя, доскрытой формы рабства, работы на другого, без права наравную долю в доходах. Индустриальный Север предлагалжителям сельскохозяйственного Юга не только освободитьсвоих рабов, но вместе с ними идти работать на заводыи фабрики — создавало бóльшие богатства, чем сельское хозяйство.

Для того чтобы поставить население Юга к заводскoмустанку, пришлось применять военные средства. Юг отчаянно сопротивлялся, поэтому человеческие потери в периодГражданской войны были самыми большими за всю историювойн, которые вела Америка.

Во Второй Мировой погибло 420 тысяч американских солдат. Это была война, в которой использовалось оружиемассового уничтожения. В Гражданскую войну оружиемсолдата был мушкет, производивший один выстрел в минуту, и самым страшным оружием была пушка, стрелявшаячугунными ядрами.

За 4 года Гражданской войны погибло 680 тысяч, большечем во Вторую Мировую. Огромные человеческие жертвыГражданской войны могут быть объяснены той же причиной,которой объясняют неимоверную жестокость войн эпохи


40

Протестантской Реформации, унесших треть населенияЕвропы, решался вопрос о фундаментальных основах жизни, о статусе труда в общественном сознании.

До Гражданской войны плантаторы Юга, пользовавшиеся рабским трудом, были самыми богатыми людьми страны.После ее окончания бегство черных на Север и массовая иммиграция из Европы дешевых рабочих рук привели к созданию огромной машинной индустрии, которая приносилабóльшие доходы, чем сельскохозяйственный Юг.

К началу XX века США стали превращаться в одну изкрупнейших индустриальных стран мира, так как в машинном производстве была задействована основная масса населения, а благодаря свободе экономической деятельности богатства стали распределяться более широко.

Европеец бóльшую часть доходов отдавал государству.В США, до Первой Мировой войны, государство не облагало налогом трудовые доходы: после войны, до 1933 года, подоходный налог составлял в среднем 3%, американец работал только на себя. Каждый имел возможность,накопив определенную сумму трудом на другого и начавсобственный бизнес, посвящая труду все свое время и всесвои силы, получить такой уровень благосостояния, о котором не мог мечтать средний европейский работник илибизнесмен.

Максим Горький, сделавший больше чем ктолибо дляпропаганды идеологии труда, побывав в Америке в 1911 году, тем не менее, увидел в американской форме отношенияк труду, определяющему все содержание жизни, силу, разрушающую сами основы и смысл человеческого существования: «Америка! Удивительно интересно здесь. Что онисумели создать, эти дьяволы, как они работают, с какойэнергией, с каким удовлетворением, и насколько они варварски невежественны. Я одновременно восхищаюсь и проклинаю, все это и восхитительно, и тошнотворно. <…>Когда иммигранты прибывают сюда, они быстро превра


41

щаются в тупых и жадных животных. Как только онивидят богатство этой страны, они оттачивают свои зубы и не останавливаются до тех пор, пока не становятся миллионерами или падают замертво от голода… Везде — труд. Все охвачено его бурей. Все стонет, скрежещети повинуется воле какойто тайной силы, враждебной человеку и природе».

Взгляд Горького — это взгляд человека, выросшего на гуманистических идеалах XIX века, но наступал новый век,век индустриализации, и Гражданская война в России привсей сложности противостояния белых и красных, в целом,была войной за новый статус труда. Народ стал пониматьсякак «трудовой народ», а ценность отдельного человека только в том, что он создает.

Со времен Протестантской Реформации новое мировоззрение, религия труда, пройдя долгий путь от революционных методов к методам бескровным, эволюционным,постепенно изменила фундаментальные основы всей цивилизации.

Протестантская идеология оказала также значительноевлияние на первых лидеров русской революции. Недаром,в советских школьных учебниках истории 20–30х годов,протестантские коммунистические секты Европы временРеформации объявлялись прямыми историческими предшественниками новой коммунистической России. А кроваваяистория той эпохи подтверждала необходимость насилияи террора, красного террора, для установления справедливого коммунистического общества.

Большевики, разумеется, не принимали религиозное обоснование ценности труда и в своей пропаганде говорилио труде как о высшей гражданской добродетели. Превратитьсельскохозяйственную страну в индустриальную можно было, лишь изменив сознание народа, много веков живущегопатриархальной, общинной жизнью, идеями православия,в которых труд понимался как наказание за первородный


42

грех. Православие, пропитавшее все основы российскойжизни, рассматривалось как главный враг всего нового, чтонесла в себе советская власть. Церковь как общественныйинститут была практически уничтожена.

В странах Запада, и прежде всего в США, религия былаодним из главных инструментов воспитания высшего этического идеала — героический, самоотверженный труд. Благодаря религии, общественное сознание приняло труд каквысшую ценность жизни, без применения насилия.

Убеждала и сама практика жизни, в которой иммигрантиз Ирландии, прибывший в Америку без гроша в кармане,Эндрю Карнеги, стал королем стали, конторский клерк ДжонРокфеллер — нефтяным королем, а механик по починке велосипедов, Генри Форд, превратился в короля американскойавтомобильной индустрии.

Форд, больше чем другие лидеры американской индустрии,сделал для пропаганды самоотверженного труда, он говорило труде и производстве в терминах протестантизма, и в стране, по преимуществу протестантской, его логика была неотразима: «Если ты рабочий, клерк, инженер, врач, юрист илиполицейский, ежедневно выполняющий изо дня в день однуи ту же монотонную работу, мало чем отличающуюся отработы на конвейере, твоя работа — это божественноепровидение, это не только твой общественный долг, этотвое предназначение на этой земле».

Протестантизм Форда был данью традициям прошлого,его практицизм был фундаментом будущего, которое моглобыть создано не религиозными постулатами, а наукой, которая, создавая новую технологию, новые машины, приведет общество к материальному благополучию, доступногодля всех. Форд был одним из первых, кто увидел в наукемощный инструмент изменений, не только изменений индустриальных, но и изменений самого общества.

Но не новые машины или новые технологии являются решающими в эффективности производства.


43

Без научной организации труда у индустрии нет будущего. Научная организация труда — это формализация, бюрократизация трудовых отношений, благодаря которой можно добиться тотального контроля над производством и работником. В труде ремесленника существовал немалый элемент непредсказуемости, его эффективность определяласьиндивидуальностью работника, а деловые отношения, складывающиеся на основе человеческих пристрастий, чувств,эмоций, были неопределенны и неконтролируемы.

Следствием индивидуализированного подхода была низкаяпроизводительность, так как поиск оптимальных рабочих приемов приводил к большим тратам средств и времени. Каждоерешение было уникальным, характерным только для данногоработника, и поэтому неэффективным. Кроме того, ремесленное хозяйство базировалось на многообразных персональныхконтактах, которые требовали постоянной импровизации.

Наука, использованная в организации трудовых отношений,применила единый, не изменяющийся, общий для всех параметр,количественную оценку задач, операций, форм отношений между работниками и результатов труда. Существует широко распространенное мнение, что бюрократия направлена против интересов людей. «Долой бюрократию!» — лозунг бунта против порядка, который не учитывает индивидуальные особенности людей. Но в массовом производстве индивидуальный подход сталневозможен, он противоречит основному принципу массовогопроизводства, унификации всех форм отношений.

Результатом бюрократизации стала неизмеримо бóльшаяпроизводительность труда, нежели в персонализированномпроцессе, что привело к невиданному в истории росту благосостояния индустриальных стран. С другой стороны, работник должен отказаться от своей индивидуальности, стать неразмышляющим винтиком машины и выполнять работу также точно и вовремя, как и машина. Система превращения человека в винтик была разработана Фредериком ВинслоуТэйлором, основоположником идеи научного управления.


44

Стахановское движение в советской России, которое такжеиспользовало методики Тэйлора, имело ту же цель — повышение производительности труда, хотя внешние формы его были другими. Американский менеджмент, однако, так же, каки советские командиры производства, был вынужден отказаться от системы Тэйлора: в ней была слишком наглядна еецель — «выжимание пота», интенсификация эксплуатации работника. Впоследствии система Тэйлора была модернизирована, прямое давление на работника сменилось гораздо болеемягкой и менее заметной системой психологического контроля, которая была названа «заботой о людях».

В 90е годы фирма Western Electric заказало исследованиепсихологических, индивидуальных факторов, влияющих напроизводительность, известному социологу Элтону Майо,которым были разработаны рекомендации, позволяющие создать эмоциональный комфорт для работников.

Майо, подводя итог своей работе, писал в массовой прессе: «Мнение, что условия труда улучшились, ошибочно,изменились лишь внешние формы. Контроль стал менеезаметным, поэтому более эффективен».

В результате использования достижений психологическойнауки в производстве США достигли самого высокого уровня производительности труда, которая сегодня на 15% выше, чем в остальных индустриальных странах. Интенсивность труда увеличилась на 40%.

Увеличилось также количество рабочих часов. Хотя самойтрудолюбивой нацией считаются немцы — они работают всего1 500 часов в году, а американцы — 2 000. Количество отпускных дней в году у американцев 10, у европейцев от 30 до 40.

Сокращается и количество праздников. Да и сами праздники стали настолько скучны изза формализации человеческих связей вне работы, что многие предпочитают работать в праздники, чтобы чемто занять себя, иначе им предстоит провести много часов перед телевизором, переходяс одного канала на другой.


45

Во времена Токвиля страх перед Богом заставлял американцапуританина находиться в непрерывном процессе служения Богу, Работе. Сегодня американец также служитсвоему Делу, правда, он не апеллирует к закону Божьему,он говорит себе: «I should keep myself busy», я должен бытьвсе время занят, как будто так же, как и его далекие предкипуритане, боится наказания небес.

Чем богаче становится общество в целом, тем большеэнергии и времени необходимо, чтобы приобрести аксессуары своего социального статуса и социального престижа: дом,машина, счет в банке. Чтобы соответствовать повышающемуся с каждым годом стандарту жизни и приобретать все,что связано с демонстрацией социального статуса, необходимо работать уже не 40, а 70, 80 или 100 часов в неделю и сократить до абсолютного минимума часы, отведенные длясамой жизни. Необходимо безостановочно двигаться вверх,необходимо подниматься с одного экономического уровня надругой. Остановка означает поражение. Нельзя быть привязанным к какомуто одному месту, нужно двигаться вперед,иначе богатство, всегда лежащее гдето впереди, останетсянедосягаемым. Но для чего нужно богатство? Для того, чтобы создавать все бóльшие богатства. Цель — сама деятельность в создании богатств, в конечном счете, само движениеи есть цель.

«Работа для американцев — главная радостьжизни, в работу они превращают и отдых…Если они путешествуют, то делают пятьшесть сотен миль в день, останавливаясь только,чтобы сделать фотографии, и узнают о том, гдеони побывали, только когда дома рассматриваютфотографии. Если они занимаются спортом, товкладывают такую энергию, которая можетубить лошадь».(Английский социолог Горер)


46

Cпорт также воспринимается как форма труда, в нем, каки в работе, ставятся определенные задачи, которые должныбыть выполнены в обозначенные сроки, и разрабатываетсянаиболее эффективная методика. Американец подсчитывает, сколько миль, за какое время он прошел, проехал, проплыл, какое место занял, и готовится к тому, чтобы в следующий раз пройти, проплыть, проехать быстрее за меньшее время. Особое место занимает марафон, который проводится на всех уровнях, в графствах, городах, штатах,и интернациональный марафон в НьюЙорке. Движение —главная ценность национальной культуры, тот не американец, кто не стремится двигаться в физическом и социальномсмысле вперед, вверх к новым победам.

Эта жажда движения слышна в балладах Элвиса Пресли,Боба Дилана и Керуака, главный мотив народной, фольклорной музыки, «country music», дорога. Многие улицы американских пригородов являются хайвэями, бесконечные прямыелинии дорог создают ощущение бесконечности, они ведутк другим дорогам, к другим хайвэям, и это дороги в никуда.

Американец находится в постоянном движении: ремонтдома и машины, улучшение газона перед домом, поездки намашине, часто без какойлибо определенной цели, и многочасовой гипноз калейдоскопа образов на телевизионномэкране — эрзац движения.

В повседневном американском словаре мало пассивныхформ, в американском лексиконе они превращены в активные.Принято говорить: не «Я не болею», а «Я борюсь со своей болезнью» («I fight my illness»), не «Я загораю», а «Я работаюнад красивым загаром» («I work on my sun tone»). Я не общаюсь, а «делаю контакты» («Make contacts»). Даже проституция утратила свои пассивные формы.

Когдато проститутки считались пассивными «жертвамиобщества» и, действительно, они и были пассивными жертвами обстоятельств своей жизни. Сегодня проститутка — этоbusiness woman, она, одновременно и товар, и индивидуаль


47

ный предприниматель, она работает, действует. Сам термин«проститутка», сменился на другой, «sex worker», т. е. работник секса, человек действия. Любая деятельность получает общественное признание, если она приносит высокиедоходы, а работница секса, получающая от 300 до 1 000 долларов за час труда, не может не вызывать уважения.

Но, если даже труд, работа, не приносит никаких ощутимых результатов, он обязателен для каждого, вне зависимости от принадлежности к определенному классу.

Антрополог Эдвард Холл: «Я знаком с дамой — главой одного из крупнейших книжных издательств. Она наследница огромного капитала, оставленного ей родителями. Темне менее, она работает и работает тяжело. Она озабочена своим делом не только в рабочие часы, оно заполняетвсе ее время. Ее доходы, от того, что она делает, выглядят жалкими крохами в сравнении с тем, что она ужеимеет. Но другой жизни, жизни вне дела, вне действия, внеработы для нее просто не существует».

Все социальные классы, снизу доверху, превратились в работников. «Категория работника не отменяется, а распространяется на всех людей», — писал Карл Маркс в XIX веке о будущем статусе труда при капитализме.

Долорес МакКена, работавшая главным редактором трехкрупнейших в стране книгоиздательств: «Вы следуете общепринятым меркам жизни — больше рабочих часов,больше денег. Затем обнаруживаете, что из вашей жизниисчезли друзья, семья, независимость, и сама работа всебольше напоминает конвейерную линию. Вы пытаетесьначать иную жизнь, но, оставив работу, вы теряете нетолько престиж, ощущение власти, свободу в финансах,вы теряете свою личность, потому что она определяласьокружающими и вами самими через вашу должность и ваши заработки. Оставив работу, вы теряете себя. Длятого чтобы решиться на такой шаг, надо обладать железной волей — это почти героический акт, окружающие


48

воспринимают ваше решение как вызов обществу, какпредательство основных общественных ценностей. Выставите под сомнение идеалы и мечты миллионов — престиж, власть, деньги».

С начала 70х годов все население Америки, в независимости от принадлежности к социальному классу, стало носить джинсы. Традиционно джинсы носили ковбои, фермеры и шахтеры: джинсы были знаком принадлежности к рабочему классу, пролетариату и отсутствия привилегий.

В 70е джинсы стали повседневной одеждой для всехклассов, олицетворяя единое для всех содержание жизни —труд и гражданское бессилие, когдато характерное только для пролетариата. В определенном смысле Америка стала бесклассовым обществом, она создала один класс, классработников.

В советской России все классы также должны былипревратиться в один класс — рабочий. Все виды деятельности стали пониматься как работа. Существовали работникинауки и работники театра, работники кинематографа и работники эстрады, музыкальные работники и мастера слова. Сталин, в своих обращениях к советскому народу, начинал своиречи словами «Работники и работницы…»

«Только те, кто работают, и полезны для общества,должны жить, остальных следует уничтожить», — писал один из французских просветителей, СенСимон.

В ХХ веке идея СенСимона была реализована тоталитарными режимами, фашистской Германией и Советским Союзом, демократическое же общество использовало экономические стимулы, личную заинтересованность в труде, создалоатмосферу, в которой даже физически недееспособные стремятся быть вовлечены в трудовой процесс. «Ты — это то,что ты заработал, и, если ты ничего не заработал, тоты ничего не стоишь». Никто не хочет быть в глазах общества, и в собственных глазах, парией, изгоем, извращенцем,социально пустым местом.


49

Даже для наследников крупных капиталов, которые когдато имели статус плейбоев, вели праздную жизнь, проматывая состояния отцов, в последние двадцать лет сменилисьприоритеты. Общественный статус сегодня имеет не столько владелец богатств, сколько тот, кто их создает. Многиедети богатых родителей открывают собственные бизнесы и,так же, как и все, работают по 12–14 часов в день. Многиепобедители лотерей, получив десятки миллионов, продолжают работать. Жизнь без работы в огромном рабочем муравейнике пуста и бессмысленна. Движением, действием исчерпывается все человеческое существование, остановиться — означает перестать существовать.

Токвиль называл это вечное, не останавливающееся движение «dread revolution», кружение на одном месте. Социолог Вилкинсон в своей работе, посвященной американскомунациональному характеру, «The Pursuit of American Character», иронически отмечает: «Поражающую иностранцевдинамику американской жизни можно определить формулой: „We getting nowhere fast“, мы очень быстро движемся в никуда».

Олдос Хаксли увидел еще в 1921 году, когда труд тольконачал превращаться в единственное содержание жизни, нетолько в США, но и в Европе, и России: «С раннего детствалюдям будут прививать мысль, что счастья вне работыне существует. Власть имущие убедят массы в том, чтоони счастливы, только когда они работают, и, в то жевремя, каждый из них свободен делать то, что он хочет.Самые жалкие из них будут чувствовать себя центромвселенной и, работая по многу часов в день, убежденныев своей значимости, они действительно будут счастливы, как человек никогда не был. Они пройдут через жизньв убеждении, что это единственная, достойная человекаформа жизни, и из этого счастливого дурмана иллюзиисвободы не дано будет выйти никому».

ОтцыПилигримы в начале XVII века строили на американском континенте новое общество в предвидении того, чтов стране с огромными ресурсами, принадлежащими тем, ктоспособен их осваивать, свободный от давления государства,от сословных предрассудков Старого Света человек в процессе труда избавится от пороков своего европейского собрата.Идея духовного совершенствования, пройдя через три столетия своего развития, трансформировалась к 20м годам прошлого века в идею совершенствования экономики.

Президент Кальвин Кулидж в 1925 году дал новое определение целям Нового Света — «American business is business», дело Америки — делать дело. Бизнес превратился вэпицентр американской жизни.

20е годы прошлого века были эпохой Процветания, всеобщего благополучия. Исчезла безработица, так как Америка поставляла в разрушенную войной Европу огромный объем своихтоваров и получала дивиденды с военных займов европейскимстранам. Заработная плата американских работников былав несколько раз выше, чем у европейцев, те же, кто был вовлечен в бизнес, в деловую игру, вкладывал деньги в акции, получали небывалые прежде прибыли. Причем, количество внезапно разбогатевших исчислялось уже не сотнями, как в прежние времена, а сотнями тысяч. В борьбу за богатство включились многие слои населения.

3. Дело Америки — делать дело«American business is business»


52

На первых этапах развития индустриального производстваосновная масса населения пассивно принимала свою роль какработников, создававших богатства для предпринимателей.После Iй Мировой войны, с подъемом американской экономики, деловая активность населения резко возросла, появилось множество возможностей, так как расширялся спрос насамые разнообразные промышленные товары. Конкурентная борьба стала приобретать все более острые формы, таккак с ростом материального производства увеличивалось количество претендентов на растущее богатство.

Не только в США, но и в европейских странах, правда, нес такой интенсивностью, также шел рост экономики. В каждой стране борьба за богатство имела свои особые формы,свое идеологическое обоснование, связанное с национальными традициями, национальной историей и политическимустройством.

На Западе это была борьба за право различных слоев населения на большие доходы, в Советской же России она имела особую форму, это была борьба за власть, так как только принадлежность к ее вертикали давала монополию немногим на владение общенациональным богатством.

В 20е годы все виды и формы общественных отношенийстали восприниматься как борьба. Политические лозунги этого времени: советские — «Борьба с классовым врагом», «Борьба с пережитками», «Борьба за повышение труда», «Борьба завысокий урожай», американские — «Конкурентная борьба»,«Борьба с бедностью», «Борьба с преступностью». «Моя борьба» — назвал свою программную книгу Адольф Гитлер.

В Германии и России борьба в политике и экономикенаправлялась и контролировалась государством, основнаячасть населения была лишь инструментом, который использовали борцы, политическая номенклатура. В США, в условиях экономической демократии, в борьбу за богатство были втянуты все, поэтому она отличалась от других стран небывалой в истории широтой и интенсивностью.

Глава 3. Дело Америки — делать дело

53

Теория борьбы всех против всех была сформулированаеще в XVII веке английским философом Джоном Локком,его краткая фраза «каждый сам за себя» стала квинтэссенцией жизненных постулатов наступающего НовогоВремени.

В XIX веке Дарвин перевел философские и политическиеидеи Локка на язык науки о человеке, антропологии. В егокатегориях человек — высшее животное в животном царстве, находящееся в постоянной борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший. Человек произошел от обезьяны, он часть природы, а в природе не существует души,только «воля к жизни».

Теория Дарвина обосновала и оправдала борьбу за материальные богатства, конкуренцию как главную силуэволюции и Прогресса. Конкуренция приводит к властисильных, только они способны изменять и совершенствовать общество. Точнее и откровеннее Дарвина и Локкао жизни как борьбе всех против всех говорил Ницше, который считал, что общество может развиваться толькоблагодаря ставке на сильных, сочувствие к слабым разрушает сами основы жизни, лишает общество динамики,а эксплуатация слабых сильными — естественная, органическая функция жизни.

Идеи Ницше были дискредитированы в общественноммнении тем фактом, что его имя и его философия быливзяты на вооружение фашистской пропагандой, но в практике экономической демократии на принципах, провозглашенных Ницше, строятся многие формы общественных отношений.

Американский экономист Грэм Самнер писал в серединеXIX века: «У нас есть только две альтернативы — свобода конкуренции, в которой побеждают сильнейшие, чтоприведет к выживанию всего лучшего и уничтожениюхудшего, или отсутствие свободы и победа худшего надлучшим».


54

Ал Дунлап, президент Sunbeam Corporation компании, занимающейся высокими технологиями — не философ, он человек практики, а практика подтверждает идеи, высказанные в XIX веке: «Для того чтобы индустрия была конкурентоспособной, она не должна быть озабочена судьбамилюдей. Индустрия — это не церковь, школа, колледж илифилантропический фонд».

Альтернативой конкуренции было сохранение статусквохристианских нравственных норм, т. е. осуждение борьбымежду людьми за улучшение своей жизни, социальнаяи экономическая пассивность и сохранение многовековойтрадиции, освященной авторитетом церкви, разделение общества на немногочисленную элиту и основную массу населения, живущую в вековой нищете. Конкуренция же даеткаждому возможность стать победителем и, хотя большинство потерпят поражение, в процессе конкуренции будут созданы такие богатства, каких не знала человеческая история, и часть этих богатств получат и побежденные.

Но для того, чтобы конкуренция была эффективной, общество должно распрощаться с традиционной христианской этикой — «все люди — братья». У экономики одна задача: создание богатств, а всеобщее братство — это филантропия. А филантропия ничего не создает, она только распределяет то, чтоуже создано экономикой.

Религия говорит о духовных, нравственных ценностях,экономика — о ценностях материальных. Если придерживаться идеи, что «все люди — братья», нужно отдавать значительную часть созданных ценностей слабым, неимущим,больным, неспособным участвовать в процессе производства, что неизбежно приведет к замедлению экономического роста. Те, кто не приспособлен к условиям, в которые ставит работника индустриальное производство и бизнес, должны быть выброшены из игры, они становятся излишним, тормозящим движение балластом — это неизбежная плата за материальное процветание всего общества.


55

Мораль не создает общественные богатства, они создаютсяв процессе ожесточенной конкурентной борьбы.

Нравственные догмы протестантизма были подверженыпересмотру, так как его этика базировалась на практике жизни общины. Протестантизм смог принять капиталистическиеотношения, так как строился на идее индивидуальной ответственности каждого за свою личную судьбу, из которой и вырастала идея конкурентной борьбы — каждый за себя.

«Победитель (в конкурентной борьбе) получает не только богатство, он получает билет в рай», — писал о слиянии морали протестантизма с моралью бизнеса АлексисТоквиль.

Джон Морган, создатель банковской системы Америки,был человеком глубоко религиозным, на свои средства онстроил церкви и выступал в них с воскресными проповедями. Одна из его наиболее известных сентенций: «Я ничегоне должен обществу. Свои деньги я получил от Бога».

Моргана называли барономграбителем, он сделал своиденьги на финансовых махинациях, оставив своих партнеров по бизнесу нищими, и получил свой «билет в рай».По определению Марка Твена, источник богатств финансиста — это «деньги ленивых, неудачников и невежд, которые ему доверились».

Перед началом Гражданской войны Морган купил 5 тысяч сломанных ружей, хранившихся в арсенале ньюйоркского гарнизона, по 3 доллара за штуку и продал их по22 доллара за штуку в Вирджинии, где тогда шли активныевоенные действия и армии Севера срочно требовалось оружие. Одним росчерком пера он «заработал» около четвертимиллиона долларов. Когда выяснились детали этой сделки,тогда Морган и произнес в свою защиту ставшей знаменитой фразу: «Свои деньги я получил от Бога».

Свои деньги Морган получил от государства, в руках которого находились сбережения всего населения США в виде налогов. Государственные средства, т. е. то, что принадлежит


56

всему обществу, не единственный, но наиболее емкий источник, на базе которого создаются богатства крупными корпорациями и организациями. Так было во времена Моргана,так же это происходит и сегодня. Правда, баронграбительМорган был осужден общественным мнением, сегодня жев этой сфере произошел значительный прогресс: передачаобщественных средств корпорациям узаконена.

Механизм приобретения богатств в разное время объяснялся поразному, Маркс говорил о прибавочной стоимостикак главной причине концентрации богатства в руках предпринимателей.

В ХХ веке экономическая наука выдвинула другой тезис —богатство является результатом использования новых машин, новой техники, новых методов производства. Бизнесорганизует труд многих людей, получающих средства к существованию, поэтому большая часть результатов их трудадостается организатору, бизнесмену, участвующему в рискованной деловой игре. В идеале бизнесмен заинтересованв удовлетворении спроса населения в любом продукте, который можно продать. Но общественное благополучие не может быть целью бизнесмена, его цель — как можно быстрееразбогатеть, и, если бизнес не приносит ожидаемых дивидендов, он им просто не будет заниматься. Но прибыль онможет получить, лишь создавая материальные богатства длявсего общества.

Богатство создается в совместном интересе труда, рабочего класса и капитала, бизнесмена. Правда, американскийэкономист Райт Милл в своих работах утверждал, что сампо себе труд может дать средства к существованию, но неможет принести богатство. Богатство не зарабатывается,а приобретается в результате эксплуатации, манипуляцийкапиталом и прямым обманом. Экономика строится на принципе: «купи дешевле, продай дороже», поэтому успех бизнесмена зависит, прежде всего, от его умения продать чтото дороже, чем оно реально стоит, или заплатить дешевле


57

за то, что стоит дороже. Этот фундаментальный принципэкономики изначально предполагает нарушение правилчестной игры.

Разумеется, эффективность любого бизнеса также вомногом зависит от использования новых машин, новых, более продуктивных технологий.

Экономист Торстейн Веблен, однако, утверждал, что механизация делает бизнесмена богаче не столько за счет использования самих машин, сколько за счет приспособления работника к машине. Работник сложнее машины, умнее машины, его творческий подход возмещает примитивность машины, что и делает бизнесмена богачом. Бизнесменпереводит человеческое богатство в богатство материальное, превращая работника в придаток к машине, а само общество — в фабрику для производства все большего количества товаров.

Считается, что успех в бизнесе зависит прежде всего отталанта организатора, но, как говорил Райт Милл, если10 человек ищут нефть и скупают участки земли в надеждеобнаружить там нефть, и находит нефть только один, этововсе не означает, что он умнее или более трудолюбив, нежели остальные 9 владельцев участков.

Милл не называет имен, но имеет в виду Джона Рокфеллера, который купил на государственном аукционе огромныеучастки земли в Техасе. Вместе с ним в аукционе участвовали сотни других, в надежде, что на их участках обнаружитсянефть. Но она была найдена только на участках, приобретенных Рокфеллером, который получил информацию о местахзалегания нефти на продаваемых участках, подкупив чиновников. Рокфеллер заплатил $40 000 за участки, на которых была нефть на десятки миллионов долларов.

В конкурентной борьбе значительную роль играет такжеслучайность, как, скажем, в конкуренции между золотоискателями: одни находят самородки или золотую жилу, другие находят крупицы золота, которых достаточно только,


58

чтобы прокормиться, или не находят ничего. Объем труда вложен одинаковый, а результаты отличаются как небо от земли.

Бизнес в Америке воспринимается как азартная играв экономической сфере, и если вам не повезло, вам некоговинить, если вы проиграли, значит были плохо подготовлены к игре. Как и в любой игре, в игре свободного рынка естьпобедители и побежденные, и, в глазах общества, это непротиворечит идее социальной справедливости.

«Бизнес — это спорт, в котором воля к победе,умение играть в команде приводят к успеху, который выражается уже не в очках и голах,а долларах. Умение „play ball“, играть мячом —фундамент успеха в бизнесе, который, собственно,и есть спорт».(Американский социолог Абель)

Разумеется, свободный рынок — это игра, но в спортивной игре существуют символические знаки победы, как,скажем, в футболе количество голов в ворота противника.Но те, кто в спортивной борьбе проиграл, не теряют средствк существованию. Проигрыш в бизнесе может привестик жизненной катастрофе, но в общественном мнении, которое воспринимает бизнес как спорт, это уже вне моральных норм, таковы правила игры, мораль — понятие из другой категории.

В США, с расширением возможностей участия населенияв экономической игре, традиционная религиозная моральпостепенно, шаг за шагом, уступала свое место новой морали, морали экономического прогресса. В Советской Россииуничтожение старой, традиционной морали претворялосьв жизнь наиболее наглядно, так как там проходила грандиозная ломка самих основ старой жизни.

«Новое лучше старого» — провозглашали Советы, и этобыл лозунг всех развивающихся индустриальных стран.


59

Отказ от старого, дискредитация традиций, необходимостьускоренного развития, и Советский Союз следовал той желогике, что и весь цивилизованный мир.

Старые формы жизни, нормы морали в политике, экономике и повседневных отношениях должны были уступитьсвое место новым формам, новым нормам. Принцип индустриального прогресса: «Лес рубят — щепки летят»; в немнет места морали или сочувствия к «щепкам».

Соединенные Штаты не нуждались в идейном обосновании этого принципа, стремление к новому и пренебрежение к старому, к традициям, было естественной чертой цивилизации Нового Света. Опыт старшего поколения не имелценности в глазах поколения нового, и «пережитки прошлого», т. е. нормы религиозной этики, в СоединенныхШтатах умирали естественной смертью. В Советском Союзе для борьбы с «пережитками» был создан огромный репрессивный аппарат.

Для западного мира не только мораль, но и идея индивидуального предпринимательства, создававшего богатства в первый период индустриального развития, также превратиласьв пережиток на новом этапе развития капитализма.

Индивидуальный бизнес не мог удовлетворить разрастающийся рынок. Это могли сделать только крупные организации,корпорации. Только организации способны создавать сложныеинфраструктуры, без которых невозможен рост экономики вовсем ее объеме, они действенны лишь при централизацииуправления и контроля. Хотя принято считать, что основойэкономики является конкуренция, но конкуренция эффективна лишь на первоначальном этапе развития какойлибо новойформы индустрии, для существующих высокоорганизованныхиндустрий конкуренция разрушительна.

В начале XX века, когда уже были созданы огромные экономические конгломераты, корпорации, Джон Рокфеллерпроизнес свою пророческую фразу: «Индивидуализм в экономике должен умереть».


60

Его компания, «Standard Oil», захватив почти весь нефтяной бизнес у множества мелких производителей, значительно повысила качество нефтяных продуктов и снизилацену с 60 центов до 10 центов за галлон. Преимуществокорпораций перед индивидуальным бизнесом стало очевидным и наглядным. Однако процесс концентрации экономической власти, поглощение мелких бизнесов, небольших компаний и корпораций огромными синдикатами занял несколько десятилетий.

Россия же не имела развитых традиций индивидуального предпринимательства, и советское государство, с момента своего основания, было единственной корпорацией, владевшей всей экономикой страны. Государство, как единственная корпорация, однако, было неспособно гибко реагировать на изменения в технологической и общественнойсфере, так как его главной задачей было удержание и увеличение своей власти.

В Соединенных Штатах государство — лишь одна из корпораций, самая мощная, рядом с которой, и вместе с которой, сотни корпораций создают широкую горизонтальнуюсистему взаимосвязей, регулирующую конфликт интересов,т. е. конкуренцию, и создают плановое хозяйство, характерное для социализма, поэтому эту систему принято называть«корпоративным социализмом».

Как писал экономист Джон Кеннет Гэлбрейт: «С каждымдесятилетием все более заметно, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и каксвободное предпринимательство для мелких».

Капиталистическая система предполагает, что обществоработает на интересы капитала, в системе социалистической (общественной) капитал работает в интересах всегообщества. Америка сумела соединить капитализм и социализм в единое целое, сбалансировав интересы капиталаи общества в целом.

Америка прошла большой путь от «дикого капитализма»


61

ХIX века. Но период Великой Депрессии продемонстрировал «язвы капитализма», и началось строительство социальной структуры, в которой, обузданный государством,свободный рынок стал служить интересам общества. Франклин Д. Рузвельт, увеличив подоходный налог на корпорации до 80%, создал программы пенсионного обеспечения,пособий по безработице, грантов на образование, т. е. создал социалистическую систему, параллельную капиталистической. Тем не менее, Америка — страна капитализма,так как капитал, а не общество, определяет и направляетего движение.

Европейские страны: Англия, Франция и Скандинавия —вполне обоснованно называют свою систему социалистической, так как государство, защищая интересы всего общества, активно вмешивается в экономический процесс и ограничивает права мощных экономических сил, корпораций,т. е. тщательно следит за доминантой общественных интересов над интересами индивидуальными. В США же идея всеобщего благополучия всегда была чужда и неприемлема, таккак в условиях азартной экономической игры ставки в нейделают все, но только победитель снимает весь банк. Формула игры — «победитель получает все».

Эффективность власти экономики в индустриальном и ещеболее в постиндустриальном обществе зависит от ее способности контролировать сложную производственную и социальную инфраструктуру, а это возможно лишь при концентрации всех экономических ресурсов в немногих руках.

Конкуренция в сложной экономической инфраструктуреразрушительна, так как рождает неконтролируемые стихийные силы, опасные для стабильности системы, поэтому онасуществует лишь в тех сферах, которые находятся в процессе становления. Сегодня это сферы сервиса и информационных технологий. Но и эти индустрии в последние десятилетия начали создавать огромные корпорации, оттесняющие индивидуальный бизнес на периферию.


62

В 1940 году существовало около 1000 крупных корпораций и несколько тысяч банков, в 2008 году осталось лишь100 крупнейших индустриальных конгломератов, и две трети всей банковской системы принадлежат 50 банковскимсиндикатам.

Повидимому, общая тенденция должна привести к советской модели, правда, в иной форме, в форме единогокорпоративного аппарата, слившегося с аппаратом государственным, и, таким образом, свести конкуренцию к приемлемому уровню.

К тому моменту, когда сотни мелких и крупных компаний пройдут через процесс консолидации, на рынке останется лишь несколько десятков гигантов, и конкуренция почтиполностью исчезнет. Сохранится лишь конкуренция за высокооплачиваемые работы внутри самих корпораций. То есть,будет создана система, подобная советской, выполняющаяту же задачу — полный, тотальный контроль экономикии работников. Эта тенденция чувствуется уже сегодня работниками крупных корпораций.

Кэйт Дженнингс, работавшая во многих крупнейших финансовых фирмах на УоллСтрит: «Когда вы входите в офискрупной корпорации, вы кожей чувствуете, что страх висит в воздухе. Здесь персональные досье на каждого, цензура, дезинформация и разнообразные формы слежки являются стандартной практикой так же, как и в Советском Союзе. Наша система значительно отличается отсоветской — она имеет корпус, декорированный блистательными идеалами прославленной американской демократии, мотором же является все та же тотальная система контроля, отличающаяся от советской лишь по своимформам. Там была одна корпорация — государство, в нашей системе множество корпораций, но работают они потому же принципу, принципу всемогущей бюрократической машины».

Кэйт Дженнингс, разумеется, имеет довольно абстракт


63

ное представление о советской бюрократической системе.Советская бюрократия была, большей частью, неэффективной, строилась не на научных разработках и отшлифованных практикой моделях, как американская, а на личных связях внутри номенклатурного аппарата, т. е, говоря современным языком, была коррумпирована.

Бюрократическая система создавалась на Западе столетиями, основывалась на научном подходе к решениюпроблем, она вводила хаос человеческих связей, которыеформируются в сложном переплетении эмоций: любвиненависти, симпатииантипатии, доверияподозрения, завистидоброжелательности, в жесткие формы. Бюрократияупрощала все формы отношений между людьми, вводяв контролируемое русло непосредственные человеческиереакции, сохраняя в них лишь функциональное, рациональное начало.

Уже в самом начале индустриальной революции было очевидно, что машинное производство создает больше материальных богатств, чем работа ремесленника, и само обществоприняло машину как образец, на котором должна строитьсяновая цивилизация. В сравнении с человеком любая машинапримитивна, но, чтобы машина работала, человек долженпринять машинные принципы, приспособиться к рациональной логике машины. На той же рациональной логике должно строиться и общество, которое, распространив ее на всевиды и формы человеческих отношений, создало бюрократическую машину.

Само обозначение системы — «бюрократическая машина» — предполагает, что она воспринимает и человеческиеотношения как отношения машин, индивидуализированныйподход противоречит основополагающему принципу системы.

Бюрократизация бесчеловечна в том смысле, что она доводит до уровня примитива все богатство и сложность жизни, но она и создавалась для того, чтобы, упростив ее дожестких форм, узких лимитов, снять социальные барьеры,


64

демократизировать институты власти и привести к полному равенству. Перед юридическим законом все равны,бюрократия довела этот принцип до логического конца,покрыв все сферы человеческой деятельности и отношений широкой сеткой правил, инструкций. Бюрократияслепа, как и Фемида, она не видит конкретного человека,его личные качества, его социальный статус, его экономический статус — все это не имеет никакой роли, она видиттолько закон, и, снова же, перед ним все равны, формаважнее содержания.

Бюрократия не принимает в расчет всю широту и глубину человеческой жизни, отрицает индивидуальность,упрощает, нивелирует все уникальное, сводит все процессы человеческой жизни и общества в целом к элементарным формулам, представляя общество как сумму безликих единиц.

Но формализация норм жизни — антипод русской идеи.Все отношения должны строиться на непосредственныхчувствах, на глубоко личных, индивидуальных взаимосвязях. Поэтому попытки формализовать, бюрократизироватьотношения между людьми наталкивались на яростное сопротивление всего общества, как верхов, так и низов. Недаром наиболее употребляемыми в России прилагательными к слову бюрократия являются — «мертвящая», «бездушная», само слово бюрократия, в русском контексте,имеет негативное значение.

Немецкий философ и литературовед Вальтер Шубартв своей книге «Русские и Европа», изданной в 1939 годуписал: «Европеец ищет порядка во всем — в самообладании, в господстве рассудка над эмоциями, он ищетего в государстве и в господстве авторитета. Русскийже ищет противоположное — он склонен к отсутствию норм, вплоть до анархии. Западной любви кнормам у русских противостоит поразительная нормобоязнь».


65

Сегодня почемуто принято называть российское общество коррумпированным. Но коррумпированной может бытьсистема, а в России была создана не бюрократическая система, а ее декорация, потемкинская деревня, за которой посей день бушуют человеческие страсти. С таким же успехом можно назвать коррумпированным государство временИвана Грозного.

В России, даже с созданием государственного аппаратаи развитием капиталистических отношений, в XIX веке всяатмосфера жизни продолжала оставаться неконтролируемой стихией.

Маркиз Кюстин, посетивший Россию в период царствования Николая I заметил: «Из актов произвола каждогочастного лица возникает то, что принято здесь общественным порядком».

Как в XIX веке, так и сегодня формальные отношениявоспринимаются как бесчеловечность, все строится на «личных связях».

Если судить о бюрократии по европейским и американскимобразцам, она создала сбалансированные формы общественных отношений, в которых забота о человеке построена нена эмоциональных порывах, а на продуманной системе, созданной на основе научных исследований массовой и личной психологии. Она действует рационально, эффективноснимая самой анонимностью, безличностью процессамногочисленные конфликты, возникающие при непосредственных, личностных контактах. Упрощая их до уровняфункциональности, до общепринятого стандарта, бюрократизация создает общественную атмосферу, в которой, вомногом, нейтрализуются классовые и индивидуальныеконфликты.

Современная бюрократическая машина, созданная наЗападе, в процессе ее приспособления к изменяющимсяобщественным условиям, сумела сбалансировать интересы различных социальных групп, значительно уменьшить


66

эксплуатацию работника, или, по крайней мере, ввела еев рамки цивилизованной процедуры.

Современное технологическое общество не может себепозволить того пренебрежения к «человеческим ресурсам»,которое существовало на первых этапах индустриальногоразвития, когда классовая борьба была чрезвычайно обостренной. В те времена материальные ресурсы считалисьважнее ресурсов человеческих, и эксплуатация была откровенно бесчеловечной.

Сегодня работник становится все более ценен, в работе сосложными машинами и технологиями не только физическиеусловия труда, но и его психологическое состояние отражается на количестве и качестве продуктов, которые он производит. Поэтому эксплуатация приобретает с каждым десятилетием все более гуманные формы, разумеется, это не«любовь к человеку», это необходимость производства, в котором контроль не должен выглядеть как насилие, контрольнаиболее действенен, когда он невидим.

Корпорации предоставляют своим работникам кондиционированные помещения, удобную мебель, бесплатное кофе, печенье, фильтрованную воду, доставляют ланч из ближайшегоМакДоналдса. Многие компании, такие как «Ford», «Polaroid»,«Proctor & Gamble», посылают своих работников на курсы «повышения человеческого потенциала» (human potential), проводимые корпорацией «New Age», где отрабатываются приемыэмоциональной адаптации ко все более усложняющимся требованиям производства. Как пишет «Wall Street Journal»:«Большинство программ имеют одну простую задачу — увеличить производительность труда».

Корпорации также создают системы контроля над поведением и контроля лояльности своих работников. По даннымАмериканской Ассоциации Менеджмента 2006 года, 80% всехкорпораций прослушивают и записывают телефонные разговоры, идет проверка всей электронной почты работников. Видеокамеры слежения устанавливаются не только в рабочих


67

помещениях, но и в кафетериях и туалетах компаний.Российские корпорации сегодня также создают систе

мы слежки, используя современные технологии, и ониболее эффективны, нежели советское КГБ, которое работало с небрежностью и безалаберностью, характернойдля всех работников советской экономики, кроме военной индустрии.

Сегодня, судя по массовой прессе, не существует классовых конфликтов, характерных для первой половины ХХ века. Тогда в конфликте интересов корпораций и работниковпринимали активное участие профсоюзы, возглавлявшиерабочее движение и добившиеся введения многочисленныхзаконов о защите труда.

Сыграв значительную роль в первой половине века, вовторой его половине профсоюзы начали терять свою популярность и почти ушли с общественной сцены. Утрата профсоюзами силы и влияния была связана не только с тем, чтотрудовое законодательство более эффективно начало выполнять ту роль, которую когдато выполняли профсоюзы, нои с утратой профсоюзами доверия в рабочей среде.

В 1980е годы начались громкие процессы над главарями мафии и были выявлены тесные связи между отдельными профсоюзами и мафиозными группами, и это сталопоследней каплей недовольства профсоюзами в рабочейсреде. Еще до уголовных процессов над профсоюзными лидерами было очевидно, что профсоюзы не столько защищают интересы работников, сколько свои собственные интересы — удержание власти.

В борьбе с менеджментом корпораций лидеры профсоюзов претендовали на свою долю контроля над производством, который использовали для личных целей, и,в процессе, перестали отличаться от работодателей в своихзадачах — интенсификация труда, поддержание трудовойдисциплины, и превратились в младших партнеров менеджеров корпораций. Американские профсоюзы стали тем же


68

инструментом поддержания статускво, каким были профсоюзы в Советском Союзе.

С исчезновением профсоюзов значительно повысилась интенсивность труда, уменьшилась оплата, исчезли многочисленные социальные программы, проводившиеся корпорациями для своих работников, и угроза увольнения, без какойлибо мотивации со стороны работодателя, превратиласьв реальность для работников всех уровней. Корпорации стали более продуктивны, их доходы растут и, хотя гдето далеко и глухо звучат голоса протеста против ужесточенияусловий труда, они почти не слышны, за ними нет организованной силы.

Социальная несправедливость перестала быть темойяростных дебатов, проходивших еще недавно, в 50–70е годы. Социальная мобильность, постоянные смены мест работы, характерные для индустрии сервиса, а именно: сервис,обслуживание, становится доминирующей индустрией постиндустриального общества, заглушает протест.

50 лет назад большая часть работников была занятав индустриальном производстве, часто работавших на одном и том же заводе, фабрике десятки лет. В атмосферепостоянных контактов формировалась рабочая солидарность и осознание несправедливого распределения результатов труда.

Сегодня производственная сфера уступила свое лидирующее место сфере обслуживания, где средняя продолжительность работы на одном месте не более 2–3 лет. Мобильность экономики не дает возможности устанавливать прочные связи между людьми, каждый работник существуетв социальном вакууме, а в одиночку бороться с «Организацией» он не может. Сегодня свои права работник должен защищать сам.

Освободившись от опеки профсоюза, оставшись один наодин с корпорацией, работник может использовать законыо защите труда и обратиться за помощью к адвокату, на


69

оплату которого, у подавляющего большинства, просто нетсредств. Одиночка не может противостоять организации, интересы которой защищают целые армии высококвалифицированных и высокооплачиваемых адвокатов, умеющих манипулировать законом в своих интересах, и в этой свободной конкуренции одиночки и организации, как всегда, выигрывает сильнейший.

Но и сами законы о труде сформулированы таким образом,что дают все преимущества работодателю. В 1886 году было принято законодательство, давшее корпорациям те жегражданские права, что и отдельному индивиду. Права научастие в конкуренции у индивидуального предпринимателя и у корпорации, с сотнями работников и огромнымкапиталом, стали равными, а ущемление прав корпораций,в глазах закона, стало равноценным нарушению прав индивида в свободной экономической игре. Работник же корпорации не может иметь своих индивидуальных прав, таккак они должны совпадать с правами корпорации, котораяего эксплуатирует.

В 1994 году медицинская сестра подала в суд на госпиталь, который уволил ее за критическое замечание в адресадминистрации. В разговоре с коллегой она осудила практику администрации, переводящей сестер из одного специализированного отделения в другое, что, по ее мнению, приводило к многочисленным ошибкам изза незнания медицинского персонала одного отделения специфики работыдругого. Коллега сообщила администрации о содержанииразговора. Сестра была уволена. Формулировка причиныувольнения — «отсутствие поддержки административнымрешениям руководства больницы».

Верховный суд США, куда обратилась уволенная медсестра, нашел причины увольнения вполне обоснованными:«Когда работник, получающий зарплату от организации,открыто выражает мнение, противоречащее мерам по эффективности организации, он может быть уволен». После


70

увольнения сестра имела законное право выражать свое мнение свободно. Но где? Медсестра попала в черный список,закрывший перед ней двери всех больниц в стране.

Авиаиндустрия, после 11 сентября 2001 года, объявилао необходимости финансовой поддержки государства, иначебудут уволены около сотни тысяч работников. Авиакомпании получили государственные субсидии в размере 15 миллиардов долларов и уволили 115 тысяч работников.

Для корпораций конкурентная борьба проходит не столько в сфере приспособления к потребностям рынка, сколькоза государственные дотации, правительственные контракты, за субсидии на развитие производства, за уменьшениеналогообложения и другие формы государственной поддержки,

Считается, что экономика построена на принципе индивидуального предпринимательства, и это так, еслирассматривать крупные корпорации как индивидуальныхпредпринимателей. Но малый бизнес, в котором работает большая часть населения, не может надеяться на государственную поддержку, он маневрирует на постоянноменяющемся рынке, где лишь 10% индивидуальных бизнесов доживают до второго года своего существования,и 5% — до третьего.

Но и в случае сохранения бизнеса на более длительноевремя «независимый» предприниматель, если он не втянутв нелегальные операции, может надеяться только на минимальный доход. Чтобы удержаться на плаву, он используетбольшую часть своих доходов только для ведения бизнеса.Он сам устанавливает себе зарплату, и она часто ниже, чему средних работников корпораций, а работает более интенсивно, с большей энергетической отдачей. У него нет установленных часов работы, он служит своему бизнесу 24 часав сутки, и поэтому чувствует себя свободным, ведь он недолжен сидеть на работе с 9:00 до 17:00. Он экономическисвободен, свободен в своем решении продолжать бизнес,


71

приносящий минимальные доходы, или «уволить» себя и начать новое дело.

В корпоративной системе работник также свободен, свободен переходить из одной корпорации в другую. Реальнойже свободой обладают только те, кто взобрался на верх социальной пирамиды, вошел в «номенклатуру», внутри которой они полностью защищены, и выпасть из нее могут только в абсолютно экстремальной ситуации.

Предполагается, что конкуренция между корпорациямипроходит в борьбе за потребителя, за наиболее качественныйпродукт. Этот принцип был провозглашен в XVIII веке Адамом Смитом. В конкурентной борьбе выигрывает тот, кто поставляет на рынок наиболее качественный продукт. Имя Адама Смита использует высокопарная демагогия крупных корпораций, но уровень качества любого товара, продукта определяется экономической формулой, известной под названием «закон Грэма» — дорогой, высококачественный товар неможет долго удержаться на рынке, его неизбежно вытесняет дешевый продукт, качество которого находится на самойнизкой границе требований массового потребителя.

Адам Смит говорил о сельскохозяйственной стране, только вступавшей в индустриальную фазу развития. Но за200 лет, прошедших со времен Адама Смита, экономическаяжизнь в корне изменилась, основное поле экономики занимают не индивидуальные предприниматели, а корпорации,и у них другие цели.

Крупнейшая энергетическая корпорация страны «Enron»в течение многих лет вкладывала многомиллионные средства в создание образа компании с чувством социальной ответственности. Лозунг компании — «Лидеры нашей корпорации должны быть образцом служения обществу». Послераскрытия многомиллиардной аферы, проведенной корпорацией, ограбившей сотни тысяч потребителей и акционеров,ее лидеры получили тюремные сроки от 10 до 15 лет за финансовые махинации.


72

У корпорации нет, и не может быть, ответственности передвсем обществом, но ее нет и у работника корпорации. Работник не несет никакой ответственности перед обществом, онпрежде всего профессионал, для него существует только ответственность перед своим работодателем, ответственностьза конкретное дело, которое он делает.

В фильме «Мост через реку Квай» капитан Николсон, военный инженер, профессионал высокого класса, заключенный в японском лагере для английских военнопленных,с гордостью выполняет поставленную перед ним японцамизадачу построить мост в непроходимых джунглях, и выполняет то, что кажется невыполнимым. Во имя дела он не щадит ни себя, ни смертельно изможденных английских солдат. Мост построен. Через него японцы перебросят воинскиеподразделения и технику и уничтожат форпосты английской армии, до существования моста бывшие для японцевнедостижимыми.

История капитана Николсона — это история истинногопрофессионала, но, так как это происходит в экстремальныхусловиях, впечатление шокирующее. В нормальных же условиях эта позиция не вызывает осуждения.

Героя фильма «Рискованный бизнес» («Risky Business»),которого играет Круз, также можно назвать профессионалом, начинающим профессионалом, он сын обеспеченных родителей, мечтающих о том, что их сын поступит в школубизнеса Принстонского университета. Герой Круза в тот момент, когда родители отбыли в отпуск, устраивает в домебордель для учеников школы, в которой сам учится, и проводит титаническую работу по созданию нового бизнеса,сексуального сервиса, и действует как истинный профессионал. Его антреприза оказывается чрезвычайно успешнойблагодаря исследованию запросов рынка, особенностей потребителя и деталей бухгалтерии.

Представитель Принстонского университета, появляющийся в доме родителей Круза, чтобы провести тестирова


73

ние кандидата на учебу в престижной школе бизнеса, застает абитуриента в процессе деловой активности, и его эффективность настолько впечатляет вербовщика, что он, без всяких сомнений, вручает начинающему бизнесмену документо приеме в университет.

В другом фильме Круза, «Фирма» («Firm»), герой, выпускник юридической школы, начинает работать в адвокатскойконторе, обслуживающую мафию. Фирма помогает мафиозным боссам отмывать грязные деньги. Как говорит один изруководителей фирмы, наставник Круза, — «being a tax lawyerhas nothing to do with the law — it’s a game», юрист не имеет ничего общего с законом, это азартная игра.

Любой бизнес — это игра, а в игре существуют лишь правила, мораль относится к другой категории, скажем, к филантропии, которая, впрочем, также является сегоднябольшим бизнесом.

Возможно, фильм отражает современное падение морали,но мораль была на том же уровне и 100 лет назад. Вотрекламное объявление адвоката в аризонской газете концаXIX века: «Если вы под судом или судите когото, то я человек, который вам поможет. Если за вами числятся вымогательство, грабеж, намеренный поджог, за моей спинойвам нечего бояться. Я редко проигрываю. Из одиннадцатиубийц я сумел оправдать девять. Приходите пораньше, и выизбежите ожидания в очереди».

Реклама юриста XIX века сегодня выглядит курьезом, заполтора века юристы научились цивилизованной формепривлечения клиентов, откровенный цинизм сегодня осуждается, он нерентабелен, и в то же время происходит постепенное возвращение к самым циничным формам обмана вовсем обществе.

Как говорят юристы, находящие лазейки в законодательстве для своих клиентов, — «Это, конечно, аморально, новполне законно». Низшие классы, чувствуя себя обманутыми,ведь богатство элиты создается их минимально оплачиваемым


74

трудом, также считают себя вправе нарушать закон, снисходительный к богатым. Низшие классы, нарушая закон, могутсказать: «Это, конечно, незаконно, но вполне морально».Таким образом, все классы имеют оправдания, нарушая закон, никто не верит в правила честной игры.

Правда, корпорации получают, благодаря своему творческому подходу к закону, сотни миллиардов долларов, а нетворческое, прямое, индивидуальное нарушение закона постране в целом приносит, по статистике 2000 года, не более6 миллиардов.

Корпорации тщательно следят за соблюдением престижного образа своих компаний, блокируют всю негативную информацию, чем занимается специальный отдел «Damagecontrol», а внутри корпорации не только ведут контроль надповедением сотрудников, но также занимаются воспитанием лояльности своих работников, у каждого работникадолжно быть ощущение, что судьба и благополучие корпорации есть и его судьба.

В Советской России лояльность по отношению к государству, к власти формировалась на идее ответственности каждого перед другими, перед всем обществом. Американец желоялен лишь по отношению к той компании, в которой онв данный момент работает.

Ответственность он чувствует лишь перед своим работодателемкормильцем, и ему нет дела до благополучия всегообщества. Компания может беспощадно эксплуатироватьсвоего работника, но убеждает: «Все мы партнеры в одномбизнесе», т.е. все вместе мы противостоим всему остальномуобществу.

Для того чтобы создать у работников ощущение их значимости внутри корпорации, менеджмент дает новые названия различным профессиям. Продавцы и коммивояжерыстановятся sales representatives, customer consultants, операторы и диспетчеры — management engineers, руководителиотделов получают звания вицепрезидентов. Количество ви


75

цепрезидентов в некоторых компаниях достигает нескольких десятков. Название должности, однако, не изменяетуровня значимости решений, которые они принимают. Ониостаются все теми же продавцами, операторами или руководителями отделов.

Многие компании создают Доски Почета, на которых вывешиваются фотографии «Лучшего работника месяца» или«Лучшего работника года». В Америке нет ордена «Героякапиталистического труда», но титулы и звания, так же, каки в Советской России, должны примирить работников с низкой оплатой труда и скрыть истинное распределение влияния и власти.

Истинные герои не они, а менеджмент корпорации, который получает в десятки или в сотни раз больше среднего работника, а работает часто меньше и менее продуктивно, чем средний работник. Менеджмент увеличиваетсвою зарплату в независимости от выигрыша или проигрыша компании, а за неумелое руководство компаниейрасплачивается рабочий, а не менеджмент. «Мы все должны нести жертвы», — и зарплата работников уменьшается при проигрыше компании, и не поднимается в случаеее успеха.

Ральф Найдер, политический активист, отмечал: «Нашасистема — это система корпоративного социализма, в которой часть заработков миллионов, в виде налогов, идетна укрепление мощи корпораций, а все просчеты, неудачинесостоятельного менеджмента и откровенный грабеж работника и потребителя оплачивает все общество».

Антитрестовские законы и перераспределение доходовшироко развернулось в период Франклина Делано Рузвельтаи было продолжено Джоном Кеннеди и Линдоном Джонсоном, что дало мелким и средним бизнесам возможностьучаствовать в конкурентной борьбе. В 50–70е годы сформировался обеспеченный средний класс, он смог добитьсярасширенных прав на рынке труда, так как большой бизнес


76

в то время был ограничен в своих маневрах антимонопольными законами. В атмосфере государственного и общественного контроля над действиями корпораций материальноепроцветание стало достоянием большинства населения.

Казалось, что рост корпораций, неконтролируемый государством, приведет к всеобщему благополучию, что свободный от ограничений рынок обогатит всех. Успех большогобизнеса стал главной заботой государства, ответственностьгосударства за защиту интересов среднего класса и бедняков утратила свою актуальность.

В 1980е годы администрация Рональда Рейгана, отражаяобщественное настроение, сняла многочисленные ограничения с деятельности большого бизнеса. Доходы значительнойчасти среднего класса начали расти вместе с ростом доходов корпораций, появилась уверенность в том, что уже нетнеобходимости в общественном и государственном контроле над равномерным распределением экономических возможностей.

С начала 90х годов разрыв между доходами деловойи профессиональной элиты и основной массы работниковстал настолько ощутим, что это стало угрожать социальнойстабильности американского общества. Надежды среднегокласса на то, что они также войдут в число победителей, неоправдались. На верхушку пирамиды смогли подняться лишьнемногие.

«Средний класс не стал беднее за последние нескольколет, но он не стал и богаче, а именно это ожидалось какрезультат роста экономики», — писал в это время ЛестерТуров, декан школы Бизнеса Массачусетского ИнститутаТехнологии, MIT.

Государство, перестав вмешиваться в процесс экономического развития и создавать условия для равных возможностей в конкурентной борьбе, открыло ворота для сильных иперестало защищать слабых, т. е. перестало выполнять своюглавную функцию регулятора общественных отношений


77

между экономическими интересами различных общественных групп.

В советской экономической системе «сильные» — «командиры производства» — номенклатура, внешне также обладалаогромной властью, но была достаточно уязвима: случайныеошибки, неосторожность в аппаратной борьбе могли привести к резкому снижению статуса. Американская же экономическая номенклатура настолько уверена в своей неуязвимости, в том, что их власть сильнее власти государства, что имне приходит в голову скрывать этот очевидный факт.

Так, когда Давиду Рокфеллеру, наследнику огромнойнефтяной империи, в 60е годы предложили выставить своюкандидатуру на должность президента США, он ответил:«Для меня это было бы понижением статуса». Рокфеллермог это сказать, не опасаясь общественного мнения, так какв глазах большинства бизнес, создающий богатства, важнееи значимее для общества, чем государство, эти богатствараспределяющее.

Общественное мнение может осуждать государственнуюполитику, но почти никогда не посягает на авторитет корпораций: они — работодатели, от них зависит жизнь миллионов. А направление государственной политики определяется теми, кто ее финансирует. Несмотря на возникающие время от времени противоречия между государственным аппаратом, его чиновниками и интересами корпораций,они — партнеры, хотя иногда и конфликтующие. Главнойзадачей государства является создание равных возможностей для всех групп населения, но государство лишь времяот времени вмешивается в экономический процесс и, какправило, в пользу корпораций, доходы которых растут засчет уменьшения заработной платы, повышения производительности и интенсификации труда. Средний класс — наемные работники корпораций, создающие богатства для работодателей, своими руками строят систему, в которой «победитель получает все».


78

Клинтон, в 1992 году, во время предвыборной кампании,играя на чувстве опасности благополучию общества, в ситуации огромного разрыва доходов различных классов, говорил: «The rich get the gold mine and middle class gets theshaft». В русском переводе: «Богатые получают бублик,а средний класс — дырку от бублика». То, о чем говорилКлинтон, является фундаментальным, генетическим качеством капитализма, перераспределение богатства от бедныхк богатым было и остается неизменным, вне зависимости открасивых фраз политической демагогии.

Социалисты говорят об обратном перераспределении —от богатых к бедным. Но при таком перераспределении непроисходит никаких фундаментальных изменений, лишьпериферийные, появляется еще одна группа богачей, те,кто стоит у распределительной кормушки. Система продолжает делать богатых богатыми, а бедные так и остаются бедными.

Система нейтрализует массовый протест тем, что предоставляет доступ к кормушке наиболее агрессивным группам из низов, дает возможность подняться части образованного среднего класса и создает впечатление, что успехдоступен всем.

20% удачливых, а это 60 миллионов человек, добилисьуспеха в ожесточенной борьбе за высокооплачиваемыеработы, или сумели занять те ниши в бизнесе, которыепока не захватили крупные корпорации. У них не только высокие доходы, они также широко представлены вовсех средствах массовой информации, их голоса хорошослышны. И они убеждают публику в том, что труд — путьк успеху: «Посмотрите на нас, мы добились всего своимтрудом».

Экономист Лестер Туров понимает механизм успеха несколько иначе: «Успех не достается тем, кто тяжело ипродуктивно работает, успеха добиваются только те,кто умеет манипулировать людьми и капиталом».


79

Гигантская разница в оплате труда, тем не менее, не вызывает в США общественных протестов, так как сложностьсегодняшней экономики, в которой утрачены видимые связи между производством, продажами, зарплатами и доходами, позволяет скрыть простой закон физики — если у когото стало больше, значит, у когото стало меньше.

Kак говорил еще в XIX веке Марк Твен: «Труд — один изпроцессов, в котором одни добывают богатство для других». Житейская мудрость начала двадцатого века, когдапринципы распределения доходов были еще достаточно наглядны, гласила: «Кто такой миллионер? Это тот, ктоприсваивает себе заработанное миллионами».

Сила системы держится на неколебимом убеждении этихмиллионов, воспитанных той же корпоративной системой,что в условиях конкуренции возможности есть у всех,а вмешательство в экономику государства и общественныхорганизаций может только помешать ее естественномуразвитию.

Европейцы в течение последних 100 лет голосовали за социальные реформы и, несмотря на две мировые войны, оказавшие катастрофический эффект на экономику, сумели добиться уровня благополучия не меньшего, чем «американскийстандарт жизни», и создать систему, в которой доходы распределяются более или менее равномерно. В Европе он,в среднем, в 10 раз меньше, чем в США.

В Европе, Японии и Канаде общественное мнение не допускает возможности выплаты огромных сумм менеджерам,во много раз превышающих средний заработок. В Германиисредняя оплата руководителя корпорации в 20 раз большеоплаты среднего работника, в Японии — в 16 раз, в Норвегии — в 3 раза.

В Соединенных Штатах — в 500 раз. Президенты компаний, входящих в состав наиболее престижных, получаютоколо 5 миллионов в год, руководители таких компаний, как«CocaCola», «Occidental Petroleum» и «Intel», «зарабатывают»


80

по 100 миллионов. Роберт Гозьета, глава фирмы «CocaCola»,получил 400 миллионов. Компенсация за шесть лет работыФилиппа Найта, директора фирмы «Nike», производящейспортивную обувь, составила 4 миллиарда.

И компенсация работы менеджмента растет год от года. Посообщению журнала «Форбс», за 12 лет, с 1990 по 2002 год,оплата среднего менеджера корпорации выросла в 10 раз, т. е.на 600%, доходы среднего класса — на 20%, а доходы третинаселения — на 2%.

Дэвид Гордон, профессор Новой Школы Социальных Исследований в НьюЙорке: «Тщательно скрываемым секретом американской экономики является то, что 10% населения становятся богаче не за счет собственных способностей или удаче, а за счет 90% работников, чья зарплата понижается каждый год, и за счет этих 90% и растет заработок класса менеджеров».

Но две трети американцев на вопрос, нужно ли позволятьменеджерам корпораций получать сотни миллионов долларов в виде компенсаций за их титанический труд, в то время как 30 миллионов жителей страны живут ниже уровнябедности, ответили — «да». Следовательно, речь может идти не о «тщательно скрываемом секрете», о котором говоритДавид Гордон, а о незыблемом убеждении масс, что победитель должен получить все.

Роберт Конквест, британский писатель и социолог, яростный борец с немецким фашизмом и советским коммунизмомписал: «При юридически равных правах, которые демократия предоставляет всем, возникает естественный перевес цепких, наглых и аморальных». Но жертвы «цепких, наглых и аморальных» не склонны к морализаторству, когдаэто касается бизнеса, надеясь, в будущем войти в в ряды победителей, они уверены, что богатство достается тем, ктообладает талантом делать деньги, и от личной удачи. «Законы рынка неисповедимы».

Американец считает свою судьбу уникальной, и его не ин


81

тересуют принципы, на которых построено общество, онприучен видеть окружающий мир лишь через призму своего личного опыта, из которого нет выхода на обобщения,пускай, обобщают социологи, его жизнь уникальна и обобщениям не поддается. Он приучен видеть мир с позицийодиночки, и все, что происходит вне его личных интересов,его не волнует. Кроме того, он верит, что огромный разрывдоходов в американской системе — результат свободной конкуренции, но это результат политики самих корпораций,поддерживаемых государством.

Средства массовой информации никогда на затрагиваютэту скользкую тему, в громе информационного водопада, обрушивающего на публику многие тонны пустяков, голосатех, кто пытается об этом говорить, не слышны.

Но вот один из этих голосов:

«Если ты не имеешь права на часть дохода, а получаешь фиксированную зарплату — ты ограблен. Еслиты не имеешь права на участие в принятии решений,которые касаются тебя и тысяч твоих коллег, тыограблен. И те, кто грабит тебя, отлично знают,что они делают. Они знают, как много они получают от тебя и как мало тебе дают. Они не толькокрадут твои деньги, они крадут твою жизнь».(Майкл Вентура)

До первой половины XX века самые большие доходы приносило индустриальное производство, во второй половиневека индустрия сервиса стала занимать все более прочныепозиции, а в конце XX века самые большие доходы сталаприносить индустрия финансов.

Появилась новая порода предпринимателей, paper entrepreneurs, бумажных предпринимателей — финансисты, инвестиционные банкиры, те, кто делает деньги не за счетувеличения и развития экономики, а скупает и перепродает компании и корпорации. Продукт манипуляций — лишь


82

денежная масса, сотни миллиардов долларов попадают вкарманы финансовой элиты, но ничего не создается.

Задача индустрии — производство материальных продуктов, но главная цель бизнесмена — производство прибыли, поэтому создание денежного капитала для любогобизнеса важнее, нежели создание продуктов. В концеXX века индустрия финансов вышла вперед, она напрямую,минуя производственную фазу, производит желаемый продукт — деньги.

Производство — не цель, а инструмент для делания денег,производство — это подсобный механизм в финансовой игре, где деньги делаются деньгами. Производство лишь первоначальный, и не самый важный этап в аккумуляции денежной массы. Большие деньги не делаются в сфере производства, они делаются там, где покупаются и продаютсяденьги, в сфере финансового капитала.

Деньги в индустрии финансов — основной продукт, находящийся в процессе покупок и продаж. При каждой финансовой транзакции: покупкапродажа производств, покупкаи перепродажа биржевых акций, компаний, зданий, земли,сервиса — денежный объем увеличивается.

Первая в истории биржа была создана в Лондоне в концеXVIII века и сразу же продемонстрировала свои возможности в сфере манипуляций с акциями, большинство из которых не имели реального обеспечения. Эффект был настолько устрашающим, что правительство запретило компаниямвыпускать акции. Запрет действовал 50 лет.

Акцизная биржа не один раз в истории мировой экономики приводила к гигантским катастрофам. Биржа построена на принципе спекуляции, покупок и перепродаж,она создает ажиотаж вокруг определенного круга акций,что неизбежно приводит к созданию огромного пузыря, который, время от времени, лопается, и большинство вкладчиков теряют свои жизненные накопления. Это азартнаяигра с высоким уровнем риска. Но она необходима: благо


83

даря ей увеличиваются капиталовложения, без нее темпэкономического развития резко замедлится.

Крах биржи в 2000м году был связан с акциями компаний высоких технологий, которые, в пике ажиотажа спекуляций, стоили в 50–100 раз дороже, чем реальная стоимость компаний. Крупнейшие компании современной технологии — «Cisco», «eBay», «Palm Inc.», «Sun Мicrosystems» —в конце 90х годов спонсировали все виды массмедиа длярекламы огромных возможностей Интернета. Начали появляться тысячи маленьких компаний, занимавшихся разработкой новых коммуникационных систем, обладавшихминимальным исходным капиталом. Часто не больше, чемстоимость ренты за офис. Их акции, благодаря рекламному шквалу, раскупались мгновенно. Компании «Dot.com»росли как на дрожжах, а соотношение между реальной стоимостью компаний и их акциями было 1–50, 1–100, в некоторых случаях 1–1000.

Миллионы инвесторов вложили в новые технологии5 триллионов долларов и раздувшийся до гигантских размеров пузырь лопнул. Тысячи компаний «Dot.com» бесследноисчезли, миллионы владельцев акций потеряли жизненныенакопления. Но 5 триллионов долларов, конкретные вложения миллионов инвесторов, не могли исчезнуть, они комутостали принадлежать, но следы к тем, кто стал их владельцем,нисколько не интересовали органы финансового контроля:5 триллионов — огромная сила в политике. Тем не менее,благодаря искусственно созданному ажиотажу, мыльные пузыри финансовой индустрии превратили индустрию электронных коммуникаций в мощный двигатель экономики.

Когда память о предшествующем крахе стерлась, массавкладчиков вступила в новую игру на рынке недвижимости. Ажиотаж создал небывалый по размеру пузырь, лопнув в октябре 2008 года, он привел в действие систему домино, начали лопаться все другие пузыри, созданные индустрией финансов.


84

Кризис 2008 года создали киты, на которых стоит вся американская финансовая система, всемирно известные компании — «Federal Reserve Bank», «Bank of America», «AIG», «BearSterns», «Merrill Lynch», «Lehman Brothers» и многие другиегиганты финансового, страхового и банковского секторов.

Руководители, ведущие менеджеры этих корпорацийпреднамеренно вели свои компании к банкротству, котороемогло принести им более высокие личные дивиденды, чемумелое управление, в котором они были несостоятельны.

Старая поговорка: «Легче ограбить банк, которым тывладеешь, используя свою бухгалтерию, чем ограбить егос пистолетом в руках», — раньше казалась преувеличением, шуткой, с известной долей правды. В свете того, чтопроисходит сегодня — это достоверный факт.

В 2007 году 25 ведущих топменеджеров заработали каждый по миллиарду, но и после падения биржи, они получилипо полмиллиарда. Как бы ни раскладывались карты в этойигре, даже в случае проигрыша они не остаются внакладе.

Можно было бы возложить всю вину на них, на лидеровиндустрии, но они делают то, что им выгодно только потому, что само общество, которое они используют в своих целях, добровольно садится вместе с ними за карточный стол,зная, что имеет дело с шулерами.

Огромные массы населения, около 60 миллионов, являются держателями акций, будучи работниками различных предприятий и, одновременно, акционерами тех жепредприятий, они выступают в двух противоречащих другдругу ролях. В первой своей роли, роли работника, они заинтересованы в улучшении условий труда, снижении рабочего темпа, повышении оплаты и иммунитета от необоснованных увольнений. В другой, как держатели акций, онизаинтересованы в массовых увольнениях и ужесточенииусловий труда, стоимость акций увеличивается пропорционально уменьшению уровня заработков и увеличению эффективности труда.


85

Пропаганда говорит, что каждый держатель акций, внезависимости от количества акций, которыми он владеет,участвует в игре на равных с крупными вкладчиками, т. е.становится финансистом. Но держатели небольшого количества акций не принимают участия в основных решениях, это не они разрабатывают стратегию и тактику, онипешки в игре, правила которой им неизвестны. В шахматах пешки обладают значительной силой, в финансовойигре миллионы пешек не имеют никакой силы, финансовый менеджмент меняет правила по своему усмотрению,и они всегда в его пользу, ему и принадлежат все вкладымелких игроков.

Финансовая элита — хозяин огромного казино, в которомдля миллионов американских «финансистов», акционеров,играющих на бирже, призывно звучат 25ти центовые монеты в игральном автомате, а устроители игры получаютмиллиарды. Круг замкнут системой общего интереса, каждый имеет свои карты на руках, и никто не решится на критику, протест, или просто осуждение, в игре все партнерыравны, у всех есть возможности стать богаче.

В мировой торговле стоимость всех товаров — 3 триллиона долларов, финансовые операции, с ним связанные,составляют около 100 триллионов. Производство товарови услуг увеличивается в год всего на несколько процентов, а стоимость акций растет в астрономических пропорциях.

Национальный продукт США сегодня составляет 14 триллионов долларов, а стоимость акций — около 200 триллионов. Следовательно, большая часть акций не имеют реального обеспечения, их стоимость не отражает реальной ситуации в экономике, что неизбежно вело ее к пропасти, чтои произошло в 2008 году, сделав более наглядным то, чтобыло очевидно и раньше. Свободный рынок, предоставленный сам себе, без общественного и государственного контроля, может привести к глобальному краху.


86

Но катастрофу можно отодвинуть на несколько десятилетий, если вовлечь в «финансовую пирамиду» все страны мира. Для этого необходимо создать глобальный рынок, который решит проблемы на определенное время. Не исчерпаны ресурсы и в самих Штатах. Рынок финансов может бытьрасширен за счет вовлечения в финансовую игру всего населения страны. Приблизительно у 5% населения страныесть достаточные финансовые средства для создания ещебольшего капитала, но увеличить свои возможности они могут лишь вовлекая в игру массы, чьи накопления попадутв руки победителей, финансовой элиты.

Финансовая система необходима, увеличивая инвестиции,капиталовложения в новые технологии, в расширение производственной базы, она обеспечивает интенсивное развитие экономики. Но, на определенном этапе, спекуляции приносят больше доходов, нежели инвестиции в производство,и тогда, далеко оторвавшись от земли, раздувшийся воздушный шар индустрии финансов под огромным давлениемлопается, под его обломками начинает рушиться и вся реальная экономика в целом. Это происходило много раз, нокаждый раз воспринималось как результат отклонения отправил игры немногочисленными авантюристами.

Но это не отклонение, это фундаментальное правило игры — вложить меньше и получить больше, а оно не предполагает честности в игре.

В последние десятилетия появилась новая тенденция в отношении к деловым операциям — они должны быть открыты,прозрачны. Но бизнес, защищая свои интересы, не можетдержать свои карты открытыми, существует тайна бизнеса,банковская тайна, они защищены законом.

Швейцария в течение столетий была банковским сейфомЕвропы и смогла им стать, так как более жестко, чем другие, охраняла тайны вкладов. Швейцарские банки скрывали от нескромных взглядов не только капиталы, созданныелегальным бизнесом, но и те, что были добыты неправедным


87

путем — еврейское золото, снятое с трупов в фашистских лагерях смерти, богатство диктаторов, ограбивших свои народы, а сегодня — 80% всех доходов мирового наркобизнеса.

Еще со времен Кальвина, превратившего столицу Швейцарии, Женеву, в центр протестантизма в Европе, религиозные мораль и этика перестали распространяться на деловые операции, соблюдалась лишь деловая этика: соблюдение формального договора — что и сделало Женеву финансовым центром европейского континента.

Не отдельные личности, а сама природа бизнеса вынуждает участников финансового процесса игнорировать те нормы морали, которых они придерживаются в своей частнойжизни. А широкое распространение афер, финансовых пирамид или пузырей — неизбежное следствие системы, таккак в них принцип «вложить меньше — получить больше»реализуется с самым высоким коэффициентом прибыли.

Раньше финансовые аферы проходили на более или менеелокальном уровне, реальная экономика так или иначе оправлялась от ударов. Сегодня это происходит на глобальном уровне, на широком поле мировых финансов становится наглядным,что системе финансовой индустрии, построенной на кредите(credit в переводе означает «доверие»), нельзя доверять.

Это было понятно в самом начале возникновения финансовой индустрии. Карл Маркс писал в 1867 году: «Владельцы финансового капитала будут стимулировать рабочийкласс покупать все больше и больше дорогих товаров, домов и техники, они вынудят их брать все более дорогиекредиты, до тех пор, пока кредиты станут невыплачиваемыми. Невыплачиваемые кредиты приведут к банкротству банков, которые будут национализированы государством…» Перспектива подобного развития была очевидна,но желание масс верить в мечту, что можно увеличивать богатство, надувая финансовые пузыри, получать деньги извоздуха, было сильнее, поэтому стало очевидно только в 2008м году, когда превратилась в неоспоримый факт.


88

Маркс не был первым, кто видел подобное развитие событий. Томас Джефферсон, третий президент США, автор«Декларации независимости», писал задолго до Маркса,в 20е годы XIX века: «Если американский народ когданибудь позволит частным банкирам контролировать денежный оборот в стране, банки и корпорации, которыерасплодятся вокруг них, лишат народ собственности втакой мере, что дети окажутся бездомными на земле,завоеванной их предками».

Опасения Джефферсона оправдались. Когда к середине XIX века индустриальный прогресс привел к созданиюбанковских и промышленных конгломератов, корпорацийи увеличению их власти над жизнью общества, президентАбрахам Линкольн в одном из своих выступлений сказал:«В недалеком будущем наступит перелом, которыйкрайне беспокоит меня и заставляет трепетать засудьбу моей страны. Приход к власти корпораций неизбежно повлечет за собой эру продажности и разложения в государственном аппарате страны. Капиталутвердит свое владычество над обществом, играя на самых темных инстинктах масс, пока все богатствастраны не окажутся в руках немногих, и тогда конецреспублике».

Одним из этих немногих был железнодорожный магнатКорнелиус Вандербильт, и он, как бы отвечая на репликуЛинкольна, определил реальные цели корпораций: «Когдамы чтото делаем, то только потому, что это нам выгодно, нам тысячу раз наплевать на публику».

Правда, времена изменились, и сегодняшние лидеры корпораций не так откровенны, как Вандербильт. Они — выпускники престижных колледжей страны, а Вандербильт практически был безграмотен, закончил лишь двухгодичнуюцерковную школу и, в силу прямолинейности характера, высказывал то, на что сегодня, в эпоху политкорректности, ужемало кто решается.


89

Но вот один из тех, кто обладает достаточным гражданским мужеством и чувством ответственности передобществом, Роберт Монкс, один из наиболее влиятельныхлюдей в мире большого бизнеса, руководивший многимикрупнейшими корпорациями страны, говорит: «Корпорации — гигантские монстры, хотя они объявляют о своихцелях как служение обществу, они его разрушают, таккак служат только себе».

Но общество, которое видит экономику как азартную игру, старается этого не знать, так как в процессе игры обогащаются не только банкометы, но и наиболее удачливая частьмелких игроков, а неудачники тешат себя надеждой, чтокогданибудь и им выпадет большой выигрыш.

Как писала Жорж Санд более ста лет назад: «Европейский романист повесил бы скорбную лиру меж прибрежных ив, дабы излить проклятия на зло цивилизации. Американец же не может клеймить позором зло,из которого произошли сила, богатство и независимость его народа».

«Богатство — это справедливость, богатство — этосвобода, богатство — это власть», — писал Маркус Гарви,американский политический деятель начала ХХ века, и,сегодня в обществе, построенном на экономике и ради экономики, это мнение разделяют массы, вспоминающие о морали лишь когда они оказываются в проигрыше.

Китайский философ Конфуций утверждал, что в миреесть только один материал, из которого делается добро, —это зло; а бизнес, говоря словами Гете, — это та сила, которая, «желая зла, творит добро» — богатства.

«Какова цель человеческой жизни? Стать богатым.Каким путем? Нечестным — быстрее, честным —дольше. Честным, только если иначе нельзя».(Марк Твен)

Преступность существовала всегда, во всех общественных системах, но ее специфика и размах всегда определялись доминирующими в обществе культурными ценностями и социальными целями. Когда общество определяетсмысл человеческой жизни как создание богатств, оно выдвигает в авангард тех, кто способен создавать больше других и быстрее других.

Законы юридические и нравственные нарушались всегда,и всегда осуждались как деградация человека, как предательство священных норм жизни. Но, к середине XIX века,когда сформировалось рыночное, капиталистическое общество, преступление стало оцениваться иначе.

Принцип рынка — «купить дешевле, продать дороже»изначально предполагает отсутствие правил честной игры. Как говорил еще Цицерон: «Рынок — это призваниетех, кто покупает для того, чтобы перепродать подороже, и они не могут это сделать без наглого и беззастенчивого обмана». Энгельс называл экономику «формойдозволенного обмана».

4. Преступление — бизнесдругим путем


92

В докапиталистическую эпоху преступление воспринималось как индивидуальный выбор, приводящий к распадуличности. В XX веке преступление перестало быть выборомличности, утратило трагедийные черты. Как в жизни, так ив литературе, преступление стало будничным социальнымявлением, одним из способов решения жизненных проблеми, прежде всего, проблем экономических.

Теодор Драйзер в своих романах «Титан», «Гений», «Финансист» показывает героя, Каупервуда, который переступает все законы этические, нравственные, юридические, новсе это полностью оправдано Американской Мечтой, мечтойоб индивидуальном успехе. Честный путь к мечте дологи мало эффективен.

«Общество делится на рабов, живущих по принципамрабской морали, и тех, кто способен переступить мораль, —это те, кто способен создавать богатства и умеет властвовать, — пишет Драйзер в 1913 году, — Удел слабых — поражение. В отличие от сильных, они боятся общественногомнения. Они слишком трусливы, чтобы пойти на рисквзять чтолибо чужое. Они называют преступниками тех,кто ищет власти и богатства. Миллионеры же, гангстерыи мошенники достигают успеха, потому что борются, ипоэтому побеждают».

Заявление Драйзера может показаться преувеличением:Драйзер литератор, а литература всегда пользуется преувеличением как профессиональным приемом, но об этом, почти в тех же выражениях, говорит человек практики, закончивший лишь четыре класса церковной школы, не прочитавший в своей жизни ни одной книги, Луиджи (Лаки)Лучиано, босс боссов мафии 30–40х годов: «Каждый хотелбы отнять чтолибо у других, только у большинства нехватает смелости. У нас, у мафии, она есть».

Классик литературы и «титан» американского преступногомира так же, как и Раскольников Достоевского, делят мир на героев и «тварей дрожащих». Если следовать идее Достоевского

Глава 4. Преступление — бизнес другим путем

93

о том, что нельзя пролить «слезинку ребенка», тогда нужноотменить Прогресс. На миллионах «слезинок» строится мирматериалистической цивилизации.

«Страна предоставляет тебе выбор — или тебя грабят, или ты грабишь», — говорил Барнум, создатель самого известного в Америке начала ХХ века цирка и выставок чудес света.

Другая знаменитая фраза Барнума: «Простаки рождаются каждую минуту» (There’s a sucker born every minute), —имеет сегодня не меньшее значение, чем 100 лет назад, когдаона была произнесена. Ты или «sucker», недотепа, или«swindler», «sharpie», острый, находчивый, тот, кто на ходуподметки рвет, способен всех обвести вокруг пальца.

Турчанинов, полковник генштаба русской армии, иммигрировавший в Америку в 1856 году, ставший бригаднымгенералом в армии Севера в годы Гражданской войныуточнял: «Smart guy, понашему ловкач, пройдоха, здесьвеликое слово. Будь человек величайший негодяй, в какомбы то ни было классе сословия, если он не попал на виселицу, онто и почтенный. За ним ухаживают, его мнение первое во всем, его суждениям и приговору верят более, чем Библии».

Турчанинов судил Америку с точки зрения этики, религиозной морали, но Америка строилась как рыночное общество, а на рынке существует лишь мораль успеха. В феодальном обществе богатства приобретались насилием, рыночная демократия предложила более цивилизованные формы — обман, построенный на убеждении.

«Вся наша жизнь построена на завоевании доверияв деловой, политической и индивидуальной сфере, иуспеха добиваются только те, кто обладает способностью убеждать, способностью продать свой товар,свои идеи, самого себя».(Социолог Джеймс Комбс)


94

Главный инструмент убеждений — язык, и он отражает приоритет тех или иных отношений между людьмив данной культуре, часто просто в количестве используемых слов.

В американском варианте английского языка существуетбольше терминов для обозначения различных типов обманщиков и приемов обмана, чем в других языках мира: frauds,charlatans, deceivers, dissemblers, tricksters, swindlers, mountebanks, impostors, hoaxers, fixers, cheats, pretenders, cynics,hypocrites, hoodwinkers, fourflushers, bunk, baloney, buncombe, sham, shilling, bamboozle, himhamming, chisel, welsh,snake oil, bluffing, a bum steer, rook, flummox, selling a billof goods, the puton, a raw deal, diddling, swindling, the snowjob, the comeon, the gambit, the royal shaft, the setup, beingfleeced, getting burned, the ream job, conning.

Большинство из этих терминов непереводимы, они отражают специфику деловых и человеческих отношений, характерных только для американской культуры, а широтатерминологии говорит о степени распространенности и изощренности обмана.

Гарри Линберг в своей работе «Мошенник в американскойлитературе» («Тhe Confidence Man in American Literature»),анализируя популярные персонажи наиболее читаемых книг,показал, что большинство литературных героев в них представлены как гении обмана и манипуляций, и публика узнавала в них широко распространенный социальный тип. Длямошенника общество — это сборище недоумков (suckers), которых он может убедить в своей заботе об их благополучиии, таким образом, за чужой счет, создать благополучие собственное.

Какой же разумный человек будет действовать противсобственных интересов? Но мы не всегда верим собственнымчувствам и убеждениям и готовы доверять тем, чьи убеждения логичнее и эмоционально более интенсивны, чем наши.Манипулятор, как правило, не использует открытый обман,


95

чаще он пользуется логикой доказательств и эмоциональным давлением.

В первой половине ХХ века техникой манипуляции владел только тонкий слой населения: бизнесмены, капиталисты, финансисты. Во второй половине ХХ века, с вовлечением масс в экономический процесс, техникой манипуляцийстали овладевать все социальные слои. Все, в той или инойстепени, стали бизнесменами, капиталистами, финансистами, играют на бирже, вкладывают свободные деньги в бизнесы, участвуют в различных формах деловых отношений,а в них самым важным является умение убеждать, умениекупить дешевле, продать дороже.

В общественной шкале престижа мошенники, добившиеся значительного успеха хитроумным обманом, традиционно занимали очень высокие места. Умение продать товар,который никто в здравом уме не купит, умение продаватьвсе, даже то, что продать нельзя, требует активного творчества.

Продажи, в широком социальном смысле — это искусство,оно требуют таланта, творчества, изощренной изобретательности, выдумки, и если они приносят большие доходы,то это не может не вызывать преклонения публики передмастерством манипулятора.

Скандинавский драматург Кнут Гамсун, побывавшийв США в 20е годы ХХ века писал: «Общество смотрит на крупные аферы с симпатией и часто с восхищением. Способность обмана в крупных масштабахв глазах публики выглядит как выражение изобретательности, характерной черты янки, а пресса с умилением описывает технические детали аферы и восторгается точностью, ювелирностью работы мошенников».

Древние греки относили торговлю и воровство к разряду искусств, небесным покровителем которых был богМеркурий.


96

Америку недаром называют страной неограниченных возможностей, «Land of unlimited оpportunity», где «Sky is thelimit», предел — только небеса, и, по замечанию социолога Эмиля Дуркхайма, если возможности беспредельны, то и ограничения, практические и моральные, могут быть преодолены.

Специфическое прошлое Америки, где цивилизация создавалась в условиях первозданной природы, сформировало характерный подход к решению проблем, использовалсясамый короткий и самый простой путь. В борьбе с природойморалист не выживал, мораль — результат развития цивилизации и вне цивилизации неприменима. Поступок правилен, когда он ведет к выживанию, и неправилен, когда ставит жизнь под угрозу, на моральные реминисценции простоне было времени.

Америка создавала новый мир, новую цивилизацию,противостоящую природе в своем материальном воплощении и, в то же время, возвращала человеческое обществок тем формам отношений, которые существовали в природе, борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший. Условия конкурентной борьбы требовали творческого подхода и мгновенных решений, уголовные законы и законы морали усложняли путь к достижению цели, поэтомупреступление, как инструмент делового процесса, стало органической чертой нового общества.

«Вынужденный опираться только на себя, американец определяет свою свободу как независимость отзакона и традиций. Американец принимает закон,когда он на его стороне, и отвергает, если он против.Только он сам решает, что справедливо и что нет».(Генри Торо)

Экономическая свобода, которую предоставил массам демократический капитализм, открыла все шлюзы для творческой энергии народа, и эта энергия сметает на своем пути все барьеры, стоящие на пути. Это борьба всех со всеми,


97

и в ней выигрывают те, кто способен находить самый короткий путь к успеху, нарушать правила игры, игры с высоким уровнем риска.

Характерен взрыв преступности в постсоветской России,когда появились небывалые возможности для индивидуального предпринимательства. Первыми российскими предпринимателями стали те, кто имел уголовный опыт, опыт приобретения богатств в условиях высокого риска. Уголовныймир был лучше приспособлен к деловой игре, чем основноенаселение, приученное советской властью к экономическойи социальной пассивности.

В стабильной экономике преступность сдерживается всеми общественными институтами, стабильная экономикапозволяет большинству населения использовать приемы обмана и манипуляции, не выходя из рамок закона. При отсутствии стабильности, как это произошло с появлениемсвободного рынка в бывшем Советском Союзе, индивидуальное предпринимательство выбрало самый простой путьк достижению цели — игнорирование всех законов.

Обман, мошенничество и убийства превратились в распадающейся экономической системе России в основное средство концентрации богатств, они обнажили конструктивныепринципы бизнеса, сделав наглядным то, что скрывалось задекорациями приличий в налаженном экономическом механизме. И это закономерно, что уголовники, самая активнаячасть населения, стали авангардом развития капитализмав России. Бизнес без риска может существовать лишь в застывших бюрократических, государственных формах, и, какправило, мало эффективен.

Уровень уголовной преступности — показатель того, в какой степени общество его принимает. Чем выше уровень еговидимого слоя, тем шире преступность, в самых разнообразных формах, распространена в обществе в целом. А в России обман всех всеми, во все времена, воспринимался как нормальная форма отношений.


98

Как писал Карамзин в письме к другу в Европе: «Как дела в России?» — «Воруют!». Разумеется, воровство — это нерусская национальная черта, но в России оно имеет своюспецифику, в нищей стране все воровали у всех. А в советское время, когда десятки миллионов прошли через тюрьмы и лагеря, и уголовная феня превратилась не простов обиходный повседневный язык, блатной лексикон отражалпринципы, на которых строятся человеческие отношения.В постсоветский период, когда рухнули декорации самогосправедливого общества на земле, это качество российскойжизни стало наглядным и откровенным. Принцип: «Честность — признак наивных дураков» стал обиходным лозунгом дня.

На сегодняшнем богатом Западе воровать друг у другаи обманывать по мелочам соседа, коллегу, друга не имеетникакого смысла. Да и в экономической сфере преступления не выглядят настолько чудовищно, как в России,западная цивилизация выработало сложные ритуалы создававшихся в течение двух столетий рыночных отношений, за которыми механизм обмана и манипуляций просматривается с трудом.

Социолог Филлип Слатер: «Бесконечны напоминания прессы о беззаконных операциях в России. Но экономическиепреступления в России выглядят как наивный провинциализм в сравнении с отточенной стилистикой гигантскогомошенничества западного коммерческого мира. <…> В этомнаиболее наглядное преимущество западной цивилизацииперед Россией. Западный человек получает достаточнуютренировку в рационализации бизнеса и уважении к закону.Он не будет надувать когото по мелочам. Обман по мелочам непродуктивен. Западный бизнесмен, перед тем как совершить незаконную операцию, консультируется с юристом, и, в основном, старается держаться внутри границзакона, который, при помощи опытного адвоката, всегдаработает в его пользу. У русских же нет многовековой


99

практики ведения бизнеса. Поэтому русский бизнесмен,совершая точно такую же незаконную операцию, как и егозападный коллега, делает это непрофессионально, т. е. грубо и вульгарно, нарушая все правила приличий, о которыхимеет самое смутное представление. Он не озабочен дажетем, чтобы скрывать следы, и достаточно недальновидени туповат, чтобы обманывать даже там, где в этом нетабсолютной необходимости. У русского нет того артистизма, внутренней дисциплины и того опыта обманамногих столетий, который есть у западного бизнесмена.Русский действует импульсивно, спонтанно, варварски.Склонность к преступлениям у русских не больше, а более очевидна. Она осуществляется в самых неприхотливых и неприкрытых нецивилизованных формах, а это неможет не вызывать яростный протест у Запада. Не умеяносить сложный маскарадный костюм благопристойности, над которым Запад работал веками, русские, в своем наивном невежестве, открывают для всеобщего обозрения сам механизм бизнеса».

В 90е годы ХХ века Россия повторила американский путь.В США, в XIX веке, в начальный период развития индустриальной экономики, откровенное взаимное надувательствов бизнесе, без маскарада благопристойности, также было общепринятым правилом. Бюрократическая структура бизнеса еще только создавалась, экономического законодательстване существовало, что позволяло использовать любые формытворческого подхода, поэтому обман, в среде деловой элиты,был откровенным и наглым.

Джон Пирпойнт Морган, создатель американской банковской системы, знавший более чем ктолибо другой психологию людей бизнеса, говорил: «Я отношусь к людям с уважением, ко всем без исключения, но что касается людей бизнеса, то в их компании я бы не оставил свои ручные часыбез присмотра».

Экономическая элита страны во времена Моргана была


100

немногочисленна и составляла не более нескольких десятков тысяч. В постиндустриальную эпоху массы были вовлечены в деловой процесс в качестве его активных участников, и нарушение законов стало массовым явлением.

С начала 50х годов национальный продукт на душу населения увеличился в три раза. За эти же 50 лет преступность в экономике увеличилась в 5 раз. Каждый ищет короткий путь, возможность обойти закон в своей сфере деятельности — это увеличивает коэффициент полезного действия любого бизнеса. Юридические законы и законы морали сдерживают динамику развития, и бизнес, в поиске самойкороткой дороги, идет в обход правил, законов и морали.

Социолог Джеймс Комб видит американскую культурубизнеса как «Культуру обмана», таково название его книги. По его мнению, народный капитализм не мог не привести к популяризации приемов и техники бизнеса, ранее характерных только для узкого круга «титанов», «финансистов» и «гениев», — «взаимная манипуляция и обман сталиэтической и процедурной нормой нашей культуры».

Социология, как и литература, использует обобщения,часто преувеличивает, чтобы более эффектно доказать своитезисы. Но вот пример из практики делового мира:

Джимми Салливан, член директората НьюЙоркского департамента школьного образования, укравший из городскойказны миллионы, в свое оправдание на суде привел следующий довод: «Каждый у когото крадет, и это не нарушение правила, это правило. Это 95%. Ктото крадетнемного, ктото больше. Впрочем, мы всегда были нацией,где гангстеры и мошенники превозносились до небес. Эточасть Американской мечты».

Традиция обмана, манипуляций и жульничества сформировалась уже в первые годы существования британскихколоний. Первым известным мошенником в истории Америки был капитан Самуэль Аргалл, назначенный вицегубернатором Виржинской колонии в 1616 году. Через два года он


101

захватил все, что принадлежало общине, и сбежал, оставивот всего общинного богатства шесть коз. Все, что можнобыло вывезти, он погрузил на свой корабль и в Англиипродал с большой выгодой. Оплатив услуги адвокатов частью своей добычи, он смог не только уйти от суда, но,раздав взятки нужным людям, получил звание пэра за своизаслуги в освоении новых территорий в Америке, и былназначен представителем британской короны в Совет Американских Колоний.

Джон Ханкок, организатор Бостонского чаепития, с которого началась Американская революция, накопил огромные богатства, занимаясь поставкой в колонии контрабандных товаров.

Создатели американской Конституции, Роберт Морриси Джеймс Вильсон, входившие в состав Конституционного суда, состоящего из девяти человек, участвовали в гигантскойафере по продаже несуществующих земельных участков.

Представители власти всегда были активными участниками делового процесса.

В 1789 году финансист Генри Бикман заплатил муниципалитету НьюЙорка 25 фунтов стерлингов за 23 мили территории, весь западный берег острова Манхэттен. Тогда этотучасток общественной земли, появившись в открытой продаже, мог стоить 5 000 фунтов стерлингов. Каков был размер взятки, данной муниципальным чиновникам, осталосьнеизвестным. Одна из улиц УоллСтрита носит сегодня имяфинансиста Бикмана, «Beekman Street».

Чарльз Диккенс, после своего путешествия по Соединенным Штатам, писал в своих «Американских записках» в1842 году: «У них в почете умение ловко обделывать дела<…> и оно позволяет любым плутам, которых стоилобы вздернуть на виселицу, держать голову высоко, наравне с порядочными людьми. Мне не раз приходилось веститакой разговор: „Ну разве не постыдно, что имярек наживает свое состояние самым бесчестным путем, а его


102

сограждане терпят и поощряют его, несмотря на все совершенные им преступления. Ведь он позорит общество!Да, сэр. Он признанный лжец! Да, сэр. Совершенно бесчестный, низкий, распутный тип! Да, сэр. Ради всего святого, за что же вы тогда его уважаете? Видите ли, сэр,он ловкач, shrewd, smart guy“».

Финансовый гений и патриот Америки, Корнелиус Вандербильт, во время Гражданской войны 1861–1865 годов продал Северу несколько десятков судов, списанных на слом. Онкупил их перед началом войны, предчувствуя возможныйспрос в случае начала военного конфликта. В связи с тем, чтоправительство остро нуждалось в увеличении своего морского флота, а на постройку новых кораблей не было времени,Вандербильт продал старые посудины по цене новых, и, припроверке их ходовых качеств, они затонули. Естественно, чтоон не мог бы заключить эту сделку без помощи друзей в закупочной комиссии Конгресса.

«Таммани Холл» — название группы политиков и бизнесменов, покупавшей и продававшей назначения на общественные должности, проводившей законы, выгодные лишьбольшому бизнесу, в НьюЙорке второй половины XIX века.«Таммани Холл» в американской истории стал символом предела политической коррупции. Глава «Таммани Холл», БоссПланкетт, произнес историческую фразу: «Когда я вижу открывшиеся возможности, я ими пользуюсь», (I’ve seen myopportunities, and I took them!). Мистер Планкетт, уйдя с поста, тем не менее, остался в памяти народной как мастер своего дела, мастер политической и экономической игры.

Shrewd, smart guy сегодняшнего дня также пользуетсявсеобщим уважением, и, как во все времена, играет важнуюроль в общественной жизни.

1975 год. Предвыборная кампания в Майами. Кандидатв президенты, Джимми Картер, выступает на банкете передпредставителями большого бизнеса. Входной билет — $1 000.Картер разъясняет основной лозунг своей предвыборной


103

программы — честное правительство. Рядом с ним на подиуме сидят: мэр Майами, только что отсидевший срок зауклонение от налогов, два сенатора от штата Флорида,в этот момент находящихся под судом за проталкивание закона о льготах в сферах, представляющих их персональныеделовые интересы, руководитель одного из министерств, находящийся под судом за получение взятки, и 3 представителя других министерств, обвиненных в хищении государственных средств.

В период президентства Клинтона, в 1994 году, казначейСША, Каталина Билларандо, была приговорена к четырехмесячному заключению за уклонение от уплаты налогов.

Бесчисленные скандалы, связанные с обманом и мошенничеством, на страницах американской прессы часто выглядят как нарушение общепринятых правил, как отклонениеот нормы. Но манипуляции и аферы являются органической,неотъемлемой частью деловой игры.

Когда в 1938 году обман и манипуляция ценами в доставке авиационной почты достигли таких размеров, что правительство было вынуждено закрыть все авиакомпании, вовлеченные в аферу, председатель Торговой Палаты СШАВилли Роджерс выступил со следующим заявлением: «Еслимы будем закрывать какиелибо индустрии в связи с мошенничеством, то мы должны будем остановить всю экономику страны».

Но скандалы в сфере политики и большого бизнеса характерны не только для Америки, с неизменным постоянством они происходят и в европейских странах. Разница вразмахе, масштабе. Масштабы — это специфика Нового Света, она видна в самой природе Соединенных Штатов, в ееархитектуре и также в размахе преступности.

В 1949 году состоялось совещание представителей оккупационных войск в Германии. На повестке дня стоял один вопрос — грабеж складов в армиях союзников. Основными участниками ограблений были американские солдаты и офицеры


104

всех рангов, тем не менее, американские представители были оскорблены тем фактом, что вина возлагается только навоеннослужащих США, напомнив о том, что крадут не только американцы, но и французы, и англичане.

Представитель Франции привел следующий довод, казавшийся ему неопровержимым: «Что украдет французскийсолдат? Блок или два сигарет (сигареты в послевоеннойЕвропе использовались как форма валюты). Что украдетамериканский солдат? Он угонит целый поезд, вовлечетв свой бизнес не только солдат, но и офицеров, подкупитпоездную бригаду, зафрахтует десятки грузовиков, создастсеть распространения». «Это уже не воровство, а большой,хорошо организованный бизнес», — ответил ему представитель американских оккупационных войск.

Грабеж побежденных стран существовал во все времена,во время Второй Мировой войны грабили и советские офицеры, и солдаты, и в этом они не отличались от своих французских и английских коллег; как правило, это были подвернувшиеся по случаю воинские трофеи. Советские генералы и маршалы отправляли из Германии в Союз целые составы разнообразного добра для личного пользования.

Американский же солдат, в отличие от мародеров другихстран, относился к грабежу как к делу, к бизнесу, которыйтребует вложений труда, инициативы и умения созданияорганизации.

Когда в период Американской Революции из волонтеровминитменов, партизанских отрядов восставших, создаваласьрегулярная армия, Джордж Вашингтон, главнокомандующий, пригласил из Европы профессиональных военных,в основном немецких офицеров, которые должны были этуармию создать. Один из них, капитан фон Стюбен, возглавил офицерский корпус, и в течение нескольких месяцевмуштровал будущих солдат. Отчитываясь перед Вашингтоном за проделанную работу, в ответ на его вопрос: «Можноли из американца сделать солдата?», фон Стюбен ответил:


105

«Не думаю. Немецкий солдат носит в своем ранце жезл маршала, американец — бизнесплан, он и войну видит как бизнес».

Начиная с отцовпилигримов, для которых труд был высшей религиозной ценностью, и по сегодняшний день умениеделать Дело — высшая оценка человеческих качеств, дажеесли это дело уголовное, преступное. В общественном сознании успешный преступникпрофессионал такой же бизнесмен, как и любой другой, он человек Дела. Что не вызывает уважения у общества, так это отсутствие профессионализма, хватательный рефлекс уличного вора вызываеттолько презрение.

В фильме «Крестный отец» глава итальянской мафииКарлеоне объясняет своим соратникам, что мафия (ее итальянское название Коза Ностра — Наше Дело) — это не шайкауличных воришек, это бизнес в сфере сервиса, который потребитель не может получить через легальные каналы. Публика хочет секса, свободный доступ к которому перекрыт законом. Она его получит. Мгновенное получение денежныхзаймов, минуя затяжную бюрократическую процедуру банка,разумеется, под огромные проценты. Возвращение долговкулаком и пистолетом, которые в суде потребуют многолетних и часто безрезультатных процессов. Существует потребность убрать врага, конкурента, нежелательного свидетеля,мафия вам поможет.

Менеджмент корпорации Карлеоне анализирует эффективность и продуктивность вложений средств и рабочей силы, и делает это с той же тщательностью и профессионализмом, как и любая другая корпорация.

Преступность существует в любой стране мира, но воспринимается обществом поразному. Американский подход демонстрирует национальный приоритет — уважение эффективности и производительности любого труда. Организованная преступность — это не сборище мелких воришек, таскающих все, что плохо лежит: гангстерские кланы построены напринципе социальной иерархии, железной корпоративной


106

дисциплины, специализации труда и создании рынка сбыта. Это бизнес, дело, требующее полной отдачи и профессионализма.

Когда после развала Советского Союза в США появились российские уголовники, они пытались войти в контакт с итальянской мафией, но, оказалось, что единственная профессиональная работа, которую они были способны выполнять для преступной корпорации, были только«мокрые» дела — заказные убийства. Во всем остальномони не соответствовали требованиям отлаженного, планового ведения уголовного хозяйства, они не могли работатьв организации. «Русские бандиты» — это не гангстеры, —говорили ньюйоркские мафиози, — это разнузданнаяшайка уличных хулиганов.

Бизнес как национальная идея превратил Америку в экономического лидера западного мира, но вместе с ростом экономики росла и преступность. Преступность — неотъемлемая часть экономического процесса, и преступный подходнаиболее экономически оправдан, так как в нем доходы значительно превышают вклады. Легальный бизнес рассчитывает на 10% прибылей, нелегальный — на сотни и тысячипроцентов.

Люди больше боятся индивидуальной преступности, чемпреступности организованной. Ограбление, на улице илив доме, с его внезапностью и конкретностью запечатлевается в памяти. Ограбление миллионов в течение многихлет банками, страховыми компаниями, корпорациями илив результате биржевых махинаций проходит без всякогодраматизма, хотя эффект и размеры организованного грабежа несопоставимы с мелким, в денежном выражении,уличным ограблением. Вы можете потерять деньги, какуюто часть своего имущества в результате грабежа, ноне потеряете всего того, что вы накопили в течение жизни. Организованный грабеж, проводимый корпорациями,превратит вас в нищего.


107

В отличие от индивидуальной преступности, преступления корпораций совершаются организацией. Преступлениякорпораций принято называть «беловоротничковой преступностью». Термин как бы предполагает, что преступления совершаются отдельными работниками корпораций. Но«беловоротничковая преступность» отличается от индивидуальной, уличной, огромными суммами, которыми она манипулирует, а это возможно лишь при использовании техчеловеческих и технологических ресурсов, которые можетпредоставить только организация. Индивидуальная инициатива может принести лишь крохи. Поэтому правильныйтермин не «беловоротничковая преступность», а тот, который применяется по отношении к мафии — «организованнаяпреступность». Недаром, в обиходной речи, крупные корпорации называют — мафия нефтяников, мафия врачей, профсоюзная мафия.

Грандиозные аферы последних десятилетий сделаливсемирно известными имена финансистов Ивана Боевски,Майкла Милкена, Чарльза Киттинга. До их ареста американская пресса преподносила эти имена как образцы научного менеджмента, их называли финансовыми гениями,титанами Большого Бизнеса, ими восхищались миллионы.Они, действительно, были талантливыми организаторамиработы огромного аппарата корпораций, и тысячи рядовыхработников участвовали в проведении гигантских афер,что и сделало возможным ограбление публики в грандиозных масштабах.

Когда на суде Майкла Милкена спросили, почему он обманул не только миллионы вкладчиков, но и своих ближайших друзей, он ответил: «Если я не буду делать деньги на своих друзьях, на ком же я их буду делать?» Дляистинного бизнесмена не только безымянная публика, нои его родственники и друзья — также средство обогащения.От него нельзя ожидать какойлибо лояльности по отношению к конкретным людям, он верно служит только Делу.


108

Доход Милкена в 1986 году — 296 миллионов. В 1987 годуего заработок составил 550 миллионов. В результате аферМилкена сотни тысяч потеряли свои сбережения, многиепотеряли работу. Майкл Милкен получил тюремный срок засвои противозаконные манипуляции на бирже, был осуждентакже и общественным мнением. В период суда над Майклом Милкен стала популярной ироническая песенка:

Я обдул, всех обдул,И, наверное, вы в гневе.А я рад, как лиса в чужом хлеве.УоллСтрит — мой дом родной,А вы, наверно, продали свой.

Студенты школы бизнеса в университете штата Пенсильвания сочинили, по тому же поводу, песенкудразнилку:

Я мухлюю, мухлюю, мухлююИ гордо кричу, как петух.Вы потеряли, а я приобрел.Вам не на что жить,А мне наплевать, я буду шутить.

После окончания обучения студенты школы бизнеса Пенсильванского университета начнут работать в крупных корпорациях, и, естественно, оставят позади свой юношескиймаксимализм. Сама логика работы корпораций вынудит ихподчиниться общим правилам игры. Во многих университетах в обязательную программу входит «Курс этики бизнеса», но можно ли научить волка питаться овощами?

А вот как пишет автор нашумевшей книги «Почему мы ведем себя как американцы?»: «Если какойлибо наивный представитель корпоративной номенклатуры будет честнымв буквальном смысле слова, он неизбежно окажется за воротами».

Рядовые работники корпорации, вовлеченные в махинации своей компании, участвуя в обмане и манипуляциях


109

своего работодателя, принимают их как неизбежность, протестовать против аморальной тактики компании — означаетбыть выброшенным за ворота и оказаться в черном списке,все двери других корпораций будут закрыты. Кто хочетбыть героем? Даже близкие люди и друзья назовут ваш поступок идиотизмом. И действительно, не считай себя лучше других, будь, как все, ведь это естественная форма ведения бизнеса, не пытайся переделать мир.

«Наш идеал — большие деньги. Идеал рождает несметные полчища преступников, и они истинныегерои. У них одна мораль — мораль победы. Они неверят ни в какие правила, законы, нормы, поэтомуони побеждают всегда. Их успех доказывает моральное превосходство мошенников над толпами верящих в честную игру (fair game) дураков».(Р. Милл, классик американской социологии)

«Сегодня с отдельного человека полностью снятаответственность перед обществом, „If it feelsgood, do it“, если ты чегото хочешь, делай, „Goodguy finish last“, честный человек приходит кфинишу последним. Побеждает только тот, ктоиграет без правил».(Социолог Тома Керр)

Профессор истории Американского университета в Вашингтоне Майкл Казин утверждает: «Сегодня, когдабольшинство работников корпораций являются держателями акций своих работодателей, и, в той или иноймере, вовлечены в махинации своих компаний, у всехвозникает иммунитет к повсеместному обману. Нашаэкономика становится все более демократизированной,в ней принимает активное участие большая часть населения. Каждый, владеющий даже минимальным количеством акций, чувствует себя участником азартной


110

игры, в которой махинации за карточным столом — обязательная часть процесса».

Разумеется, можно создать свой собственный бизнес ипопытаться в нем быть честным, но мораль хороша для отношений с близкими людьми, а в бизнесе, по определению,существует только мораль успеха.

Успех любого бизнеса зависит от кредита доверия публики, для публики создается привлекательный образ корпорации, ее честности, порядочности и заботы о потребителе также, как это делает любой рядовой «conman», мошенник.Можно осуждать мошенника, залезающего в чужой карманза отсутствие морали, но мало кто решается осуждать крупные корпорации, которые отличаются от карманника тем,что они не крадут, а ведут большой бизнес на высоком профессиональном уровне, опустошая миллионы карманов.

Как писал Марк Твен: «Если ты украл $20, ты вор. Еслиты украл $200000, ты бизнесмен. Если ты украл 2 миллиона, ты финансист».

С неизбежной регулярностью пресса публикует именатех, кто попал в поле зрения закона, но закон не всевидящ,он замечает только экстремальные ситуации. Но даже тефакты, которые всплывают, говорят, что это не исключениеиз правила, это правило, из которого бывают исключения —такова практика работы корпораций.

В 2005–2007 годах под суд были отданы 22 крупнейшиекорпорации страны, среди них — «Enron», «Xerox», «Haliburton», «Aol», «Time Warner», «Kmart», «WorldCom». Их руководители за два года получили зарплату в общей сумме 15миллиардов долларов, в то время как акции их компаний потеряли 500 миллиардов своей стоимости. Это сумма, которуюпотеряли вкладчики, акционеры и потребители.

В 2008 году те, кто привел глобальную экономику на гранькраха, менеджеры крупнейших корпораций страны, получили компенсацию за творческий подход к финансам — 70миллиардов долларов. А компания «AIG», обанкротившись


111

и получив многомиллиардный заем от государства, тут жевыделила бонусы 160 менеджерам, в среднем каждому помиллиону.

Корпоративную философию четко определил один из первых капитанов индустрии, железнодорожный магнат Корнелиус Вандербильт в конце XIX века, который после обвинений прессы в том, что его корпорация устраняет конкурентов, устраивая на их линиях железнодорожные катастрофыс большим числом человеческих жертв: «Мы в этом бизнесе вовсе не для того, чтобы служить обществу, мы в немпотому, что он приносит большие деньги».

Капитанов индустрии в XIX веке называли баронамиграбителями: строя свои индустриальные империи, они не стеснялись в средствах для достижения своих целей, нанималибандитов для охраны, угроз конкурентам, запугивания рабочих; a появляющиеся на пустом месте железные дороги, сталелитейные заводы, нефтедобывающие и перерабатывающиеся предприятия создавали новую инфраструктуру, комфорти удобства для масс. Постепенно бароныграбители приобретали не только уважение, но и вызывали восхищение общества перед их достижениями. Кто сегодня помнит, как создавались богатства Вандербильтом, Рокфеллером, Морганом.В бизнесе важен не путь, не средства, а результат.

Негодование публики высоким уровнем экономическойпреступности — лишь дань эмоциям, в своей жизненнойпрактике каждый следует тем же правилам, что и Большойбизнес. У рядового работника тот же кодекс норм, что и укорпорации, на которую он работает, он вместе с ней участвует в создании многомиллиардных афер.

Факты о деловой практике большого бизнеса становятсяизвестны только во времена громких скандалов, и затем исчезают со страниц прессы и экранов телевизоров. Зато об индивидуальных преступлениях средства информации сообщают ежедневно, на первых страницах газет, телевидение посвящает им большую часть информационных передач.


112

Статистика уличных преступлений проводится постоянно, и она показывает масштабы преступности, в которойСША лидирует среди других индустриальных стран. Число грабежей на душу населения в Америке в 5 раз больше,чем в Европе. Количество убитых на душу населения в Соединенных Штатах в 2000 году было в 10 раз больше, чемв Англии.

Существует широко распространенное мнение, что бóльшую часть преступлений совершают новые иммигранты,и оно, во многом, подтверждается статистикой.

«Принято считать, что новые иммигранты приносят волну преступности из своих стран в НовыйСвет. Но большая часть иммигрантов были законопослушны в своих странах. Если они нарушают законы, то, в основном, благодаря общим условиямжизни и нравственной атмосфере своей новой страны. Беззаконие было и есть наиболее характерноекачество американской жизни».(Джон Адамс Труслоу, потомок семьи Адамс, давшей стране

двух президентов и нескольких выдающихся политических

лидеров страны)

Эту закономерность отметил и криминолог Сюзерлендв 30е годы. Исследуя причины преступности в Гонолулу,он обнаружил, что японская община, живущая замкнутойжизнью внутри своего этнического гетто, имела самый низкий уровень преступности. Там, где японцы жили и работали, смешавшись с основным населением, уровень преступлений был наиболее высок.

Начиная с середины XIX века по сегодняшний день Америка абсорбировала десятки миллионов иммигрантов. Наиболее успешными среди них были те этнические группы,которые были способны создавать свои организации, профессиональные союзы, союзы бизнесменов и мафиозные«семьи». Мафиозные группы — итальянцы, ирландцы, евреи,


113

а позднее вьетнамская, китайская, доминиканская и мексиканская мафии отличались от всех других легальных объединений иммигрантов тем, что давали иммигрантам значительно бóльшие возможности для экономического роста.

Иммигранты, являясь объектом беспощадной эксплуатации и субъектом недоверия и унижений со стороны коренных жителей страны, видели в американских законах, легализующих нарушение их гражданских прав, своего врага, а в мафии — защитника. Иммигранты предпочитали третейский суд крестных отцовgodfathers официальному американскому суду.

Мафия, вместо бездушного и часто пристрастного к иммигрантам американского суда и полиции, предлагала «семейный подход». Мафия распределяла рабочие места и, в некоторых случаях, организовывала помощь больным и бедным.Мафия создавала таким образом массовую поддержку в своихиммигрантских гетто. Так же, как это делают крупные корпорации, жертвуя огромные суммы на благотворительные цели. Бизнес нуждается в общественном престиже.

Иммигрант в одиночку был лишен возможности использовать преимущества американской демократии, личнуюсвободу, высокую социальную мобильность и слабость государства. Мафия же могла эффективно пользоваться преимуществами свободного рынка и гражданских свобод, потому что обладала силой и влиянием, она была организацией, в чьих руках скапливались огромные денежные средства— самый мощный инструмент бизнеса и политики. Легальные же организации иммигрантов, как правило, были малоэффективны, они существовали на мизерные суммы в видечленских взносов.

Для иммигрантских мафий образцами ведения бизнесабыли крупные корпорации, используя те же организационные приемы в аккумуляции богатства, они создаваливлиятельные преступные синдикаты с доходом в сотнимиллионов долларов.


114

Фильм «Крестный Отец» показывал итальянские семьи, бежавшие из своей страны от насилия, коррупции и эксплуатации.У них, в своей стране, не было возможностей подняться с социального дна, так как неподвижная социальная структура Италии XIX века закрепляла все привилегии за классом лендлордов, включая и сицилийскую мафию, защищавшую интересыкрупных землевладельцев.

В новой стране, несмотря на то что иммигранты попадают на то же социальное дно, у них, тем не менее, есть шансы воспользоваться возможностями свободы индивидуального предпринимательства, и наиболее энергичные, амбициозные и способные идти на риск выбирают преступные формы бизнеса, потому что они предоставляют самый короткийпуть к экономическому успеху.

В средневековье низшие классы видели в разбойниках,как, например, в Робин Гуде, силу, в какойто степени восстанавливающую социальную справедливость. Организованная преступность в Америке вовсе не рассматривает себякак организацию борцов за справедливость. Так же, как идругие деловые корпорации, они участвуют в конкурентнойборьбе, азартной и часто опасной игре с высокими ставками. В борьбе за успех, за Американскую Мечту.

До появления фильма «Крестный Отец» гангстерские фильмы были единственным жанром, в котором допускалось отсутствие хэппиэнда. Гангстер в конце фильма погибал. В этом была дидактика фильма: нельзя добиться успеха вне легализованных каналов. Правда, сама жизнь не подтверждала эту истину.

Огромный экономический успех мафии во время Сухогозакона принес организованной преступности небывалый ранее престиж. Сухой Закон превратил шайки гангстеров, добывавших средства существования мелким грабежом, шантажом и вымогательством, в менеджеров огромного бизнеса.

В 1920 году, с введением Сухого закона, вся индустрияпроизводства алкогольных напитков перестала существовать, но спрос не только не исчез, он увеличился. Бурные


115

двадцатые годы были временем преуспеяния для большинства населения, и спрос на все виды увеселений резко поднялся. Для того чтобы ответить на запрос публики, необходимо было заново, с нуля, создать виноводочную индустрию. Для этого нужна была огромная армия рабочей силы, необходимо было оборудование, транспорт по доставкетовара, система продаж, поддержка бизнеса полицейскимаппаратом и, разумеется, охрана всей инфраструктуры.

На территории всей страны в охране участвовало приблизительно около десяти тысяч «солдат» мафии. В производстве, транспортировке и продажах — 2 миллиона. Это былогромный, хорошо отлаженный бизнес, действующий точнотак же, как любая крупная корпорация.

После отмены Сухого Закона мафия стала инвестироватьнакопленные капиталы в контроль легальных сфер индустрии, перевозки, строительства, уборки мусора, а в послевоенное время и легализованных азартных игр, что превратило мафию в одну из крупнейших корпораций страны.Успех мафии, экономический успех организованной преступности был, во многом, подтверждением того, что в условиях конкуренции только организация, корпорация можетдобиться реального, осязаемого успеха. Перед отдельнымпредпринимателем общество ставит неисчислимые барьеры, и особенно для иммигранта. Только организация в любой сфере бизнеса, будь это бизнес легальный или криминальный — гарантия победы.

Способность гангстерских сообществ создавать сложныеорганизационные структуры бизнеса, находить в нем новые пути и мужество в условиях угрозы тюремного срокаили убийства конкурентами, не может не вызывать уважения у американца, воспитанного на идее — «Дело, бизнес —прежде всего».

Мафиозо окружен романтическим ореолом, он, несмотряна опасность, нарушает закон, чтобы добиться того же, чего хотят все законопослушные граждане страны — успеха.


116

В отличие от них, он идет к своей цели в условиях высокого риска и добивается экономического успеха и благополучия своей семьи. А успех и благополучие семьи и есть фундаментальные принципы американской жизни. Что не прощается — поражение в борьбе за успех и предательство интересов семьи.

Итальянская мафия — это наиболее известная часть мираорганизованной преступности, но ее численность, по оценкеФБР, не более 10000 человек. Количество же индивидуальных уголовных дел, хранящихся в информационной базе данных Министерства юстиции, составляет 50 миллионов.

Большая их часть связана с преступлениями, использующими насилие, а насилие было широко распространенным с момента основания страны. Как гласит старый и вечно новый лозунг — «Violence as American as the apple pie», насилие такое жетипичное для Америки блюдо, как яблочный пирог.

Исторически агрессивность американца — следствие протестантской доктрины — идея борьбы с природой вне и внутри человека. На принципе борьбы всех со всеми построенався экономическая цивилизация, а широкая преступность —лишь следствие этого принципа. Недаром социолог ДаниелБелл назвал свою работу об истоках преступности в США«Crime is the American way of life», преступность — этоамериканский образ жизни.

Этот образ жизни начал складываться в начальном периоде становления американской индустрии, «The gospel ofmoney was a gospel of violence», молитва о деньгах быламолитвой насилия, — писал Алексис Токвиль об этом времени, первой трети XIX века.

В романе «Мартин Челзвик» Диккенс описывает, по егоопределению, типичного американца этой эпохи ГаннибалаЧоллопа: «Сей достопочтенный джентльмен носит в карманах своего сюртука несколько револьверов и на поясе огромный нож, который он ласково называет „Потрошитель“, асвою саблю, не менее нежно, „Щекотун“. Он славится своей


117

галантностью. Oдин из эпизодов ее проявления описывалиместные газеты, когда мистер Чоллоп, с присущим емуизяществом, саблей проткнул глаз своему оппоненту».

Борьба за богатства приобрела еще больший накал в период освоения Дикого Запада, где создавались новые индустриальные империи, началом роста которых стали новыежелезные дороги, связавшие восточное побережье с западным. Владельцы железных дорог устраивали катастрофы налиниях конкурентов, владельцы заводов нанимали бандитов для запугивания рабочих и подавления стачек, профсоюзы нанимали других бандитов для сдерживания бандитов,нанятых хозяевами.

Это была непрерывающаяся война всех со всеми, людиубивали друг друга за землю, воду, рудники. Закончив уничтожение индейцев и получив землю, ковбоискотоводыи фермеры начали непрерывную войну друг с другом. Достаточно посмотреть несколько ковбойских фильмов, чтобыувидеть тот огромный накал войны всех со всеми за богатство, в какой бы форме оно не воплощалось.

В фильме «Однажды на Диком Западе» («Ones Upon a Timein the West») показывается, как банда мародеров, грабящихпоселки на новых территориях, начинает строить железнуюдорогу, дорога может принести им не случайную и достаточно мелкую добычу, дорога может сделать каждого из них миллионером и респектабельным джентльменом. Они не толькоубивают конкурентов, терроризируют фермеров и ковбоев, захватывая те участки, по которым должна пройти будущая железная дорога. Они, засучив рукава, начинают строить дорогув поте лица и, в будущем, эта разудалая и бесконтрольнаявольница в грязных отрепьях превратится в респектабельныхджентльменов в белоснежных, накрахмаленных рубашкахи фраках от модных портных.

Превращение бандитов в менеджеров корпораций происходило и в постсоветской России, что было еще более эффектно, так как заняло не несколько десятилетий, как


118

в США, а всего лишь несколько лет. Психология и этические нормы новых хозяев жизни соответствовала практике«первоначального накопления капитала». Переход из воровской малины в респектабельный офис потребовал нетолько смены кожаной куртки на костюм от Кардена, сменился также принцип ведения дел, от дел «мокрых», к «сухой» бюрократической процедуре, внутри которой требовались уже не силовые приемы, а сложная система обманаи манипуляций.

Бандитбратан в 90е годы превратился из парии советского времени в героя новой жизни. В последнее же десятилетие его престиж еще больше возрос, в костюме от Кардена он стал еще более привлекателен. Тем не менее, пока ещесуществуют многовековые традиции, которые не позволяютбандиту занять то место в российской жизни, которое он занимает в американском общественном сознании.

Нарушитель закона, преступник, в американской историибыл всегда, во все времена, был более популярным героем,чем государственные деятели, бизнесмены или люди искусств.Он воплощал индивидуальную свободу, доведенную до логического конца. Гангстеры, киллеры и серийные убийцы становились культовыми фигурами. Во многих районах страныможно найти музеи, посвященные национальным героям, самоих название достаточно выразительно — «Залы славы выдающихся грабителей». Об их жизни и деятельности написанытысячи книг и сняты сотни кинофильмов.

Американская публика, в своем большинстве, не знаетистории своей страны, не знает имен большинства президентов, не говоря уже о мировой истории, но такие имена,как Билли Кид, Джесси Джеймс, Бенни и Клайд, Претти БойФлойд, Ма Бэккер, Джон Диллинджер, Аль Капоне, ЛепкеБухалтер, Багс Моран, Багси Сигель знают все.

Голливуд создал множество фильмов о великих гангстерах, им посвящены тысячи книг и исследований их жизни, многотомные труды рассказывают в подробнейших де


119

талях об их жизни. Только об одном из них, Билле Киде,было снято более двадцати фильмов. Легенда об отважном,бесстрашном бандите была увековечена. По свидетельствутех, кто с ним встречался, это был худой коротышка с покатыми, бабьими плечами, гнилыми зубами, и выгляделполным дегенератом. Каким он был в реальной жизни, неимеет особого значения. Билли Кид, как и многие другиебандиты его времени, в начале XX века, в глазах обществабыл символом, символом противостояния индивида новомуиндустриальному обществу, где только принадлежностьк организации, картелю, корпорации дает шансы на успех.

Телевизионный сериал 90х годов «Район Мэлроуз» («Melrose Place»), один из самых успешных, показывал группумолодых профессионалов, работников корпорации, строящих свою карьеру на обмане и пользующихся всеми средствами, вплоть до вымогательства, шантажа и убийства,чтобы добиться своей цели. Герои не только внешне привлекательны, они обаятельны в процессе своих манипуляций.Успех — это не только награда за самоотверженный труд, —это реализация всех человеческих талантов.

То, что раньше могло шокировать зрителя, как скажем,фраза героя Майкла Дугласа в фильме «УоллСтрит» («WallStreet»), биржевого агента, не брезгующего никакими средствами, «greed is good», жадность прекрасна, жадность двигает экономику страны, сегодня никого не может возмутить.

Герои сегодняшнего кинематографа, представленных плеядой актеров, Майкл Дуглас, Джон Малкович, Весли Снайпс,Джеймс Спайдер, не входят в конфликт с обществом, не испытывают никаких нравственных терзаний по поводу аморализма системы, они просто пользуются теми возможностями,которые общество предоставляет.

Идеалы 60х годов: высокая мораль, ответственностьперед обществом, право на личную свободу — потеряли своюпривлекательность, утратили свой социальный и моральныйпафос. Сегодняшняя пресса следующим образом оценила


120

фильм шестидесятых, рассказывающий о владельце независимой газеты, который, рискуя своим благополучием и, в конечном счете, жизнью, пытается привлечь к суду главу местноймафии, подкупившего большинство местных политиканов и обладающего большей властью, нежели любой бизнесмен или политический деятель города — это история конфликта амбицийгазетчика и мафиози. Моральные категории, борьба добра созлом, стали восприниматься как анахронизм.

Если считать, что искусство отражает наиболее важныедля общества вопросы жизни, то массовая культура отвечает на эти вопросы, тема преступности в ней занимает доминирующее место. Она не только отвечает на вопрос «Что делать?», но и на вопрос «Как делать?», однако не отвечает навопрос о социальных причинах преступности. Искусство,став индустрией развлечений, продает товар, на которыйсуществует огромный спрос.

Никогда до второй половины ХХ века преступления незанимали такого огромного места в общественном сознаниии культуре; преступления — центральная тема газет, телевидения, радио. Подавляющее большинство преступленийимеют один и тот же мотив — деньги.

Размах уголовных преступлений — лишь верхушка айсберга, это показатель широко принятого в обществе стремлениянаходить самые короткие пути к успеху. Более двух миллионов заключенных в американских тюрьмах — это неудачники, те, кто неспособен к манипуляции другими и обману внутри рамок закона. Система предоставляет огромное количество возможностей именно в этой сфере, а это широкая творческая база для самовыражения, проявления индивидуального таланта, игра, в которой победитель самоутверждается какактивный участник делового процесса.

Автомеханик определит владельцу машины, врачу, несуществующую проблему в моторе, которая принесет ему наибольшую прибыль. Врач назначит пациенту, автомеханику,тот набор ненужных пациенту тестов, который увеличит его


121

доход. Продавец страхового полиса навяжет клиенту, водопроводчику, страховку, которая ничего не покрывает. А водопроводчик, за минимальную работу в доме страховогоагента, сдерет с него три шкуры.

В деловую игру вовлечены все слои населения, все эксплуатируют всех. В динамике перехода денежных знаков изодних рук в другие они оказываются у наиболее энергичных, наиболее беззастенчивых, наиболее гибких в достижении личного успеха. Они и двигают экономику, увеличиваяее коэффициент действия в целом, во всей стране.

Конкурентная борьба в свободной экономике сформировала американский национальный характер, такие его качества, как энергия и умение генерировать новые идеи, новыеметоды, способность к преодолению устаревших норм, смелость в нарушении общепринятых запретов, преодолениевсех физических и практических границ, поиск новых неизведанных путей, смелость первооткрывателя.

Эти качества национального характера также и причина высокого уровня преступности в США, результат широких демократических свобод, в которых вырастают как творческие силынарода, так и сила тех, кто не ограничивает себя этикой, моралью и чувством ответственности перед обществом.

Общество ставит перед человеком единственную цель —материальный успех. Ради достижения этого жизненногоидеала каждый пытается использовать те ресурсы, которыепредоставляет общество, преступность — лишь один из них,но это самый короткий путь к цели.

«Преступность в нашей стране имеет функциональнуюроль и рассматривается обществом не как антиобщественный акт, а как бизнес другим путем, самый короткий путьк богатству», — писал Даниел Белл, ведущий американскийсоциолог в 60–70х годах прошлого века.

«Успех разрушил много жизней».(Бенджамин Франклин, один из отцовоснователей

американского государства)

Жизненный успех в иудеохристианской цивилизации воспринимался через определение в Библии — человек, построивший дом, вырастивший в нем детей, посадивший дерево рядом с домом, прожил свою жизнь не зря. В течение веков семья была эпицентром жизни каждого, и личный успех выражался в ней и через нее. С появлением индустриального,массового общества семейная ячейка превратилась лишь в одну из составляющих жизни отдельного человека, большая жеее часть стала проходить в многообразных отношениях со всемобществом в целом, оценивающим жизненный успех в другихкатегориях.

В Европе критерием успеха стали личные достижения, ценные для государства, нации и профессионального круга. В Соединенных Штатах, где экономика формирует все общественные ценности, достижения в бизнесе, науке, культуре, искусстве, спорте, в любой профессиональной сфере, успех определяется количественно — суммой денежного приза. Цифра приза не абстракция — это конкретная оценка важности для общества деятельности каждого отдельного индивида.

Что в этой системе отсчета означает успех? Это когда ктото достигает вершин, а ктото остается внизу. Человек чувствует себя успешным, только когда рядом есть проигравшие.

5. Цена успеха


126

Он чувствует себя успешным, когда большинство не добилисьтого, чего смог добиться он. Успех предполагает огромныйразрыв между средними достижениями и достижениями уникальными. Только прыжок через гигантскую пропасть междубедностью и богатством, «from rugs to riches», дает ощущениежизненного успеха. Пропасть настолько широка, что те, ктосумел ее преодолеть, становятся национальными героями.

Успех — это деньги и власть. Но для чего нужны деньги и власть?Они нужны, чтобы иметь больше денег и еще больше власти. Когдаборец за успех добивается богатства, он не может остановиться надостигнутом, не только потому что быть еще богаче необходимо длясамоутверждения, а потому, что других жизненных целей, кромеэтой, экономическое общество не предоставляет.

Планка успеха высока и для большинства недостижима, чтоделает жизнь многих непереносимой. Большинство живетв состоянии «молчаливого отчаяния», обвиняя себя, свои человеческие качества, несоответствующие требованиям успеха.Чувство личной вины особенно тяжело переживается бедняками и приводит многих к полной деморализации.

В 60е годы президент Линдон Джонсон объявил «ВойнуБедности» — это была разветвленная сеть помощи беднякам,но ни одна из программ — Job Force, Youth Corps, Project HeadStart, Community Action — не смогла достичь поставленнойцели. Несмотря на сотни миллиардов, истраченных на программы помощи, бедняки продолжают составлять 20% населения страны. Борьба с бедностью была изначально обречена,так как не затрагивала фундаментальную основу системы, построенной на личном успехе, которая создает два класса — победителей и побежденных.

Все хотят подняться на верх социальной пирамиды. Но длятого, чтобы существовал острый верх пирамиды, у нее долженбыть широкий фундамент, и этот фундамент составляют неудачники. Благодаря им и существует верх. И, следовательно,резкое экономическое неравенство заложено в самой природеобщества, построенного на идее успеха.

Глава 5. Цена успеха

127

Уровень экономической динамики общества зависит, какв электричестве, от разницы на полюсах, плюсе и минусе: чембольше разница напряжений, тем интенсивнее поток электронов. И американская экономика настолько продуктивна, потому что разрыв между полюсом бедности и полюсом богатстваздесь больше, чем в любой стране мира.

«Бедность и богатство — это то поле высокогонапряжения, в которое попадает человек, и оно заставляет его стремиться вверх, по дороге вращаяколеса этого общества. Общество специально обновляет иерархию ценностей, чтобы человек всегдачувствовал себя чемто неудовлетворенным, чтобывсе время стремился наверх».(Политический обозреватель и историк

Джон Гэлбрайт)

За стo лет до Гэлбрайта об этом же писал Токвиль: «В Америке я видел свободных и образованных людей, живущихв самых счастливых условиях, которые может предоставить этот мир. И, в то же время, видел людей настолькоозабоченных, смертельно серьезных и часто подавленных,даже в то время, когда они развлекаются. Странно видетьлихорадочность, с которой они строят свое благосостояние, и наблюдать, как их постоянно гложет страх, что онивыбрали не самую короткую дорогу к успеху. Они постоянно спешат, их сердца переполнены только одним чувством:добиться еще большего».

Используя естественное желание людей сделать свою жизньматериально богаче, общество ставит все повышающиеся требования к определению того, что считать успехом. 50 лет назад глава семьи, работая, обеспечивал нужды всей семьи.Сегодня, для того чтобы соответствовать принятому среднимклассом образу жизни и приобретать все, что связано с этимстатусом, должны работать оба, муж и жена, работать по 60–70часов в неделю, и часть работы делать дома в выходные дни.


128

Желание подняться на более высокую социальную ступень,а все окружение постоянно напоминает, что нельзя останавливаться на достигнутом, заставляет мобилизовать все силы, всефизические и эмоциональные ресурсы, перед глазами огромная цифра успеха, она совсем рядом, и многие, напрягая последние силы, летят к ней, как бабочки на огонь, создаваемыйсредствами массовой информации — красочные фейерверкибогатства и счастливой жизни.

«Бросается в глаза резкий контраст между темисчастливыми и радостными лицами, которые мывидим на телевизионном экране, и угрюмостью, подавленностью реальных людей. Возвращаясь в Америку после своих путешествий, меня всегда поражает та аура горечи разочарований, которую людиздесь проецируют».(Социолог Филлип Слатер)

Это то самое большинство, которое составляет нижнюючасть пирамиды успеха. Но даже те, кто сумел подняться наверх, тем не менее, не чувствуют удовлетворения.

Успех поднимает человека в глазах общества, успех даетлюбовь и уважение окружающих и, в тоже время, успех ненесет в себе никакой другой награды, кроме самого себя. Успех— это нечто вроде рекорда, поставленного на стадионе, где герой дня первым пересек ленточку финиша, получил минутные аплодисменты публики, и, после этого, снова должен вернуться к тренировкам. Философия успеха, философия спорта,где успех подтверждается цифрами дохода, превращает жизньв непрерывный бег за рекордами.

В погоне за успехом решающий фактор — удача, так же, какв лотерее. В лотерее все равны, ни у кого нет привилегий, нопобедитель получает все, что вложили остальные. Участникилотереи отдают свой вклад победителям в надежде, что онитоже когданибудь выиграют.

Когда в обычную лотерею вкладывается несколько долла


129

ров, подавляющее большинство тех, кто не выиграл, не чувствуют себя обманутыми или ограбленными. Но в лотерею делового успеха вкладываются все ресурсы, материальные и человеческие, на кон ставится сама жизнь, и тогда игра начинает напоминать не лотерею, а русскую рулетку, в которойпроигрыш означает смерть, экономическую и гражданскую.Проигравший теряет общественное уважение, а вместе с ними уважение к самому себе.

«Американская нация ненавидит проигравших», — говорилгерой II Мировой войны генерал Джордж Паттон.

«Нет страшнее греха, чем неудача. Общество осуждаетнеудачу как отвратительный порок, более ужасный, нежели если бы вы нарушили все десять заповедей», — писалМ. Милл, всемирно известный социолог и антрополог. Когдавсе верят, что успех зависит прежде всего от удачи, тогда ивопрос о том, как он добыт, становится бессмысленным и неприличным.

Успех оправдывает все средства, обман, мошенничество, воровство, грабеж, если это привело к цели, к победе. Америкапрощает все, кроме поражения. И, «литература успеха» даетпрактические советы: aвтор Роберт Рингер в книге «В поискахпобедителя» («Looking Out for Number One») рекомендует:«Если ты ограбил коголибо, и он, по твоей вине, прозябаетв нищете, это не должно мешать тебе наслаждаться своимбогатством».

Другой автор, Майкл Корда: «Это о’кей быть жадным. Этоо’кей иметь амбиции. Это о’кей быть первым. Это о’кейбыть Маккиавелли. Это о’кей нарушать правила честной игры (разумеется, не признаваться в этом никогда и никому).Это о’кей быть богатым. „Die or be rich“, Умри, но станьбогатым». Проигрыш в борьбе за успех означает не только экономическую смерть, нищету, это прежде всего доказательствоникчемности его соискателя, проигрыш личности.

В стабильной экономике старой Европы, где все было поделено и разделение на имущих и неимущих было очевидным,


130

наглядным, индивидуальный успех воспринимался как нравственное падение, так как был не результатом труда, предприимчивости и удачи, а результатом классовых привилегий,эксплуатации других и обмана. Те, кто разбогател в Европе, вглазах общества, не без основания, рассматривались как хищники, разбогатевшие на несчастьях других. Так же, как в России дореволюционной, в России советской и постсоветской,успешный человек считался подлецом. В США, в стране «landof unlimited opportunities», нелимитированных возможностей,те, кто добился материального успеха, в глазах публики — герои, сумевшие реализовать свой человеческий потенциал.

На новом континенте, с его огромными, ждущими освоениябогатствами и отсутствием ограничений, создаваемых государством, индивидуальный успех достигался благодаря упорному труду, смекалке и умению воспользоваться благоприятным моментом в борьбе с другими за то многое, что предоставляла страна с неограниченными ресурсами. Америка быластраной, ждущей тех, кто способен их взять, недаром Америку называли «Land of Plenty», страна богатств.

Поэтому, если в Европе традиционно существовало сочувствие к неудачникам, неимущим как к жертвам системы, и изэтого сочувствия рождалось чувство личной ответственности,то в Америке те, кто не достиг успеха, вызывали скорее презрение, они оказались несостоятельны изза собственных недостатков, отсутствия воли к победе.

Времена изменились, Америка совсем не та, какой она была даже 40–50 лет назад, возможностей для индивида в условиях корпоративной системы, где он лишь наемный работник, стало значительно меньше. Но представления другойэпохи продолжают существовать, влиять на общественноемнение.

Формула индивидуального успеха, постоянно повторяемаяшколой, всем окружением и средствами массовой информации — «One can make a difference». Отдельный человек можетизменить не только свою судьбу, он, в одиночку, может изме


131

нить и мир, «save the world». Изменяют общество и формируют индивидуальную судьбу сама система, корпоративная система, но, если эту формулу постоянно повторять, она становится частью общественного сознания.

Успех или поражение зависит, в конечном счете, только отвас, и проигравшие, обвиняя систему, а не себя, вызываюттолько неприятие и раздражение. Само наличие жертв подрывает уверенность борцов за успех. Для них не только критика системы, но даже простое сомнение опасно, оно можетлишить оптимизма, оправдан или неоправдан этот оптимизм,это не важно.

Если вы проиграли — это означает, что ваша тактика и стратегия жизни, как бизнеса, была неверна. Вы можете добитьсяуспеха, если сделаете правильные инвестиции времени и денег,правильные инвестиции в здоровье, которое является вашимкапиталом, мотором успеха. Вы должны следить за диетой иделать физические упражнения. Вы, может быть, не станетемиллионером, но станете богаче, если правильно построите свойбизнес. Ваше экономическое и физическое здоровье зависиттолько от вас. Если вы проиграли — это ваша вина. Вы можетевинить только себя. Если жизнь вам кажется мрачной, то это непотому, что она действительно мрачна, а потому, что вы настраиваете себя на эту волну.

Если вы будете убеждать себя, что все прекрасно, вашажизнь и станет в вашем ощущении прекрасной. Успех зависит только от вас, надо только верить в свою способность егодобиться.

«Вам нужно научиться улыбаться, — говорил самый известный пропагандист идеи успеха Дейл Карнеги. — Даже есливы проиграли, улыбайтесь, улыбаясь, вы будете чувствоватьсебя счастливым, а улыбка увеличит вашу стоимость нарынке. Нужно много раз в течение дня повторять себе:„Я тот самый человек, которого ждет удача“, „Для менянет непреодолимых препятствий“, и тогда слова станут делом», — убеждал Карнеги.


132

В обществе равных возможностей качества характера и трудолюбие — гарантия победы, — говорит массовая пропаганда, нопринадлежность к определенному классу, наследство и связи,как семейные, так и профессиональные, ценность которых зависит от престижности социального круга, учебного заведения,статуса той или иной профессии, играют гораздо более важнуюроль, нежели трудолюбие и качества характера.

Дети из семей образованного среднего класса посещаютпривилегированные частные или просто хорошие публичныешколы. По статистике, дети из таких семей имеют более 50%возможностей подняться на самый верх социальной лестницы.Дети из простых семей имеют лишь 6% возможностей получить полноценное образование, ведущее к наиболее оплачиваемым профессиям. Только 4% управляющего класса — выходцы из семей неквалифицированных и полуквалифицированных работников.

Все стремятся наверх, к вершинам успеха. Ведь успех коренным образом изменит вашу жизнь, успех даст возможностьприобщиться к огромному материальному богатству, даст доступ к всевозможным радостям жизни. Но успех требует постоянного подтверждения, он не позволяет останавливаться надостигнутом, каждая ступень наверх приносит удовлетворение на момент и исчезает, нужно двигаться дальше. Это работа Сизифа, обреченного вечно поднимать камень в гору,и останавливаться нельзя. Движение важнее цели.

Психолог Джонатан Фридман, автор наиболее известногоисследования об удовлетворенности жизнью в США рассказывал: «Когда я был студентом, у меня практически не было свободных денег. Моя квартира хотя и была довольноскромна, тем не менее я чувствовал себя в ней вполне комфортно. Мое питание меня вполне удовлетворяло, хотя я немог обедать в богатых ресторанах. Но, когда я получил работу, моя зарплата стала в два раза больше того, чтоя имел, будучи студентом. Я переехал в другую квартиру истал платить в два раза больше, чем прежде. Питался я


133

точно так же, как и в те времена, когда был студентом.Моя зарплата росла вместе с продвижением по карьернойлестнице. Я снял другую квартиру, которая отнималабольшую часть моей зарплаты, обедал в дорогих ресторанах. Стал больше тратить на всякие дорогие вещи, которые раньше были мне недоступны. Но мое ощущение жизнине изменилось ни на йоту. Я думаю, что даже если бы я получал в пять раз больше, я чувствовал бы себя точно также. Это не означает, что я отказался бы от повышениясвоих доходов. Скорее, наоборот. Но ощущение жизни осталось бы тем же».

Успех требует подчинения всей жизни самому процессудвижения наверх ко все более высоким уровням богатства. Длядостижения цели необходимо сократить до минимума вселишнее: наслаждение едой, сном, природой, культурой — всеготого, что отнимает время и энергию у главной цели.

Впечатление русского иммигранта: «Вся жизнь здесь построена так, чтобы ты мог с толком, удобно и продуктивноработать, тратя минимум времени на всякие пустяки — еду,общение и так далее…»

Социолог Кристофер Лаш: «Мы оцениваем себя через ступени успеха, на которые мы взобрались, по тому, что мысоздали и, стремимся создать еще больше и еще больше получить. Чтобы больше получить, мы должны увеличитьнашу продуктивность и, когда мы увеличиваем нашу продуктивность, оказывается, что результат наших трудовне больше чем абстракция цифр на нашем банковском счету. Повышение продуктивности внешне увеличивает личноеблагополучие, но измотанный огромным напряжением работник не имеет ни времени, чтобы пользоваться этимблагополучием, ни жизненной энергии, чтобы получатьудовлетворение от него».

Однако, наибольшая ценность богатства, в глазах людей,определяется вовсе не возможностью иметь больше денег ибольше вещей. Без оценки другими ценности этого богатства,


134

оно, само по себе, не значит ничего. Важнее не богатство, ауважение других, которое оно приносит. Чем выше оценивается достигнутый успех в глазах общества, в среде родственников, коллег, друзей, тем больше чувство самоуважения.

С другой стороны, динамика жизни настолько велика, чтоне хватает времени для того, чтобы сформировать социальныйкруг, соответствующий тому или иному статусу. Возможности же продемонстрировать свой новый статус лимитированы,так как в процессе погони за успехом разрываются традиционные связи между людьми.

Исчезла семьяклан, внутри которой когдато проходила демонстрация личного успеха, не остается стабильногокруга родственников, друзей, перед которыми можно былобы его продемонстрировать. Связи, которые возникли вшколе и колледже, невозможно удержать: слишком великтемп жизни.

Купив модную модель автомашины, показать ее можнотолько во время поездки на работу и с работы — на хайвэе.Можно надеть дорогую одежду во время посещения театра илипарти, но публика принадлежит к самым разным слоям общества, имеет различный уровень дохода и часто противоречащие вкусы.

В партере Метрополитен Опера можно увидеть сидящихрядом девушку в мятых джинсах и даму в платье от модногодизайнера, стоящее тысячи долларов, и в бриллиантах. Какова ценность бриллиантов, если их некому показать, каковаценность модной модели машины, если нет никого вокруг, ктобы выразил свое восхищение или зависть за достигнутое вами. Материальный успех, достигнутый напряжением всех сил,оказывается неоценен, а ведь именно ради общественного уважения, ради оценки успеха другими все это и делалось. Можно рассчитывать лишь на внимание случайных людей, внимание толпы, для которой тот, кто достиг успеха и престижа, таки остается безымянной, анонимной фигурой, мелькнувшей надороге, на улице, в театре или ресторане.


135

Ирвинг Шоу в рассказе «Круг света» описывает существование семьи среднего класса, тех, кто добился цели, которуюпоставило перед ними общество. Семья имеет успешный бизнес, дорогой дом и несколько дорогих машин в гараже. У нихесть все, что входит в общепринятое понятие о счастье. Но супруга не интересуется ни тем, что происходит в жизни мужа,ни им самим. Круг ее мыслей — что она купила в прошлом месяце и что купит в следующем. А сам герой, сидя в своем офисе, ощущает только пустоту и признается самому себе, чтоживет, год за годом, ничего не чувствуя. Высокий статус достигнут, но сама жизнь ничего не содержит — это вакуум, людям нечем жить.

Но если ваш внутренний мир, ваши личностные качества,ваши мысли, ваши чувства не интересуют даже близких вамлюдей, то вы можете показать себя всему остальному миру.Вы можете объездить многие страны мира и почувствоватьсвою значимость как богатого туриста в бедных странах, в товремя как вы чувствуете свое полное ничтожество в своейродной стране.

Вы также можете реализовать себя, добиться определенного успеха и признания, испытать множество разнообразных острых ощущений, погружаясь на дно океана, поднимаясь на вершины гор, прыгая с парашютом, летая напланере.

Журнал «Reader’s Digest» так описывает историю МарионаБолинга, обеспеченного представителя среднего класса, ощущающего себя лишь безликой частью общественного механизма, изо дня в день повторяя одни и те же рабочие операции.Для того чтобы доказать себе и другим, что он существует какиндивид, как личность, он пролетел на одномоторном самолете от Филиппин до Орегона. По окончании полета, в которомон рисковал жизнью, в своем интервью он сказал, что вынужден вернуться к работе, которую ненавидит. Она, хотяи приносит приличные деньги, но не дает ему ни чувстваудовлетворения, ни самоуважения.


136

Или история Хью Джонсона, старшего менеджера химической компании из Иллинойса, получающего 170 тысяч в год:«Мой месячный чек составляет то, что мой отец зарабатывал за год, и, в то же время, чувствую, что жизни нет,она проходит, как песок сквозь пальцы. Какого бы статусавы ни добились, вы лишь элемент многомиллионной безликой рабочей силы».

Успех — это не физическое обладание завоеванным в жесточайшей борьбе материальным богатством, это не возможность вкусить то, что это богатство может дать, это абстракция цифр на банковском счету, спортивный кубок победителя, на который можно, время от времени, взглянуть.

Успех жизни, определяемый размером банковского счета,не приносит счастья победителям. Но, как говорит народнаямудрость: «Только тот, кто добился успеха, имеет правосказать, что не в деньгах счастье». Когда о том же говорятте, у кого их нет, это звучит как «виноград зелен» в басне Эзопа, и, следовательно, другого выбора, кроме бега, в толпе претендентов на успех просто нет.

Одним из таких «победителей» был Киссинджер, немецкийиммигрант, говорящий с тяжелым акцентом, поднявшийся насамый пик успеха, сказавший в конце своей блистательной карьеры: «Когда человек тяжело работает всю жизнь и не получает ничего в награду — это трагедия. Но это катастрофа, когда он добивается, чего хочет, и видит, что награда —блестящие погремушки».

Мечта об успехе — вечная невеста, ждущая женихов, итолько тем, кто ее добивается, открывается факт, скрытый отсоискателей, она — просто потаскушка. Вместо любви она может предложить только единовременный секс.

Но ни авторитеты, ни религия, философия, социология или«высоколобая» литература не могут изменить приоритетымасс. «Побрякушки», о которых говорил Киссинджер, длябольшинства важнее всех других ценностей человеческойжизни.


137

Культ успеха полностью отсутствовал в русской дореволюционной литературе, как и сам жанр литературы успеха, чрезвычайно популярный в Америке. Русское общество не видело вуспехе цель жизни, а в поражении в битве за материальноеблагополучие — недостаточность, ущербность личности.

Интерес к литературе успеха появился, когда Россия, после падения советской власти, превратилась в цивилизованную страну, сменив идеологические ценности на ценностиматериальные. Но интерес существовал и в советский период, когда печаталась огромными тиражами не рыночная дешевка, а классика американской литературы, и, прежде всего,романы Теодора Драйзера, превозносившими идею успехалюбой ценой.

Центральная фигура его трилогии «Титан», «Финансист»и «Гений» — «капитан индустрии» Каупервуд добивается успеха, переступая все юридические нормы и законы морали воимя Успеха. Каупервуд стал моделью для многих советских«производственных» романов 20–30х годов, а их герои, «командиры производства», были советской трактовкой образачеловека Дела.

Издавались также произведения Джека Лондона, в которыхгерои добиваются победы в невероятно сложных условиях,сверхчеловеческим напряжением сил, в жертву ей приносится сама человеческая жизнь.

В рассказе Лондона «Воля к жизни» два партнеразолотоискателя один на один с «белым безмолвием» снежной пустыни Клондайка несут свою добычу, пытаясь добраться до ближайшего порта. Они были партнерами по бизнесу, сейчас онивраги, борьба идет за то, кто выживет в нечеловеческих условиях: тому, кто выживет, достанется золото. Рассказ чрезвычайно понравился Ленину, повидимому, идея успеха любойценой была близка самому духу советской экономики, за успехкоторой заплатили жизнью миллионы.

Качества героев Лондона становятся моделью для подражания и широко пропагандировались в советской литературе


138

и кинематографе. Правда, борцов за личный, персональный успехпришлось трансформировать в борцов за всеобщее благо.

Чертами героев Джека Лондона обладали персонажи романа «Как закалялась сталь» и фильма «Коммунист». Названиефильма «Время, вперед!», посвященного росту советской экономики, — название одного из рассказов Джека Лондона. Персонажи всех этих произведений социалистического реализмаприносят в жертву трудовому успеху, но не личному, а общественному, не только свою личную жизнь, но и жизнь всегоколлектива.

Но в последние десятилетия советской власти идея личного успеха так же, как и на Западе, захватила советскийсредний класс: «…и в советских условиях тоже можно было добиться значительного материального успеха и высокого общественного статуса, если вкладывать столькосил и энергии сколько здесь» (Журналистиммигрант Александр Генис).

Правда, в советской жизни блага жизни нельзя было получить упорным трудом. Самоотверженный труд мог дать лишьнебольшую прибавку к нищенской зарплате. Блага мог получать лишь тот, кто вошел в номенклатуру, экономическую илиполитическую, кто приспосабливал себя к системе, т.е. жертвовал всем, включая собственные убеждения и моральныепринципы.

Как писал Сальвадор Мардаркада, испанский писатель, путешествовавший по всему миру: — «Американская мудростьгласит: „Научись не думать о других. Если ты не будешьбезразличен к другим, станешь жертвой сам“. Эта формулаприменяется и в России. Такое впечатление, что для большинства русских и американцев жизнь — война всех противвсех, в которой нельзя себе позволить доброту, отзывчивостьи сострадание к другим».

С развитием производства товаров широкого потребленияжелание улучшить материальную сторону жизни в Советском Союзе так же, как и на Западе, стало доминирующим


139

во всех слоях населения, и идеология, провозглашавшаявысоты человеческого духа, стала пустым коконом без содержания. Идеология была необходима в те времена, когда развитие тяжелой индустрии было основной задачей советскойвласти. Идеология давала моральное оправдание всеобщей нищете, цели государства, окруженного врагами, были важнеецелей индивидуальной жизни. В сегодняшней России идеяуспеха вступила лишь в свою первоначальную фазу, и количество победителей пока незначительно. В США успех былнациональной религией с момента основания страны и сталдоступен многим.

Идея успеха, борьбы за место под солнцем существовала,однако, не только в американской жизни, но и в европейской. «Европейскую мечту» пытались реализовать Растиньяк, Люсьен Шарден, Джульен Сорель, Ребекка Шарп имногие другие герои и героини европейской литературы. Ноони видели в богатстве не цель, а средство, ключ к дверям,ведущим в высший свет, где обязательными были эстетизм,культура чувств, изощренный ум, богатство личности. Онизаплатили за воплощение своей мечты о богатстве нравственным распадом.

Американская литература, следуя европейской традицииотношения к богатству, также видела победу в борьбе за успехкак нравственное поражение героя, как потерю его главнойценности — личности.

Мартин Иден, герой Джека Лондона, вскарабкавшись со днаобщества до самых вершин, подводя итог своим достижениям,кончает с собой. Он состоялся как активный борец за успех, нокак личность умер, и самоубийство становится логическимшагом, личность исчезла.

А без нее человек, как говорил американский философРальф Эмерсон, просто «машина для добывания денег».

Жизненное поражение, которое терпят в погоне за успехом амбициозные герои Скотта Фитцджеральда, Эптона Синклера, Синклер Льюиса, в первой половине XX века, и герои


140

Фолкнера, Стейнбека, Уоррена, Артура Миллера, во второй половине века, отражало сомнения интеллектуальнойэлиты в национальном идеале, в Американской Мечте.Трагедия их героев была результатом самообмана, верыв то, что экономические достижения — единственная цельчеловеческой жизни. Приносит ли успех удовлетворенностьсобой и жизнью? — задает вопрос литература социальногореализма.

В одной из пьес Артура Миллера, в «Смерти коммивояжера», жизненное кредо героя, Вилли Ломена, — «The onlydream you can have то become the number one man» (единственная мечта, которую ты можешь иметь — это статьпервым).

Вилли Ломен не стал «the number one man», и в концепьесы он кончает с собой, его самоубийство — крайняя точка, экстремальная реакция на разочарование в самом себе,в своей человеческой ценности. Но даже те, кто, в отличиеот Вилли Ломена, стал «the number one» в реальной практике деловой жизни, чувствуют, что успех не принес имтого, к чему они стремились — полноценности существования, счастья.

На первом спектакле «Смерть коммивояжера» в зале собрался «весь свет» НьюЙорка: элита, победители, первыеномера. В этот первый вечер, как и потом, много раз послетого, как заканчивался спектакль и опускался занавес, взале наступало молчание: ни аплодисментов, ни хлопаньястульев, ни гула голосов. Многие уже встали, они держатв руках свои пальто, но затем садятся снова, особенно мужчины. Сидя, они наклоняются вперед, чтобы не были видны их лица, а некоторые плачут открыто, не в силах скрытьни от себя, ни от других, что судьба Вилли Ломена — этоих судьба. Они, «победители», ассоциируют себя с неудачником Вилли.

Стали ли вы «победителем», «number one», или потерпелипоражение, вы проиграли с того самого момента, как только


141

поверили в идею успеха. Успех — это шоры, щитки на глазахрабочей лошади, она должна знать и видеть только дорогу,чувствовать все ее детали и нюансы, и окружающий дорогуландшафт перестает существовать, способность ощущать красочность и объем окружающего мира атрофируется многолетней привычкой смотреть только вперед.

Успех — это акт реализации себя в экономическом статусе,социальном положении, но требует также отказа от тех радостей, которые приносит сам процесс жизни. Вся жизненнаяэнергия уходит на необходимое для успеха приспособлениек обстоятельствам и «нужным» людям. Но вот цель достигнута, можно начать жить. Но обладание богатством еще неозначает умения им пользоваться, американская культуране воспитывает того искусства жить, наслаждаться всемшироким спектром материального богатства, культуры, искусства, общения, которое характерно для привилегированных классов Европы.

И это не сегодняшняя тенденция, так было и во временаТоквиля, когда идея личного материального успеха, как цельжизни, только зарождалась: «Американцы никогда не удовлетворены тем, что у них есть. Они идут от успеха куспеху, но в процесс погони у них нет времени получитьот него радость. Они должны двигаться дальше. У нихнет времени получить удовольствие от того, чего они ужедобились. Так они и добираются до старости, не вкусивплодов своего труда».

Как говорят американцы, посвятившие жизнь погонеза успехом: «Мы начинаем жить только в пенсионномвозрасте», но эта иллюзия, которой тешат себя стареющие американцы, не подтверждается в практике жизни. — «Эти несчастные, богатые старики во Флоридеи Калифорнии, которые не знают, что делать с собой.Они имеют достаточно денег, чтобы позволить себепочти все. Новые машины и новые лекарства, новыедиеты и новые религии, новые фильмы, лучший климат


142

на земле и, в то же время, они проецируют такое убожество, такую нищету жизни, которую вряд ли можновстретить в какомлибо другом месте» (Итальянский писатель Барзини).

В процессе погони за успехом желание воспользоватьсяуже созданным богатством останавливает формула «Время — Деньги». Время, истраченное на себя, — это время, отнятое у возможностей заработать еще больше. Придя к финишной ленточке успеха и получив призы, победители оказываются в стороне от общей дороги, на обочине, никомуболее не нужные и забытые даже своими детьми. В тот момент, когда, наконец, есть и время, и деньги, оказывается,что они не выработали искусства жизни, умения наслаждаться самим ее процессом.

«Где Жизнь, которую мы теряем в Выживании?»(Английский поэт Томас Эллиот)

Многогранная культура «праздника жизни», искусстважить, наслаждаясь каждой минутой повседневного существования, в Европе создавалась в течение веков. В Соединенных Штатах, в цивилизации бизнеса, это искусство немогло привиться. Недаром европейцы называли американскую цивилизацию «цивилизацией без культуры».

«Америка — это страна, в которой 32 религии и всегоодно блюдо на обед — бобы», — писал Шарль Талейран, деятель наполеоновской эпохи. Со времен Талейрана американское меню значительно расширилось, утонченная французская кухня стала популярной в среде образованного среднего класса, но массы лишь сменили бобы на стандартный,стерильный гамбургер.

Александр Герцен в середине XIX века, со времен Талейрана прошло почти пятьдесят лет, пишет об американцахбогачах, нуворишах в Европе: «…(они) готовы слушать всебез какоголибо исключения, глазеть на все, что попадается на глаза, питаться всем, что подают, носить все,что предлагается, <…> они носят дешевую, безвкуснуюодежду, которая на них отвратительно сидит, это всемогущая толпа всепоглощающей посредственности. Все

6. Искусство жить илиискусство выживать


144

попытки остановить триумфальное шествие мещанстваобречены на неудачу».

Об этом же качестве американской жизни говорил исовременник Герцена, Алекс Токвиль: «Они (американцы)видят счастье как физический комфорт, и <…> невозможно представить себе, что можно тратить больше энергиина его достижение».

Американский мещанин, по своей сути, ничем не отличается от российского. Та же цель жизни, увеличение своего материального богатства, тот же смысл жизни, увеличение материального комфорта и разнообразие физиологических ощущений. Остальное: красота природы и творений человеческих рук, богатство эмоций и мыслей — внеего интересов.

В Европе человека, не имеющего интереса к тому, что цивилизация считает своим истинным богатством — культуре,философии, искусству — называли «филистер», низшая,недоразвитая человеческая порода, неспособная поднятьсявыше своей физиологии.

«Поэзию физиологического существования» в русскомязыке принято называть пошлостью. Пошлость — это все,что делает высокое низким, многомерное одномерным,это элементарная, упрощенная форма жизни, равнодушная ко всему богатству мира во всех его многообразныхпроявлениях.

Владимир Набоков в биографии Гоголя, написанной дляамериканского читателя, посвятил 12 страниц из 155 объяснению русского понятия пошлости, которого нет в английском языке. Почему Набокову, знатоку обоих языков,понадобилось 12 страниц для объяснения такого феномена,как пошлость?

Американец видит себя и мир только в физических категориях, и характерное для русской литературы пренебрежение к физической стороне жизни ему непонятно. Набокову понадобилось длительное и подробное объяснение

Глава 6. Искусство жить или искусство выживать

145

феномена пошлости, его негативной оценки в русском сознании, в то время как для американца — это естественная иединственно возможная форма жизни и мироощущения.

Есенин, после своего путешествия по Америке XX годов,назвал НьюЙорк, олицетворение всей страны, «ЖелезнымМиргородом», воплощением мещанской пошлости в гигантских масштабах. Российская интеллигенция так же, каки европейская, видела в мещанстве глухую, враждебнуюкультуре силу, оно воплощало в себе «свинцовые мерзости»российской жизни, и всегда находилась в противостояниик мещанству, к своему Миргороду.

Новый Свет, в отличие от Европы, ничего не мог предложить, кроме материальной, физической стороны жизни. Новый Свет не имел многовековых накоплений культуры, цивилизация на новом континенте только создавалась, и этаформа жизни стала доминирующей.

Английский публицист и философ Олдос Хаксли в своем эссе «Взгляд на американскую культуру» писал: «…всесилы общества используются, чтобы воспитать породу людей, которая знает только культуру физиологической жизни».

Американец воспринимает все окружающее конкретно,оценивает в физических категориях, количественно: красоту человеческого тела мужского — объемом мышечноймассы, женского — размерами бедер, талии, груди, длиненог. Еду — не вкусом, а количеством калорий. Общение —популярностью, количеством людей, которых он знает.Знание — не глубиной и силой мысли, а количеством информации, которой он владеет. Дом, в котором он живет,не эмоциональным комфортом или дискомфортом, которыйон в нем испытывает, а его стоимостью. Вещи — не их соответствием эстетическому качеству, а магазинным ценником. Качественные оценки людей, вещей, событий, характерные для европейца, американец, как правило, употребляет чрезвычайно редко.


146

Правнук второго президента США Адамса, Джеймс Труслоу Адамс, в своей книге «Our business civilization» объясняет своеобразие виденья американцем окружающего миратем, что Америка — это цивилизация бизнеса, где каждыйвидит прежде всего деловую сторону жизни: «Кто такойбизнесмен? Это человек, который рассматривает весь мирс точки зрения прибыли, он слеп ко всему другому. Прекрасный пейзаж для него не больше чем удачное место дляпостройки жилого комплекса, а водопад наводит на мысльо плотине и электростанции. Бизнесмен глух ко всему,что выходит за пределы деловых интересов. Его жизньвряд ли можно назвать полноценной».

«Наша жизнь — наш самый ценный капитал, и егомы вкладываем только в бизнес. В Штатах выпросто не найдете полнокровной, полноценной формы жизни».(Писатель Джон Стейнбек)

Генри Джеймс, классик американской литературы писал:«…наша цивилизация пунктуально и эффективно ампутирует все, что не входит в деловой интерес, и само содержание жизни становится всепоглощающим монотоннымоднообразием».

Но ведь страна, живущая в постоянном движении, с ееогромным разнообразием человеческих характеров и этнических культур из всех стран мира, создает гигантский калейдоскоп событий и невероятную для Европы интенсивность существования. Но это лишь внешняя, физическаядинамика: психологическая, эмоциональная динамика сужена, загнана в стандартные, постоянно повторяющиеся формы, которые, по словам Генри Джеймса, и превращаютжизнь во «всепоглощающее монотонное однообразие».

Классик американской социологии Макс Лернер в книге«Американская цивилизация»: «Дни, месяцы, годы проходятс монотонной регулярностью на фабрике или в офисе


147

в выполнении рутинных операций с регулярными интервалами. Ланч на работе и обед дома также стандартны, каки рабочие операции. Они читают газеты, их десятки, новсе они одинаковы по своему содержанию. <…> В стандартной одежде они ходят в клуб, бар, церковь. И когда ониумирают, их хоронят в стандартных гробах со стандартной церемонией и стандартным объявлением в местной газете».

Итальянская журналистка СепонниЛонг: «Побывав в СШАи в России, я была поражена близостью их мироощущений.Несмотря на внешнее различие в идеологии, политике и экономике, различие в прокламируемых идеях и целях, они одинаково равнодушны к духовным и эстетическим ценностям».

В России, когдато гордившейся духовностью своей культуры и ее огромным престижем для масс, после ее вхожденияв цивилизованный мир, мещанские ценности приобретают небывалый статус, вытесняя существовавший когдато интереск богатству мировой культуры и человеческому духу.

Ни богатая Америка, ни разбогатевшая Россия не приняли европейское «искусство жизни» по разным причинам, ноих объединяет отсутствие эстетического вкуса и пренебрежение к эмоциональному богатству, заложенного в многовековой материальной культуре. Процесс стандартизациинеизбежно вытеснял из общественного сознания уважениек уникальности, индивидуальности, своеобразия в том, чтосоздано руками человека, исчезло понятие качества.

Да и современная Европа постепенно оставляет своикультурные традиции, Европа все больше и больше начинает напоминать Америку в стандартизированных формахжизни. Эстетизированные и интеллектуальные фильмыуступают свое место американским боевикам, французскую кухню сменяет МакДоналдс. Только старые центрыевропейских городов напоминают о прошлом, «о празднике, который всегда с тобой», говоря словами Хэмингуэяо Париже.


148

Виктор Гюго говорил, что «архитектура — это душа народа», душа современной архитектуры — стандарт, полноеединообразие, деталей и нюансов в ней нет, это эстетикафункциональности, которая была освоена и принята Америкой раньше, чем в других индустриальных странах мира.

ЖанПоль Сартр после своего посещения Америки отмечал: «Уродство архитектуры здесь ошеломляет, особеннов новых городах. Улица американского города — это хайвей,просто дорога, в ней отсутствует даже напоминание, чтоздесь живут люди».

Американские мегаполисы — идеальные механизмы дляжизни миллионов, это огромная стандартная инфраструктура, в которой учтены все функциональные нужды работника и потребителя. Они занимают пространства на многиедесятки миль, где адрес может обозначаться как дом№12 566, на улице №357 — это гигантский человеческий муравейник, в котором все подчинено требованиям безостановочного движения и увеличению количества богатств.

Новеллист Чивер в цикле своих рассказов о средней американской семье, живущей в таком мегаполисе, в районе дляобеспеченного среднего класса, Буллет Парке, пишет о хозяине дома, Тони, «болеющим тоской» в своем комфортабельном доме со всеми возможными удобствами. Желая хотькакто уйти от монотонности и бесцветности упорядоченнойфункциональной жизни в вакууме своей жилой ячейки, Тони каждый год перекрашивает стены многочисленных комнат своего дома. В одном из своих монологов он говорит:«Они отменили всю огромность человеческих эмоций имыслей. Они выщелочили все краски из жизни, все запахи,всю необузданность жизни природы».

Функциональность как принцип жизни была провозглашена еще в начале XIX века общеизвестной фразой Беджамина Франклина о топоре, который должен быть преждевсего острым, а его внешний вид не имеет никакого значения, это излишняя трата труда: «Зачем полировать до


149

блеска всю поверхность топора. Важно, чтобы лезвие было хорошо наточено, а в остальном крапчатый топор самый лучший».

Воплощением функциональности строительства, динамики и масштабов американской жизни стал небоскреб —символ высокой технологической цивилизации. Он собирается и разбирается, как детский набор из стандартныхкубиков. Его можно увеличить, его можно уменьшить. Егоинтерьер так же стандартен, как экстерьер, поэтому егоможно делить на узкие отсеки или расширять до большихзалов. Первый небоскреб появился в Чикаго в 1885 году.Это был Home Insurance Building, высотой в 10 этажей, ион еще следовал европейской традиции: был обильно декорирован. Пиетет перед европейской традицией отношения к архитектуре как «музыки в камне» был преодоленчерез 40 лет, когда начали появляться сотни зданий безкакихлибо украшений.

Тенденция к функциональности, экономичности строительства в Америке была замечена еще Алексисом Токвилем, он был поражен американским отношением к эстетикеархитектуры, в которой все рассчитано лишь на первый эффект: «Когда я подплывал к НьюЙорку, на берегу рекия увидел несколько монументальных мраморных зданийв античном стиле. На другой день я решил посмотретьих поближе. Оказалось, что то, что издалека виделось какбелоснежные мраморные плиты, были стенами из одногоряда кирпичей, побеленные известкой, а мраморные колонны — деревянными стойками, окрашенными яркой масляной краской».

В американской архитектуре, как и во всей жизни на бегу, ценится только первое впечатление. Живущий в постоянной спешке американец не имеет времени разглядыватьфасады зданий, мимо которых он проходит, для него Время — Деньги. Европеец, живущий в другой системе ценностей, мог остановиться и наслаждаться изысканным орна


150

ментом, барельефами, горельефами, своеобразной формой иокраской окон и наличников.

Европейская традиционная архитектура, с ее богатствомразнообразных фасадов, следовала идее эстетического обогащения жизни и создавалась на века. Она была неизменяема, стабильна и традиционна, как само общество. В Европездания возводились на века, в Америке — в расчете на однопоколение. В течение двадцати лет вся экономическая и социальная ситуация в стране менялась, и строить на века,в этой ситуации, было нерентабельно, кроме того, эстетикатребовала нефункциональных затрат.

Маяковский после своего путешествия по США в 20е годыпрошлого века: «При всей грандиозности строений Америки,при всей недосягаемости для Европы быстроты американских строек, высоты американских небоскребов, ихудобств и вместительности, дома Америки, в общем, производят странное ощущение временности. Даже большие, новейшие дома кажутся временными, потому что вся Америка, в частности НьюЙорк, в постоянной стройке. Десятиэтажные дома ломают, чтобы строить двадцатиэтажные,двадцатиэтажные — чтобы тридцатиэтажные, затем,чтоб сорокаэтажные…»

По мнению европеизированного американского писателяГенри Джеймса, временность американских сооружений,постоянная смена городского ландшафта разрушающе действует на человеческую психику. Когда он вернулсяв Америку после своей многолетней добровольной ссылкив Европе в 1904 году, то был поражен безликостью американской архитектуры: «Эти здания нереальны, они не более чем символы, дорогие декорации, они не имеют ничего общего с традициями, они не отражают ни прошлого, ни будущего, они существуют только для сегодня ибудут снесены завтра. Многие постройки подражаютобразцам европейской архитектуры, но они не обращаются ни к вашему знанию, ни к эстетическому чувству,


151

как архитектура Европы. Эти здания — анекдоты в одну фразу, в сравнении с романами, эпопеями европейскойархитектуры».

В Европе одним из критериев подлинности считалась длительность существования отношений, вещей и зданий, то, чтопрошло проверку временем. Как гласит древняя мудрость,истинность — дочь времени. Америка же создала временныйпейзаж, «landscape of the temporary».

Утилитарность и экономичность американской архитектуры были требованием общества, построенного на принципе непрекращающегося движения, поэтому в них нет подлинности,так как нет прошлого, как и у самой страны иммигрантов, гдекаждое новое поколение иммигрантов разрывает с прошлымсвоих отцов, чтобы все начать сначала.

Динамизм социальный, экономический, естественно, рождает безразличие к эстетике, красоте каждого моментажизни. Вечное беспокойство, страх упустить свой шанс наудачу гдето в другом месте заставляет миллионы людейнаходиться в постоянном движении, передвигаться с местана место, отсюда убогий вид многих американских городов,временный и незаконченный характер застройки, он выражает сам характер нации иммигрантов, отсутствие корней,нежелание пускать корни на одном месте.

Антиэстетизм американской жизни, с одной стороны,возник спонтанно, как результат общей атмосферы общества иммигрантов, озабоченных прежде всего необходимостью выживания в новой стране, им было не до эстетики. С другой стороны, антиэстетизм был также частьюширокой программы стандартизации всех аспектов жизни общества.

Стандартизация была обязательной частью организованного производства и рационального упорядочивания общественных отношений, и начала вводиться с XVII века, когдана исторической арене появилась новая религия, протестантизм, противопоставивший себя католицизму, изменивший


152

взгляд на смысл и содержание человеческого существования. Католицизм видел в эстетике материального мира проявление божественного начала, и внимание к красоте повседневной жизни католических стран привело к расцвету всехискусств.

Искусство, с его вниманием к оригинальности, уникальности каждого момента человеческой жизни, стало органической, интегральной частью мироощущения рядового католика. Протестантизм же отрицал саму необходимость искусства, проповедовал аскетизм, упрощение, унификациювсех сторон жизни, что в архитектуре привело к казарменному стилю, и это особенно наглядно видно в жилых кварталах городов протестантских стран, Англии, Германиии Швейцарии, построенных в XVII–XIX веках.

В этот период начала внедряться идея ценности жизни кактруда, и люди постепенно подчинились дисциплине завода иофиса, приняли условия труда в уродливых зданиях, окруженных ржавым металлом и серым бетоном. Приняли, как огромный прогресс, переселение из убогих лачуг в новые жилые районы, которые ничем не отличались от фабричной застройки.

В доиндустриальную эпоху доминировало представление, что человек — мера всех вещей. Старая терминологиямер измерений напоминает об этом ушедшем прошлом,когда созданные человеком вещи соответствовали размерамего тела и были как бы его продолжением. Inch — расстояние от верхней точки большого пальца до фаланги; Foot —длина ступни; Yard — расстояние от кончика носа по плечуи руке до конца большого пальца, приблизительно равногоодному метру. В российской системе измерений длины использовалась длина от большого пальца до локтя. Локтямимерились материалы, скажем, десять локтей материи, десять локтей бревна.

Массовая, механистическая цивилизация ХХ века строиласьна другом принципе, принципе больших величин. Машинапревратилась в меру всех вещей, в эталон функциональности,


153

эффективности и эстетики. Начали возводиться гигантскиеплотины, несоразмеримые с размером человеческого телапроизводственные помещения, громадные жилые здания —машины для жизни, безликие коробки, стоящие в нескончаемом ряду на безлюдных улицах.

Жилая застройка перестала отличаться по своему внешнему виду от деловых, офисных комплексов. Те же плоскиестены, без всяких украшений, прямоугольники окон, и теже сухие, химические краски фасадов. Геометрические, кубистические формы современных городов создали небывалые, фантастические, инопланетные пейзажи, в которых человек стал выглядеть приживалкой рядом с тем, что он самсоздал.

Пионерами эстетики геометрических форм в архитектуре были советские футуристы, кубисты и конструктивисты,и это они сформулировали основные принципы «научногоградостроительства».

«Научное градостроительство» предполагает, что жизнь, сее непредсказуемостью, во всем многообразии ее форм, должна быть упрощена до функционального минимума. И новыегорода строились на принципе прямолинейной застройки, таккак квадратные сетки проспектов и улиц создавали идеальные условия для транспортировки людей и грузов. Отсутствиетупичков, переулков, маленьких скверов, характерных длястарых кварталов европейских городов, позволяло контролировать весь жизненный процесс и служить интересамэкономики.

Задачей традиционной архитектуры было обогащениеэстетикой повседневной жизни. Но безликие, агрессивно антиэстетичные города, построенные в XX веке, строились недля людей, а для «рабочей силы». Французское студенчество, в период молодежных бунтов конца 60х, требовалоснести «рабочие бараки», как называли тогда новые безликие жилые комплексы, и построить «дома для людей». Сегодня этого уже никто не требует, современные бараки стали


154

привычной частью жизни миллионов во многих странах мира.И только культурная элита страдает ностальгией по прошлому.

Симона де Бовуар, после своего путешествия по многимгородам американского Среднего Запада, говорила, что у неебыло ощущение, будто это один и тот же город.

Русский журналистиммигрант Генис писал: «В Европе зачетыре часа можно проехать три страны, дюжину городов и две горные системы. В Америке за это время вы минуете сто бензоколонок. <…> Проехав столькото миль до,допустим, Буффало, ищешь место, чтобы наконец выйтииз машины и погрузиться в городскую жизнь, в жизнь неповторимую, единственную, существующую только здесь,в Буффало, штат НьюЙорк. И вот выясняется, что выходить негде и незачем, разве только в туалет».

В фильме Ярмуша «Более странно, чем в раю» («StrangerThan Paradise») герои, двигаясь по Америке, заезжают в Кливленд, и один из них говорит: «Это забавно, но когда видишькакоето новое место, все кажется таким же, как и там,откуда только что приехал, как будто никуда и не уезжал».Если так безлико, стандартно выглядит страна, то какова жежизнь за фасадами зданий? Она так же стандартна, единообразна и не индивидуализирована. Английский социолог Джеффри Горер писал, что, побывав в одном американском доме,можно заранее предугадать, какими будут в другом доме мебель, украшения или книги. И это не зависит от того, городскаяэто квартира в многоэтажном доме или дом в сабербе.

«Америка уничтожила разницу между городом идеревней. Это место, где все устроено для удобства,и не более того».(Александр Генис)

Видя в Америке образец для подражания, большевикитакже мечтали о «стирании граней между городом и деревней», но, в отличие от Америки, не смогли мечту реализовать. Советская власть, уничтожая крестьянство как класс,


155

не смогла добиться той производительности труда, котораясохранила в американском сельском хозяйстве лишь 4% населения, а в России и по сей день население деревень составляет более 30% населения. Экономика, строящаяся нанасилии, не могла быть эффективной.

В Америке же это произошло в органическом процессеэкономической динамики. Крестьяне–фермеры, в условияхожесточенной конкуренции, были вынуждены отказаться отвековых традиций ведения хозяйства и начали создаватьсельскохозяйственные индустриальные комплексы. В результате исчезли тысячи фермерских поселков, исчезла деревня. На месте фермерских поселений появились сабербы —огромная сетка прямолинейных улиц, застроенных двухэтажными домами на одну семью, и разница между городоми деревней исчезла.

Первым стандартизированным пригородным районом былЛевиттаун на ЛонгАйленде, штат НьюЙорк, где сразу послеокончания II Мировой войны сотни абсолютно идентичныхдомовкоробок были возведены за короткий срок и продавались по доступной цене. С Левиттауна началось строительство новых пригородов, которое проводилось в соответствиис тем же принципом стандарта и полного контроля над окружающей средой, как и в городах, поэтому в пригородах исчезли преимущества жизни на природе. Искусственно созданная природа сабербов лишена фундаментального качестваприроды, огромного разнообразия и непредсказуемости. А декорации природы не обладают способностью обогащать человеческие чувства, способностью постоянного обновления.

Научное градостроительство и не ставит перед собойтакой задачи, ее цель — создание единой системы контроля всех аспектов жизни в едином, стандартном для всехрайонов страны мегаполисе. Научное градостроительство,в его ошеломляющем контрасте с традиционной архитектурой — наглядный показатель победы стандартного надиндивидуальным.


156

Индивид, во всем многообразии его эмоций, чувств, ощущений, данных ему природой, в стандартизированной окружающей среде утрачивает не только возможность наслаждаться богатством естественного, органического существования, но иперестает воспринимать как ценность ту широкую палитрукрасок жизни, которая существовала когдато в Европе. Еепраздник жизни, ее искусство жить воспитывались всей атмосферой общества, в котором красота всего, что окружает человека, понималась как обязательная часть его ежедневного существования.

Но модель жизни, принятая и развитая Соединенными Штатами и сегодня превратившаяся в идеал для всех стран мира,построена не на идее увеличения богатства духовного, эмоционального, чувственного, эстетического, не на идее — «качестважизни», а на увеличении количества — вещей, машин, зданий,на идее роста экономики, для которой «искусство жить» — чуждая идея. Экономика прививает другое искусство — искусствовыживать.

Когдато говорить о деньгах считалось неприличным, тема была недостойной общественного внимания не только потому, что воспринималась как «низменная», но и потому, чтоне у всех они были, не для всех были достижимы. Много говорили о деньгах только в тех социальных кругах, где деньги делались, для получателей же фиксированной зарплаты,едва хватавшей на самое необходимое, разговор о деньгахбыл пустым времяпрепровождением, витанием в мечте.

В последние десятилетия экономические возможности появились у многих, так как разветвленная кредитная система позволила даже тем, чья заработная плата покрываеттолько необходимые ежедневные расходы, приобретать дома, автомашины, предметы роскоши и инвестировать деньги в покупку домов, акций, вкладывать в бизнес. Большаячасть населения была вовлечена в сложные деловые отношения с банками, рынком недвижимости, кредитными и страховыми компаниями, и тема денег превратилась в центральную, в главную тему обсуждений, звучащую в офисах, наулице, в семье, во всех человеческих связях.

Деньгами стали оцениваться те сферы деятельности, к которым раньше применялись другие критерии. Талант определяется не профессиональными достижениями, а уровнемоплаты. Успешный врач не тот, кто помог большему количеству пациентов, а тот, чей годовой доход выше, чем у его

7. Деньги — не средство,а цель жизни


158

коллег. Инженер не тем — сколько благ обществу он принессвоей работой, а тем — сколько он за нее получил. Писатель,художник, актер, режиссер оценивается не по значимостисвоих творений, а по размеру гонорара.

Деньги имеют двойственную роль. С одной стороны, онисоздают иерархию статуса, устанавливают шкалу престижа,определяют уровень успеха, с другой — реализуют принципдемократического равенства. В рыночном обществе, где всепродается и покупается, каждый выступает то в качествепродавца, то в качестве покупателя. Для продавца не играет никакой роли, кто покупатель, для него не важен ни цветкожи, ни этническая принадлежность, ни социальный статусили внешний вид. Для покупателя не имеет значения, ктопродает ему то, в чем он нуждается.

В потребительском обществе, будь то миллионер или нищий,в качестве покупателей получают равную долю внимания иуважения, так как платят одну и ту же цену за тот же товар.Кокаколу пьет и нищий, и миллионер. Промышленность хотяи выпускает товары, рассчитанные на богачей, они занимаютмикроскопическое место в общем объеме продукции.

Деньги всегда играли огромную роль в жизни любого общества, но степень значения денег в различных культурахбыла разной. В «Венецианском купце» Шекспира герояростовщика венецианские патриции презирают за ту страсть,с которой он добивается «презренного металла», за то «неблагородное занятие», которое дает ему средства к существованию. Но в XIX веке, в период интенсивного развитиякапитализма, деньги в глазах общества утратили свою «низменную природу», и их добыча превратилась в достойное иуважаемое занятие для всех общественных классов.

Феодальное общество с презрением относилось к труду,создающему богатства. «Праздный», свободный от трудакласс, считался высшим, те, кто создавал для них богатства,считался низшим классом. Феодальная иерархия с ее неизменяемым в веках экономическим положением классов раз

Глава 7. Деньги — не средство, а цель жизни

159

деляла общество на верхи, обладающие огромным богатством, — аристократию, образованных, утонченных индивидов, придерживающихся высоких норм религиозной морали,и безграмотную массу, живущую в материальной и духовной нищете, в процессе борьбы за выживание забывающуюо нравственных нормах.

В XIX веке начала складываться иная форма жизни, в которой классовые привилегии, образование и личные качествапереставали играть былую роль, и это о ее будущем говорилБазаров в «Отцах и детях» как о «правильно построенномобществе», в котором «…совершенно будет равно, глуп ли человек или умен, зол или добр».

Появившаяся в России капиталистическая экономикапредоставляла возможности создания богатств многим общественным слоям. Русский крестьянин не думал и не говорило деньгах, он почти никогда не держал их в руках. Но ставпредпринимателем, открыв мукомольню или сахарный заводик, он стал уделять им все большее внимание, они даваливозможность изменить жизнь к лучшему.

В феодальной России денежные, капиталистическиеформы отношений, появились позднее, чем в Европе. Нотенденция к увеличению значимости денег в обществе ужечувствовалась, и первым ее увидел Пушкин. Вначале этобыл «Скупой рыцарь», говоривший о смене ценностей в феодальной Европе, где правящим классом становилась буржуазия, идущая на смену потомственному дворянству. Самоназвание пьесы подчеркивало несоответствие жажды денеги рыцарского достоинства. Затем та же тенденция прослеживалась в России, в «Пиковой Даме», где блестящий гвардейский офицер, аристократ убивает старуху ради денег,угрожая ей пистолетом. Не происхождение, благородство,аристократизм или личные качества, только деньги сталиприносить уважение общества. Имя героя, Герман (German),немец, вполне однозначно говорило, откуда эта тенденцияпришла.


160

Александр Герцен, много лет проживший в Европе, писал:«Прежде хоть чтонибудь признавалось, кроме денег, такчто человек и без денег, но с другими качествами, мог рассчитывать хоть на какоето уважение. Ныне же без денегне только на уважение, но и на самоуважение нельзя иначе рассчитывать».

Для имущих классов борьба за богатства во все временабыла привычной частью жизни, но к середине XIX века интенсивность борьбы возросла, в денежные отношения сталивовлекаться «неимущие классы». В течение столетий пистолет, шпага, кинжал, яд были теми средствами, которые применялись в борьбе за богатство внутри аристократическойэлиты. Герман в «Пиковой Даме» использовал пистолет. Разночинец Раскольников в «Преступлении и Наказании» взялтопор, так как без денег он — «тварь дрожащая». Топор —средство народное, и он показатель того, что в процессвключились массы.

Достоевский недаром по сей день остается остросовременным писателем, он, как никто другой, показал возраставшуювласть денег над общественным сознанием. В чем Достоевский остался человеком своего времени, так это в том, чтотрагедия его героя — в непреодолимом противоречии междурелигиозной моралью и практикой жизни. Нравственная мука и есть главное наказание Раскольникова за совершенноеим убийство, преступление приводит к распаду личности.

Сегодня морализаторство Достоевского вызывает недоумение: в современном экономическом обществе мораль утратиласвое былое значение, вместе с потерей статуса морали в общественном сознании исчезла сама дилемма моральденьги.

Огромный накал страстей во всех романах Достоевского,сюжеты которых строятся вокруг денег, показывал реакциютогдашнего российского образованного класса на власть денег,которая воспринималась как трагедия, так как противоречиеморали и денег было неразрешимо. Чехов не только в «Вишневом саде», но и во многих своих рассказах показывает «де


161

нежных людей», превращающихся в хозяев новой жизни. Российская либеральная интеллигенция со страхом смотрела насвое будущее и видела спасение в революционной буре.

Европейская литература, начиная с мольеровского «Мещанина во дворянстве», говорила о приходе к власти «денежныхмешков» без надрыва Достоевского и горечи Чехова. Процессразрастания статуса денег в Европе был достаточно драматичным, но он не нес в себе трагедии, так как традиционнаямораль постепенно, шаг за шагом, уступала свое место жизненному практицизму, характерному для низших классов,впервые в истории получивших возможность уйти от вековойнищеты. Европейское мещанство превратилось в новый буржуазный класс от которого стали зависеть старые хозяеважизни — аристократия, дворянство.

В России до 17го года XX века этот процесс проходил подругому. Россия использовала принципы капиталистическойэкономики, но власть в ней принадлежала государству, а новые формы экономических отношений вписывались в традиционную структуру авторитарного общества. В нем богатства не зарабатывались, а получались, в зависимости от связей с вертикалью власти.

После 17го года большевики, разрушив старую феодальную систему, создали новую, которая отличалась отстарой лишь по форме, и в ней жизненные блага также распределялись по принципу феодальной системы, в соответствии со статусом или связями внутри государственного ипартийного аппарата. Это была все та же авторитарная система, в которой вся экономика страны принадлежала ужене царскому двору и его окружению, а немногочисленному«коллективному руководству». Государство как было, так иосталось единственным хозяином экономики, уничтоживдаже те зачатки капитализма, которые существовали в дореволюционное время. Денежную форму отношений сменила система распределения благ государством, и деньгикак мотор социальных изменений потеряли свой статус и


162

свое значение в жизни масс. Сама тема денег была подзапретом, даже в школьных учебниках арифметические задачки не включали в себя денежные критерии. Россия остановилась во времени.

События 1991 года вернули Россию в ряд цивилизованныхстран, Россия встала на путь экономической демократии.Блага перестали получаться в закрытых распределителях,начало развиваться индивидуальное предпринимательство,деньгами стали решаться многие деловые и жизненныепроблемы. Изменилась вся атмосфера общества, деньги сегодня, как и на Западе, определяют общественный статуси престиж. Начал исчезать пиетет перед «духовными икультурными» ценностями, так как сегодня, когда доступныпочти все жизненные блага, материалистическое мировоззрение, из абстрактных постулатов советской пропагандыв период дефицита всех потребительских товаров, превратилось в мироощущение масс.

Россия в течение нескольких лет прошла тот путь, черезкоторый Запад проходил несколько столетий. Смена общественных ценностей, происшедшая в короткий срок, показала ошеломляющий контраст между этическими, нравственными нормами современного мира и архаической, застывшейво времени национальной психологией, всей своей корневойсистемой уходящей в общинную форму жизни, в советскоевремя трансформировавшейся в коллективизм.

Россия всегда хотела быть Америкой, в XXI веке она еюстановится. Но американские идеи и идеалы — продукт особой истории, специфического Американского Эксперимента, создавшего цивилизацию с нулевой точки. Пересаженные на иную почву, почву русской истории, они дают внешне подобные всходы, с той лишь разницей, что почва непрошла многовековой процесс окультуривания и создаланеожиданные по своим формам и запахам плоды. Российская культурная элита видит этот процесс как конец эпохи, в которой духовное содержание жизни в сознании масс,


163

несмотря на ежедневную борьбу за физическое выживание,определялось как наивысшая ценность.

История повторяется. Культурная элита Европы, с момента появления капитализма в XVIII веке, осуждала процесссмены ценностей нравственных, духовных, т. е. аристократических, на демократические — материальные, денежные.И реакция творческой интеллигенции была понятна, она лишалась привычного заказчика, новому заказчику они былине нужны, у новых хозяев жизни были другие интересы идругие ценности.

Традиционная культура была аристократичной, элитарной по определению, так как создавалась аристократиейтворческой для аристократии потомственной, родовой, владельцев богатств. Новые экономические отношения формировали новые ценности — экономические. Деньги превратились в цель и смысл жизни масс, так как давали физический комфорт, свободу и общественный статус. Тем не менее, в глазах европейцев XIX века обожествление денегв Америке перешло допустимые даже для них пределы.

Французский аристократ, маркиз Алексис Токвиль: «Я незнаю страны, где страсть к деньгам так поглощала бы всемысли и чувства людей».

Чарльз Диккенс в своем романе «Мартин Челзвик» показывает шок своего героя, англичанина, путешествующего поАмерике, узнающего, к своему удивлению, что в этой демократической стране существует аристократия. Когда онспрашивает, на каких же принципах стоит американскаяаристократия, ему отвечают: «На уме и силе характера.Точнее — их последствии, долларах». Мартин слышит разговор бизнесменов после делового обеда: «…ему казалось,что всё, чем они озабочены, их радости, горести, надежды,все растворяется в долларах. Люди оценивались в долларах, измерялись в долларах. Сама жизнь продавалась с аукциона, взвешивалась, смешивалась с грязью или поднималась на огромную высоту через доллары».


164

Обеспеченные классы Европы видели в деньгах лишьсредство для полноценной жизни: жизнь, посвященная погоне за деньгами, казалась им иррациональной.

Американский философ Джордж Сантаяна объяснял, почему деньги стали играть такую огромную роль в США:«Американец так много говорит о долларах, потому чтодоллар — это символ и мера измерения успеха, единственная мера, которую он имеет, чтобы оценить свой успех,свой ум и свою власть над обстоятельствами. В то жевремя он относится к деньгам довольно легко. Он их делает, теряет, тратит, раздает с легким сердцем. Это уважение не к самим деньгам, а к количеству вообще, потомучто качество трудно определимо. Огромное внимание кчислам, к количественным измерениям, к деньгам — не чтоиное, как отражение демократических идеалов. Качество— понятие аристократическое, качество создает иерархию, лучше — хуже, а количественная оценка всех уравнивает, и, кроме того, цифры никогда не врут. Поэтомуденьги превратились в единственно ясный и очевидный показатель ценности человека».

Но Сантаяна был исключением из правила, американскаякультурная элита видела в обожествлении денег признакраспада основ общества, деградацию вечных ценностей.Философ Ральф Эмерсон: «Американец — просто машина,добывающая доллары. Он — придаток к своему имуществу».

Генри Джеймс, классик американской литературы, бежавший от меркантильного духа Америки в Европу, где провелбóльшую часть своей жизни, говорил с сарказмом: «Te, ктоне делает деньги, принадлежат к дегенератам, которыедумают, а таким нет места в Америке».

Противостояние общей тенденции видеть в деньгах несредство для жизни, а цель самой жизни в начале XX века,было достаточно широко распространено и в проповедяхпротестантской церкви.


165

Tак, Вильям Нэймс, один из самых известных в то времяпроповедников, говорил о преимуществах бедности: «Мыпрезираем тех, кто избрал бедность для того, чтобыупростить свое существование и сохранить свою внутреннюю жизнь. Мы не имеем мужества признать, что идеализация бедности в течение многих веков христианскойцивилизации означала свободу, свободу от мира вещей, человек оценивал себя через то, что он есть, а не через то,что он имеет».

Но что сегодня означает осознанный выбор жизни вбедности? Он означает не только общественное презрение.Он означает, что в условиях современной цивилизациибедняк полностью отрезан от тех источников, которые иделают жизнь счастливой. Раньше говорили, что «не вденьгах счастье», что в жизни есть множество необходимых для счастья вещей: красота природы, искусство, чувства, привязывающие нас к другим людям — а их нельзякупить. Но сегодня за чистый воздух, чистую воду, за натуральные продукты, не прошедшие химическую обработку, за пребывание на природе в естественных природных условиях нужно платить. Нужно платить также и зачеловеческие отношения внутри того социального круга,к которому человек хочет принадлежать. Без определенного экономического статуса вход во многие социальныекруги закрыт.

Деньги стали важнее самой жизни. В журнале «Reader’sDigest» приводился случай, когда пяти женщинамлаборанткам, работавшим в химикофармацевтической фирме,предложили оплату $100000 в год, если они будут работатьс радиоактивными материалами, имеющими смертельныйуровень радиации. В глазах пяти работниц это была выгодная сделка.

Этот случай экстремальный, но он показывает, какоеогромное место сегодня занимают деньги в общественном сознании, вытесняя все другие цели и ценности жизни.


166

«Мы уже не воспринимаем мир непосредственно, нашевосприятие жизни становится одномерным, так какмагическая, завораживающая сила цифр, как чугунный асфальтовый каток, уплощает наши чувства.Единственная мера жизни, денежная, исключает изнашего внимания полноценность существования вовсем его многообразии и широте. Смотря на себя, насвою жизнь через абстракцию нашего банковскогосчета, мы сужаем мир до замочной скважины, черезкоторую мы можем только подглядывать за жизнью, а не жить».(Популярный журнал «Psychology Today»)

Принято считать, что деньги разрушают человеческие отношения, но они также вносят в хаос спонтанных отношений, построенных на чувствах, эмоциях, импульсах, порядок, новый порядок. То качество отношений между людьми,которое вся мировая культура считала высшим выражением человеческого духа, бескорыстие, создавало огромноенапряжение. Но можно ли было создать достойные условияматериального существования для масс зовом сердца, непосредственным чувством, чувством справедливости и состраданием к слабым?

На чувствах симпатии и антипатии, на высокой морали иэтике, в конечном счете, на бескорыстии экономика строиться не может, и только благодаря ожесточенной борьбе эгоистических, «корыстолюбивых» интересов миллионов и взаимной эксплуатации массы смогли получить то, что онисегодня имеют.

Моральные, этические или идеологические принципы далеки от определенности и четкости экономических критериев, что приводило к постоянным конфликтам между отдельными людьми, классами, взрывавшимся гражданскими войнами и войнами между странами. В экономическом обществеконфликты разрешаются большей частью мирным путем,


167

а высокие принципы и этические нормы лишь обязательныйдекор, соблюдение правил приличий, за которым стоит прагматизм, экономический интерес.

Экономический интерес, став центральным, не вытеснилдругие интересы человека, но сделал их значительно менеепривлекательными, превратив количество в более важныйкритерий, нежели качество. Количество материального богатства стало важнее качества человеческой жизни, ее многокрасочной палитры эмоций, чувств, переживаний. Рациональная логика экономики обесцветила краски, стерилизовала живительные соки, объем содержания человеческогосуществования, создала плоский одномерный мир, но лишьразвитый капитализм с его рационализмом смог уничтожитьунижающую нищету, в которой массы жили веками.

Америка начиналась как рыночное общество и, за почтидва столетия, сумела ввести рыночные ценности во все формы человеческих отношений, она их очеловечила, если считать, что рационализм — такое же органически присущее человеку качество, как спонтанность и непосредственностьчувств. Деньги, превратившись в один из инструментов рационализации всех аспектов деловой жизни и всех форм человеческих отношений, сделали Америку самой богатойстраной мира.

Культура денежных отношений в США в течении времени приобретала все более цивилизованные, благопристойныеформы, в их создании участвовало все общество, все егоинституты. Это культура общественного договора, консенсуса, всеобщего согласия, а деньги, четко обозначая границы конфликтных интересов, выполняют роль регулятора,жироскопа, удерживающего баланс.

В XIX веке российская либеральная интеллигенция видела в Америке образец для подражания, но недостижимый в российских условиях. В ХХI веке этот образец также недостижим, так как американские формы денежныхотношений, входя в российское общественное сознание, не


168

подтверждаются экономической ситуацией страны, в которой не существует ни бюрократической системы, сводящейсложность общественных отношений к ясным и четким параметрам, не сложились также и формы денежных отношений, которые на Западе складывались в течение веков.

Без сложной общественной инфраструктуры, без бюрократизации, без развитого законодательства, т. е. рационализации всех форм общественной жизни, процесс проходитв атмосфере стихии бесконтрольного базара, где хозяйничает криминальный элемент вместе с представителями власти,так как нормативные инструменты развитой экономики и,соответственно, монетарных отношений отсутствуют.

Запад же постепенно подменял стихийность отношениймежду людьми внутри сетки взаимосвязанных рынка экономики, рынка культуры, рынков пропаганды и системыобразования, рыночные ценности вошли также и во все человеческие отношения, в которых деньги превратилисьв один из главных инструментов, регулирующих человеческие связи.

На людском рынке, который в Штатах принято называть«personality market», прейскуранта цен нет, но есть общеепредставление о том, что сколько стоит. Несмотря на сложность определения, сколько стоят в денежном выражениичеловеческие чувства, те или иные формы привязанности,обязательства друг перед другом, они, тем не менее, введены в более или менее твердые рамки.

Они обозначают достаточно четкие границы и формы всехвидов неопределенных и постоянно меняющихся чувств,возникающих между людьми. Брачный союз, основанныйтолько на чувстве любви, приводит к трагедии, когда эточувство притупляется или исчезает, и материальная сторона отношений становится инструментом войны между охладевшими друг к другу супругами.

Брачный контракт, оговаривающий все стороны материальных претензий, переводит неопределенность страстей и


169

претензий, основанных на чувствах, в четкие параметры денежных оценок, определенных юридическим законом.

Отношения между друзьями, ведущими общее дело, могут превратиться в испепеляющую ненависть, при малейшемподозрении на невыполнение неопределенных, построенныхтолько на чувстве симпатии друг к другу обязательств.

Рыночная цивилизация вводит многие формы отношений,строящихся на симпатияхантипатиях, любвиненависти,в русло четкого механизма экономики. Чувства, эмоции, непосредственные, спонтанные реакции в отношениях разрушают логику рационального общественного порядка, а экономика преобразует стихию общения в четко функционирующую систему.

Деньги, более чем когдалибо раньше, стали определятьвсе формы человеческих отношений. Цифры денежной оценки делают отношения людей, неравные в своем качестве, т. е.в своей природной сущности, равными друг другу в абстрактной шкале измерений. Деньги — виртуальная схемамира, они являются чемто вроде географической карты,изображающей города, реки, горы точками, линиями, цифрами, а географическая карта безразлична к цветам и краскам природы, к человеческим чувствам, ко всей культуре,гуманистической цивилизации в ее многомерном, качественном содержании.

«Деньги низводят всех богов человека с высотыи обращают их в товар. Деньги — это всеобщая,установившаяся, как нечто самостоятельное, стоимость всех вещей. Они поэтому лишили весьмир — как человеческий мир, так и природу — ихсобственной стоимости. Деньги — это отчужденная от человека сущность его труда и его бытия,и эта чуждая сущность повелевает человеком, ичеловек поклоняется ей».(Карл Маркс)


170

В уходящей в прошлое гуманистической эпохе человекбыл мерой всех вещей, ценность человека определяласьв многослойных категориях многовековой культуры, рынокже создал универсальную, рациональную шкалу измерений,денежную, ею стала измеряться ценность человека.

«Пророки Ветхого Завета называли идолопоклонниками тех, кто преклонялся перед тем, что онисоздали собственными руками. Их богами былипредметы из дерева или камня. Смысл идолопоклонничества заключается в том, что человекпереносит все, что он испытывает, силу любви,силу мысли, на объект вне себя. Современный человек — идолопоклонник, он воспринимает себя только через вещи, через то, чем он владеет».(Эрих Фромм)

Мир вещей становится все больше, сам человек, рядомс ними, становится все меньше. В XIX веке Ницше говорил:«Бог умер», в XIX веке можно сказать, что человек умер, таккак вещами современный человек определяет, что он есть.«Я покупаю, значит, я существую», как вещь, я подтверждаюсвое существование общением с другими вещами.

Обладание домом, автомашиной, компьютером, телевизором дает общественный статус, которым определяетсяценность индивида. Когда человек теряет часть своего имущества, он теряет часть себя. Когда он теряет все, он теряет себя полностью. Во время экономических кризисов те, ктопотерял значительную часть своего богатства, выбрасываются из окон небоскребов. Их богатство и было тем, что ониесть. Самоубийство на почве экономического банкротствав этой системе культурных ценностей вполне логично, оно

8. Хищные вещи века


172

означает банкротство личности.Люди воспринимали себя через вещи и раньше, но ни

когда в истории вещи в общественном сознании не занимали такого места, как в последние десятилетия, когда уровень потребления превратился в средство оценки значимости человека.

Программа воспитания человека, подчинившего всюсвою жизнь работе, была, в основном, закончена. Экономика стала нуждаться не только в дисциплинированномработнике, безоговорочно принимающего дегуманизированную атмосферу фабрики или офиса, нужен был также не менее дисциплинированный покупатель, приобретающий все новые товары в соответствии с их появлением на рынке.

В систему воспитания потребителя включились все общественные институты, прививающие стиль жизни, широкий спектр желаний, культивирующие существующие иформирующие псевдопотребности. Появился термин «sofisticated consummer», опытный покупатель, покупательпрофессионал.

Перед пропагандой потребления стояла задача искоренить многовековую традицию покупать только необходимые вещи. В предшествующие эпохи материальная жизньбыла бедна, поэтому этической нормой был аскетизм, ограничение материальных потребностей. До появления постиндустриального общества экономика могла предоставитьтолько самое необходимое, и семейный бюджет строилсяна экономии в расходах: одежда, мебель, все предметы быта тщательно сохранялась, часто переходя от одного поколения к другому. При высокой стоимости многих новыхпродуктов на рынке большинство предпочитало обходиться старыми вещами.

Сегодня, по сообщению журнала «Consumer Report», индустрия предлагает 220 новых моделей автомобилей, 400моделей видео машин, 40 видов мыла, 35 видов головок для

Глава 8. Хищные вещи века

173

душа. Количество сортов мороженого доходит до 100, количество сортов сыра в продаже — около 150, сортов колбасы —более 50.

Индустрия производит намного больше того, что требуется для обеспеченной жизни миллионов и, чтобы продатьвсе, что производится, нужно воспитать убеждение, чтотолько в покупке новых и новых вещей и заключена вся радость, все счастье жизни.

Потребитель убежден, что он сам делает выбор, он сампринимает решение покупать тот или иной товар. Но ужесами затраты на рекламу, составляющие, во многих случаях, 50% от его стоимости, говорят о том, сколько энергии италанта вкладывается в процесс убеждения.

Декларация Независимости в XVIII веке говорила о главной цели человеческой жизни — поиске счастья, а сегоднясчастье определяется тем, как много вы можете покупать.Общенациональный поиск счастья вынуждает даже тех, ктоне способен покупать изза низкого уровня дохода, братьзаймы у банка, влезать во все новые и новые долги по кредитным картам.

Фантаст Роберт Шекли в одном из своих рассказов, «Коечто задаром» («Nothing for Something»), показывает человека, подписавшего с дьяволом, агентом по продажам, контракт,по которому ему предлагалась вечная жизнь и неограниченный кредит, на который он мог приобрести мраморный дворец, одежду, украшения, множество слуг.

Много лет он наслаждался своим богатством, и в одинпрекрасный день получает счет, по которому должен выплатить — 10 тысяч лет рабом в каменоломнях за пользованиедворцом, 25 тысяч лет за пиры рабом на галерах и 50 тысячлет рабом на плантациях за все остальное. Впереди у неговечность.

Современный человек также подписывает негласныйконтракт, это контракт не с дьяволом, это контракт с обществом, контракт, обязывающий его работать и потреблять.


174

И впереди у него вся жизнь, в течение которой он долженбезостановочно работать для того, чтобы покупать.

Сизиф, герой древнегреческой мифологии, был осужденбогами, за его жадность, вечно поднимать камень на вершину горы. Камень каждый раз скатывался вниз, к подножью.Задача Сизифа была такой же непосильной, как и бессмысленной. Бесцельной, как и сама жадность, за которую он былосужден. Сизиф, бесконечно поднимая камень на вершинугоры, осознавал это как наказание.

Сегодняшний потребитель, чью жадность ко все новыми новым вещам искусно возбуждает широко разветвленнаяи психологически совершенная пропаганда потребления, неощущает себя жертвой, по сути выполняя роль Сизифа.

«Человек должен усвоить идею, что счастье — этовозможность приобретать множество новых вещей. Он должен совершенствовать, обогащатьсвою личность, расширяя свои способности в ихупотреблении. Чем больше вещей он потребляет,тем богаче он становится как личность. Есличлен общества перестает покупать, он останавливается в своем развитии, в глазах окружающихон утрачивает свою ценность как личность, крометого он становится асоциальным элементом. Еслион перестает покупать, он останавливает экономическое развитие страны».(Французский философ Бордияр)

Но, разумеется, не забота об экономическом развитиистраны движет потребительское общество, в качестве потребителя каждый получает важнейшую в жизни каждогочеловека ценность — уважение к себе: «Простой рабочий,внезапно отмытый от тотального презрения, <…> обнаруживает, что в качестве потребителя с ним со впечатляющей вежливостью обращаются, как с важной персоной» (Французский философ Р. Барт).


175

Принцип потребительской культуры: все положительныекачества связаны с новым, все, что есть негативного в жизни, — это старое, старое мешает нам жить и должно бытьвыброшено на помойку.

Для того чтобы новые товары покупались, в то времякак старые приобретения еще вполне функциональны,нужно было придать вещам новое качество, общественный статус. Покупателем, определяющим ценность вещиее пользой и функциональностью, трудно манипулировать,а подсознательными рефлексами культуры, обращающими внимание покупателя прежде всего на статус вещи, манипулировать можно.

Реклама продает не саму вещь, а ее образ в статуснойшкале, и он важнее качества и функциональности самихвещей. Каждая модель автомашины, холодильника, часов, одежды привязана к определенному социальномустатусу. Владение старой моделью — показатель несостоятельности владельца, его низкого общественного положения.

Статус не материален — это лишь образ, абстракция. Ноименно абстракция определяет ценность вещей и, следовательно, ценность их владельца. Потребитель не покупаетконкретную вещь, он покупает статус вещи. Он приобретает не добротную автомашину, а Мерседес, Порше, РоллсРойс, не отличные часы, а Картье, Роллекс.

В индустриальной экономике происходила, по словамЭриха Фромма, подмена «бытия» на «обладание», в постиндустриальной происходит подмена обладания вещами на обладание образами вещей. Вещи становятся частью виртуального мира, в котором физическое обладание вещью сменяется обладанием образом вещи, вызывающей такую богатую эмоциональную реакцию, которую сама по себе вещьдать не может.

Приобретение подростком автомашины недаром называют его первым романом, это первый опыт любовного


176

чувства. Самые яркие жизненные впечатления девушкиобычно связывают не столько с первой любовью, сколькос первыми бриллиантами или норковой шубой. Вещи абсорбируют эмоции, все меньше эмоций остается для полноценного общения, вещи могут принести больше радостей, чем общение с людьми. Как говорила героиня Мэрилин Монро в фильме «Как выйти замуж за миллионера» —«Бриллианты — лучший друг девушки», или, как заявляетреклама виски «Chivas Regal», — «У вас нет друга ближе,чем Chivas Regal».

Поэтому, когда отдельный человек решает, куда вложитьсвою эмоциональную и интеллектуальную энергию в человеческие отношения или в общение с вещами, то ответ заранее предопределен. Дилемма «вещи — люди» решаетсяв пользу вещей.

Количество часов, проведенных в процессе покупок, общения с автомобилем, с компьютером, телевизором, игральным автоматом, намного больше часов общения с другими людьми. Раньше самое большое эмоциональное волнение приносили человеческие отношения, искусство: сегодня вещи, общение с ними дает полноценное ощущениежизни.

Русский иммигрант, философ Парамонов, находит подтверждение этому в своем персональном опыте: «Я давно уже понял, что покупать дом на ЛонгАйленде интереснее, чемчитать Томаса Манна, Я знаю, о чем говорю: я делал и то,и другое». И эту позицию иммигранта из Советской Россииможно понять: жизнь в состоянии унизительной материальной нищеты невозможно компенсировать высокими духовными ценностями.

Американский социолог, Филлип Слатер, повидимому,никогда не испытывал недостатка в материальном комфорте, в отличие от Парамонова, ему не с чем сравнивать. Длянего покупка дома или новой автомашины — привычная рутина: «Каждый раз, когда мы покупаем новую вещь, мы


177

испытываем ощущение эмоционального подъема, как вовремя встречи с новым интересным человеком, но оченьскоро это чувство сменяется разочарованием — вещь неможет иметь ответного чувства. Это чтото вроде односторонней и безответной любви, которая оставляетчеловека в состоянии эмоционального голода. Пытаясьпреодолеть чувство беззащитности, чувство бесцветности, пресности нашей жизни и внутренней пустоты,мы, надеясь, что большее количество вещей, которые мысможем приобрести, всетаки принесут нам остро желаемое чувство благополучия и радости жизни, увеличиваем нашу продуктивность и еще глубже погружаемсяв состояние безысходности».

Обладание вещамистатусами, через которые человексебя идентифицирует, которыми измеряет свою ценностьв глазах общества и ближайшего окружения, вынуждаетего концентрировать свои эмоции на вещах. Эмоциональная жизнь сублимируется, переводится из сферы человеческого общения в сферу общения с вещами.

Царь Мидас, фигура греческого мифа, был наказан зажадность, получив от богов «подарок», все, к чему он прикасался, превращалось в золото. В золото превращаласьи еда. Мидас, обладая горами золота, умер от голода. Сегодняшний американец, выбирающий из огромного меню вещей, которыми он может обладать, в человеческих отношениях сидит на голодной диете.

Потребление превратилось в основную форму культурного досуга в американском обществе, посещение молла (огромного суперсовременного рынка потребительских товаров) — важнейшая форма времяпровождения.

Сам процесс покупок становится актом самоутверждения, подтверждением общественной полноценности и имеет для многих терапевтический эффект — это успокаивает. Тот, кто не может покупать, чувствует себя социальноущербным.


178

В сабербах, во время уикэнда, можно увидеть распродажи (garagesale) на газонах перед домами. Хозяева дома продают ненужные им вещи. Немало вещей продаются в том жевиде, в каком они были куплены, в нераскрытой магазиннойупаковке. Это результат «shopingspree», покупок, совершаемых не ради необходимости, а ради ощущения своего общественного статуса. Как говорит народная мудрость, «Shopuntil you drop», покупай, пока не упадешь. Процесс покупок— это демонстрация того, что успех достигнут, что «жизньудалась».

Пророчество просветителя СенСимона: «Власть надлюдьми сменится властью над вещами», — не оправдалось, власть людей над материальным миром смениласьвластью вещей над миром человеческим. Во времена СенСимона нищета была широко распространена, и, казалось,что только материальное благополучие создаст тот фундамент, на котором строится дом, полноценная, достойная человека жизнь. Но дом построен не был, построенбыл только фундамент с горой вещей на нем, а сам владелец служит своим вещам, живет внутри вещевого склада и охраняет то, что смог накопить, будучи при этомбездомным.

«Американца окружает огромное количество вещей,облегчающих жизнь, о которых европеец можеттолько мечтать и, в то же время, весь этот материальный комфорт и вся его жизнь лишена духовного, эмоционального и эстетического содержания».(Английский социолог Гарольд Стирс)

Но духовное, эмоциональное, эстетическое не являетсяприоритетом в материалистической культуре, они не имеют массового спроса. Институты потребительского общества, прививая ценность впечатлений нового опыта, «newexperience», от обладания новыми вещами, создают новуюкультуру жизни, в которой ценятся не качества людей,


179

вещей, событий, а их постоянная смена. Вещи в системепотребления должны иметь короткую жизнь, после одноразового употребления выбрасываться, воплощая принципПрогресса — новое лучше старого.

Потребительское общество — логическая ступень материалистической цивилизации, в которой существует лишь материальный мир, где непосредственное общение заменяется общением через вещи, посредством вещей, среди которых сам человек не больше, чем вещь среди других вещей.Вещами исчерпывается все содержание жизни и отношенийи, чтобы насладиться всем богатством жизни, — «Больше работай, чтобы больше покупать».

«Незаурядный в своих талантах человек представляет опасность для демократического общества идолжен быть выброшен за борт. В обществе равных люди должны перестать быть личностями».(Просветитель ЖанЖак Руссо в «Общественном Договоре»)

Америка раньше, чем другие страны мира, стала определять человека не тем, кто он как личность, а тем, кто он какработник, так как вся жизнь страны изначально строиласьвокруг экономики и для экономики.

Еще в 1951 году президент Чикагского университета Эрнест Колвелл, выступая перед выпускниками, говорил о последствиях для общества, к которым может привести экономика, если она станет главной и единственной целью человеческой жизни: «Экономическое общество, которое мыстроим, принесет многие блага, и в то же время уничтожит объем жизни, ее непосредственность и ее многообразие, и в новой атмосфере появится плоская, одномернаячеловеческая порода».

Через 10 лет эта человеческая порода появилась как распространенный социальный тип, и социолог Герберт Маркузе, использовав определение Эрнста Колвелла, назвал своюкнигу о качествах Нового Человека — «Onedimensional man»,человек одного измерения. Наконец, в 1975 году появился

9. Минимальная личностьMininalself


184

еще один термин — минимальная личность, «Мinimalself»,названиe книги социолога Кристофера Лаш.

Одномерный человек не возник случайно, в одночасье,у него были предшественники. В XVII–XIX веках члены протестантских сект квакеров, эмишей и менонитов называлисебя «plain people», простые, чистые люди. Это означало, чточеловек чист перед Богом в своих простых желаниях и целях, что он прост, как Первозданный Адам.

В 20е годы двадцатого века использовался термин «basicpersonality», он появился, когда автомашины превратилисьв атрибут повседневной жизни. Это была ассоциация с базовой частью автомобиля, обозначая индивидуальность, сведенную до базовой функции, рабочей.

Минимальный человек вырастал из самой почвы экономической демократии, из идеи личного интереса, суженного доэкономических целей. Экономика требовала упрощения сложного, запутанного и противоречивого внутреннего мира человека до необходимого системе стандарта, в котором работаетвся экономика, требовала отказа индивида от своей уникальности, индивидуальности.

Индивидуальность — фундаментальное свойство природы,всего живого мира. Математик Лейбниц однажды предложилсвоим ученикам найти идентичные листья у растений однойи той же породы. Никто не смог этого сделать, каждый листчемто отличался от другого, каждый лист был уникален.

Но общество противопоставляет себя природе — цивилизация явление искусственное, она ставит своей задачей «укрощение природы и человека», укрощает те качества человека,которые мешают рациональному устройству жизни.

Врожденные, естественные качества человека входилив противоречие с логикой и рационализмом Нового Времени,века Разума, века Прогресса, и Европа, с ее многовековымпрошлым, входила в этот новый рациональный мир постепенно, преодолевая старые традиции гуманистической культуры.На новом континенте идеи Прогресса воплощались быстрее:

Глава 9. Минимальная личность

185

Америка не имела балласта истории, традиции в ней создавались заново.

В то время как старый континент еще жил идеями, идущими от эпохи Возрождения, провозгласившей личность, уникальность человека главным общественным достоянием, еговысшей ценностью, Америка, не имевшая европейской истории,ее корневой культурной системы, воплощала идеи Нового Времени, идеи Просвещения, отрицающие любое неравенство и, соответственно, ценность личности, в их наиболее чистом виде.

Французская революция 1789 года заявила о равенстве какглавной ценности Первой Республики, но страна продолжала существовать в системе социального и экономического неравенства еще более ста лет. Соединенные Штаты же сталипервой страной, в которой демократические принципы былине только закреплены законодательством еще до Французской революции, в 1785 году, они были реализованы в процессе экономической практики свободного индивидуальногопредпринимательства.

Америка — страна простых людей, она создавалась, как говорил Авраам Линкольн в своей Геттисбургской речи, «простыми людьми для простых людей».

«Риторика Линкольна отражала национальнуюментальность, которая предпочитает простоесложному, что неизбежно привело к торжеству банальности, человек определяется базовыми, элементарными понятиями, в которых исчезает духовноеначало, что и делает нашу жизнь такой монотонной и механистичной».(Обозреватель газеты НьюЙорк Таймс Джейкоби Сьюзен, 2007 г.)

Возможность утраты интереса к человеческой личностив процессе развития материалистической цивилизациипредвидел еще в XVIII веке просветитель Фуко: «Могу поручиться, что личность исчезнет так же, как исчезаетлицо, начертанное на мокром прибрежном песке».


186

В XIX веке в Америке это предвидение превратилось в реальность: «Уникальность и оригинальность абсолютно чуждыамериканцу. Он ценит в человеке похожесть, типичность»(Американский философ Эмерсон).

Философ и поэт Уолт Уитмен, так же, как и Эмерсон, видел в этом положительное качество американской жизни и,в поэме «Листья Травы», писал, что в демократическом обществе, в отличие от природы, каждый человек важен сампо себе, но ему вовсе не обязательно иметь свое лицо.

США — страна индивидуализма, индивидуальной свободы, ноиндивид и личность — не одно и то же. Личность противостоитмассе и определяется качеством. Индивид — часть массы, которая определяется количеством. Индивид думает только о себе,личность ощущает себя частью огромного мира. Цель личности —улучшение себя и мира. Цель индивида, в условиях экономической демократии, — приспособление к обстоятельствам, ведущеек личному успеху, и он готов принять все условия, которые ведут к этой цели.

США — страна иммигрантов, которые отправлялись в Новый Свет, чтобы получить то, чего они были лишены в своей стране, экономическую свободу, комфортабельную жизнь,и они были готовы отказаться от своего прошлого и от самихсебя, были готовы упростить, сузить себя до той формы, которая требовалась для получения благ, которые новая страна предоставляла.

Вступив на американскую землю, иммигрант теряет нетолько социальный статус, но и саму личность, сформированную культурой его родной страны. Здесь его уникальные качества, его личность утрачивают какуюлибо ценность нетолько в глазах других, но и в его собственных глазах, так какон стремится стать таким, как все, т. е. стать американцем.

Как писал классик американской социологии Даниел Бурстин: «…(в Америке) каждый должен быть готов статькемто другим. Быть готовым к любой трансформациисвоей личности — значит стать американцем».


187

У Америки, страны, созданной иммигрантами, есть своя история, и, в то же время, у американцевиммигрантов нет никакой истории. Они оборвали корни, связывающие их со страной, из которой они прибыли, у них нет и связи с историейстраны, в которую они прибыли. У них нет корней, без корнейони чувствуют себя свободными от обязательств перед другими, от обязательств перед обществом, которое их приняло. Даи само общество требует от них только того, что совпадает с ихличными интересами, — стать богаче.

«В процессе естественного отбора иммигранты изразных стран Европы, люди разных культур, разных языков и традиций, пройдя через гигантскуюмельницу, превратились в одну муку. <…> Иммигранты становятся американскими бизнесменами,а во втором поколении они похожи друг на друга нетолько в своих жизненных идеалах, они мыслят, говорят и ведут себя как близнецы. Америка создаеттолько один тип человека».(Публицист Джон Джэй Чапман)

Григорий Рыскин, иммигрант из Советского Союза: «Людиздесь какието плоские. Плоские, как спущенные колеса. Банальные».

Внешне американское общество чрезвычайно разнородно, оно сложилось в результате многовековой иммиграции,но множество культур, разнообразие религиозных и народных традиций прошли переплавку в котле экономики, создавшей унифицированные нормы мышления и поведения.Американский «плавильный котел» легко трансформировалсырой иммигрантский, человеческий материал в продукт,нужный индустрии, приспособление приносило ощутимыематериальные блага и жизненный комфорт.

Любой уровень адаптации в европейской стране не сделает иммигранта немцем, французом или русским. Чтобыназывать себя немцем, французом или русским, нужно


188

впитать в себя многовековую культуру народа, а для этогонеобходим многослойный жизненный опыт, начиная с момента рождения. В Америке иммигрант, освоивший основные принципы деловой жизни и правила повседневного поведения, становится американцем.

Европейская философия и литература утверждали, что человек осознает себя через поиск индивидуального пути, черезпонимание и приятие факта, что он чемто отличается от других. Определяя и отстаивая свою особость, человек долженбыть готов сопротивляться прессу общественного мнения. Даже если человек в этой борьбе за свою уникальность, своеобразие терпит поражение, он, тем не менее, ощущает себя личностью, личностью, потерпевшей поражение.

Вся европейская культура занималась показом развитияличности, показом, как строится уникальная индивидуальность.Индивидуальность, уникальность человека была его капиталоми важнейшей составляющей динамики общественного процесса. Характерным качеством героев европейской литературыбыли сложность, утонченность и глубина внутренней жизни.Они мучились неразрешимыми вопросами человеческого существования, бросали вызов обществу и судьбе.

Человек, выделившийся из толпы, сумевший выработатьвысокий интеллект, высокие моральные критерии, эстетическое чувство, был и остается, в определенной степени, в европейском сознании, героем, моделью для подражания. Недаромэлитой европейских наций всегда считались философы, писатели, художники, они представляли высшую человеческуюпороду, аристократию страны, которая была предметом уважения и обожания толпы, и была для нее образцом, пускайи недостижимым.

В глазах американцев философы, писатели, художники,люди творческих профессий никогда не были выразителямивозможностей личности. Творческая личность оцениваетсялишь в критериях бизнеса. Чем выше гонорары художника,актера, писателя, тем выше его ценность, героем Америки


189

всегда был человек, создающий материальные богатства.Личность же строит внутреннее богатство, богатство духа.

Отстаивая право на свою уникальность, на свое видение мира,на свои убеждения, на свои вкусы, личность находится в постоянном конфликте с другими, но эти конфликты и есть движущая сила общества, создающая его духовное, эмоциональное, эстетическое, интеллектуальное богатство.

Но машина экономики нуждается в человеке лишь как в детали общей конструкции, в которой, для того чтобы многочисленные компоненты легко притирались друг к другу, онидолжны быть стандартны и взаимозаменяемы. Личность жеуникальна, конфликтна, непредсказуема и мешает экономическому процессу. Яркие личности — мина замедленного действия, которая взрывается неизбежной конфронтацией.

«Европейская идеология личности, противостоящей внешним влияниям, не так уж хороша, как это может показаться на первый взгляд, — пишет автор книги „Europe in Blood“. —Когда американец попадает в компанию европейцев, он сталкивается с непривычной и дискомфортной атмосферой, конфронтацией всех со всеми. Каждый яростно, до последнейкапли крови, защищает свою позицию, это война всех против всех. Каждый оттачивает свою индивидуальность, своюуникальную личность в непрекращающейся борьбе с другими.Атмосфера всеобщего антагонизма и конфронтации не может привести к конструктивному решению конкретнойпроблемы, для каждого победа над мнением другого важнееделового компромисса».

Для американской цивилизации, цивилизации бизнеса,главная цель — решение конкретных проблем, а созданиеконструктивного диалога возможно лишь, когда внутренняяжизнь человека, со всей ее противоречивостью, нейтрализована. Конфликты между людьми гасит система ритуалов, стандарты поведения вынуждают каждого действовать внутритвердо обозначенных рамок. Жизнь по правилам создает, вырабатывает качество, которое так удивляет иностранцев


190

в американцах, — уверенность в себе. Принимая решенияв рамках общепринятых клише, американец бессознательноследует общепринятым ритуалам, и поэтому ошибок не боится. Будучи таким, как все, он неуязвим, и это делает его таким уверенным в себе.

Ритуал — это бессознательный автоматизм, он отключает сознание и вынуждает человека делать даже то, что противоречитего личным интересам. В фильме режиссера Формана «Пролетая над кукушкиным гнездом» медсестра, вводя дозу транквилизатора в вену пациента, нарушающего правила «нормальногоповедения» и приговоренного медиками к лоботомии, ломает егосопротивление одной фразой: «Вы мешаете спать другим». Прививаемые с детства ритуалы становятся автоматическим рефлексом, человек действует и думает по заданной обществомпрограмме, не подвергая ее критике или анализу.

Любое общество, вне зависимости от уровня цивилизованности, во все времена стремилось упорядочить стихию внутреннего мира человека, сузить его до приемлемой обществомнормы. Достоевский говорил: «Широк человек, слишком широк, я бы сузил». «Человека приходится, ради его же пользы, либо дрессировать, либо просвещать», — писал Лев Толстой и призывал к «опрощению». В его время этот новый, суженный человек только начал появляться в России, но не сталеще распространенным социальным типом.

В Америке он появился на полстолетия раньше, АлександрГерцен называл этот человеческий тип мещанином: «Все правильно в американском джентльмене, он всегда корректен,скромен и бесцветен, <…> но если отнять у него его дело, товне дела ему нет никакой цены. <…> увидев личностные, индивидуальные качества в другом человеке, мещанин можеттолько возмутиться их присутствием. Для мещанства всечерты индивидуальности должны быть сглажены…»

Герцен воспринимал человека Дела негативно, мещанствов глазах русской интеллигенции было явлением отрицательным, и, в то же время, она видела в человеке Дела образ чело


191

века будущего, способного изменить застойное болото российской жизни. Отношение интеллигенции к этому социальному типу было противоречивым. С одной стороны, он несидеи Прогресса, в которых Россия нуждалась, чтобы статьчастью цивилизованного мира. С другой стороны, симпатийон не вызывал, так как был лишен тех качеств, которые выше всего ценились в русской культуре, — спонтанной эмоциональности, искренности, богатства внутренней жизни.

Герой Чернышевского, Рахметов, отправился в СевероАмериканские Штаты учиться делать дело. Герои Тургенева, Базаров и Штольц, также видели в идеях Запада динамическуюсилу, способную изменить сонноe болотo русской жизни.

Они стали героями целого поколения русской интеллигенции, они несли новое материалистическое мировоззрение.Для Базарова оперирование лягушек более ценно, чем всякультура мира, потому что оперирование лягушек ведетк общественной пользе, а культура не ведет никуда. Строительство материального богатства важнее абстрактных идейвысокого гуманизма, а духовной жизни не существует — этовыдумка попов. Что характерно для всех этих положительных героев, «новых людей», Базарова, Рахметова, Штольца, — это их одномерность, отсутствие объема личности, минимум внутренней жизни.

Отрицательным стал другой характер русской литературы — Обломов. Штольц предлагает ему свою программу жизни, в которой, для того чтобы сделать дело, нужно постоянноприспосабливаться к мнениям, вкусам нужных людей. Обломов же хочет сохранить себя как личность, сохранить свойвнутренний мир, свои убеждения, свои симпатии и антипатии, вкусы и предпочтения. Обломов в новой, наступающейцивилизации Дела — «лишний человек».

Герои советской ангажированной литературы, убежденныекоммунисты, были прямыми потомками Базарова, Рахметова,Штольца, и в них явно проглядывали все те же черты. Этобыл новый тип российского мещанина, правда, новым в нем


192

было лишь одно качество: агрессивность в достижении цели.Во всем остальном он был тем же российским мещанином,видел мир только как мир материальный, и его цели былитакже материальны. Советский чиновник, в «Зависти» ЮрияОлеши, и был этим новым типом, вышедшим из гоголевского Миргорода.

Правда, российский мещанин не стал ни человеком дела, ниминимальным человеком. Россия, с ее аморфными формамиобщественной жизни и презрения к нормам и ритуалам, смогла создать только «совка», который продолжил традиции мещанства в приоритете физиологической жизни над остальными, но не принял цивилизованные формы поведения. В борьбе за элементарное физическое выживание, в условиях унизительной нищеты, цивилизованные формы жизни не могливозникнуть, так как во внешне осовремененной феодальнойсистеме Советской России человека сужали варварскими методами, страхом, внешней силой, репрессиями: «Не можешь —научим, не хочешь — заставим». В России не существовало того огромного арсенала экономических методов воспитания, какна Западе, которые позволили провести «упрощение» человека на широкой организационной основе.

«Общество, используя экономические рычаги, мягкои незаметно создает человека готового подчиниться любому приказу, в какой бы закамуфлированнойформе он бы ни подавался, человека, которымможно управлять без внешнего давления, человека,который бы, тем не менее, считал себя свободным,действуя так, как требует от него экономика».(Эрих Фромм)

Тот факт, что экономическое общество нивелирует и уничтожает личность, был очевиден уже в начале создания нового порядка жизни, и об этой опасности предупреждали многие.

Генри Торо, защитник прав личности на свободное творческое выражение, простодушно напоминал: «Главными


193

продуктами общества должны быть не рабыисполнители, а люди, эти редкие плоды, именуемые героями, святыми, поэтами и философами».

Джеймс Труслоу Адамс в своей книге «Американский эпос»говорил о том же: — «Если мы будем рассматривать человека только как работника и потребителя, тогда придетсясогласиться, что, чем более безжалостным будет бизнес,тем лучше. Но, если мы будем видеть в каждом человеческоесущество, тогда нам нужно будет вмешаться и направитьбизнес таким образом, чтобы он служил расцвету человекакак личности».

Голоса Генри Торо и Адамса звучат из наивного, далекого, забытого прошлого. Индустриальное общество виделов человеке прежде всего работника, личность ему была ненужна, индустриальное общество — общество массовое, и человек — лишь часть массы. «Единица? Единица — вздор, единица — ноль!», — провозглашал глашатай индустриальнойреволюции Владимир Маяковский.

Воспитание личности не является целью материалистической цивилизации, из личности не получается хороший работник или покупатель ширпотреба. Если индивид сопротивляется общепринятым нормам, стремится сохранить своюличность, свой внутренний мир и наполнить жизнь инымиценностями, вне материальными, то этим он уменьшает своишансы на выживание, так как сопротивление рассматривается как социальная аномалия.

Жизненный успех требует приспособления, приспособления к различным обстоятельствам и к множеству людей.Многочисленные деловые контакты требуют мастерства,необходимо проигрывать разнообразные типовые роли,установленные общественным этикетом. Но это не мастерство социального хамелеона прежних времен, прятавшегоза масками свое истинное существо. Это также и не мастерство актера, импровизирующего в рамках своих человеческих ресурсов.


194

Актер черпает материал из самого себя, из богатства и разнообразия своей индивидуальности. Актер — создатель образа, а человек дела — конструктор, собирающий себя из готовых образовклише, созданных массовой культурой. В нем нетни спонтанности чувств, ни той уникальной эмоциональнойауры, которая характеризует личность. Его внутренний мир —хранилище стандартных образов, готовых к употреблению,в процессе воспитания он утрачивает свое уникальное «Я». Онстановится сырой глиной, которой придает форму любаявнешняя сила.

«Многие до сих пор помнят тот шок, который Америкаиспытала, узнав, что китайцы, захватив в плен нашихсолдат в Корее, провели с ними успешную операцию по промыванию мозгов, превратив их в коммунистов… Вполневозможно, что при нашей способности приспосабливаться,нас можно превратить в кого угодно», — писал автор книги«Europe in Blood».

То, что произошло с американскими солдатами в Корее, —экстремальная ситуация, но она наглядно показала, как легко американец отказывается от своих представлений и взглядов, если они не соответствуют принципам выживания.

Шок, который испытала во время корейской войны Америка, особенно остро ощущала американская интеллигенция, ее«больное сознание», «больная совесть» привели к созданиюпроизведений искусства, предупреждающих об угрозе, которую несет в себе широко распространившийся в обществеконформизм. Фрэнсис Капра, Элиа Казан, Скорсезе и СиднейЛюмет в кинематографе 50–60х годов показывали бунтарей,отстаивающих свои убеждения, борцов со всем строем жизни, готовых идти до конца, способных сопротивляться внешнему давлению, способных отстаивать свои убеждения и своюличность в экстремальных условиях.

Но в конце 70х годов появилась целая обойма фильмов,в которых у героев нет никаких других убеждений, кромеубеждения, что нужно жить, и жить хорошо, они борются не


195

за высокие идеи справедливого общества, а за право на личный успех, на персональный комфорт.

В фильме «Выпускник» («Graduate») герой Бенджамен собирается после окончания колледжа заняться производствомпластика, нового химического материала, который в будущемвытеснит традиционные материалы. Само слово пластик, т. е.искусственный, бесцветный материал, приспособляемый к любой ситуации, стал символом начала новой эры, показателемкачества, необходимого для успеха, пластичности.

Этим качеством обладает и герой фильма «Будучи там»(«Being There») Квинси, что можно перевести как королевский,камердинер и садовник миллионера, человек с интеллектомдебила, он шаг за шагом превращается в видную политическую фигуру, друга президента и его возможного преемника.Его ошеломляющая карьера не имеет ничего общего с его деловыми способностями. Своему взлету он обязан умению приспосабливаться к любым заданным условиям.

Мир, как его видит Квинси, понятен и прост. Он самодостаточен в том смысле, что обладает достаточным набором клишированных мыслей и идей, которые позволяют ему чувствовать себяуверенно в любой ситуации. Он произносит ординарные фразы,плоские, как сама повседневность, но произносит их с необычайной непосредственностью и глубоким убеждением, как внезапноеоткрытие новой истины, как вечную мудрость, так же, как дети,рассказывая анекдот с огромной бородой, передают его с ощущением необычайной свежести и ослепляющей новизны открытия.

В заключительной сцене фильма герой, как Христос, идетпешком по поверхности озера. Христа называли королемИудеи, Квинси можно назвать королем американской жизни,его банальность, посредственность, одномерность и есть королевская истина, высшая истина. Последняя фраза, которуюпроизносит Квинси в фильме: «Реальность — это состояниеума». Его состояние ума полностью запрограммировано, и имможно управлять так же легко, как и компьютером, принеобходимости можно сменить программу.


196

Квинси — карикатура на среднего человека с упрощенным,одномерным сознанием, мастера приспособления. Герои ВудиАллена — живые, легко узнаваемые социальные типы, образованный средний класс, живущий в конкретных реалиях НьюЙорка, с его улицами, кафе, савбеем.

И в то же время персонажи так же выглядят, как марионетки которых, какието мощные, полностью анонимные силы дергают за ниточки, но сама манипуляция настолько совершенна, что сами герои уверены, что они полностью свободны и независимы. Хотя фильмы Вуди Аллена принятоназывать комедиями, это, скорее, трагикомедии, трагикомедии самообмана.

Герои Вуди Аллена действуют, но действуют неосознанно,внутри принятых в их среде трафаретов, чтото чувствуют, ноих чувства банальны и бесцветны: много говорят, но все ихразговоры не больше, чем сотрясение воздуха претенциозными и бессмысленными словесными клише. У них нет того, чемпринято определять личность, — убеждений, нет ауры внутреннего мира, человеческой уникальности. Их общение,внешне, чрезвычайно интенсивно и, в то же время, каждый изних — отдельный атом, сомнамбула, замкнутая на себе, онисамодостаточны, как и герой фильма «Being There».

Самодостаточность принято называть словом «selfreliance»,опора только на себя, она возникла как реакция на условияжизни еще в период освоения Америки. В течение первых двухстолетий население Нового Света добывало средства существования фермерством и скотоводством, одну ферму от другойотделяли десятки, а то и сотни миль, помощи просить было неу кого, одиночкам или отдельному семейному клану можно было надеяться только на себя.

В последующий, индустриальный период, американскоеобщество сформировало сложные организационные структуры, и отдельный человек уже не мог добиться своей цели водиночку, он должен был примкнуть к какойлибо группе,компании, корпорации. Любой деловой союз между людьми,


197

однако, не предполагал ни человеческого интереса друг к другу, ни лояльности к партнеру. Союз с другими мог существовать только до того момента, пока существовала взаимнаянеобходимость друг в друге.

Сегодня термин «selfreliance» уже не означает, что каждый решает свои проблемы независимо от других, сегодняон имеет другое содержание. Каждый использует возможности других людей или организаций для достижения собственных целей, по принципу рынка: «Дать меньше, получитьбольше». Это форма конкурентных отношений, кто когопереиграет.

Личный успех требует работы над собой, самоусовершенствования — «selfimprovement», которое подразумевает неразвитие личностных качеств, а выработку качеств, ведущихк успеху, личному и деловому. Selfimprovement предполагает воспитание в себе оптимизма, веры в себя и в правильностьсистемы жизни.

Оптимизм нейтрализует попытки понять себя и окружающий мир, нейтрализует любую критику; критика опасна, разрушительна, не конструктивна, она является угрозой личному благополучию, воспринимается как форма асоциальногоповедения, чтото среднее между хулиганством и подрывнойдеятельностью.

«Даже те, кто проиграл в жизненной игре, впадаяв критицизм, делают это в безопасных стенахсвоего дома».(Американский социолог Абель)

Разумеется, воспитать в себе оптимизм может каждый, нотолько благодаря помощи общества он становится массовым.Оптимизм — специфическая черта всех общественных систем, ставящих своей задачей тотальную поддержку существующего порядка.

Пропаганда тоталитарных обществ XX века создавала монументальные образы всенародного счастья, и быть оптимистом


198

было общественным долгом. Тот, кто не разделял это чувство,мог ожидать визита Гестапо или НКВД. В тоталитарном обществе «1984» Оруэлла было запрещено иметь недовольноевыражение лица, нельзя было даже хмуриться, отсутствиеоптимизма считалось вызовом обществу, антиобщественнымпоступком. Но воспитание оптимизма характерно не толькодля репрессивных режимов, оно также является важныминструментом экономической демократии.

«В Америке и в Советском Союзе для каждого гражданина обязательно быть счастливым. Если он публично заявляет, что несчастлив, это означает неприятие всего социального порядка в целом. Граждане этих двух стран обязаны быть счастливы, таков их общественный долг», — писалсоциолог Роберт Варшоу в начале 50х годов.

В Советской России социальный оптимизм выражался бесформенно, аморфно, в русской культурной традиции выше всегоценилась искренность и свободная импровизация.

В Америке, с ее традицией законченности и ясности форм,оптимизм выражается в стилистически отточенных формах,взвешенных и отработанных клише, результат многих десятилетий работы массовой культуры, предоставляющей большойвыбор стандартных форм поведения и общения.

В Советском Союзе каждый был лишь частью коллектива, «оторваться от коллектива», следовать собственным убеждениям — значило стать отщепенцем, «индивидуалистом»,противопоставляющим себя коллективу. Но социолог ВильямУайт, в своей работе 50х годов «Organization Man», показал,что американский индивидуализм — это просто другая форма коллективизма. Уайт описывает жизнь в комплексе, построенном корпорацией для своих работников в сабербе Чикаго, Парк Форресте.

Для жителей комплекса, молодых профессионалов, наиболее важное качество, необходимое для успеха, — способностьзавоевывать популярность в своей среде. Работники корпорации стремились выработать в себе психологическую гибкость,


199

способность адаптироваться к превалирующим вкусам и изменяющимся обстоятельствам внутри рабочего коллектива,умение жить и работать в коллективе, группе, что принятоназывать «teamwork», уметь работать в команде. Подчинениеиндивида коллективу в условиях корпоративной жизни такоеже, как и в советском варианте, где «коллектив всегда прав»,только подчинение личности в американском коллективе более тотально, так как полностью добровольно, и в процессконтроля вовлечены все, все контролируют всех.

«Контроль всех над всеми создает давление на индивида, несравнимое по своей мощи с насилием государства или автократической системы, которомуон, всетаки, хоть в какойто степени, хотя бывнутри себя, может сопротивляться».(Эрих Фромм)

В отличие от советского коллективизма, который предполагал полную лояльность по отношению ко всему обществу,американец лоялен лишь по отношению к той временнойгруппе, к которой он принадлежит сегодня, завтра он будетлоялен по отношению к другой группе, которая предоставитему больше возможностей в достижении индивидуальных целей. Это и есть американская форма коллективизма.

Динамика экономического развития делает все человеческиесвязи временными, необходимо принимать правила каждойновой группы безоговорочно, и менять свои убеждения (еслиони есть) в зависимости от меняющихся обстоятельств. Добиться своих индивидуальных целей можно лишь приспосабливая свою линию к линии руководства и коллектива.

Социолог М. Макоби в 90е годы провел опрос тысячи менеджеров крупных корпораций, и заметил: «Они стремятсяудовлетворить любой взгляд, присоединиться к любой точкезрения, если чувствуют за ней какуюлибо силу, и готовы поменять свою позицию на противоположную. Почти невозможно описать их личностные черты, этих черт у них просто


200

нет. Они такие же личности, как личностна амеба, меняющая форму и цвет в зависимости от обстоятельств».

Сегодняшние менеджеры корпораций — это бывшие битники,участники молодежной революции 60х годов. Во времена студенческих протестов они требовали индивидуальной свободы,и одна из песен протеста содержала всего четыре строчки:

Я должен быть сам собой.Я должен быть свободен.Я не хочу только выживать.Я хочу жить.

I’ve got to be me.I’ve got to be free.I don’t want just survive.I want to live.

Уровень благополучия 60х годов удовлетворял старшее поколение, помнившее времена Великой Депрессии, для молодежи, не знавшей нищеты и отчаяния 30х годов, этого было мало, материальное благосостояние было для них привычным.

Молодежь протестовала против монотонного, стерильного, обезличенного существования своих родителей, с полнымхолодильником и машиной в гараже как плате за готовностьбыть винтиком в экономической машине.

С надеждой изменить мир, молодежь шестидесятых годоввошла во все сферы экономики и культуры и, действительно,изменила принципы подхода ко многим проблемам, сформировав ту социальную и культурную ткань общества, которая существует сегодня.

Превратившись в работников крупных корпораций, молодежь создала новые формы корпоративной жизни, которые,не угрожая фундаментальным принципам бизнеса, делаликорпорации более эффективными. Будучи людьми нового поколения, они видели тот ресурс, которого не видели старыезубры, последователи принципа откровенного «выжиманияпота», увеличение эффективности труда за счет создания


201

у работников чувства эмоционального комфорта.Бунтующее поколение требовало уничтожения контроля

корпораций над жизнью людей. Но, войдя в корпоративныймир, они должны были выполнять ту задачу, которую ставило производство, увеличение производительности труда,унификацию всех отношений, усиление контроля. И эту задачу они выполнили, построив «капитализм с человеческимлицом», и стали опорой системы, уничтожающей индивидуальность.

Индивидуализм и конформизм как будто противоречатдруг другу, но американская форма жизни соединила ихв органическое целое, создала новый тип конформиста,конформистабунтаря. Индивидуалист борется за своииндивидуальные интересы, а добиться их он может,только адаптировав себя к требованиям общества, ставконформистом. Индивидуалист, бунтарь против системы,и есть основной двигатель развития и усовершенствования системы.

Вначале он пытается взорвать ее изнутри, но, чтобы добиться своих целей, он должен эффективно функционировать внутри системы, и для этого должен стать ее частью,стать таким, как все.

Индивидуалист не борется за социальную справедливость, он ищет привилегий лично для себя, на каждом новом этапе борьбы за персональные блага все глубже втягивается в сложную сетку зависимости и постепенно подчиняется общим правилам игры.

Система создания конформиста, стандартной, минимальной личности, так эффективна в США потому, что адаптация к системе происходит органически, без прямого нажима, в результате множества мелких толчков из ближайшего окружения, в семье, среди друзей, возрастной группы,рабочего коллектива, которые воспроизводят на житейскомуровне неписаные правила игры экономической жизни иконкурентной борьбы.


202

Силы, которые формируют человека, настолько многочисленны, что определить, откуда приходит приказ действоватьтак или иначе невозможно.

«Экономические силы анонимны, и их анонимностьдает им преимущество перед открытым давлением государства… О политических силах говорят —они. Об экономике говорят — это. Законы экономики, законы рынка, растворены в самой тканиобщества, они — органическая часть общественногосознания. Их невозможно точно обозначить, а значит и обвинять. Можно ли защищаться от невидимого? Кто может восстать против „этого“?»(Эрих Фромм)

Русский философ Николай Бердяев так же, как и Фромм,говорил об экономике как об огромной анонимной сетке, которая незаметно стягивает и тащит человека в нужном ейнаправлении: «Экономика не подавляет индивидуальную волю, она лишь направляет ее в необходимое русло».

Русло одно, но каждый считает, что он выбрал его сам, чтоон сам решил видеть себя как товар, который он должен продавать на рынке труда или рынке персональных отношений.Общество не предоставляет выбора, выбор один, он предрешен. Продажа себя не вызывает в американце никаких ассоциаций с внешним давлением, он уверен, что это его собственное решение. Он знает, как продать себя, «He knows howto sell himself», самая высокая оценка индивидуальных качеств. Нужно уметь продать свои идеи, свой труд, и никто даже не осознает, что продажа себя унижает его как личность,тем более, что он себя и не ощущает личностью.

«Человек стал товаром на продажу, вещью, вещь же неможет ощущать и осознавать себя», — писал Эрих Фроммв 60е годы. Социолог Кристофер Лаш, через двадцать лет после Фромма, утверждал, что продажа себя стала настолько органической частью общественного сознания, что проституция,


203

когдато считавшаяся пределом человеческого падения, нетолько утратила отрицательные черты, но превратилась вмодель общественного поведения, проститутка стала образцом качеств, необходимым для жизненного успеха.

Проституция — бизнес, и так же, как и в любой другой деловой игре, проститутка стремится переиграть партнера, датьменьше и получить больше. Дорогая проститутка сегодня приобрела высокий общественный статус, она побеждает в деловойигре. Показатель ее делового успеха и общественного престижа — большие доходы, которые она имеет в своем бизнесе.

Возросший интерес к порнозвездам, проституткам высокого класса связан с тем, что они легализовали себя в качестве moneymakers, антрепренеров, чутко улавливающихрыночный спрос. Они могут являться образцом для начинающих антрепренеров, ведь их успех зависит от умения манипулировать собственными чувствами, эмоциями и чувствами других так же, как и в индустрии секса. В этой индустрии, как и в любой другой, необходимо отвечать требованиям рынка труда, создавать стандартизированный сервис, так как только стандарт принимается рынком. Рынок непринимает того, что не соответствует стандарту, личностныекачества, убеждения, своеобразие личности поэтому «Деперсонализация — желаемое качество для большинства американцев» (Социолог Эдвард Стюарт).

Деперсонализация формировалась специфическими условиями американской жизни, но отказ от европейских представлений о личности в Америке был сформулирован такжеи идеологией новой цивилизации. Америка, с ее культомпростого человека, не принимала рафинированности европейской культуры и ее обожествления личности. Эти качества европейской культуры не принимались и многими европейскими философами эпохи Просвещения, чьи идеи сталифундаментом американского мировоззрения.

Вольтер в своей программной работе «Кандид», «Простодушный» или естественный человек, показывал героя, не


204

принимающего ценности личности, характерной для высшего общества. Новый, поднимающийся к власти буржуазныйкласс требовал идеализации собственных качеств: посредственности, ординарности, которые Вольтер называл естественными качествами человека.

Американский Кандид — это Гекльберри Финн, он, как,пожалуй, никакой другой герой американской литературы,символизирует национальный характер. Он сам создает своипринципы и ведет себя так, как подсказывает ему не философия, религия, традиции или мораль, а здравый смысл.

Гекльберри Финн и есть «естественный человек» в американских условиях. Он одновременно бунтарь и мастер приспособления. Он руководствуется только здравым смыслом,но твердой жизненной позиции у него нет. Его позиция меняется в зависимости от обстоятельств, обстоятельства диктуют позицию. Его индивидуальность выражается не уникальностью внутреннего мира, а уникальностью поступков.Он существует в пределах своего маленького мирка и незнает ничего ни о стране, в которой живет, ни о мире в целом. В ожесточенной борьбе за выживание он постоянно меняет себя, приспосабливаясь к обстоятельствам.

Это требование жизни, изменение себя, постоянное приспособление прослеживается во многих произведениях классиков американской литературы XIX века. Уолт Уитмен пишет в «Песне о себе»:

Я всех цветов и каст, всех вер и рангов,Я фермер, джентльмен, мастеровой, матрос,Механик, квакер, врач и сутенер,Бандит, буян и адвокат…

Бенджамин Франклин в своей «Автобиографии» писал:«Я печатник, почтмейстер, издатель альманаха, химик,оратор, жестянщик, юморист, философ, государственныйдеятель, профессор домоводства и экономики, знахарь,прожектер и творец афоризмов».


205

«Автобиография» была дискуссией Франклина с «Исповедью» ЖанЖака Руссо. Руссо описывает историю развитияличности, со всей возможной искренностью рассказываяо том, что происходило в его душе, в потаенных уголках еговнутреннего мира. Франклина же внутренний мир героя неинтересовал. Он тщательно проследил его путь к практическому успеху, где каждое действие, каждое движение душинаправлено к достижению результата.

Франклин был первым, кто ввел в американскую литературу тип, не существовавший в европейской литературе,«selfmade man», сделавший себя человек, человек, изменяющий себя для достижения успеха. Термин «selfmade man»как будто предполагает личную волю, личный выбор, но выбор предопределен национальным идеалом, мечтой о богатстве. Герой «Автобиографии», шаг за шагом, «делает себя»,строит свое богатство.

В «Автобиографии» Франклина, кроме фигуры автора, существует также и Бедный Ричард, оба относятся с огромнымпиететом к успешным людям бизнеса. Богатство, ими созданное, приносит самоуважение и уважение других, а бедности общественное мнение не прощает и относится к нейс презрением. «Невозможно пустому мешку стоять прямо»,«Теперь, когда я имею корову и овцу, все оказывают мнезнаки уважения», — говорит Бедный Ричард.

Бедный Ричард через полтора столетия превратился в героя трилогии Апдайка «Кролик». Он, как и герой БенджаминаФранклина, «сделал себя» в бизнесе. В юности он был бунтарем, не принимавшим бесцветности и серости жизни, хотелнайти себя, свое, особое место в этом мире. Но возможностейдля этого общество не предоставляло, и он примирился. Он роскак бизнесмен, как личность остался на уровне подростка. Еголицо в пожилом возрасте — лицо постаревшего мальчика, каки у многих американцев среднего класса.

«Америка — страна мальчиков, которые отказываютсярасти. Личность так и остается в том виде, в котором


206

она пришла в этот мир, лицо младенца в пеленках», — отмечал Сальвадор Мардаркада, испанский писатель.

Те черты лица, которые принято называть характерными, появляются в результате уникального индивидуального опыта, эмоциональных потрясений, внутренней борьбы, а в условиях стандартизированной жизни они и не могут возникнуть. Вся внутренняя энергия расходуется на внешние конфликты, на преодолениелишь внешних препятствий, с возрастом появляются старческиеморщины, но это морщины волевого преодоления, они не результат эмоционального и интеллектуального опыта, а знак физической изношенности, старения организма.

Говорят, что лицо — это зеркало души, душа отражает краскивнутреннего мира, и если его нет, то лицо становится бесцветным. «Отсутствие лиц в Америке поражает, персонализированных характеров просто нет. За лицами европейцев стоитцелый круг собственных, индивидуализированных представлений о мире, людях, политике и культуре. Лица американцевпредставляют полный контраст, приспособление культивирует бесцветность» (Французский социолог Бордияр).

«На их лицах нет никакого следа внутренней жизни, мыслейили эмоций. Выражение их лиц трудно определить, черты лицразмыты, так как мускулы вокруг рта и глаз атрофированы результат отсутствия сложных эмоциональных реакций», — описание французским наблюдателем средней Америки.

Постоянная адаптация к изменяющимся условиям создаетлица «с общим выражением» или, точнее, без всякого выражения. Отсутствие характерных лиц в толпе американцев отмечают не только европейцы, но и сами американцы, имеющие хотькакойто опыт жизни в Европе.

Стюарт Миллер, американский психолог, проживший несколько лет во Франции, отмечал: «Когда вы встречаетесь с европейцем, перед вами не только „реальный человек“, но особая, неклишированная система виденья мира. В их глазах, имеющихпоразительную глубину, прочитывается многообразный эмоциональный опыт, выражения лиц всегда индивидуальны, за ними


207

стоит интенсивность внутреннего мира, которую мы, американцы, не можем себе даже представить, их взгляд на мир с его глубиной проникновения в сущность социальных явлений, их понимание тончайших нюансов психологии — все это результат работынад собой, выработка личности, уникальной для данного человека.В них все говорит о глубине содержания, интенсивной внутреннейжизни личности, то, что для нас, американцев, практически непостижимо. Все это создает резкий контраст с пресностью, однообразием выражения или просто отсутствием какоголибо выражения на лицах американцев».

В «Портрете Дориана Грея» Оскара Уайльда лицо героя напортрете постоянно меняется, на нем отражаются те желания,пороки и мелкие страстишки, которые Дориан Грэй хотел быспрятать от любопытных глаз, видны следы внутренней борьбы, борьбы желаний с нравственными запретами, его лицо отражает трансформацию внутреннего мира героя.

Американская культура, в отличие от европейской, экстравертивна, она предполагает, что все, что происходит с человеком, происходит через внешнее действие, а его внутренний мирможет быть интересен его личному психологу, но не окружающим его людям, которые так же стандартны, как и он сам.

В то же время американцы воспринимают себя как существа уникальные, независимые от внешних влияний. Им кажется, что их мнения, ценности, в которые они верят, формыповедения они сформировали сами, они «сами себя сделали».Для них неприемлемо представление о том, что они так же,как и представители любой культуры — русские, французы,немцы, испанцы — верят в определенные идеи и ведут себяопределенным образом, потому что такими их сделала окружающая социальная среда.

Американцы чаще, чем любая нация мира, прибегают кстереотипам, определяя ими индивидуальность других, их постоянное использование и отсутствие зазора между стереотипом и объектом демонстрирует очевидный факт: американцыпоразительно стереотипны.


208

Но в кино, на телевизионном экране мы видим яркие личности, объемные характеры, они смотрят на нас с обложекжурналов, с рекламных объявлений. Актерам, режиссерам,художникам, писателям индивидуальные качества необходимы, в этом бизнесе индивидуальность — профессиональный капитал, на специфическом рынке искусств уникальность — хорошо продаваемый товар.

Тема конформизма стала чрезвычайно острой во всем западном мире во второй половине XX века благодаря тому устрашающему эффекту, к которому он привел в нацистской, тоталитарной Германии. Но экономика, став сегодня основной цельюпочти всего мира, приведет к еще более тотальному конформизму, обязательного качества человека в постиндустриальную эпоху. Во всех странах мира люди становятся все болееи более похожими друг на друга, их лица, их одежда, их чувства, их мысли штампуются на одном и том же конвейере.

Когдато конформизм воспринимался как определеннаяжизненная позиция, которую индивид выбирал сознательно.Сегодня у него нет выбора, сегодня индивид должен илипринять принципы, в которые верят массы, или быть выброшенным из общества.

Экономическая цивилизация со времен Просвещения создавала новый человеческий тип, соответствующий требованиям тотального порядка обществамашины. Каким же будет этот Новый Человек, когда достигнет идеальную для системы форму? Это человек, сложный по своим внешним проявлениям, сложным, как машины, с которыми он работает,и упрощенным внутренним миром, а все содержание егожизни будет исчерпываться производством и потреблениемматериальных богатств.

Со времен Просвещения цивилизация начала свой путь к созданию Нового Порядка, нового идеального общества и новогоидеального человека. Осознание необходимости общества в новом человеческом архетипе, не имеющего излишнего балластавнутреннего мира, минимальном человеке, функционирующего как часть машины экономики, стало наиболее острым в период индустриализации.

Немецкий философ Ясперс утверждал: «Человек должен пройти обработку, из сырья превратиться в продукт и стать эффективной частью машины. Все качества, не используемыемашинойобществом, должны быть отброшены. Человеческийаспект отношений должен быть сохранен лишь в той степени, без которой он психологически не выживает».

Пропаганда стран западной демократии никогда об этой цели экономики не говорила, открытые декларации, подобныесентенции Ясперса, могли вызвать общественное негодование,так как общество продолжало жить идеалами Возрождения,ценность личности еще не подвергалась сомнению, но настойчиво проводила трансформацию гуманистических идеаловв идеалы технократические.

Первой страной, открыто провозгласившей эту идею нового времени, идею обществамашины, в которой человек важен лишь какее часть, была Советская Россия, которая в своей пропаганде, литературе, искусстве говорила, что человек должен стать «винтиком» материального прогресса, «винтиком» машины экономики.

10. Новый человек —постчеловек


210

Образ этого Нового Человека в России в 20х годах прошлого века создал Андрей Платонов, использовав символ индустриализации, вершину технического прогресса того времени — паровоз:

В глазах наших светятся горны,В сердцах взрывается кровь,Как топка дыша раскаленная,Как песня гудков наших рев.

Маяковский, без иронии и сарказма Платонова, видел человека будущего подругому, как гуманоидный механизм, разорвавший всякие связи с грязью и пошлостью реального мира,и дал другой образ, «Электрическая женщина», в пьесе «Баня».Очистительная баня индустриальной революции должна былавыпарить «свинцовую мерзость» российской жизни и оставитьв человеке только «электрическое», машинное.

«Поклонение машине стало новой религией большевиковс Лениным как ее пророком. Все общество должно быть организовано на научных технических принципах, само обществодолжно стать безотказно функционирующей машиной», — писал социолог ФулопМиллер в 20е годы прошлого века.

Но большевики следовали в русле всей западной цивилизации, и их отличала от остального мира лишь прямолинейностьв выражении общих формул и задач прогресса.

Это не Ленин, а финансист и общественный деятель кайзеровской Германии Уолтер Ратенау говорил, что только машина приведет человека к свободе и счастью. Это немецкий ученый, математик Лейбниц, утверждал, что человек — такая жемашина, как и часовой механизм. Эта идея развивалась вместе с усложнением технологии, от человекапаровоза к электрической машине, и в конце ХХ века идеалом человеческогосовершенства стал компьютер.

«Главным барьером на пути развития экономики являетсяне проблемы создания новых технологий и организационныхметодов, а приспособление человеческой психики к эффектив

Глава 10. Новый человек — постчеловек

211

ной рациональности, разумной логике компьютера», — писалжурнал «Современные технологии и общество» в 1985 году.

Сегодня эта идея не дебатируется, она осуществляется напрактике, но еще несколько десятилетий назад она вызывала сопротивление. Так Стэнли Кубрик, поставивший фильм «Заводной Апельсин», писал: «Постиндустриальное общество поставит человека в условия, в которых он лишится всех сладкихсоков самой природы и станет механизмом».

Фильм Кубрика был отражением общественных настроенийпериода 60х. К концу ХХ века американская научная фантастика, экстраполируя сегодняшние тенденции в будущее, уже невидела ничего трагического в превращении человека в машину,скорее наоборот, человекмашина часто более привлекателен, чемобычные люди. Человек несовершенен, машина совершенна.Современные автомобили, с их идеальными пропорциями, подчеркивают недостатки человеческого тела, рядом с возможностями компьютера интеллект человека кажется беспомощным.

Можно, благодаря многолетним тренировкам, технике «bodysculpturing» создать атлетическую фигуру, как у «Терминатора», но у человеческого тела есть лимиты, у робота этих лимитов нет. Можно выработать мощный интеллект, но все равно онбудет уступать интеллекту компьютера. Чемпион мира пошахматам Каспаров проиграл компьютеру шахматный матч.

Недаром легенды современной массовой культуры в такихфильмах 80х годов, как «Робокоп» и «Терминатор», виделив получеловекеполумашине улучшенный образец обычногочеловека, ограниченного в своих возможностях, а возможности человекаробота безграничны.

«Reader’s Digest», самый популярный журнал Америки стиражом 22 миллиона экземляров в год, восхищаясь звездойбейсбола Солом Магли писал: «Он действует, как совершенный робот, его движения отточены и методичны, как умашины». Но тот же Сол Магли, вне бейсбола, в обычнойжизни, далек от того совершенства, которое он демонстрировал на спортивной площадке.


212

Как же создать такого совершенного человекаробота внебейсбола, во всех других сферах жизни? Жизнь — не бейсбол,а человеческая психология чрезвычайно сложна и далеко не всегда поддается разумному контролю. Работа сознания и подсознания до сих пор остаются загадкой для науки. Внутренний мирчеловека часто иррационален, а задача общества — создать мир,в котором все проверяется и контролируется разумом.

Пока наука не создала технических средств контроля внутренней жизни человека, общество использовало традиционные формы: воспитательные меры и меры полицейские. Эмоции, импульсивные порывы регулировались внешним давлением, этикой, гласными и негласными правилами морали,в конечном счете, всеми общественными институтами. Но этика была эффективной, пока в обществе существовали стабильные формы жизни и общественных отношений, а индустриальное развитие создало огромную социальную динамику, понадобились новые методы, и появилась новая форма контроляповедения с помощью медицины, психология.

Идея создания контролируемой психологии поведения появилась в Англии уже в середине XIX века, в так называемую викторианскую эпоху. К этому времени Великобританияпревратилась в лидера индустриального мира, и в ней впервые стала осознаваться необходимость не только рационализации внешнего поведения, но и контроля внутреннего мирачеловека.

В это время проходила ожесточенная дискуссия между сторонниками рационализации и незначительной группой диссидентов, во главе которой были писатели Карлайл и Раскин,предупреждавшие, что рационализация человеческих эмоцийстерилизует живые, объемные чувства, и отношения людейстанут плоскими и бескрасочными. Непосредственные, спонтанные реакции — это огромная ценность, они наполняют общественную жизнь многогранной красочностью, их непредсказуемость вносит в человеческие отношения ту игру жизненногоспектакля, в котором постоянная импровизация является жи


213

вым источником новых чувств, впечатлений, идей.Материальные же ценности, которые будут созданы в ре

зультате унификации поведения, обогатят материальный мир,окружающий человека, но его внутренний мир будет обеднен.

В XIX веке литература, более чем когдалибо раньше, стремилась показать внутренний мир человека во всей его сложности и богатстве. «Воспитание чувств» Флобера была настольной книгой для нескольких поколений.

Достоевский был самым читаемым русским автором в Европе. Появился новый тип театра, психологический театр. В этоже время родилась новая наука — психология.

Такое небывалое внимание к психологии, к эмоциям говорило о необходимости формирующегося массового обществав воспитании чувств, о необходимости обуздания первозданных инстинктов, смутных ощущений, противоречивых желаний в каждом человеке. По мнению Карлайла и Раскина, этузадачу могла выполнить только мировая культура, которая была тем фундаментом, на котором выросла общественная элита,аристократия.

Массы, следуя тем же образцам, смогут приобрести те жекачества, пускай и не в той мере, как элита, создававшаясяв течение многих поколений, но благодаря приобщению к высокой культуре и знанию в низших классах, разбивающих другдругу головы в трактирных драках, появится тот тип человека, который создала Британия, — тип джентльмена, высшеедостижение английской цивилизации. Gentleman — от словаgentle, (мягкий), мягкий, цивилизованный человек, контролирующий свои эмоции.

По мнению же защитников контроля над эмоциями, человека из общественного дна нужно не воспитывать, а дрессировать.Не воспитание культуры поведения, а тренаж дисциплины поведения должен стать инструментом трансформации масс.Естественно, что в споре гуманистов с практиками зарождавшегося индустриального общества победила идея необходимости рационализации всех аспектов общественной жизни.


214

Впоследствии одним из таких методов рационализации поведения стал «conditioning», или психологический тренинг.Термин был введен в обращение Иваном Павловым, создателемтеории безусловных рефлексов. Павлов доказал, что можноспециальной методикой контролировать и формировать поведение собак, вырабатывать любые бессознательные рефлексыпо заказу.

Необходимость советской власти в методике психологического тренинга масс была настолько велика, что Павлову, в эпохусталинских репрессий, когда за малейшую критику в адрес режима следовали жесточайшие наказания, позволялись откровенно антисоветские высказывания. Подопытным собакам Павлова навязывались различные программы поведения, каждаяиз которых противоречила предыдущей. После длительногостресса, доводящего до изнеможения, собаки принимали любуюпрограмму без какоголибо сопротивления.

Система Павлова по выработке бессознательных рефлексовбыла использована во время корейской войны охранниками в лагерях для американских военнопленных. Меняя программу дня,меняя расписание часов работы и еды, они доводили пленныхамериканцев до полного эмоционального ступора и, в этот момент,обрушивали на них идеологические догмы. Промывка мозговпроводилась непрерывно в течение многих месяцев.

Чтобы сломить волю к групповому сопротивлению, проводились личные беседы, в которых, логически и на живых примерах, объяснялось, что никому нельзя доверять, что настоящих друзей не бывает, что даже ближайший друг, за лишнююпорцию похлебки или освобождение от работы, донесет о твоих«неправильных» поступках и мыслях. Только сотрудничествос охранниками могло дать преимущества в борьбе всех со всеми за выживание. Требования к пленным постоянно увеличивались, льготы сокращались, и борьба за награды становиласьвсе более ожесточенной.

Жизненные условия, в которых существует средний американец, борьба всех со всеми за лучшие условия жизни, посто


215

янно повышающиеся требования на работе, непреходящийстресс, недоверие к другим соответствуют той же атмосфере,которую создавали последователи Павлова в Корее.

В США последователем Павлова был социолог и психологСкиннер. Скиннер развил и расширил теорию Павлова, назвалсвою версию модификации поведения биохеверизмом и использовал павловский «conditioning» в своей врачебной практике. «Conditioning» — кондиционирование, анестезированиеэмоций. Эмоции так же, как воздух, проходя через фильтрыкондиционера, лишаются всех нюансов, ароматов и объемавоздуха живого.

Психолог Виктор Франкл писал о результатах методики Скиннера «conditioning»: «…внутренняя жизнь глушится, опытфильтруется, чувства анестезируются и в результате исчезает способность проявлять себя непосредственно, выражатьсебя как уникальную личность, исчезает способность к полноценным связям с другими людьми».

Скиннер был проклят публикой, был объявлен еретикомв академических кругах, имя Скиннера превратилось в имя нарицательное, методики биохеверизма были объявлены недейственными, и психологическая наука начала искать другие методы модификации поведения.

Методики Павлова и Скиннера были отброшены, они были построены на прямом насилии, а насилие вызывает сопротивление и эффективно лишь временно. Требовалисьдолговременные инструменты контроля, а наиболее эффективен не внешний контроль, а внутренний, самоконтроль.Проблемы были во многом решены с популяризацией теорий Зигмунда Фрейда.

Цель прикладной психологии по Фрейду — расширение сознания, увеличение объема личности через реальную оценкусамого себя, своих внутренних ресурсов, которая приводитк реалистическому подходу к жизненным проблемам. Фрейдв своей работе «Civilization and It’s Discontent» говорил, чтокультура и цивилизация развиваются в направлении ко все


216

увеличивающемуся контрасту между реальными нуждамиотдельного человека и теми целями и желаниями, которые навязывает ему общество. В результате этого контраста рождается феномен, который он назвал «социальным неврозом».

По мнению Фрейда, цивилизация, которая ставит своейосновной целью материальное благополучие, неизбежно создает неврозы, потому что человек существует в мире неразрешимого конфликта, конфликта между задачей, которую перед ним ставит общество — работать, чтобы потреблять, и желанием потреблять как можно больше, а оно никогда не может быть полностью удовлетворено. Потребительоказывается в перманентном состоянии отчаяния от недостижимости идеала, абсолютного потребления всех богатствматериального мира.

Неразрешим также и конфликт между свободой, которуюобщество объявляет главной ценностью жизни, и реальностьюдисциплины производства и необходимости приспособлениядля достижения успеха, о чем постоянно напоминает все окружение и массовая культура. Эти неразрешимые конфликтывыражаются в самых разнообразных формах, в как будто быничем не обоснованных страхах, фобиях и депрессии.

Общество владеет огромным инструментарием, позволяющим воспитывать внешние формы поведения человека, Но регулировать свой внутренний мир может только сам человек.«Selfmade man» XIX века «делал себя сам», но к серединеХХ века «сам себя делать» человек уже не мог, он пересталпонимать себя, он стал нуждаться в помощи психолога.

Психоанализ Зигмунда Фрейда мог помочь человеку осознать себя как часть большого мира и обогатить свой внутренний мир. Но теорию Фрейда американская психологическаянаука использовала для другой цели: для адаптации к существующим условиям, для сужения сознания до функционального уровня. Это были почти математические формулы воздействия на человеческое поведение, близкие, по своей сути,к инженерным решениям.


217

После своего визита в Америку Фрейд был настолько возмущен тем, как используются его теории в американской психологической практике, что, оставляя Америку, в заключении своего интервью журналистам, в котором он говорил о своем неприятии Америки, сказал: «Я не ненавижу Америку, я только сожалею, что Колумб ее открыл».

Американская психология, тем не менее, использовала имяФрейда для разработки методик, балансирующих внутреннее давление, внутренний мир с внешним давлением, давлением общества.Человек должен принять внешнее давление как необходимую данность, тогда сужение ощущения мира, стерилизация эмоций, чувстви мыслей для него проходит безболезненно. Но если внутреннеедавление, индивидуальность человека, начинает сопротивлятьсядавлению внешнему, возникает депрессия — широко распространенное явление в современной жизни. Те, кто пытается сопротивляться гигантскому прессу общества, обречен на психологическуютравму. Чтобы избежать психологического дискомфорта нужноотказаться от сопротивления и приспособиться.

Оптимальное состояние, необходимое для постоянного приспособления — внутренняя пустота. Она позволяет приниматьлюбую форму под давлением внешней силы. Сопротивлениеже приводит к депрессии, к чувству постоянного беспокойства,«permanent anxiety», и тщательно скрываемого отчаяния, «quietdesperation», они — показатель сложности противоречий в процессе умирания индивидуальности.

«Что такое депрессия? Это неспособность чувствовать, неспособность воспринимать мир непосредственно, когда тело живет, а внутренний мирумирает. Счастье — состояние, противоположенное депрессии, есть интенсивность внутреннейжизни, которая является отражением многочисленных, глубоко индивидуальных связей личностис миром».(Эрих Фромм)


218

Состояние депрессии в предыдущие эпохи носило другиеназвания: неврастения, ипохондрия, сплин, меланхолия, и являлось уделом лишь привилегированных классов, основныхпотребителей материальных богатств.

Внутри элитарного круга существовала жесткая регламентация всех форм поведения, требовавшая не только внешнего,но и внутреннего конформизма, что делало именно представителей элиты жертвами многообразных неврозов. Низшиеклассы, от которых требовалось лишь соблюдение внешнихправил, чувствовали себя свободными в проявлении спонтанных чувств и неосознанных импульсов.

В процессе экономического развития общества большаячасть рабочего класса превратилась в преуспевающий среднийкласс, для которого так же, как и для преуспевающих классовпрошлого, внутренний конформизм стал обязательным.

«Психологи должны стать архитекторами и инженерами современного человека, свободного от асоциальных импульсов», — писал в 20е годы прошлого века Джон Макконнел,профессор психологии Мичиганского университета.

Психологи обслуживали в первой половине XX века лишьвысшие классы, во второй половине века психотерапия превратилась в индустрию, обслуживающую массы.

Европейская традиция всегда рассматривала внутреннююжизнь человека как мистерию, в которую посторонним нет входа. Гамлет говорит Розенкратцу и Гильдестерну: «Вы думаете,что можете играть на мне, как на дудке? Меня нельзя настраивать, как флейту или скрипку».

Американская психологическая наука ответила на гамлетовский вопрос положительно. Да, может. Но не желая входить в конфликт с традиционными представлениями о самостоятельной ценности личности, объявила, что ищет ключи квнутренней жизни человека, чтобы, открыв все двери, сделатьчеловека прозрачным, доступным для всеобщего обозрения,таким образом легализовав право человека на уникальныйвнутренний мир.


219

Но индустрия психологического сервиса, как и любая другая, должна отвечать, прежде всего, на запрос потребителя,который заинтересован не столько в расширении своего внутреннего мира, сколько в создании эмоционального комфорта.Задача психотерапии — облегчить страдания человека в процессе утраты личностных качеств, подменяя процесс самопознания личности пониманием себя как самоадаптирующийсямеханизм.

Подавляющее большинство представителей среднего классаобращается к психиатрам, психоаналитикам и психотерапевтам. В самоанализе, в разрешении проблем внутри узкого круга своих социальных контактов они видят возможность покончить с неудовлетворенностью собой, своей жизнью.

Источник эмоционального дискомфорта — вся система жизни, в которой человек лишь функционирующий винтик экономики, но большинство воспринимают свою неудовлетворенностьжизнью как дефект личности, а не дефект всего строя жизни,так как не понимают ни механизма общества, в котором живут,ни процессов своей внутренней жизни.

Отсюда возникает чисто американский феномен: представители среднего класса обладают чрезвычайно высоким уровнем врационализации, логическом обосновании своей деловой жизнии часто беспомощны в объяснении своих эмоциональных реакций. «Они знают, как читать колонки стокмаркета, но незнают, как понять свои собственные эмоции или эмоции других, проявляющихся в изменении тона голоса, взгляде, жестикуляции и выражении лица» (Журнал «Psychology Today»).

«Мы не понимаем не только жизнь вне дела, которое делаем, мы также неспособны понять самих себя, нам нужен психоаналитик».(Писатель Ральф Эллисон)

Психологический анализ объясняет поступки, вырывая ихиз широкого контекста социальной жизни, и становится однимиз инструментов социального контроля. Но психоанализ —


220

лишь один инструмент из того широкого набора, которыйпредлагает рынок психологического сервиса.

В фильме «Пролетая над кукушкиным гнездом» герою, независимому в суждениях и поведении, удаляют лобовые долимозга, и это приводит его в «норму», он становится послушными податливым, в конечном счете, превращаясь в зомби, переставсуществовать как личность.

Сегодня техника хирургического вмешательства в мозг почтине употребляется, сузился спрос и на психоанализ, их сменила химиотерапия, которая как форма психологического контроля болеепроста, доступна по цене, не требует больших временных затрат,и в целом, более экономична, нежели «conditioning», психоанализи хирургия. Сегодняшняя психотерапия сделала значительныйпрогресс в сравнении с методами психиатрии 50–60х годов, использование психотропных средств всетаки более гуманно.

Их появление предвидел еще в 50е годы Олдос Хаксли, назвавший эти средства одним словом — «Сома». Приняв «Сому»,герои Хаксли, в «Этом прекрасном, прекрасном мире», погружаются в эйфорию, в которой исчезают как внутренние конфликты, так и конфликты с обществом. «Сома» решает всепроблемы общества и индивида. Химическая терапия, основанная на преамбуле, что психологические проблемы — это недостаточность или переизбыток тех или иных химических элементов в организме человека, постепенно вытеснила с авансценыпсихоанализ и психологический тренаж.

Современный психотерапевт мог бы предложить Вилли Ломену, герою «Смерти коммивояжера», кончающему самоубийством, решить его проблемы: принимать Прозак несколько месяцев. Он мог бы также выписать несколько рецептов из своего набора и Гамлету, Офелии, королю Лиру.

Асоциальное поведение, преступность, агрессивность, пристрастие к алкоголю, азартным играм, наркотикам или к насилию рассматриваются как результат нарушения биохимического баланса. Причины асоциального поведения — плохаянаследственность, наличие лишнего хромосома.


221

Психотропные средства используются для контроля над поведением, они нейтрализуют эмоции, которые порождены социальными условиями и, по словам Ноама Хомского: «Антидепрессанты не что иное, как химическая смирительная рубашка. Недаром количество психологов и психиатров сегодня превышает количество полицейских в стране».

«Психиатрия, психология и психотерапия сегодняпревратились в инструмент манипуляции сознания, маскируя свои истинные цели как научное исследование и понимание внутренней жизни индивида. Манипуляция человеком объявляется формированием свободного человека».(Эрих Фромм)

Большинство психологических проблем: страх, раздражение,стресс, гнев или безразличие — это естественная реакция наокружающую социальную среду. Психолог же убеждает своегоклиента, что его негативные реакции не отражают реальности —это его солиптические фантазии, и, в определенном смысле, этоверно, потому что американский тип индивидуализма приводитк солипсизму, к замкнутости на себе, к тому, что принято называть эгоцентризмом или нарциссизмом.

Сама культура жизни, построенной на индивидуализме,воспитывает нарциссизм, отвлекая от других людей, от общего, от понимания мира. Индивидуализм — это реакция на условия жизни, где каждый должен думать только о себе, не соотнося себя с общим, с другими людьми, поэтому эгоцентрикне способен понимать других, так как чужой внутренний опытему не интересен. Не желая понимать, что происходит с другими, он неспособен понять и себя.

Нарциссизм, поиск удовлетворения в самом себе — следствиекрайнего эгоцентризма. Замыкаясь внутри собственных импульсов, эмоций и страстей, человек обрывает все полноценные связи с другими и существует в вакууме, в котором его представления о мире — не более чем солиптические фантазии.


222

Как это ни парадоксально, эгоцентризм современного американца — это современная форма аскетизма, характерного дляпротестантской этики XVIII века. Эгоцентризм так же, как иаскетизм, отрезает личность от всего остального мира, но аскетизм протестантской этики требовал ограничений материальных потребностей и расширения духовного мира, а индивидуализм в потребительском обществе требует другого типааскетизма: расширение материальных потребностей и сужение мира внутреннего.

Ценя себя прежде всего как продуктивного работника, американец рассматривает свой внутренний мир, свои эмоциии эмоции других как нечто мешающее делу.

«Человек, в глазах американцев, — работающая машина, и его мысли, переживания и чувства ни в коем случае не должны мешать процессу работы».(Джеффри Горер, английский социолог)

В результате возникает плоский одномерный человек, создающий вокруг себя такой же одномерный плоский мир. «С первых дней в Америке меня преследует навязчивый образ двухмерного мира, лишенного объема… Нарисованная, мультипликационная жизнь, которая вся исчерпывается поверхностью…»(Журналистиммигрант Александр Генис).

Эта жизнь проста, в ней нет деталей и нюансов, в ней всерассчитано, как на логарифмической линейке. Внутри этогоодномерного мира может выжить только тот, кто соответствует параметрам окружения. Такой человек должен быть прост,понятен, одномерен, минимален в своих человеческих качествах, как персонаж мультипликационного фильма.

Принято считать, что человек будет счастлив и психологически устойчив, если у него достаточно еды, если он имеет крышу над головой, если у него после работы остаетсядостаточно сил, чтобы развлекаться, если у него будут неограниченные возможности приобретать все больше и больше вещей.


223

Но эта логика не может ответить на вопрос: почему огромное количество людей в наиболее экономически преуспевающих странах, Швеции, Швейцарии и Соединенных Штатах,испытывают постоянный психологический дискомфорт, который, во многих случаях, перерастает в психические заболевания? Те, кто не в состоянии приспособить свою психику кмонотонности, пресности, стандартизированной, бескрасочнойжизни, уходят от невыносимого давления дегуманизированной атмосферы в душевные болезни.

Депрессия стала массовым явлением: в США 80 миллионовчеловек проходит ежегодно через психологические клиники.Богатство материальных условий жизни не привело к богатству эмоционального, духовного наполнения, к полноценности,объему существования.

Победа технического прогресса и создание «экономического человека» привели, по определению Фромма, к формированию «общества поразительно несчастливых людей — одиноких,вечно озабоченных, зависимых, душевно угнетенных, праздно убивающих судорожно сбереженное время… они чувствуют, что живут не живя, что жизнь проходит сквозь пальцы,как песок».

Panic attack, anхiety attack, quiet desperаtion (нервные срывы, состояние отчаяния), эти определения самочувствия постоянно фигурируют в диалогах, как будто бы не имеющихдля этого никаких объективных причин, преуспевающих американцев. Но объективная причина есть: органика человекасопротивляется процессу превращения в плоскую фигурку измультипликации.

Наука ищет решения вопроса в технической сфере: человек, разумеется, — сложная машина, но в его контрольныйцентр, в его мозг, можно имплантировать компьютерные чипы, и он станет счастлив. Исчезнут все его внутренниеи внешние конфликты, появится новый тип человека, в котором рациональное начало одержит окончательную победунад эмоциями.


224

Экономическая демократия, фашизм и советский коммунизмсоздавали нового человека каждый посвоему, специфическими для каждой страны средствами, но в целом, саму идеюсформулировал точнее других Лев Троцкий, который писалеще в 1917 году: «Человечество поставит себе целью создатьболее высокий общественнобиологический тип, если угодно,сверхчеловека».

Эрих Фромм 60 лет назад назвал такого человека аутистом. Аутист, производное от слова «out», вне, человек, живущий вне человеческого мира. Аутист живет абстрактнымиидеями, он хорошо разбирается в математике, машинах и механизмах и, в его глазах, другие люди также машины, и, также, как для машины, для него существует только та конкретная задача, которую он себе ставит, его внутренний мир упрощен до функционального уровня.

«Человек, ведущий себя как машина, никогда не задумывается над тем, кто он есть. Он видит себятаким, каким ему положено быть. Искусственнаяулыбка заменяет ему естественный смех. Поверхностная болтовня заменяет полноценное общение.Осознавая себя лишь через функциональные, физические реакции на мир, он не в состоянии переживать глубокие эмоции радости или душевной боли».(Эрих Фромм)

Машинная цивилизация всеми общественными институтами, всей атмосферой жизни создает человекамашину, и «Когдавсе действия, мысли, чувства человека рационализированы,т. е. функциональны, он, как и машина, производит множество постоянно повторяющихся действий, и так же, как имашина, он внутренне мертв» (Немецкий социолог ФридрихМюллер).

Во времена Фромма аутизм считался заболеванием, связанным с генетикой, но количество случаев аутизма с каждым годом возрастает. Пропорция нормальных и аутичных детей


225

60 лет назад была 1 на 10,000, сегодня — 1 на 200. Рост аутизмав мире уже сопоставляют по масштабам с эпидемией, но это социальная эпидемия, результат приспособления человека к машинному миру. В фильме «Человек дождя» («Rain man») ДастинХоффман показывает классический образ аутиста, способногорешать сложнейшие математические задачи и неспособного наэмоциональные отношения с другими людьми. Он не понимаетте формы жизни, которые не поддаются рационализации и, каки компьютер, владеет только формальной, стандартной, наукообразной речью и не прочитывает нюансов живого, часто нелогичного языка. Общение с другими для него не больше чемобмен конкретной информацией, как компьютер, он ее передает и принимает.

Медицинская наука говорит, что причиной аутизма является наличие ртути в еде, лекарствах, вакцинах. Но кактогда объяснить, что наибольшее количество аутичных детей, 1 на 50, рождается в Силиконовой долине, мировом центре компьютерной технологии, это дети компьютерных гениев, а они едят ту же еду, употребляют те же лекарства,что и все население страны.

Человек — самоадаптирующаяся машина, он сам, без какихлибо технических средств, под влиянием общественныхусловий, вырабатывает в себе те качества, которые требуетот него логика выживания, выживания в мире машин. Повидимому, аутичный человек и есть человек будущего, постчеловек, как его называют философы постмодернизма, органическая часть создающегося постчеловеческого мира.

Российский социолог Александр Зиновьев видел этот будущий мир как «глобальный человейник», и, в этом своем видении, он был не одинок.

Французский философ Кожев, за 40 лет до Зиновьева,представлял будущее человека как микрочастицу огромногомеханического улья: «Это существо будет выполнять многие из тех функций, которые выполнял человек. Оно будетсоздавать здания, но такие, которые будут напоминать


226

муравьиные ульи. Оно будет вовлечено в различные формы общения, но того же сорта, что и жужжание пчел. Оно будетсоздавать искусство, но это будет чтото подобное тому,как пауки ткут паутину. Оно будет создавать музыку, такую же музыку, которую создает природа, музыку квакающих лягушек и стрекочущих цикад. Оно будет чувствоватьсебя счастливым в тех же формах, в которых чувствуютсебя счастливыми животные. Возвращение человека в животный мир раньше казался только одним из путей, по которому может пойти человечество, но сегодня — это единственный путь».

И действительно, новые районы городов всего мира, несмотря на многообразие изощренных геометрических форм гигантских зданий, создают впечатление человеческих ульев с миллионами одинаковых ячеек. Их появление было запрограммировано самой логикой развития индустриального общества, а городамуравейники начали создаваться впервые в стране — лидеремирового прогресса. Побывавший в США перед II Мировой войной французский писатель и драматург Жорж Дюамель писал:«Что ошеломляет европейца в Америке — это поразительнаясхожесть человеческой жизни с жизнью муравейника».

Муравейник, как прообраз рационально построенного человеческого общества, наиболее соответствует принципу технологического общества, в котором люди, как и муравьи,действуют по заданной программе. Муравьи — по программе,заданной генетикой: человек — по программе, заданной обществом. Общество искусственно выращивает человеческуюпороду, в которой рациональное начало превалирует, цивилизованный человек должен жить, думать, поступать рационально. Человек, каким он был во все времена, со своимиимпульсами, сменой настроений, противоречивыми желаниями, должен исчезнуть. Общество нуждается в другом человеческом качестве, в силе его разума, его рациональном начале, на котором строится весь машинный мир техническойцивилизации.


227

Идею прогресса XIX века, движение от низших формк высшим, в XX веке сменила обратная идея: движение оторганических, сложных форм к низшим, элементарным, механическим. Чтобы сохранить человека с его сложным и часто неконтролируемым внутренним миром, нужно отказаться от материального Прогресса. Только благодаря обществумашине и работнику, полностью к ней адаптированного, можно создать достойные условия человеческого существования,которых низшие классы, большинство населения, были лишены в течение веков.

Но до создания такого общества еще далеко, человечество пока еще не построило систему, полностью оторванную от природы, пока еще существует социальная среда,в которой, по словам Маркса, человек остается «социальным животным», разумеется, высшим животным. Но сегодня это животное укрощено, сужено до необходимого экономическому обществу минимума простейшим желаниямфизического комфорта, сексуального удовлетворения и желания занять доминирующее положение в своей группе также, как это происходит в животном мире и так же, как всеживотные, он не сопротивляется условиям своей жизни, онк ним приспосабливается.

Во второй половине двадцатого века акселерация всех экономических и социальных процессов стала возможной благодаря новым информационным технологиям, и само обществостало принято обозначать как «информационное».

Средства массовой информации позволили создать новыеформы отношений, новое мироощущение, новый взгляд на мири человека в нем. Технология изменяла общественную структуру и общественное сознание значительно эффективнее политических средств и социальных реформ, так как в технологическом обществе большая часть общественных отношений происходит через фильтр технических устройств, используемых индивидуально — телефон, телевизор, компьютер, Интернет. Человек свободен в своем выборе, он может ими пользоваться илинет, но без них сегодня он не может существовать и долженадаптировать себя ко всем окружающим его машинам.

Беспроволочный телеграф, телефон, став общедоступным вначале ХХ века, предоставил не только огромное количествоконтактов между людьми, но и само качество общения сталоиным. Богатство, разнообразие и нюансы непосредственногоконтакта было упрощено до плоского голоса в обрезанной модуляции, и абонент как физический объект превращалсяв звуковой фантом.

Сегодня на это никто не обращает внимания, это сталопривычной частью жизни, но произвело шокирующий эффект на широкую публику в 20е годы прошлого века,

11. Виртуальный человек


230

когда телефон в Америке стал широко распространенным.В употребление вошло слово «phony», производное от слова «telephone», его активные формы — «phony up», надуть,и «phony it up», выдать одно за другое, и тогда это воспринималось как подмена, подмена реального человека егозвуковой фикцией.

После телефона появились кинематограф, телевидениеи, наконец, Интернет, создавшие новую культуру жизни,виртуальную культуру, которую, в начале ее появления,называли «phony culture» — культура подмены.

«Воображение правит миром, и управлять человекомможно только благодаря воздействию на его воображение», —говорил Наполеон. Сила человеческого воображения беспредельна — религиозные идеи, овладев воображением масс, изменяли мир в течение столетий.

В XIX и в первой половине XX века мир изменяла политическая и экономическая идеология, о назначении которой испанский философ ОртегаиГассет писал в первой половинеXX века: «Назначение идеологии состоит в том, чтобы заменить реальный, нестабильный и иррациональный мир намир, в котором нет места двусмысленности».

В первой половине ХХ века идеология была, по преимуществу, политической, технические возможности ее распространения были лимитированы, а эффективность ее влиянияна сознание также ограниченной, так как она обращалась нек индивидуальному, а к массовому сознанию.

К концу XX века американский футуролог Фукуяма провозгласил наступление «Конца Идеологии», но это был неконец идеологии самой по себе, а конец массовой политической и религиозной идеологии, она исчерпала свои возможности. Информационная революция позволила расширитьидеологическую обработку на всем поле общественной жизни. Отвечая на все многообразие интересов, она смогла растворить общие идеологические концепции во множестве информационных продуктов, внешне совершенно нейтральных.

Глава 11. Виртуальный человек

231

Идеология поэтому перестала восприниматься как пропаганда, так как ее проводит не государственное МинистерствоПропаганды, а «свободные» средства информации, развлечений и культуры.

В выработку идеологии необходимой системе «…вкладываются огромные средства и используются все виды наукии техники. Вся мощь массовой цивилизации мобилизованадля создания непроницаемого барьера между нами и реальными фактами жизни», — писал классик американской социологии Даниел Бурстин в 1960е годы.

Сегодня барьер между реальностью и созданной современными средствами информации картиной мира исчезает, таккак факты реальности в них представлены как игровые элементы. В этой игре зрительных и словесных образов всеутрачивает свою стабильность и очевидность, главное в ней —движение, развитие, постоянное изменение. Став участникомигры, потребитель информации и зрелищ перестает воспринимать мир серьезно, в игре критическое отношение невозможно, оно выглядит смешным и наивным.

Сменяющиеся цветные картинки на телевизионном иликомпьютерном экране создают ощущение огромной динамики событий, а цель внешней динамики — скрыть узостьи статичность содержания. Калейдоскоп массовой культуры примитивен, как цитатник Мао, и так же, как цитатникМао, использует набор элементарных истин. Но обрушиваяна зрителя лавину образов и беспрерывного действия, онблокирует возможность разглядеть те несколько цветныхстеклышек, из которых калейдоскоп составлен. Назначениеэтой увлекательной игры не только отвлечь людей от участия в решении фундаментальных для общества проблем,но, нейтрализовав способность отличать реальное и от фантазий, скрыть создателей мира иллюзий.

В 70е годы прошлого века они еще были видны. В таких фильмах, как «Заговор „Параллакс“» («The ParallaxView»), «Ночные ходы» («Night Moves»), «Разговор» («The


232

Conversation»), они обозначались как военнопромышленныйкомплекс. В 90е годы, в фантастическом фильме «Темныйгород» («The Dark City») на вопрос о том, «кто виноват», ответ был уже другим — это комплекс индустрии массовойкультуры.

В фильме город контролируется инопланетянами, проводящими эксперименты над людьми. Каждую ночь инопланетяне меняют личности своих подопытных, каждую ночь новая личность возникает на месте вчерашней. Меняется внешность людей, меняется вся обстановка вокруг. На самом жеделе реальность остается неизменной, космические пришельцы создают иллюзорный мир, внутри которого они могутконтролировать сознание обитателей города, изменяя лишьих видение мира.

Инструментом изменения и манипуляции сознанием является компьютерная система, охватывающая весь город.В сознание каждого, подвергающегося настройке (tuning),закладываются компьютерные образы, состоящие из готовых компонентов, фрагментов из фильмов и телевизионныхпрограмм. Память каждого индивида конструируется из готовых, фабрично изготовленных наборов предпочтений, вкусов и темперамента. Никто не помнит, кем он был изначально: утратив память, горожане становятся бессильны передманипуляторами.

В другом фантастическом фильме «Шоу Трумана» («TheTruman Show») герой живет, не зная, что его окружаютбесчисленные скрытые видеокамеры, а сам он является невольным участником телевизионной мыльной оперы.В фильме богатый саберб, в котором живут преуспевающиеи счастливые люди, легко узнаваем американским зрителем, — это и есть «настоящая Америка», в котором живетпроцветающий средний класс. Городок со стороны выглядитвполне реальным, но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что это декорации телевизионного шоу, образ,какой должна была бы быть вся Америка.


233

Здесь все фальшиво — дома из фанеры, цветы из бумаги,шерстяные ковры из синтетики, также фальшивы и люди, непроживающие свою уникальную индивидуальную жизнь,а проигрывающие заданные им социальные роли. ДрузьяТрумэна Бербанка, его родственники, его жена — актеры.Единственный, кто этого не знает — главный герой. В концефильма он обнаруживает, что им манипулируют, но изменитьчтолибо вне его сил. Чтобы выжить в этом искусственноммире, надо его полностью принять.

«Жизнь — театр, и люди в нем — актеры», — говорилШекспир, но в его время театр жизни был физическиконкретен, актеры достоверны, все роли и тексты распределены, зритель знал свое место в партере, и сама линия, отделяющая театр от реальной жизни, осознаваласьвсеми. В виртуальном театре сегодняшнего дня мирпредстает как фантасмагория, в которой нет сценарияпьесы, актеры импровизируют в соответствии с моментом, актеры смешиваются с залом, зрители появляютсяна сцене.

В виртуальном мире все — игра, а в игре никто не задается вопросом о достоверности, истинности происходящего. И хотя мир фантазий еще только начал создаваться,внимательному наблюдателю виден зазор между подделкой и фальшивкой, но большинство участников игры подготовлены всем предшествующим процессом общественного развития к безоговорочному приятию окружающегоих мира.

В реальном мире человек время от времени чувствует:им манипулируют, в виртуальном же мастерски создаетсяощущение полной свободы, независимости, так как кукловоды и механики сцены не видны в массовке, где все манипулируют всеми.

В фантастическом фильме «Матрица» («The Matrix»), вышедшем на экраны в 1999 году, показывается будущеесовременного информационного общества. Матрица — это


234

гигантская информационная сеть, в которой суперсовременные технологии создали декорации свободы, напоминающиеестественные формы жизни. Матрица дает своим обитателям возможность свободно изменять и обустраивать средуобитания, но только внутри правил, обозначенных самой системой. Однако Матрица еще не доведена до совершенства,еще есть диссиденты, пытающиеся ей противостоять. Морфеус, лидер группы сопротивления, пытается объяснить новичку, Нео, что такое Матрица: «Матрица — это пеленаперед твоими глазами, которая развернута, чтобы скрытьправду и не дать увидеть истину. Это тюрьма для твоего разума».

Тюрьма обычно представляется как физически существующее, замкнутое пространство, из которого нет выхода. Матрица — это качественно другая тюрьма, тюрьмавиртуальная, в ней обитатель чувствует себя свободным,так как в ней нет решеток, клеток, стен. Нечто вроде современных зоопарков, воспроизводящих декорации природы,искусственную, улучшенную среду обитания, ничем не напоминающую железные клетки с бетонными полами старыхзоопарков. В современном зоопарке нет клеток, животныемогут свободно передвигаться, но лишь внутри невидимыхграниц. Свобода их передвижений иллюзорна, это лишьфантом свободы, декорации свободы, в которых неослабныйи полный контроль перестает быть наглядным, видимым.Благоустроенный человеческий зоопарк современного общества создает ту же иллюзию свободы.

Смена прямого, физически ощутимого контроля на виртуальный произошла настолько внезапно и незаметно длябольшинства, декорации выполнены настолько достоверно,что сегодня мало кто способен отличить фальсифицированную свободу от свободы реальной.

Как все другие формы человеческого существования свобода внутри постиндустриального общества виртуальна, т. е.она как будто бы есть, и в то же время ее нет. Свобода, как


235

и все другие формы человеческого существования, условна,условность — основное качество, отличающее общество отестественной природы.

Матрица — это прообраз будущего, в котором манипуляция физической средой обитания сменяется на манипуляцию знаками, символами, кодами фрагментов реальнойсреды. В игре знаками, образами вещей, людей, явлений,действий первоисточники всех этих знаков, органическаяреальность, исчезают. Как в игре в карты валеты, дамы,короли являются лишь знаковым обозначением статусакарт. Это игра тенями, отражениями реального мира. Отражения, т. е. тени вещей, явлений и действий становятся важнее самой вещи, явления и действия, и так же, какв пьесе Шварца, Тень, отражение человека становитсяважнее его самого.

Каждая национальная культура формирует свое, особоевидение мира. В американской культуре способность воспринимать фантазию как реальность вырастала из присущеговсей американской истории оптимизма, веры в то, что в этойстране любые фантазии можно претворить в жизнь.

Но реализованные фантазии перестают быть мечтой. Житьв реальности — значит остановиться, жизнь в своих глубинных принципах вечна, от библейских времен по сегодняшнийдень она повторяется, меняются лишь формы, суть остаетсятой же. Для того чтобы заставить людей находиться в движении, мечта должна быть привлекательнее реальностии постоянно обновляться.

Первые американские колонисты новый поселок называлигородом, новую школу, с двумятремя помещениями для учеников — академией, колледж — университетом, компания,открывшая несколько магазинов в различных городах страны, называла себя торговой империей.

Американский публицист Генри Стил Коммаджер писал:«Их, (первых колонистов), совершенно не беспокоил разрывмежду идеалом и реальностью. В их сознании идеал и был


236

реальностью. Американец чувствовал, что все возможно,что все ему под силу в этом новом, прекрасном мире, и история подтвердила его интуицию».

Стефен Беннет, американский писатель конца XIX века,следующим образом описывает впечатления нового иммигранта из Европы от только что построенного поселка Дикого Запада: европеец видит несколько десятков хибар, наскоро сколоченных из досок, образующих нечто, что с трудомможно было назвать улицами, стоящими в середине малярийного болота. Его американский проводник с гордостью называл это убожество городом.

В глазах европейца американец был либо сумасшедшим,либо клоуном, но в представлении его американского проводника — это был великий город, потому что он видел нето, что было перед глазами, а то, что было перед его внутренним зрением, и он называл убогий поселок тем именем,под которым он был занесен на карты — Афины. В Америке множество безликих городков и поселков, носящих названия всех европейских столиц, и у американцев это невызывает ни смеха, ни иронии: воображение сильнее чувства реальности.

Америка, не обремененная традициями и историей, строила новый мир «Разума» в его наиболее чистом, можно сказать,лабораторном виде, в котором фантазии Разума подменилисобой реальность.

«Америка открыла новые возможности восприятия мира, создала новую эру, эру симуляции реальности, где подделка превратилась в саму реальность, где воображение и реальность неразличимы».

(Французский философ Бордияр)

Но Америка не была одинока, ту же симуляцию реальности создавали и другие страны. Это общее направлениематериалистической цивилизации, создающей новый мир,


237

в котором иллюзии должны подменить собой реальность.Эта сверхзадача была видна уже в самом начале ее становления.

Ее теоретически обосновал еще в 20е годы прошлого векаМаксим Горький: «Действительность вполне реальна, но ещене истинна, она — только сырой и грубый материал длясоздания всечеловеческой истины. <…> …надо поставитьвопрос: вопервых, что такое правда? И, вовторых, для чего нам нужна правда и какая? <…> если к смыслу извлечений из реального добавить, домыслить, по логике гипотезы, получим тот романтизм, который способствует революционному отношению к действительности, — отношения, практически изменяющего мир…».

Оруэлл, комментируя в 1968 году свою книгу «1984», отмечал: «Любую фальшивку можно сделать реальностью,если общество изменит само понятие реальности, воспитает новое сознание… Самих понятий правды и истины просто не существует. Правдой является все, чтопоказывается средствами массовой информации (или дезинформации) в данный момент, в следующий момент еесменит другая правда. Не верьте своим ушам и глазам,верьте только тому, что вы видите и слышите наТелескрине».

Сегодняшний Телескрин, телевидение, контролирующеекак сознательное, так и бессознательное в человеке, возникло из нежелания общества видеть мир во всей его сложности: в глянцевых картинках легче жить, чем в сложной,противоречивой реальности.

Телевидение стало тем, что оно сегодня есть, в Америке раньше, чем в других странах мира, так Америка изначально создавала образцовый мир в разветвленной системе декораций. В физической реальности построить егобыло невозможно, но он возможен в виде плоских глянцевых картинок, за которыми можно скрыть объем, сложностьи противоречивость мира.


238

Рабиндранат Тагор писал об Америке в 1949 году: «Они(американцы) боятся реальности жизни, ее счастья и еетрагедий, и создают множество подделок, строят стеклянную стену, которая отделяет их от жизни, но отрицают само ее существование. Они думают, что они свободны так же, как муха, сидящая внутри стеклянной банки.Они боятся остановиться и осмотреться, как алкоголикбоится моментов отрезвления».

Во времена Рабиндраната Тагора «жизнь за стеклом»воспринималась как особое, специфически американскоекачество жизни, так как все ее компоненты складывалисьна основе развития Американской Мечты, но логика развития материалистической цивилизации превратила в «жизньза стеклом», жизнь за стеклом телевизионного и компьютерного экрана, в единственно возможную для всего человечества.

В создании этой новой формы жизни участвует множествоузких специалистов, не способных видеть конечный результат, а конечный результат — огромная информационнаяСеть, покрывающая весь мир, в которой человек перейдет изположения винтика экономики в положение компьютернойячейки, превратится в один из многих миллионов микрочипов, из которых будет состоять разум глобального компьютера, следящего за всем Мировым Порядком.

Алексис Токвиль, гениальный провидец, еще в началеXIX века видел будущее цивилизации когда писал: «Никтоне будет в состоянии подняться выше понимания манипулируемой толпы, включая самих манипуляторов».

Токвиль, правда, не мог предвидеть, что технологическаяцивилизация во второй половине XX века будет способнаконтролировать не только внешние формы жизни и поведения, но, проникая в глубины человеческого сознательногои бессознательного, создавать человека со стандартным внутренним миром, минимального человека, контроль над которым будет тотальным, абсолютным.


239

Все общественные системы, созданные человеком с цельюулучшения своей жизни, в процессе своего становления заставляли его забыть о первоначальных задачах и безоговорочно служить целям самой системы.

С этой первой строки начинается Библия, она говорит, чтомир был создан «Словом».

Все представления об окружающем мире признаются действительными лишь когда они выражены в словах. Слова могут не только создавать, но и изменять мир, слова обращаютнаше внимание на чтото или уводят наше внимание в другую сторону. Найти или создать имя вещи или явлению —значит дать ему жизнь. Без имени вещь и явление не существуют. Безымянные — значит не существующие.

Каждая национальная культура своим словарем обозначает жизненные приоритеты. Эскимосы, живущие в снегах,имеют огромный словарь, описывающий снег в самых различных его состояниях. В американском английском словарьбизнеса значительно шире, чем в какомлибо другом языкемира. Во французском количество слов, описывающих чувственное восприятие мира, превышает все, что есть в других языках. В русском языке доминируют слова, определяющие различные психологические состояния. Термин «достоевщина» мог возникнуть только в русском языке с егоогромным вниманием к внутреннему миру человека.

В то же время ни один язык не имеет универсальногоопределения для каждого слова или фразы. Любой языксодержит неясности, противоречия, парадоксы, и текучесть, изменяемость языка делает единственное возможное

12. «В начале всего сущегобыло слово»


244

прочтение невозможным. В сложной динамике отношениймежду людьми одна и та же фраза может иметь несколькосмыслов, часто противоречивых.

В отличие от языка математики, который прошел большойпуть от линейного осмысления мира к трехмерному, а затеми к многомерному описанию мира, язык слов как способ описания и понимания мира сохранился в том виде, каким онбыл две тысячи лет назад, во времена Аристотеля.

Его теория языка была построена на линейной логике,принципе, «данет», «это существует или не существует».Идеи, люди или явления могут быть или не быть, существует выбор между правдой и неправдой. Таким образом,язык аннулирует противоречивость явлений, поступков,мыслей. Право на существование имеет только одна мысль,явление или объект, истина не может быть противоречивой — «это не логично».

Вся природа построена на противоречиях, на сложномпереплетении и взаимодействии элементов. Логика же,принятая как единственный возможный инструмент понимания мира, отрицает противоречия, они разрушают искусственный мир, созданный человеком. Человеческий разум описывает мир только в линейных формах, в двух измерениях. В языке, на котором человек говорит с компьютером, тот же биполярный принцип, данет, 1–0, доведендо абсолюта.

Словесная система, т. е. система описания мира, не изменившись со времен Аристотеля, сводит окружающий насмир, построенный на многослойных взаимосвязях, к элементарным биполярным составляющим, отделяя существующиев нерасторжимой органике явления на отдельные, независимые составляющие — мозг и тело, мысли и чувства, интеллект и эмоции, сознательноебессознательное. В реальном мире ничто не существует в изоляции.

На логике Аристотеля построен и обыденный здравыйсмысл, все имеет «две стороны медали», в то время как любое

Глава 12. «В начале всего сущего было слово»

245

явление имеет неисчислимое количество сторон. Но даже двестороны для многих слишком много. Президент Никсон жаловался на своих советников, представлявших ему две стороны проблемы. Поанглийски эта идея звучит подругому:«On one hand or on another hand», с одной руки или с другойруки, и, в шутку, настаивал на том, чтобы ему подобрали одноруких советников.

Современный английский обогатился за последние 150 летогромным количеством слов, его словарь составляет болеемиллиона. Но это особый язык, отличающийся от других высоким уровнем утилитарности понятий. Специфика американского английского начала формироваться в период ростамашинного производства, которое потребовало приспособления языка к новым условиям. Он должен был стать ясными конкретным, как и мир машин.

Искусственное создание человеческого разума — машина —потребовала от своей обслуги стандартизированного языка,лишенного двойственности, нюансов и разночтений. Стандартизированный язык сводит индивидуализированные формыобщения работников к единообразным, всеобщим. Он обладает свойством снимать конфликты между людьми. Разнообразие темпераментов, взглядов, мнений, выражаемое в зафиксированных, неизменяемых формах, нейтрализует эмоциии делает все отношения функциональными.

Формальный язык, отсекая импровизацию, упрощает языкдо словесных формул, трафаретов, что делает все отношения людей эффективными в процессе деловых отношений,так как трафареты снимают возможность импровизации,спонтанной, эмоциональной реакции и, таким образом, нейтрализует конфликт между индивидами.

Появление нового, стандартного языка предвидел ЖанЖак Руссо, говоривший, что «когда весь язык будет формализован, прекратятся конфликты между людьми». Новый, формальный язык, начал создаваться в период интенсивного роста индустриальной экономики в Британии, но


246

наибольшее развитие получил в США, и назван «StandardEnglish», стандартный английский.

В индустриальном обществе стандартизация языка былане только необходимостью машинного производства, в немнуждалась все более усложняющаяся структура общественных отношений. Формальный язык был принят в политике,государственном аппарате и оказал определенное влияниена повседневную речь.

Новояз, новый язык, язык политически корректный, впервые появился в Советской России и употреблялся не толькополитической номенклатурой, но всем населением страны,так как все аспекты жизни были политизированы. Новоязпревратился в мощный инструмент контроля массового сознания. Во второй половине XX века, с усилением роли государства, политически правильный язык появился и в США,где он получил название «political correctness».

Более 2000 лет тому назад Платон советовал управляющей элите контролировать язык, создавая новые словесныеклише и идиомы, создающие декорации, за которыми можно скрыть явления, нежелательные для власти.

Стандартизированный язык создает новые формы, эвфемизмы, подменяющие реальные явления стерильными, наукообразными фразами, в которых исчезают традиционныеопределения явлений, событий, поступков. Политически правильный язык в обиходе принято называть «politicobabble»,политические пузыри, их назначение — формировать те представления о социальной реальности, которые снимают конфликты между людьми и позволяют системе стандартизировать все формы отношений.

Рядом с политически корректным языком существуеттакже «academese», использующийся в академическойсфере. Язык средств информации называют — «newstalk».Язык психологического сервиса — «psychobabble», «пузыри» которого не раскрывают реальные, чаще всего социальные причины психических и психологических анома

Глава 12. «В начале всего сущего было слово»

247

лий, а закрывают доступ сознания к реальным проблемамжизни.

Как бы иронически публика не относилась к новым формам языка, называя их словесными пузырями или словесным мусором, «language junk», воспринимая их лишь какзвуковой фон, бессмысленный шум, в экономическом обществе действие важнее слов, но, «слова могут стать действием, когда они производят много шума», — отмечал социолог и лингвист Самсон Леон.

Язык, на котором говорит Америка — это язык действия.Существительные и прилагательные трансформируютсяв глаголы — to clerk, to room, to deputize, to locate, to enthuse,to corner.

Это язык повседневной практики, в котором нет местадлительным рассуждениям, философствованию, обобщениям, как в Европе. Он приземляет мудрость до смекалки:kitchen wise — кухонная мудрость, street wise — уличнаямудрость, business wise — деловая мудрость.

Последние десятилетия язык все больше стал приближаться к языку техники и науки, языку рационального анализа, так как вся цивилизация построена на технологической основе.

В 80е годы прошлого века появились новые компьютерные языки, которые называли «машинными языками», на которых человек мог общаться с машинойкомпьютером. Специалисты машинных языков превратились в представителейнового, высшего разума. Для людей, машинными языками невладеющими, начали издаваться пособия с характерныминазваниями — инструкции для идиотов, «FoxPro for idiots»,«Excel for idiots», «Microsoft for idiots». Знание машинныхязыков стало приравниваться к принадлежности к особой,более высокой расе.

Традиционный язык сложился в результате многообразных и многослойных связей между людьми, он был глубоко субъективен и требовал постоянной импровизации. Он


248

использовал широкую палитру красок, в нем была глубина,множество недосказанностей, так как мир воспринимался нетолько как физический, в восприятии людей присутствовало духовное, метафизическое начало.

Главной функцией традиционного языка было познаниемира, общества, человека. Функция же стандартного языка — не познание, а воздействие на мир, создание нового мира. «Слово» — инструмент создания и передачи знаний, и тот,кто владеет языком, владеет знанием, а знание — это сила,знание — это власть.

История подтверждает, что те, кто владел «Словом», тоти формировал, контролировал общество. Раньше церковь,государство, идеология, пользуясь «Словом», оказывалиогромное влияние на общественное сознание. В наш век информации гигантская индустрия «Слова» изменяет общество эффективнее, чем все, что мы знаем из предшествующей истории.

«Наша цивилизация хвастается распространениемобразованности и знания, а распространяет невежество и беспомощность».(Бернард Шоу)

Образование — не только необходимость современного высоко технизированного производства, образование, в условияхмассового общества, является средством контроля, и это хорошо понимали имущие классы в тот период, когда созданиемассового общества только начиналось.

Генри Ли Хиггинсон, лидер бостонской общины в 80е годыXIX века, в письмах, призывавших к сбору средств Гарвардскому университету среди членов высшего общества, убеждал:«Дайте всем образование, и вы спасете себя, свои семьи и своиденьги от разнузданной толпы».

Существует огромная мифология, связанная с образованием,образование расширяет кругозор, дает возможность выработкисобственного мнения, формирует полноценного человека, приобщает его ко всему богатству знания и культуры.

Но широко разветвленные системы массового образованияХХ века поставили на конвейер выпуск, по термину, запущенному в употребление Солженицыным, «образованщины»,специалистов, не знающих ничего, кроме своего дела.

13. Информацияи образование для масс


250

Наиболее точно цели образования в массовом обществеопределил Ленин: «Неграмотный человек стоит вне политики, и поэтому должен выучить алфавит. Без этого мы неможем делать политику».

Насколько серьезно большевики относились к образованиюговорит, начатая уже в 1919м году «Борьба с безграмотностью».Декрет Совета Народных Комиссаров от 26.12.1919 «О ликвидации неграмотности». Параграф № 8: «Уклоняющиеся <…> привлекаются к уголовной ответственности».

Советский Союз создал широкую сеть всеобщего образования и, пользуясь помощью ангажированной интеллигенции,«красной профессуры« и «инженеров человеческих душ», выпустил миллионы инженеров, знающих только азы своей профессии. В Соединенных Штатах высшее образование никогда небыло общедоступным, но профессиональный уровень выпускников американских университетов считается более высоким,чем в других странах мира.

Но, в независимости от качества обучения, образование длямасс имеет все ту же цель, о которой говорил Генри Ли Хиггинсон. Современный человек, получивший образование, мыслитпривитыми ему школой, институтом стандартами и не подвергает их сомнению, за ними стоит авторитет Знания, авторитетНауки и сила общества. Необразованный человек, хотя и веритв абстракции и мифы, которые создает общество, тем не менее,исходит из своего непосредственного опыта, следует традициям предшествующих поколений, поэтому таким человекомтруднее управлять.

Раньше считали, что раб подчиняется хозяину, пока он безграмотен, пока он не понимает природы общества, котораяпревратила его в раба, но, даже не понимая механизма общества,он всегда стремился стать свободным.

Сегодня подавляющее большинство работников в индустриальных странах имеют достаточный уровень образования, чтобы понимать уровень своей зависимости от системы, уровень своей несвободы, понимать, что они свободны только в одной своей роли,

Глава 13. Информация и образование для масс

251

винтика системы, но это понимание не приводит к сопротивлению, к попыткам изменить систему. А наиболее информированная часть населения, которая больше, чем другие, понимает механизм системы, сама участвует в создании контроля над любойформой протеста, так как получает такие привилегии, что готоваподчиняться глубже и более осознано, нежели основная масса.

Могут ли противостоять процессу промывания мозгов бастионы знания, университеты? Университеты считаются рассадниками нонконформистской, почти анархической идеологии. Ноесли это так, то почему многие поколения выпускников непревращаются в критиков системы, а, приходя в нее в качествеработников, забывают об уважении к истинному знанию и правде, которое им прививали в университете. Повидимому, само посебе знание, которое получают студенты в университетских«замках из слоновой кости», не выдерживает пресса реальныхфакторов жизни. После окончания университета единственнымисточником «знания» становятся средства массовой информации,а они обладают большей способностью убеждения, чем университетские профессора. Блистающий эрудицией профессор имеет низкий социальный статус, потому что, «Тот, кто умеет, —делает, кто не умеет — учит».

После окончания университета выпускники, входя в деловоймир, утрачивают всякий интерес к знаниям, не приносящем доходы, так же, как и все население в целом. 40% не знают, ктобыл врагом США во время Второй Мировой войны. 40% во время массовых опросов не смогли найти на карте Японию, и 15%не смогли найти США. 60% не понимают содержание статей вгазете «НьюЙорк Таймс».

Литературный критик Освальд Вейнер, исследуя комиксы(рисованные картинки с рисунками — самый популярный видчтения, и не только среди молодежи), отметил, что наличие умау героев этого жанра ставит персонаж в разряд отрицательных.Наличие интеллектуальных способностей выше нормы, то естьвыше посредственности, в глазах читателя нарушение принципа всеобщего равенства — как отклонение от общепринятой


252

нормы, как вызов, как претензию быть лучше других.Вся система жизни воспитывает неприязнь к широте воспри

ятия мира, глубине знаний, понимания всей сложности общественной жизни: эти качества не только не имеют ценности в общественном мнении, но и относятся к разряду негативных, затопрактическая информация имеет огромную ценность, она — гарантия жизненного успеха.

В прошлом главной ценностью считалось владение землей,сегодня — обладание информацией. Недаром двадцатый век называли веком информации. Количество информации увеличивается с каждым годом, увеличивается количество газет, книг,журналов, телевизионных каналов, с невероятной скоростьюразвивается Интернет (Мировые информационные сети). 40 летназад американское телевидение предлагало 4 канала, сегодня —более 500 каналов, 40 лет назад количество радиостанций былочуть больше 2 000, сегодня — более 10 000.

Вся разветвленная индустрия информации: газеты, журналы,кино и телевидение — принадлежит 23 корпорациям. Вскоре ихбудет десять. А если будет принят законопроект, выдвинутый Федеральной комиссией коммуникаций в 2003 году, одна компаниясможет владеть 95% всех телевизионных станций страны.

Радио и телевизионные частоты, на которых ведутся передачи,контролируются государством, Федеральной комиссией коммуникаций, и, следовательно, принадлежат публике, должны представлять широкий спектр интересов различных групп населения и выражать разнообразные мнения. Они существуют, но имеют влияние только в узких, локальных географических зонах, имеют ограниченный круг читателей, слушателей, зрителей, посвящены лишьместным событиям. Средства же массовой информации, обращающихся к многомиллионной аудитории, принадлежат несколькимкрупным корпорациям, которые представляют лишь тот спектр теми мнений, которые соответствуют их задачам, как коммерческиморганизациям, и взглядам заказчиков, рекламодателей.

Компании, рекламирующие свои товары на телевидении, апозволить себе это могут только крупнейшие из них, получают


253

государственные субсидии (т. е. оплачиваются общественнымиденьгами) за размещение своей рекламы. Потребитель платитза то, чтобы корпорации могли продать ему свои товары и своюточку зрения на многие события.

Теле или радиоканал, газета, журнал никогда не поместятинформацию, которая бы противоречила интересам рекламодателя, реклама составляет основной источник дохода всехсредств массмедиа. Общественному мнению, безусловно, естьместо в средствах массовой информации, но только в том случае, если оно совпадает с мнением и интересами корпораций.

Массмедиа создает свой собственный образ как общественного института, задача которого служить общественным интересам, представлять весь спектр мнений и взглядов. Но даженеискушенному наблюдателю видно, что, несмотря на многочисленность каналов, где события подаются в разной манере, у всеходна и та же унифицированная позиция. Разнообразие оценоксуществует, оно необходимо для создания у зрителя впечатления существующей острой дискуссии, но, как правило, это бурив стакане воды. Мнения, противоречащие принятым средствамиинформации, не появляются ни на одном массовом информационном канале.

Демократическая Америка, в отличие от страны, описаннойОруэллом в «1984», не преследует инакомыслящих но, на огромном рынке фактов и идей слышны только голоса тех, кто кричитгромче других, а кричать громко могут только те, у кого в рукахустройства, усиливающие их голоса, средства массовой информации. Как гласит старая истина: «Свобода мнений гарантированалишь тем, кому принадлежат средства передачи мнений».

Средства передачи не представляют различные мнения,а воспитывают мнения, взгляды и вкусы массовой аудитории.Индустрия информации приучила потребителя питаться безвкусным синтетическим информационным продуктом, которыйтак же, как и продукты питания, прошел многоступенчатыйпроцесс обработки. И потребитель уже не в состоянии задать«неправильный» вопрос: «А из чего это сделано?»


254

В массовом сознании существуют две реальности: реальностьфактов жизни и виртуальная реальность, создаваемая средствами массовой информации. Они существуют параллельно, нигдене пересекаясь и не противореча друг другу. Американец можетверить или не верить тому, что он видит на экране телевизораили читать в газете. Это в конечном счете ничего не меняет. Онполучает только ту информацию, которую ему представляютмассмедиа. И массмедиа решает, какую информацию поставить в первый ряд, а какую в десятый.

Тем не менее, потребитель считает, что он полностью свободен в своем выборе среди огромного потока фактов, идей, которые на него обрушиваются, и на их основе сможет выработатьсвое собственное мнение.

Так же, как когдато советский человек, американец часто недоверяет тому, что читает в газетах или видит на телевизионномэкране, тем не менее, он знает только то, что ему «положенознать». Советский человек осознавал свое бессилие как гражданина, однако, несмотря на все свое недоверие к пропаганде, немог не принимать мифы, создаваемыми советской властью, других каналов информации у него не было. Американец может критично относиться к мифам, создаваемым средствами массовойинформации, тем не менее, он их принимает, у него нет доступак независимым от корпораций массмедиа источникам.

Тоталитарное общество может примириться с тем, что люди говорят одно, а думают другое, достаточно того, что они подчиняются. В условиях демократии всегда существует опасность, что независимая мысль может превратиться в силу в политической сфере. Поэтому важно уничтожить опасность еще в зародыше.

В тоталитарных обществах люди сопротивлялись, не всегдаосознано, системе идеологического нажима. Америка же — страна демократическая, она не использует приемы грубой и откровенно лживой пропаганды, она воспитывает интересы, мненияи потребности, используя совершенные формы убеждения, и самые талантливые лингвисты, журналисты и сценаристы работают именно в этой сфере.


255

В период Великой Депрессии средства массовой информацииуделяли огромное внимание деталям жизни гангстера Диллинджера. Говоря о жизни великого грабителя, они уводили публику от опасной темы — причины экономического краха.

Миллионы лишились средств к существованию, но мало ктопонимал систему обмана, проведенного финансовой элитой. Фигура грабителяодиночки заслонила собой фигуры тех, кто ограбил все общество.

Открытая ложь неэффективна, она вызывает сопротивление, поэтому массовая культура использует мягкие, малозаметные, терапевтические приемы, направляющие чувства, желания, мысли в необходимое русло. Она представляет красочный, многообразный, насыщенный действием и эмоциями мир,в котором сложность и противоречивость жизни выражаетсяэлементарными формулами, легко воспринимаемыми людьмилюбого образовательного ценза, и они закрепляются в массовом сознании благодаря профессиональному мастерству создателей и впечатляющей эстетике.

В условиях демократии не существует государственной цензуры, прямая цензура не эффективна, гораздо действеннеесамоцензура работников индустрии информации. Отклонениеот единственно верной линии наказывается исключением изпрофессионального круга. Попытки представить свое мнение,противоречащее общепринятому, воспринимается как непрофессиональное поведение. Профессионал служит заказчику и недолжен кусать руку, которая его кормит.

В Советской России подавляющая часть творческой интеллигенции была истинно профессиональной, она служила режиму, а свое мнение выражало на домашней кухне, точно так же,как это делает американская интеллектуальная элита, правда,ее «кухней» являются специализированные издания для узкойгруппы профессионалов.

В условиях рыночной демократии специалисты в системахинформации не работают на государство, они не подчиняются«высшим инстанциям», но их благополучие полностью зависит


256

от умения чувствовать, в чем нуждаются те, кто обладает реальной властью. Для этого не нужен приказ, цензор, лишь чуткая, к атмосфере негласных требований дела самоцензура.

Тем не менее, существуют независимые издания, существуют независимые мнения, но они гдето на далекой периферии,их нужно искать. Средний потребитель же часто не только неможет, он и не хочет затруднять себя пониманием всей сложности комплексных взаимосвязей политики, экономики и культуры с проблемами его повседневной жизни. Он не желает тратитьсвою энергию на чтолибо, что лежит вне его повседневных дел,он весь в погоне за «Американской Мечтой». Интересы поставщиков информации и интересы потребителей информации, таким образом, смыкаются.

Даже если ктото чувствует, что им манипулируют, что то,что ему предлагается средствами массовой информации, умноподстроенная ловушка, что его убеждают сделать «правильныйвыбор», который, по существу, совсем не в его интересах, онвпитывает лозунги и формулы, выглядящие чрезвычайно привлекательно.

Но даже если не только чувством, но и сознанием он начинает сомневаться в том, что он слышит и видит, мысли эти остаются только в его голове. Он вряд ли решится поделиться к кемто своими крамольными мыслями, он боится быть не как все,вполне возможно, что чтото не в порядке с ним самим, все немогут быть неправы.

«Принцип американского равенства накладывает запрет намнение, отличающееся от общепринятого, он имеет две тенденции: одна движет к принятию, другая ведет к отказу отсобственных размышлений», — писал Токвиль в начале XIX в.

А так как в массовом обществе мало кто решается вступатьв конфликт с общепринятым мнением, защищая, по Токвилю,«непроверенные истины», средний человек «отказывается от какихлибо размышлений» и выражает «собственное мнение»стереотипным набором общепринятых клише.

Через 150 лет после Токвиля, историк Гор Видал констатиро


257

вал: «Гений американской политической культуры, начинающийсвою историю с отцовоснователей, сумел создать мощную систему манипуляции гражданского мышления, позволившей убеждать людей действовать против их собственных интересов».

Манипуляция общественным мышлением постоянно совершенствовалась, и во второй половине ХХ века начала приобретать новые формы, новые методы. Традиционная пропаганда манипулировала сознанием, но в постиндустриальном обществе онауже не обладает достаточной силой воздействия.

«Чтобы добиться поддержки публикой той или иной инициативы, исходящей от экономической или политическойэлиты, необходимо использовать новую технику пропаганды», — говорил политический обозреватель 40–50х годов прошлого века Уолтер Липпман.

Новая техника пропаганды, о которой говорил Липпман —техника манипуляции подсознанием, но новизна ее относительна. Манипуляция подсознанием, правда без современнойтехнической базы, проводилась нацистским МинистерствомПропаганды.

Немецкий ученый, ученик Фрейда, Эрнст Дихтер, эмигрировавший в США в 1938 году, занимавшийся психологиейрекламы, писал: «Основные приемы манипуляции подсознанием, которая сегодня широко используется средствамимассовой информации, были разработаны гитлеровской машиной пропаганды. Гитлер понимал, как никто другой, чтосамым мощным инструментом манипуляции массами является не воспитание логического мышления, а манипуляция подсознанием. Ее и использовала нацистская пропаганда. Впоследствии она получила научное обоснование и сталаназываться „Perceptionaltering technologies“, технология изменения восприятия, и сегодня уже неважно, кто был создателем системы „промывания мозгов“. Термин „промываниемозгов“ вызывает неприятие, термин „perceptionalteringtechnologies“ принимается безоговорочно, ибо освящен авторитетом науки».


258

Нацистская пропаганда играла на скрытых страхах, скрытыхнадеждах, беспокойстве и разочаровании этнически однороднойнемецкой нации. Американские средства информации обращаются не к массам: страна не представляет собой единое целое,это конгломерат миллионов индивидов, поэтому массмедиа использует разнообразие индивидуальных желаний, иллюзийи страхов, существующих в различных слоях общества.

Индустрия информации ставит перед собой одну задачу:выпустить как можно больше продуктов, информационных продуктов. В конкурентной борьбе выигрывает не тот, кто поставляет самый высококачественный продукт, а тот, кто поставляетбольше продуктов на рынок информации, так как потребительпринимает только стандартный продукт в привычной упаковке,а информационный продукт с новым и непривычным содержанием вызывает настороженность и недоверие.

Социолог А. Моль говорил о том, что действенность пропаганды определяется не столько ее прямым обращением к массам, сколько тем, что «множество мелких направляющих тем,идей выстраивают широкий фронт атаки в формированиинеобходимого мнения, и эта тактика эффективнее прямогоудара. Капсулы информации направляют общественное мнение в нужное русло, и они настолько коротки, что среднийчеловек не в состоянии зафиксировать их сознанием».

Все факты, как правило, верны, они тщательно проверяются,информация достоверна, но достоверна так же, как может бытьдостоверны сотни фотографий человека, где видны отдельно еголицо, тело, руки, пальцы. Каждая часть человеческого тела просматривается во всех мельчайших подробностях, из фотографийсоставляются разнообразные комбинации, но портрета самогочеловека нет. Это взгляд через микроскоп, а в микроскопе невидна картина в целом, видны только части, детали, атомы информации. Кроме того, скорость передач, скорость смены однихфактов, одних тем на другие уничтожает не только значимостьсобытий, но и их смысл. Потребитель не в состоянии переваритьогромную массу фактов и мнений, и они вываливаются из его


259

памяти, как из дырявого решета, для того чтобы на следующийдень заполниться очередным информационным мусором.

Современная технология позволяет более широко и интенсивно использовать принцип, провозглашенный еще Геббельсом: «Много раз повторенная ложь становится правдой». Повторение блокирует критическое восприятие, сводит к минимуму рассуждения и вырабатывает условный рефлекс, как усобак Павлова.

Повторение способно превратить любой абсурд в очевидность, оно разрушает способность логического мышления иусиливает мышление ассоциативное, опирающееся на привычные образы, знаки, модели. Нескончаемое повторение мнений,идей, образов жизни делает невозможным для потребителя информации выстроить свою концепцию, свой взгляд, и он безоговорочно принимает тот скрытый смысл и значение, которыезаложены в информацию ее создателями. Мнение, стерженьсуществует в отборе фактов, их последовательности, их длительности, в форме подачи.

Смысл фактов осознается лишь когда обнаруживается связимежду ними, когда факты ставятся в логический ряд, а этимлогическим рядом манипулируют поставщики фактов. А потребитель информации не имеет навыка к системному подходу, унего нет стержня, на который эти факты можно было нанизать,организовать, нет идей. Обладание фактами, их накопление, ихколичество представляется ему более чем достаточным для понимания. На него обрушивается водопад фактов, мнений, и вэтом водопаде он теряет ориентацию, перестает понимать, чтоважно, а что неважно, не в состоянии отделить одно от другого,он перестает реагировать, т. е. задавать вопросы.

Назначение информации, выполняющей социальный заказ, состоит в том, чтобы отвлечь внимание от реальных, глубинныхмеханизмов общественной жизни. Вот как писал Оруэлл в 60егоды прошлого века о цели воспитания нового массового сознания: «…дрессировка масс, чтобы они не были обеспокоены вопросами, угрожающими стабильности общественного порядка.


260

<…> бесполезно обращаться к разуму и интуиции людей,нужно обработать их сознание таким образом, чтобы самивопросы не могли быть заданы. <…> задача социальных инженеров, социологов и психологов, находящихся на службе у правящей элиты — создание оптического обмана колоссальныхразмеров, в сужении всего объема общественного сознания дотривиальных, бытовых форм. Следующее поколение уже не будет ставить под сомнение правильность всего происходящего.Атмосфера общественной жизни будет такова, что невозможно будет даже задать вопрос, правильно это или нет».

Сегодня эта атмосфера уже создана, вопросы задавать некому, так как экономическая власть анонимна, систему никто конкретно не представляет, никто не несет персональной ответственности, никто не обладает решающей властью или высшимавторитетом. Средний человек видит власть только когда онаперсонифицирована, он может протестовать против жестокогобосса, против продажного политикана, но не против системы,которая порождает плохого босса или плохого политикана.Американец не протестует против системы, он так же, каккогдато его советский собрат, протестует против «отдельныхнедостатков» системы.

Экономическая система воспитывает конкретное мышление,воспитывает интерес лишь к тому, что можно использоватьв практике жизни, она определяет информированность человека количеством накопленных им фактов, но, по мнению американского социолога Самсона Леона: «Без широкого взгляда нажизнь, который приходит как результат знакомства с общечеловеческим знанием, прагматик перебирает факты также, как человек, не знающий правил и трюков карточной игры, перетасовывает карты в колоде, не понимая смысла ихсочетаний».

«В будущем будет создана такая форма контролянад обществом, аналога которой не знает история… бесчисленное множество людей, равныхи одинаковых, будут жить в постоянной погоне завсе новыми и новыми удовольствиями. Они полностью подчинятся той силе, которая эти удовольствия поставляет. И сила этой власти будетабсолютна и незыблема».(Олдос Хаксли)

О каких удовольствиях говорит Хаксли? Каким образом удовольствия могут стать средством контроля? И что это за сила,которая эти удовольствия поставляет? Когда в ХХ веке на авансцену истории вышли массы, весь цивилизованный мир, вне зависимости от политической системы каждой страны, всталперед вопросом, как контролировать эти миллионы и направитьих энергию в безопасное русло? Политические и экономическиемеханизмы регулирования общественных процессов были недостаточны. Церковь, как идеология и основной институт воспитания общественного сознания, начала утрачивать свои позиции, и роль церкви как воспитателя масс должна была взять насебя культура, новая культура.

Массовая культура, приспосабливаясь к требованиям рынка, прививала новые ценности жизни, основанные на экономическом интересе, и в процессе всеобщей гонки за материальным богатством вечные ценности: нравственность, мораль,

14. Культура для масс


262

духовное начало — утрачивали какоелибо значение.Традиционная культура, выросшая из религии, была

в своей основе идеалистической, но в ХХ веке индустриальное общество ставило перед собой задачи сугубо материальные, и новая культура должна была воспитать новое материалистическое мировоззрение. Образы искусства обладаютбольшей силой воздействия, нежели политические лозунгии прямая пропаганда, поэтому искусство и культура началипревращаться в основной инструмент воспитания новогомировоззрения.

Традиционная культура была предназначена для образованной элиты, отвечала ее интересам, познанию мира, егоистории, человеческой психологии и требовала многолетнего воспитания. Она содержала высшие духовные ценности, без которых невозможно истинное усовершенствование общества и человека, она была аристократична, обращалась к ценностям духовным, доступным только тем,кто не тратил всю энергию на выживание, — высшим классам. Литература, театр, опера, балет предназначались дляузкого круга образованных людей, культура была предметом роскоши. Новая культура должна была стать предметом ежедневного потребления для масс, и только индустриальный метод ее создания мог обеспечить доступный по цене культурный продукт.

Стандартизация, необходимая в любой индустрии, былаиспользована в производстве культуры для масс. Массоваякультура должна была упростить представления о мире,предоставить минимальное знание, отбросив за ненадобностью все то богатство, которое было накоплено в течениетысячелетий. Минимализм — характерное качество массовой культуры, и он отражал не только требования индустрии, выпускающей свои продукты на конвейере, но и текачественные изменения в индивидуальной жизни, которые несла в себе стандартизация всех аспектов человеческого существования.

Глава 14. Культура для масс

263

Появлялся новый, минимальный в своем мироощущениии мировоззрении человек. Массовое искусство и культураотказались от былых героев с их уникальными чертами характера и индивидуальным видением мира. Личность в искусстве утратила свою былую привлекательность, героямистали социальные типы.

Процесс трансформации традиционного искусства в новыесовременные, упрощенные формы нагляден в искусстве изобразительном, особенно в портретной живописи.

Классическая школа живописи стремилась передать уникальность человека в деталировке и нюансах внешнего образа, раскрывая его внутреннюю жизнь. Импрессионизм, появившийся в первой трети XIX века, противопоставил себяклассицизму, так как был естественной реакцией на фундаментальные изменения в основных общественных ценностях.Классическое искусство обращалось к прошлому, к истории,показывая в портретной живописи глубину связей сегодняшнего дня с прошедшим.

Новое Время, время Прогресса, эти связи разорвало, и впортретах импрессионистов прошлого у героев нет, они существуют только сегодня, только в данный момент. Само название этой школы живописи прокламирует ее основнойпринцип — «впечатление», важно только первое впечатление, то, что видно с первого взгляда. Импрессионизм сталреволюцией в показе человека, отражая общую атмосферуобщества высокой социальной и экономической динамики,живущего Делом, в нем важно только то, что происходитсегодня, сейчас.

Классическая живопись требовала внимания к деталям, проникновения в сложный подтекст картины, требовала временидля понимания. Работы импрессионистов воспринималисьс первого взгляда, так как обращались только к чувствам. Многие портреты импрессионистов показывают легко прочитываемые социальные типы, внешние черты персонажа часто упрощены до нескольких линий и цветовых пятен.


264

В новой наступающей эпохе человек отчуждался от себя,исчезал как личность, утрачивал свой индивидуальный внутренний мир и превращался в часть массы, в вещь среди других вещей. Так же, как и вещи, окружавшие его, он был стандартизирован в своем поведении, чувствах, мыслях. В немуже не осталось ничего, кроме всеобщего, типичного, и в этомновом качестве он потерял свою привлекательность. Позднееабстракционизм и кубизм, показывая человека, использовали геометрические формы, и постепенно человек в изобразительном искусстве превратился в одну из многих декоративных деталей материального мира.

Для миллионов простых людей, живущих в сугубо материальном, физическом мире, важно только то, что происходит в индивидуальной социальной ячейке, ценность личности для них достаточно сомнительна, а ценность знания лишьв его конкретном приложении к практике жизни. Новаякультура должна была соответствовать вкусам и интересаммасс, и традиционные народные развлечения стали фундаментом, на котором развивалась массовая культура, — уличное зрелище, цирк, рыночный балаган, ярмарка. Их праздничность, зрелищность, жизненный оптимизм и простотаудовлетворяли незатейливые вкусы городских низов. С ростом всеобщего образования и развития технических средствзрелища приобрели новый характер, но их содержание осталось тем же, рынок диктовал рыночные вкусы и рыночныеоценки качества.

Массовая культура использовала новые технические средства: кино, радио, а впоследствии — телевидение, создала новую эстетику, небывало широкую по своей палитре. Новыепредставления, новые нормы поведения, нормы жизни благодаря технологии производства продуктов культуры, давшейв руки создателей огромный набор средств психологического воздействия, внедрялись в общественное сознание болееэффективно, нежели образы традиционной, лимитированнойв средствах, не технизированной культуры.


265

Можно было бы предположить, что культура для масс появилась в странах рыночной демократии, но это произошловпервые в Советской России 20х годов прошлого века, в которой она имела, правда, другое название — «пролетарскаякультура». Искусство стало принадлежать народу.

В Советской России создавались массовые зрелища наогромных городских площадях, и советские идеологи этоговремени раньше, чем идеологи Запада, и точнее, откровеннее их, формулировали задачи массовой культуры — искусство должно было «служить народу», т. е. тем идеологическим целям, которые определяла руководящая элита. Главной из всех целей пролетарской культуры было воспитаниенового материалистического мировоззрения, в котором подъем экономики важнее морали, эстетики и духовности идеалистического искусства прошлых веков.

Эпицентром интереса многовековой культуры был человек во всем многообразии его проявлений, культура рассматривала внутреннюю жизнь человека, проявляющую себя в процессе борьбы с окружающим миром, с объективносуществующими в обществе силами. В этой борьбе происходило становление личности. Но у массового обществадругие задачи и цели. Не становление личности, а формирование нового человека. Как писал Горький: «Человекне цель культуры, а eе объект. Цель культуры — создание нового человека».

Новый человек — это, прежде всего, человек труда, созидатель, строитель нового мира. Созидание требует человека действия, экономика в нем видит лишь инструмент,ценный только тем, что он создает.

Осип Брик, один из наиболее влиятельных советскихидеологов 20х годов, отмечал: «Мы ценим человека непо тому, что он переживает, а по той роли, которуюон играет в нашем деле. Поэтому интерес к делу, кдействию у нас основной, а интерес к человеку производный».


266

Арватов, один из лидеров «Пролеткульта», следующимобразом определял задачи мастеров искусств: «…. художникпроникается идеей целесообразности, обрабатывая материал не в угоду субъективным вкусам, а согласно объективным задачам производства, организуя общий продукт.Руководствуясь не личными побуждениями, а выполняя задания класса…»

Работники западной индустрии массовой культуры никогда не делали таких откровенных заявлений, но они также, как и советские «инженеры человеческих душ», выполняли задание управляющего класса — формирование новогосознания, необходимого системе восприятия мира, соответствующего интересам заказчиков.

Индустриальное производство нуждалось в средствах длявосстановлении сил работника в свободное от работы время.Культура должна была стать «культурой досуга», но она нетолько давала работнику возможность «культурного отдыха», она также отвлекала от «ненужных вопросов», навязывая те ответы, которые соответствуют целям руководящейэлиты.

До появления массовой культуры низшие общественныеклассы, не имевшие доступа к образованию, прививающееинтерес к культуре, видели в плотских радостях жизни —еде, вине, сексе — единственно доступные им формы отдыха и развлечений. На определенном витке развития экономики, когда индустриальная цивилизация превратилась в цивилизацию технологическую, потребовавшую полной вовлеченности работника в трудовой процесс, эти формы проведения свободного от работы времени стали восприниматьсякак отклонение от новых норм жизни. Они отнимали энергию работника, которую он должен был использовать для эффективного труда в течение рабочей недели.

Культурный досуг, о котором так много говорила советская пропаганда, ограничивался несколькими газетами,несколькими сотнями книг, одним фильмом в неделю, гово


267

рившим, по преимуществу, только о трудовом энтузиазме,поэтому подавляющее большинство проводило свое свободное время с «бутылкой на троих». Как и вся советская экономика народного потребления, индустрия досуга создавала дефицит всех продуктов культуры.

Тем не менее, хозяева жизни понимали значение, котороеиграет культура в воспитании масс. Заказывая музыку исполнителям, они вооружали их необходимыми техническими средствами. Особое внимание было уделено кинематографу, как говорил Ленин: «Самым важным из всех искусствдля нас является кино, так как наше население по преимуществу безграмотно».

Советские фильмы 20х годов, «Броненосец Потемкин»,«Октябрь», «Конец СанктПетербурга», «Юность Максима», были не только шедеврами киноискусства, но и шедеврами манипуляции массовым сознанием, исторической фальсификацией, принятой массами как единственно возможнаятрактовка событий революции.

Шедевром был также фильм классика американского киноГриффитса «Рождение Нации» («The Birth of a Nation») (1915 г.),с необычайной художественной силой провозглашавший идеологию Куклуксклана как двигателя цивилизации. Шедевромбыл также и фильм Лени Рифеншталь «Триумф Воли», пропагандирующий идеи фашизма.

Идеологический гламур возник не в ХХ веке, глянцевыекартинки, декорирующие сложную реальность, создавались ираньше. «Пятнадцатилетний капитан» Жюль Верна показывал колонизацию африканского континента, превратившуюсвободные племена в почти бесплатную рабочую силу дляевропейских предпринимателей как триумф прогресса, несущим высокие гуманистические ценности «отсталым народам».Приключения трех мушкетеров Дюма проходили во временатрагической эпохи европейской Реформации, но в романе центральной была история алмазных подвесок королевы. Многиепоколения читателей были воспитаны на этих книгах, а их


268

влияние на формирование массовых представлений было гораздо более значительным, чем занудные работы профессиональных историков.

Популярное искусство имеет свою специфику, оно не ставитсвой задачей показ реальной жизни, ее назначение — развлекать, но развлекательная литература и искусство прошедшихэпох существовали на периферии культурных интересов общества. Обращенная к образованному классу традиционная культура приобщала индивида к богатству чувств и мнений мировой цивилизации, она помогала индивиду в процессе поиска истины найти свой уникальный, индивидуальный путь, подталкивала все общество к осмысленному подходу к проблемам жизни… Культурой определялась принадлежность к социальнойиерархии, что придавало ей в глазах низших общественныхклассов престиж, ценность ее обладанием. Массовая же культура ХХ века сменила приоритеты, рынок культуры определилиерархию ценностей, в которой культура как развлечение получила доминирующую роль, а сложность и глубина традиционного искусства потеряли свой былой статус.

Сегодняшний потребитель массовой культуры не обсуждает содержание, качество увиденного или услышанного. Обсуждая новый фильм или книгу, он говорит о них в категориях рынка, сколько было вложено в производство и сколько копий было продано, и сколько миллионов они получилив прокате.

Как производители, так и потребители массовой культуры видят произведения искусств как товар, а ценность товара не в том, что он расширяет объем знаний и пониманиепроисходящих общественных процессов, не тем, насколькоон богат в своей эстетике, в глубине и силе чувств, а в том,как он отвечает на запросы рынка. Культура — такой же бизнес, как и любой другой.

Недаром Голливуд называли «фабрикой общественных иллюзий», а советское производство фильмов — «кинофабрикой».На индустриальной основе создавалась новая мифология, мир,


269

в котором полнокровные, сильные характеры вовлечены в активную борьбу добра и зла. Но, как правило, это были фантазии, далекие от повседневной реальности. Реальная же борьбапроходила в мире, о котором ни советская пропаганда, ни пропаганда Голливуда никогда не говорили, а то, что не имеет своего образа в средствах массовой информации, в сознании среднего человека не существует.

Теоретики постмодернизма называют творения массовойкультуры «симулякрами», в которых факты жизни — не болеечем игровой материал. Из гигантского объема фактов, образов,идей формируется динамичный и эффектный калейдоскоп, егологика, логика игры, а назначение игры — отвлечь от ненужных вопросов, отвлечь от попыток создать собственную логику, собственный индивидуальный взгляд на мир.

«Массовая культура делает все, чтобы люди былиполностью погружены в свои игры и не пыталисьпонять, что происходит вокруг».(Олдос Хаксли)

Александр Зиновьев: «Массовая культура, компенсируячувство беспомощности среднего человека, создает образысуперменов, преодолевающих те препятствия, которыев практике непреодолимы, побеждающие там, где среднегочеловека неизбежно ждет поражение. Супермены не ходятна работу с девяти до пяти. Не дрожат перед начальством.Не боятся, что завтра их уволят без всякого объясненияпричин. У них нет проблем, как выплачивать месячные счета. Супермены в одиночку решают все социальные проблемы в очень простой и понятной форме, чаще всего — физической силой. Эти сказки не уменьшают стрессов, но хотя бы на время, перед уходом в сон, приносят состояниесладкой дремы».

Рынок, поставив культуру в один ряд с другими товарамипотребления, уничтожил ее былой авторитет как источниказнания, но, превратив культуру в одну из форм развлечений,


270

построил эмоциональное убежище, кокон, в котором можноукрыться, психологически выжить во все более усложняющемся и все менее понимаемом мире. Как писал Эрих Фромм:«Оставьте человека один на один с собой, без радио, кино,телевидения, и он испытает сильнейший эмоциональныйшок в психологическом вакууме».

Индустрия эскапизма поставила на конвейер огромный поток книг, журналов, кино, музыки в количествах, во много разпревышающих все, что было создано когдалибо раньше. И,прежде всего, телевидение, все 24 часа в сутки, все 386 днейв году. По определению французского философа Ги Дебор,телевидение, став основным источником развлечений, превратило искусство в «бесконечный поток банальностей, представленных со страстью шекспировских трагедий».

В массовой культуре отсутствует спонтанность, непосредственность чувств, в ней нет размышлений над жизнью,нет обобщений жизненного опыта. На первый план выступают действия персонажей, а не их переживания, мысли,их внутренний мир. Истинное искусство обращается к логике, пониманию, к чувству, ведет к эмоциональному подъему, катарсису, используя мир сложных образов, идей,эмоций, зрелища масскульта обращаются к элементарному, к импульсам. Дается «kick», удар, ударом встряхиваются эмоции.

Адольф Гитлер, мастер массовых зрелищ, говорил, чтовоздействие логики на массы минимально, манипуляциябессознательными импульсами, рефлексами намного эффективнее. Зрелища отвлекают от знания, знание опасно длявласти, все тоталитарные режимы стремятся уничтожитьсам интерес к нему. Фашисты сжигали книги на улицах иплощадях, советская власть гноила книги в библиотечныхархивах. Рынок массовой культуры делает это более эффективно: он прививает безразличие к знанию.

Рэй Брэдбери боялся того, что государство запретит читать книги. Олдос Хаксли боялся другого, что будут созда


271

ны условия, в которых люди не захотят больше читать книги. Но они оба ошибались, сегодня читают намного больше,чем раньше.

В США сегодня выпускается 1500 ежедневных газет и 7 000еженедельников. Каждый год выпускается 75 000 новых книг.Это, по преимуществу, развлекательная литература, и массовый спрос существует только на нее, на литературу типа«гамбургер», на упрощенную до уровня массового вкуса информационную жвачку, «литературу для бедных».

Истинные произведения искусства — штучный товар, ониглубоко индивидуальны, а конвейер индустрии культурывыпускает «standardized diversity», стандартизированное разнообразие.

При покупке музыкального диска в магазине вы видитеразделы: стандартный джаз, стандарткантри, стандартклассика, стандартрэп, стандартпоп. Выбор стандартов неограничен.

Выбор стандартов в кино еще более широк. Каждая группа населения: черные, латино, интеллектуалы, рабочий класс,бэбибумерс, гомосексуалисты, подростки, пенсионеры, любители фильмов «action» и любители картин, описывающихжизнь старой британской аристократии XIX века, — все получают свое.

Существует стандарт фильма для традиционной семьи,стандарт для любителей острых ощущений, стандарт длялюбителей изысканной европейской эстетики. Сотни новыхфильмов, выпускаемых за год, так же, как и сотни телевизионных каналов, оставляют у потребителя ощущение, чтоотличие между ними настолько поверхностно, что они практически неразличимы.

«Большинство американских фильмов — замороженный обед, как правило, никаких следов жизни».(Кинорежиссер Андрей Кончаловский, проработавший

много лет в Голливуде)


272

Кабельное или сателлитное телевидение предоставляетсотни каналов, освещающих тысячи тем — передачи о работе полиции, опросы людей на улице, фильмы об историистраны и мира, биографические серии, но все они создаютвпечатление, что это сделано одним и тем же режиссером,на одном и том же конвейере. В то же время у потребителяесть выбор, это он держит в руках «remote control» и всегдаможет переключиться на другую программу. Но и на другойпрограмме он увидит только стандартное зрелище или стандартные новости, то, что ему хотят показать те, кто владеетсредствами массовой информации.

Но культура нового времени содержит в себе не толькокультурный попкорн. Это Хемингуэй, Джеймс Джойс, ДосПассос, Скотт Фитцджеральд, Томас Эллиот, Уильям Фолкнер, Воннегут, Брэдбери, Томас Вульф. В американском кинематографе — Чарли Чаплин и Орсон Уэллс, Элиа Казани Стэнли Кубрик, Милош Форман и Вуди Аллен.

Западная Европа и Советская Россия внесли не менее значительный вклад в реалистическое искусство, но основнымпотоком были тысячи продуктов культурного ширпотреба,это был политический и развлекательный «гламур». Культурный ширпотреб не ставит вопросы, не ставит под сомнение общепринятые взгляды, не ищет новые неосвоенные пути. Массовая культура воспитывает другие ценности, другое мировоззрение, пассивное приятие мира. Критическоеначало, двигатель истинного развития общества, в ней отсутствует.

Критический подход к жизни общества, попытки понятьпроисходящее, тем не менее, существует, в литературе, кино, телевидении и, время от времени, доходит до массовогочитателя и зрителя. Но, в основном, он интересен лишь узкому кругу интеллигенции. Лучшие образцы критического,реалистического искусства входят в обязательные курсы гуманитарных факультетов университетов, тысячи студентовприобщаются к общественной дискуссии, однако это не из


273

меняет их отношения к существующему статускво. Когдаони выходят из «башен из слоновой кости» университетскихкампусов в обычную жизнь, в процессе борьбы за жизненный успех понимание жизни общества становится ненужным, только приспособление дает гарантию выживания.

Возможно, что если бы критика системы была бы запрещена, запрещенные идеи оказали бы большее влияние на массовое сознание, как было в Советском Союзе с Самиздатом и Тамиздатом. Внешняя цензура мыслей, запреты на те или иныеидеи стимулируют появление все новых и новых ересей, создает противодействие контролю.

Прямой цензуры, запрета — нет, они неэффективны, самоцензура действует гораздо продуктивнее. Каждый понимает про себя, что открытое обсуждение и анализ идей, отличающихся от общепринятых, вне академической аудитории,может привести к конфронтации, конфликту, к обвинениюв отсутствии позитивного взгляда, «You are negative». Собственная позиция, собственное мнение — это вызов обществу,и его последствия непредсказуемы. «Ты что, умнее других?»Собственная позиция может привести не только к общественному остракизму, тут надо отвечать себе самому на вопрос,как жить, противостоя большинству.

А большинство черпает свои представления о мире из газет, журналов, телевидения. А так как массмедиа, «большаясплетница», показывает и говорит только о сенсациях, а не оважнейших проблемах общественной жизни, они исключаются из общественного сознания. В повседневной жизни мало кто решается на такой мужественный, отчаянный акт, каксобственное мнение, касаться не принятых в приличном обществе тем, относиться критично к происходящему, во всевремена было опасно.

Алекс Токвиль писал 175 лет назад: «Свобода мнений, безусловно, есть, но она не вызывает ничего, кроме презрения.Ты свободен думать что хочешь, никто не посягнет ни натвою жизнь, ни на твое имущество, но ты превратишься


274

в чужака, в парию, отверженного обществом. Ты сохранишь свои гражданские права, но они будут бесполезны.Близкие люди будут шарахаться от тебя на улице, и твоесуществование будет хуже, чем смерть».

Но само существование критической мысли, ее доступность, пускай и в ограниченном объеме, как бы говорит о реальной свободе мнений, ведь средства массовой информациии культуры представляют широкий спектр взглядов, оценок,анализа, но они нейтрализованы не заметным неискушенному потребителю набором приемов.

Первый: массовая культура — это гигантский склад идей,образов, фактов, из которых можно черпать сведения о мире,но само их количество блокирует возможность связать ихв какуюлибо логическую цепочку, свести в систему. Информация приобретает качество, т. е. становится знанием, когдафакты осмысленны, сведены в какойто порядок, а формуласовременности: «время — деньги» — времени на осмыслениефактов не оставляет. В огромном, не структурированном, т. е.неосмысленном потоке фактов потребитель превращается вщепку, не понимающую, в каком направлении ее несет.

Второй: стандартизация продуктов культуры. Стандартимеет в российском общественном мнении несколько негативный оттенок. Но стандарт — это не низкое качество, этосреднее, приемлемое для большинства качество. Благодарястандартизации всех продуктов массового потребления онине только стали доступны, их качество несравнимо более высокое, нежели то, что производилось ремесленным производством, где варьировалось по широкой шкале от самогонизкого до высокого. Продукты индустрии культуры, создаваемые на среднем, стандартном уровне, имеют значительно более высокое профессиональное качество, нежели так называемая «бульварная культура» XIX века, но в фильтре заданного формата, стандарта, оригинальное мнение стерилизуется, сводится до общепринятого, теряет свой объем, значимость и силу воздействия.


275

Третий: экономика производства продуктов культуры.Произведения искусства, пытающиеся осмыслить происходящее, никогда не имели и сегодня не имеют массового спроса, они не могут рассчитывать на широкую рекламу, это экономически неоправдано, поэтому даже те, кто ею интересуются, просто не знают о ее существовании.

А массовый потребитель вполне удовлетворен средним качеством стандартных продуктов в супермаркете культуры,так как в течение десятилетий ему прививалось уважение кстандартизации во всех сферах жизни. Стандартизация позволила дать миллионам все необходимое для жизни, в индустриальных странах голод перестал быть проблемой, стандартизация культуры удовлетворила и культурный голод.

Стандартный гамбургер и попкорн выполняют функциюеды, заполняют желудок, но стерилизованные продукты питания в процессе обработки теряют вкусовые качества исходных продуктов. Массовая культура удовлетворила аппетиты масс, получивших высокий уровень образования, но онатак же стерилизована, как и продукты массового питания.

Французская кухня считается высшим достижением мировой кулинарии, и воспитанием этой культуры еды французское общество занималось столетиями. От романа Рабле«Гаргантюа и Пантагрюэль», высмеивавшего обжор, поглощающих огромное количество еды без всякого разбора,к XIX веку французская кухня превратилась в эталон высокого вкуса и эстетики. Как говорил Виктор Гюго: «Мир может не знать нашей славной истории, нашей великой литературы, но мир признателен Франции за французскуюкухню и французское вино».

Но сложная гамма ощущений, которую предлагает менюне только французского, но и европейского, традиционногоресторана, сегодняшнего среднего потребителя часто простопугает, он прошел процесс воспитания на стерилизованныхпродуктах. В своей культурной диете он также предпочитает «cultural fast food», стерилизованное, стандартное чтиво


276

или зрелище. Культура «попкорна», культура «snacks» отбивает вкус к разнообразной, широкой культурной диете.

Французское искусство до середины XX века также былоэталоном глубины мысли, красочности и интенсивности эмоций, эстетизацией всех сторон жизни. Оно воспитывало обостренный интерес к новым знаниям, культуру поведения,богатство эмоций к жизни во всей ее широте и многообразии.Традиционная культура имела свои вершины и свой ширпотреб, но она воспитывала в обществе пиетет к знанию, таккак поднимала на пьедестал те произведения искусств, которые открывали скрытые от поверхностного взгляда истины, пытались объяснить, найти смысл в хаосе жизни. Массовая культура подняла общий культурный уровень всех социальных классов, предоставив доступ к широкому кругуидей, образов, фактов, но в индустриальном производствепродуктов культуры, как и в любом другом, был использован стандарт, нейтрализовавший глубину идей, образов ифактов.

Все, что не вписывается в стандарт, массовый потребительне принимает, и оригинальные произведения искусства,утратив свою привлекательность и престиж в глазах подавляющего большинства, заняли свое место гдето на обочинекультурной жизни, это лишь несколько кусочков смальтыв огромной мозаике.

«Все бурление культуры, которое, если начинатьперечислять здесь, в Америке, действительно есть,но оно не складывается в некую единую культурнуюжизнь, а состоит из отдельных событий, а массоваякультура — лишь декорация для прикрытия функций ежедневной жизни, а не часть самой жизни».(Русский иммигрант Шоссет)

Культура и искусство в американской истории никогда небыли органической частью жизни общества, как в Европе,они всегда воспринимались утилитарно, как форма отдыха


277

от трудов насущных, как развлечение, как часть функционального комфорта.

«Искусство для нас — не первая необходимость, нашейстране нужны ремесла», — писал Джон Адамс, второй президент Соединенных Штатов.

С момента освоения Нового Света, строившегося на континенте без какихлибо признаков цивилизации интеллектуальное, эстетическое, эмоциональное наполнение жизни, небыло целью американского общества. Жизнь Европы строилась на культуре, вокруг культуры: материальное богатство,создаваемое цивилизацией, оценивалось не как цель, а каксредство, ведущее к расцвету всех видов искусств. Материальное богатство, созданное древней Грецией и Римом, даловозможность оставить последующим поколениям шедеврылитературы, изобразительного искусства, по ним и оценивается их вклад в развитие цивилизации.

Для Соединенных Штатов, страны, создававшейся средидикой природы, где шла ежедневная борьба за элементарноефизическое выживание, улучшение условий жизненного быта было важнее культуры, искусства, недаром европейцы называли американцев «новыми варварами». Америка создавала новое мышление, новую психологию, новые культурныеценности: ценность труда, материального богатства, ростаэкономики.

Европейцы находили красоту, волнение, катарсис в искусстве, американцы — в строительстве бизнеса, в росте капитала. Культура и ценности все усложнявшегося производства ирынка становились культурой и ценностями повседневнойпсихологии. Европейцы обогащали себя, приобщаясь к высшим формам искусства и гуманитарного знания. Американцысовершенствовали себя, впитывая сложные формы деловойжизни, вырабатывая в себе те черты, которые приводят куспеху, и обогащали свою жизнь новыми формами физического комфорта и развлечений. Культура, которая в Европеобращалась к высшим классам, говорила о бытие, в Америке,


278

стране «без классов», в стране простых людей, говорила обыте, ее назначением стало украшение быта.

Классическая культура была не приложима к американским условиям, она не могла иметь такого авторитета, какв Европе, так как говорила о вечном, и не соответствоваласпецифике американской жизни, построенной на практикебизнеса, на постоянном изменении.

Однако классическая культура не была полностью отброшена, она была использована массовой культурой как сырье,которое, после вторичной переработки, «cultural recycling»,становилось частью товаров широкого потребления, культурного ширпотреба.

«Cultural recycling», обработке культурного наследия, подверглась не только классическая культура, но и культура народная. Так же, как и классическая, аристократическая, онасодержала в себе размышления над жизнью, в культуре народа существовали нравственные критерии, пиетет перед духовным, метафизическим компонентом жизни. Гете в вершине своего творчества, в «Фаусте», использовал сюжет старинной народной легенды о человеке, продавшем свою душудьяволу.

Богатства мировой культуры проходят через фильтры, создаваемые экономикой рынка, оставляя лишь те ее компоненты, из которых можно составить эффектное зрелище. Ядро традиционной культуры, ее духовное содержание, осмысление жизни идет в отходы.

«В отличие от классической культуры, масскультура не стремится отразить реальность, она этуреальность реконструирует, создавая одномернуюдекорацию из элементов старой культуры, чтопридает пустоте и вакууму, химерам новой жизни,некоторую достоверность».(Американский журналистиммигрант

Александр Генис)


279

Чтобы эффективно выполнять свою функцию, декорациядолжна быть яркой, зрелищной, зрелищность — важнейшеекачество массовой культуры, она — гарантия массового интереса, она решает кассовые сборы, поэтому наиболее популярными становятся не те книги, фильмы, телевизионныепрограммы, которые говорят об основных вопросах жизни,а события, экстремальные в своей зрелищности.

Зрелища, преображая мир в красочные фантазии, развлекая, воспитывают. Если вам чтото не нравится в вашей жизни, рисуйте себе мечту, верьте в мечту, заменяйте мечтойреальность, живите в мечте. Советские фильмы, «Цирк»,«Свинарка и пастух», послевоенные «Кубанские казаки»,в длинном ряду других показывали страну такой, какой онаможет быть только в мечте. Мечта примиряла людей с нечеловеческими условиями существования.

Советская пропаганда говорила: «Человек — кузнец своего счастья», каждый может изменить мир, но мир изменяютне отдельные личности, хотя они и могут быть катализаторами изменений, мир изменяет лишь вся система в целом.В сталинскую эпоху придавалось огромное значение влиянию отдельных людей на жизнь всей страны. В случае экономических, политических и военных неудач, ответственность возлагалась на конкретных исполнителей. Как говорилСталин о способах решения общественных проблем, «нет человека — нет проблемы». Результат сталинского подхода —продуктивность расстрелов и непродуктивная экономическаясистема. Но сам метод давал возможность снять ответственность с системы, которая становилась недосягаемой для критики. Если социальные проблемы решаются одним человеком, в одиночку, тогда винить в неудачах можно отдельныхлюдей, а не саму систему.

Тем же приемом пользуется и американская массоваякультура, провозглашая «One can make a difference», одинчеловек способен изменить мир. Мир в массовой культуреизменяют Superman, Batman, Spiderman, в фантастическом


280

мире они в одиночку борются с силами Зла и побеждают.В мире фантазий все возможно.

В фильме «Рэмбо IV» герой Сильвестра Сталлоне железнымкулаком, в одиночку, наводит порядок в ЮгоВосточной Азии.Он побеждает там, где американская армия потерпела сокрушительное поражение. Хотя это противоречит историческимфактам, зритель верит впечатляющему зрелищу, а не историческим фактам, до которых ему нет никакого дела.

Таково парадоксальное свойство сознания среднего человека, конкретность опыта, который говорит, что один ничего не может изменить, и способность верить в иллюзию, созданную массовой пропагандой, — мир изменяют одиночки.Мир изменяет вся система в целом, в которой отдельный человек — лишь песчинка в огромном песчаном потоке.

Массовая культура — часть этого потока, и в него вливается все больше «песчинок» многих стран и континентов,массовая культура становится космополитической, интернациональной.

Молодежь многих стран предпочитает американскую культуру своей национальной, перестает читать книги и смотретьфильмы, выпущенные в их родной стране. Национальнаякультура каждой страны рассчитана лишь на внутренний рынок, но благодаря развитию новых видов коммуникаций, связавших мир в единое целое, национальные культуры, чтобыполучить доступ к глобальному рынку, вынуждены отказаться от своей специфики. Начинает происходить, естественнаяв этом процессе, унификация всех национальных культур, появляется единый мировой стандарт, образцом которого является стандарт американский.

Несмотря на антиамериканские настроения в Европе, России, Азии и Латинской Америке, количество проданных наэтих рынках американских музыкальных дисков и видео увеличивается каждый год. Этот странный феномен объясняется тем, что массовая культура рисует мир, часто не имеющийникакого отношения к конкретной американской жизни.


281

Индустрия культуры поставляет развлечения, «fun». Потребитель тянется ко всему экстремальному, ко всему, чтовыходит за пределы его монотонного, стерильного существования. К длинному перечню тем, всех видов и форм преступлений, катастроф, фантазий в последнее десятилетие добавились порнография, гомосексуализм, садизм, мазохизм. Рынок начинает обслуживать группы «специальных интересов»,эти интересы постепенно включаются в мэйнстрим, становятся частью популярной культуры.

«Американская культура прививает молодежи всегомира американский стиль жизни. Так же, как физическое загрязнение атмосферы городов Западаприводит к ухудшению качества жизни, так и популярная культура, настоянная на помоях, отравляет культурную атмосферу агрессивной антигуманистической философией, что приводит к дегенерации всего общества, но, прежде всего, к дегенерации молодежи — будущего мира. Если атмосфера,которую создает американская массовая культура,распространится по всему миру, неоткуда будетдаже импортировать свежий воздух».(Венгерский композитор Сандор Баласси)

Но эта проблема уже решается созданием такой человеческой породы, которая не только способна дышать «настоянным на помоях» воздухом, но воспитывает гурмановмусорного ящика, у которых от свежего воздуха наступает удушье.

Но появление «помоев» в массовой культуре, в определенном смысле, оправдано. Классическая культура не включала физиологию в круг своих интересов. Все, что «нижепояса», считалось недостойным рассмотрения, и огромнаячасть жизни, находившейся под спудом запретов, выплеснулась с огромной силой на авансцену общественного внимания.


282

Мировая литература говорила о любви, старательно обходя тот факт, что сексуальная, ее физиологическая составляющая так же органично присуща человеку, как и высокиеэмоции. Христианство, в период средневековья, провело непереходимую границу между духовным и физическим. Духовное рождает добродетели, физическое — пороки. Возрождение попыталось вернуться к представлениям древнейГреции и Рима. Книга Бокаччо «Декамерон» была одной измногих попыток легализовать эту часть человеческой жизни. Протестантизм, в период Реформации, повернул эту тенденцию вспять, проповедуя аскетизм во всех сферах жизни,объявляя все физические потребности человека греховными. Эротизм из отношений мужчины и женщины был исключен, отношения полов существуют лишь для продления рода. Викторианская эпоха создала жесткую регламентациювзаимоотношений между полами, которая просуществоваладо 60х годов прошлого столетия.

Американская молодежная революция 60х годов былав своей основе революцией сексуальной, в это время появились новые технологии, позволившие расширить представление об этой когдато запретной теме. Сегодня она ведущаяв литературе, кино, телевидении и в Интернете. Это естественная реакция на многовековой запрет на физиологическую сторону взаимоотношений.

Популяризация секса имеет просветительскую функцию,но так же, как и все виды индустрий, индустрия секса следует законам рынка. Она, предлагая потребителю широкийнабор стандартной сексуальной техники, которую способноосвоить большинство, нейтрализует интерес к глубине и богатству эмоций любовного чувства, ведь на него способнынемногие, рынок сбыта слишком узок. Воспитание чувств —процесс длительный, требующий огромных вложений, а рынок требует быстрого возвращения инвестиций. Само слово«любовь» начало исчезать из ежедневного словаря, его, подвлиянием пропаганды секса, сменило слово «fuck». Да и секс


283

реальный, физический начинает сменять секс виртуальный,виртуальность — специфическое качество всей массовойкультуры, где все большее место занимает жанр «фэнтези».

Воображение богаче, часто более убедительно, чем реальность, в мире фантазий проблемы жизни решаются,в реальном — они часто неразрешимы. Жанр фантазий также как всей индустрии культуры, подчиняясь принятымстандартам, направляет безграничное человеческое воображение в определенное русло, соответствующее требованиям рынка.

Предшественника телевидения, кинематограф, в Америкев начале двадцатого века назвали «motion pictures», движущиеся картинки, название отражало отношение к нему публики, кинематограф не считался тогда искусством.

Сегодня количество и качество зрительных и звуковыхэффектов, движущихся картинок несопоставимы с теми, чтопроизводились в рыночных кинобалаганах (Nickel Odeon)того времени, но темы те же: драки, стрельба, погони, ограбления, наводнения, пожары, автомобильные катастрофы.Перед зрителем мелькают тысячи картинок, наполненныхдействием, но без всякого содержания, содержание в них —действие, действие само по себе, шоком неожиданных трюков вызывается подъем адреналина в крови. Зрелища массовой культуры, по определению Оруэлла, «сужают объем общественного сознания до тривиальных, плоских мыслей, идейи образов».

Стандартизация жизни сводит сложное к простому, высокое к низкому, индивидуальное к всеобщему, объемное к одномерному, и из жизни, как и из стандартизированнойкультуры, начинают исчезать живительные соки. Массоваякультура подобна фруктовому соку из химического концентрата: по вкусу он напоминает оригинальный продукт, но недает той широкой вкусовой палитры, как плоды природы.«Вишневые сады» начали вырубать еще во времена Чехова,и сегодня остается все меньше тех, кто помнит полноценный


284

вкус вишен, тем более, что вкусовая палитра исчезла из многих сельскохозяйственных продуктов, да и те вытесняют поля кукурузы, выращиваемой для производства этанола, автомобильного топлива.

Исчезает и вкус к полноценному искусству, к его вершинам. Так, жанр трагедии когдато считался высшим из всехвидов искусств, так как в нем был огромный объем, трагедияраскрывала бездонные глубины человеческого существования. Но сегодня этот жанр умер. Начинает исчезать такжеи драма, так как сама жизнь, построенная на рациональнойоснове, на стандарте, снимает драматизм, т. е. столкновениежизненных противоречий. Вместо драмы массовая культурапредлагает action movies и thriller, в которых конфликт мировоззрений и мироощущений героев подменяется рядом ситуаций, в которых динамика действия важнее динамики внутренних противоречий персонажей, а сюжет и диалоги — лишьсвязка между фейерверками акробатических номеров и технических эффектов.

Фейерверки привлекают всех, в независимости от национальности, возраста, образования и культуры, так как фейерверк не предполагает размышлений, не обращается к пониманию, не обогащает эмоции, его назначение — ослеплять,ошеломлять своей яркостью, оставляя все остальное вокругв полной темноте.

«Нужно помнить, что мы неспособны видеть мир вего реальности. То, что мы видим и что мы не видим, определяют наши теории, стереотипы мышления, культурные клише…».(Альберт Эйнштейн)

Знание сегодня имеет такой огромный авторитет не потому,что наука открыла многие законы мироздания, а потому, чтознание дало возможность создать огромные материальные богатства. Поэтому все, что преподносится наукой, становитсятакой же сакральной истиной, как когдато религиозные постулаты.

Наука объявила, что она способна объяснить все явления жизни, способна открывать объективные истины, изменять физическую природу и природу человека. Но наука, логически осмысляямир, его упрощает, так как видит только те проявления жизни,которые поддаются наблюдению и классификации.

Наука видит и рассматривает только физический материальный мир, мир же метафизичен. Наука воспринимает миркак загадку, которую можно расшифровать, в то время как мирдля человека как был, так и остался неразгаданной тайной.

В середине XIX века Иммануил Кант заявил, что объективных истин не существует, что человеческий разум неспособенпонять мир, и сформулировал идею абсолютного субъективизма. Кант отрицал какуюлибо взаимосвязь между тем, как мывоспринимаем мир, и тем, каков он на самом деле.

15. Знание — это власть


286

Человечество воспринимает окружающее через созданныеим самим категории, не существующие в природе. Пространствоизмеряется сантиметрами, метрами, километрами, время — секундами, минутами, часами. Реальный же мир характеризуется качествами.

Разум использует логику как средство познания мира, нологика статична и конечна, природа же непрерывна и бесконечна. Мир многомерен, объемен, логика одномерна и линейна.Интеллект обладает способностью понимать и анализироватьтолько застывшие формы, в то время все жизненные явлениянаходятся в состоянии непрекращающихся изменений.

Интеллект берет любое явление в его статике, выделяет егоиз потока жизни, затем его расчленяет, анализирует каждуюотдельную часть и затем включает найденную информациюв уже существующие структуры знаний, а жизнь материи и нематериальных явлений происходит как постоянное изменениев процессе многочисленных взаимосвязей всех частей. Логический анализ, отделяя одно явление от другого, разрывает взаимосвязи, снимает противоречия, заложенные во всех жизненных процессах, и создает принципиально нечто иное — плоский,статичный, зафиксированный в выработанных самим человеком категориях искусственный мир.

Аналитический метод — это нечто вроде скальпеля хирурга,он может дать информацию о механизме тела, но не дает целостного знания о здоровье человека на операционном столе,так как физическое состояние его тела — лишь видимая глазомматериальная составляющая того многомерного явления, которое представляет уникальный индивид.

Способен ли человек логикой, разумом понять мир, задаетвопрос сегодняшняя наука, потерявшая веру в свое всесилие.На этот вопрос отвечает Библия.

Адам был изгнан из Рая за то, что вкусил от яблока Познания. В Раю он наслаждался безмятежным существованием,приобретя знание, он был обречен на вечное страдание, потому что знание приносит страдание. Он утратил свою невин

Глава 15. Знание — это власть

287

ность, т. е. невежество, которое позволяло ему быть счастливым. Недаром христианская церковь говорила о невинности како важнейшей добродетели, утратив невинность, человек становится игрушкой своих пороков.

Ветхий Завет говорит, что Разум человеку был дан не Богом, а дьяволом, предложившим человеку яблоко греха, яблоко Познания. Человек, вкусив от Яблока, возомнил себя равным Богу, но тот разум, который получил Человек, дал емувозможность открывать лишь низшие истины физического мира, высшие же, метафизические истины, ему недоступны.Высшим Разумом обладает только Создатель.

Библия, в определенном смысле — концептуальная философская система, в гигантском обобщении она показываетосновные принципы, на которых стоит мир, и наиболее близкак Истине. Истина — в единстве физического и духовного мира,а разум видит только материальную сторону мира, а общество — и человека как его часть.

Разум — это не ключ к двери, открыв которую, человек может увидеть мир во всем его объеме, разум лишь заглядываетв замочную скважину и видит в ее просвете крохотный участок гигантского мироздания. Наука расширила виденье человека, создав множество инструментов, позволивших видетьдальше, рассматривать те детали, которые раньше не быливидны, но рамка замочной скважины отсекает большую частьпанорамы мироздания. Разум неспособен отрыть дверь.

Наука поэтому не в состоянии создать единую картинумира, вместо нее она предлагает множество теорий, догадок,концепций, каждый может выбрать ту, которая ему наиболееблизка, и считать ее правильной, отвергая остальные, неправильные. Наука признает, что она не в состоянии соединитьвсе существующие концепции в единое, органическое, осмысленное целое, а религия говорит, что мир разумом непознаваем, и предлагает просто верить. Единственно правильную концепцию мира знает только тот, кто его создал, —Господь Бог.


288

Если человек не может понять законы природы, созданнойБогом, то он может хотя бы понять законы общества, которое он создал сам. Наука об обществе базируется на фактах,факты же могут интерпретироваться поразному, и каждаяконцепция общественного устройства использует одни и теже факты посвоему. Сотни концепций были созданы, но стало ли более понятно, по каким законам живет и развиваетсяобщество?

Как говорил экономист Джон Мейнард Кейнс: «Современнаяцивилизация прикрыла плоской пленкой науки и культурыреальность океана жизни, и мы, как водяные пауки, скользим по ее поверхности, не понимая, что происходит в глубине вод».

До середины XVIII века философия была частью религиозного, метафизического мировоззрения, она пыталась ответитьна фундаментальные вопросы бытия и, в определенной степени, на эти вопросы отвечала, так как рассматривала мир в егоорганическом единстве. С началом индустриальной революциифилософия утратила свои позиции, уступив свое место теоретической и практической науке, в которых началось отделениеодних видов знания от других. Как и в индустрии, в науке стало цениться лишь знание специализированное.

По определению русского философа Соловьева (1834–1881),«…(наука), обособив отдельные элементы, довела их до крайнейстепени развития, какая только возможна в их отдельности,но без внутреннего органического единства они лишены живогодуха, и все это богатство является мертвым капиталом».

Другой русский философ, Н. Федотов писал: «Разделение надва разума, теоретический и практический, привело к двумневежествам, ибо неученые и сами признают себя людьмитемными, а ученые сами же не признают свое знание объективным. <…> Таким образом, разница между учеными и неучеными заключаются в том, что неученые верят в возможность для человека знания, а ученые пришли к полному убеждению, что знание для человека невозможно».


289

«Научная абстракция живет в сознании масс какабсолютная истина, хотя в ней нет ни истинногознания реального мира, ни понимания происходящихсобытий. Научная картина мира не отражает реальный мир, это искусственная модель, представляющая мир как машину, в которой нет ничего,кроме ее функции, в то время как непосредственный, глубинный метафизический опыт, накапливавшийся в течение тысячелетий, несущий в себеистинное знание, отброшен узкими специалистамиза ненадобностью».(Олдос Хаксли)

Престиж философии, отвечающей на вопрос о смысле бытия, резко упал, зато высоко поднялся престиж прикладнойнауки, отвечающей на вопросы устройства быта. Новому времени, времени Прогресса, требовались не философы, объясняющие мир, а люди, его изменяющие, узкие специалисты, знающие только свою, отдельную от других сферу.

Испанский философ ОртегаиГассет: «Его (специалиста) нельзя назвать образованным, так как он полный невежда вовсем, что не касается его специальности. В то же время в глазах общества он не невежда, так как он «человек науки», изнает в совершенстве свой крохотный участок знаний. Егонужно называть ученым невеждой, и это означает, что во всехвопросах, ему неизвестных (а их подавляющее большинство),он поведет себя как знаток. <…> эти люди символизируютвласть науки и осуществляют реальную власть, формируя общественное мнение. Их варварство — непосредственная причина деградации знаний и самого общества».

Или Бернард Шоу: «Специалист — это человек, натренированный не понимать ничего, выходящего за пределы егоспециальности». Комментируя теорию Адама Смита о разделении труда, Шоу пишет: «Современный работник на фабрике иголок должен быть в 10 раз менее умен и опытен, чем


290

ремесленник, делавший иголки в одиночку. Что же мы получили? Вместо одного умного мы получили 10 идиотов и дешевые иголки в придачу».

Специализация науки привела к огромным достижениямв практической сфере, но, разделенная на множество замкнутых отраслей знания, привела к тому, что никто не в состоянии увидеть мир в его целостности, в его объеме. Как писал английский поэт Томас Элиот:

Где Мудрость,которую мы потеряли в Знании?Где Знание,которое мы потеряли в Информации?

Мудрость и знания когдато определялись их качеством,способностью видеть глубину и широту мира, а современнаяинформационная эпоха, рассматривая мир только в его поверхностном, внешнем слое, видит мир лишь через факты и идеи.Количество фактов и идей превратилось в индикатор прогресса, в индустрии — это количество промышленных товаров,в культуре — количество товаров культуры, в науке — количество исследований.

Как сегодня определятся статус ученого? По количествуопубликованных книг и статей в научных журналах. Ценность,значимость его работ для науки также определяется числом,числом упоминаний его имени в работах других ученых. Приподсчете учитываются и позитивные, и негативные оценкинаучного исследования, так как критерий качества трудноопределим, часто субъективен, поэтому качественная оценказаменяется критерием, принятым в научной среде в данный момент — стандартом. Стандартизация научной информации ведет к увеличению количественного объема интеллектуальныхпродуктов, но это замкнутая система, из которой нет выхода накачественно более высокий уровень знаний.

Наука — органическая часть рыночного общества, в которомдостижения определяются количеством, что было отмечено еще


291

Алексисом Токвилом: «Общество бессмысленно тратит своюэнергию на создание Монбланов из всякой старой ерунды,заслоняя ими дорогу в свое будущее, и в нем уже не будетжажды новых идей… Внешнее движение будет происходитьпостоянно, но человечество остановится в процессе своегоистинного развития».

Погоня за количеством, а не за качеством знаний — отражение фундаментальной идеи демократии, всеобщего равенства,и не только социального, но и равенства в знании. В условияхдемократии мнение одного человека не хуже и не лучше, чеммнение другого, они равны в своей ценности.

Равенство мнений выражается формулой — «Everybody hasa right to his opinion». Мнение любого человека, вне зависимости от его интеллектуальных способностей и знаний, воспринимается как равное всем другим мнениям.

Но любое мнение субъективно, как же определить, какоемнение является объективным? В демократическом обществеправо всегда большинство, поэтому мнение, с которым согласно большинство, становится объективной истиной. И индивид,будь это средний человек или ученый, чье мнение отличаетсяот общепринятого, перестает доверять самому себе и вериттолько тому, что исходит от большинства. Количество мненийважнее их качества.

Тем не менее, благодаря количественному подходу, общество получило огромное количество потребительских товаров и гигантское количество информации. Качество товарови качество информации перестали играть значительнуюроль, так как все продукты потребления и продукты информационные отвечают принятому стандарту, тому уровню качества, которое соответствует вкусам и представлениямбольшинства, массы.

Вера в числа, в количество появилась не сегодня, предвосхищал эту веру Пифагор, который создал не только «пифагоровы штаны», но целую философскую школу, последователикоторой видели в цифрах единственный достоверный факт.


292

Пифагор видел в числах сущность природы и считал, что, знаязаконы цифр, можно найти ключи к природе.

В XIX веке Кант говорил, что всякое знание — настольконаука, сколько в ней математики. В его время вера в силу цифрприобрела особое значение: общество вступало в индустриальную эпоху, на числах стоял весь технический прогресс, создающий огромные материальные ценности.

В предшествующие эпохи поиск знаний, во многом, проходил в сфере качественного, чувственного, интуитивного опыта, но он был слишком расплывчат, метафизичен, и хотя давалширокое представление о мире, он был не продуктивен какинструмент создания материальных ценностей.

Научный подход, математика, т. е. нахождение количественной оценки всех вещей и явлений, предложил конструктивныеметоды решения конкретных проблем и, в то же время, создавал мир символов, подменяя объем жизни гораздо более понятным миром в трех измерениях. Вера в цифры как абсолютнуюистину выражается общепринятой формулой: «слова могутврать, но цифры врать не могут». Но цифры могут врать также, как и слова.

Цифры в век Разума превратились в язык новой религии,науки, и сегодня результаты, которые выдает машина, работающая с цифровым кодом — компьютер, вызывают такой жесвященный трепет, как когдато бормотание шамана.

В фильме 30х годов «Волшебник страны Оз», где волшебник представляет созданную им машину, прорицающую будущее, обнаруживается, что внутри машины сидит сам волшебник, и машина говорит то, что нужно ему. Обман раскрывается. Но тогда, в тридцатые годы, еще не было компьютера,и уважение к машине еще не достигло уровня сегодняшней,почти религиозной веры в ее всесилие.

Числа в индустриальный век приобрели небывалый престиж,стали частью культуры и обладают мистической властью надлюдьми, которые видят мир через цифры и оценивают своюжизнь в цифрах.


293

Если человек способен видеть мир только через цифры и слова — символы вещей и явлений, а не в их физической реальности,то почему его интуитивное виденье, вне системы символов, совпадает с интуицией других людей? Гегель объяснял этот феноменсуществованием Высшего Разума, который формирует каждоеиндивидуальное сознание по одним и тем же законам.

Там, где индивидуальная интуиция совпадает с принятойобществом системой символов, там и лежит объективная истина. Следовательно, объективное мнение есть не что иное, какмнение, принятое в данной культуре.

Объективным мнение становится тогда, когда оно выражается в принятых обществом стереотипах, и это особенно яркопроявляется при сопоставлении виденья мира различнымикультурами, они различны. Мы видим мир не столько в егофизической конкретности, сколько в общепринятых клише,воспитанных с детского возраста в каждой определеннойкультуре.

Дьюи, лидер американской позитивистской философии первой половины XX века, считал, что поиск истины, т. е. пассивное наблюдение того, что нас окружает, должно уступить место активному исследованию, которое ставит перед собой задачу «объективной» трансформации объекта исследования. Онприводит, как пример, выделение металла из руды.

Руда не может быть применена в практике производства также, как сырые пищевые продукты, которые становятся приемлемы как еда лишь после их активной обработки. То же относится к убеждениям, они становятся истинными лишь в томслучае, если они прошли обработку в процессе восприятия общей культуры. В далеком прошлом люди верили в то, что земля плоская и, в то время это была объективная истина. Сегодня мы верим, что мы одни во Вселенной, и это тоже объективная истина, потому что она принята всеми.

Когдато объективные истины определялись высшими классами и всемогущей церковью, а наука, обслуживая их интересы, искала не только ответы на практические вопросы жизни,


294

но и на глобальные вопросы мироздания; у имущих классовбыло достаточно времени на размышления. И наука, выполнявшая желания заказчика, искала ответы на вопросы о смысле бытия, смысле человеческой жизни.

В эпоху Просвещения появился новый заказчик, буржуазия, и наука начала искать ответы на главный вопрос для нового класса — как увеличить свое материальное богатство?Знание, приложимое в практике производства товаров, сталоважнейшим капиталом в процессе рождения нового, созидающего класса.

Практическое знание изменяло материальный мир, но безизменения мировоззрения масс материальный прогресс был быневозможным. Появилась необходимость в создании новых истин, в каждой национальной культуре они складывались стихийно, но направлялись и формулировались идеологией, религиозной, политической, экономической, создаваемой властьимущими.

«Истина признается таковой, когда она дает непостижение мирового порядка, а реальную властьнад людьми, когда она социально организует массу».(Русский философ Лев Шестов)

«Knowledge is power», знание — это власть, — говорилФрэнсис Бэкон и добавлял, что реальной властью над умамиобладают не те, кто открывает объективные истины, а те, ктоих создает.

Истина не открывается, она творится, творится силой. Силаи есть истина. Наиболее наглядно эту систему воплотили тоталитарные режимы ХХ века, они создавали новые истины, которые использовались для «социальной организации масс».Когда образование, воспитывающее абстрактное мышление,стало всеобщим, стало возможным внедрять абстракции новыхистин в сознание масс.

Все идеологии ХХ века: коммунизм, фашизм, демократия —находились в конфликте друг с другом, но общим для них


295

были абстрактные идеи, оторванные от реальности. В одномслучае «мировое братство», в другом — «зов крови», в третьем —«свобода индивида».

Наиболее жизнеспособной оказалась демократия, так как ееидеологией был прагматизм и, прежде всего, американскийтип демократии, который использовал все виды науки, все теее формы, которые имели прикладное, практическое применение для создания новых истин.

Американская экономическая цивилизация сумела построитьбезупречно работающую систему, в которой инакомыслие, подрывающее основы общепринятого мировоззрения, нейтрализовано всем строем жизни общества равных.

Как писал просветитель ЖанЖак Руссо: «…в правильнофункционирующем обществе люди должны быть всегда чемто заняты. У них не должно быть времени на размышления.Размышления приводят к желанию узнать больше, понятьбольше, чем другие, а это приведет к неравенству».

Формула Руссо воплощена в основном документе США,в Декларации Независимости: «Каждый имеет право на поиски счастья». Каждый занят этим поиском, ему посвященався жизнь без остатка, времени на размышления не остается. В глазах занятых делом людей размышления — бессмысленное, бесплодное занятие, отвлекающее от главной цели,и незнание людьми системы делает ее власть над людьми абсолютной.

«Знать чтото об обществе и понимать его — далеко не одно и то же <…> понимание общества не дается автоматически, опытом жизни в этом обществе. Виртуозы по умению жить в обществе обычноявляются полными кретинами в понимании его, а те,кто понимает свое общество (что встречаетсячрезвычайно редко), как правило, бывают плохо приспособленными к практической жизни в нем».(Александр Зиновьев)


296

Европа пестовала свой класс интеллектуалов, рассматриваяего как высший слой общества. Америка видела в интеллектуальной деятельности лишь форму паразитирования.

Лидер первой протестантской колонии, основанной в болотахВирджинии в начале XVII века, капитан Смит, провозгласилосновной принцип выживания на новом континенте: «Кто не работает, тот не ест», в евангелической традиции эта формулаприписывается апостолу Петру. Выживание в нечеловеческихусловиях дикой природы требовало отказа от интеллектуальнойдеятельности, не ведущей к конкретным результатам.

Эта позиция изменялась во времени, но общество, ставящеетолько материальные цели, продолжало игнорировать высшиевопросы бытия. Интеллектуальный поиск не отвечает на вопросы повседневной жизни, а они — главные в условиях экономической демократии. Работа интеллекта оценивается лишьтогда, когда она воплощается в конкретном и продаваемом продукте, все остальное обычно называют интеллектуальнымвздором (intellectual rubbish).

Современный человек нуждается не в знании, а в информации, которую можно применить сегодня, сейчас. В цивилизации бизнеса человек делающий — человек полноценный, человек думающий — неполноценен, он ничего не создает, а своимиразмышлениями может внести сомнение в целях жизни в умылюдей полноценных.

Стремление понять процессы, происходящие в обществе,всегда было угрозой для существующего статускво. Понимание принципов, на которых построена система власти, моглопривести к конфронтации, к попыткам изменить систему. Особенно наглядна эта опасность в тоталитарных обществах. Советские власти не раз убеждались в угрозе, которую несла в себе интеллигенция. Она находилась под подозрением и контролем с момента возникновения «пролетарского государства»,многие были высланы, оставшиеся были выделены в особуюгруппу «спецов», «технарей», готовых служить любой системе,любой власти.


297

Страх советской власти перед научной и культурной элитойимел иные формы и иные корни, нежели американский антиинтеллектуализм, но их объединяло одно: понимание, что реальное знание, понимание общественных процессов, благодаряобразованному классу, может широко распространиться в обществе.

Американская демократия никогда открыто не преследовала свою интеллигенцию, но, так же, как и Советская Россия,нейтрализовала интеллектуальный класс, предложив им статьвысокооплачиваемыми «спецами», профессионалами, знающими только свое дело, а для «мыслителей» создала академическую, университетскую резервацию. Сами условия экономического общества выталкивают «мыслителей» на обочину, система нуждается в исполнителях конкретных задач, а не в ренессансных гениях с широким кругозором. Системе нужны специалисты, не знающие ничего, что лежит за пределами профессиональных знаний, служащих режима, любого режима,будь то советская власть или американский бизнес.

Гении нерентабельны в условиях производства, они такженепродуктивны и в стандартизированной индустрии культуры и пропаганды. Они мешают упорядоченному функционированию системы и часто противопоставляют себя существующим властям.

Сама структура технологической цивилизации, вне зависимости от решений управляющей элиты, воспитывает у людей нежелание понимать. Никто не задумывается, как работают телевизор, холодильник, автомашина, телефон. Миллионы людей сегодня работают с компьютером, но мало ктознает, что стоит за картинкой монитора. Компьютеризациявсей экономики создала огромные богатства и, в то же время, сделала жизнь менее понятной. Желание любопытствующих понять принципы работы окружающей нас со всех сторон техники, не имея специальных технических знаний, может привести к поломке. Единственно возможный подход —пользуйся и не думай.


298

Общественные отношения также достигли такого же уровня сложности, как и окружающая нас техника. Не нужно понимать фундаментальные принципы, на которых они построены, нужно уметь ими пользоваться. Система жизни вырабатывает недоверие к собственным мыслям, собственным решениям, и вместо инструментов понимания предоставляет наборинструментов адаптации к существующим условиям.

Да и сам индивидуальный, непосредственный опыт в высоко специализированном обществе не дает ключей к небывалому по широте набору декораций, штампов, клише и эвфемизмов, скрывающих истинный механизм социальных процессов.Поэтому попытки понять процессы окружающей жизни выглядят как жалкие претензии осмыслить не поддающийся пониманию мир.

Вся система в целом формирует жизнь, где каждый отдельный человек живет внутри своего социального кокона, он —«атом» социального универса. И этим атомом, не желающимзнать того, что лежит за пределами его социальной ниши, таким человеком легко можно манипулировать. Манипулироватьатомами, каждый из которых, по отдельности, не в состояниипротивостоять внешним силам, можно, не применяя прямогонасилия, а лишь манипулируя сознанием.

В тоталитарном обществе Оруэлла, в его книге «1984», насилие применялось лишь в крайних случаях. Все было построенона убеждении. Чтобы выжить в мире, созданном Партией, необходимо искренне поверить и принять все ее постулаты. Герой,Уинстон Смит, как и все граждане, должен поверить и принятьистины, провозглашенные Партией, дважды два — пять, лед —тяжелее воды, хотя это противоречит здравому смыслу и ежедневному опыту. Поверить же самому себе, своим чувствам, интуиции, собственному опыту, означает стать бунтарем, противопоставить себя не только системе, но и самому обществу, даже близким людям.

Партия учит, что индивидуальное восприятие мира неимеет никакого отношения к реальности, оно субъективно,


299

а значит — неверно. Если завтра Партия будет говорить противоположное тому, что она говорила вчера, тогда сегодняшняя истина становится правдивей истины вчерашней. Основная задача Партии — дать людям то знание, то виденье мира,которое соответствует ее интересам в данный момент.

Мир, созданный Оруэллом, — социальная фантазия. В реальном обществе не Партия, а все общественные институтызаняты воспитанием сознания и восприятия мира, соответствующих общепринятым стандартам. Утрачивая способность видеть противоречия между общепризнанными истинами и личным, непосредственным опытом, индивид воспринимает фальсифицированный мир, где дважды два —пять, а лед — тяжелее воды как единственно существующуюреальность.

Современное понятие свободы появилось в период Ренессанса, провозгласившей человека мерой всех вещей, личностькак высшую общественную ценность, а свободу личности какнеотъемлемое право индивида на проявление его внутренней,духовной жизни, мыслей, желаний и чувств, отличающих егоот других.

В последующий период, период Протестантской Реформации, протестантизм сузил понимание свободы личности досвободы на индивидуальную трактовку Библии, свободы напоиск индивидуального пути к Богу. В XIX веке материалистическое мировоззрение вытеснило своих предшественников, мировоззрение ренессансное и религиозное, и свободастала пониматься как свобода на внешние формы самовыражения, прежде всего, как свобода в экономической деятельности, как свобода действий, свобода передвижений, свободавыбора стиля жизни.

Век Прогресса поставил под сомнение саму необходимостьчеловека в духовной свободе. Постулат английского философа Гоббса, «Люди ищут не свободы, а прежде всего — обеспеченности», обосновал программу новой, наступающей материалистической цивилизации.

Запад достаточно безболезненно воспринял новое представление о свободе как свободе в создании материальных

16. Свобода личностиили свобода индивида


304

богатств. Россия же этот постулат отвергала, в глазах русскойинтеллигенции, это была формула Мирового Зла: люди должнызаплатить духовным рабством за счастье в обеспеченности.

Великий Инквизитор, воплощение Зла в «Братьях Карамазовых», говорит, как будто цитируя Гоббса: «Люди стремятсяне к свободе, а к счастью, а счастье материально — это хлеби дом. Освободите их от духовного поиска, дайте им хлеб икров, и они будут счастливы». Великий Инквизитор, по Достоевскому — Антихрист, его цель: уничтожить духовное содержание жизни.

Макс Вебер, экономист начала ХХ века, в своей классической работе «Капитализм и протестантская этика» показал,как из постулатов протестантизма, религии, ставящей духовные ценности выше материальных, вырастал капитализм,строившийся на приоритете материального над духовным.

Передовые страны капиталистического мира XIX века, Германия и Англия, тем не менее, шли по этому пути в замедленном темпе: груз многовековой культуры с ее приоритетом духовного над материальным тормозил процесс. У СоединенныхШтатов этого балласта не было, Америка двигалась в заданном Прогрессом направлении значительно быстрее, что вызывало резкое неприятие европейцев.

«Я думаю, что Америка, которая претендует нато, что она есть образец свободы, нанесла страшный удар по самой идее свободы».(Впечатление Чарльза Диккенса после

поездки по Соединенным Штатам)

Многие русские писатели, побывавшие в Америке, разделяли мнение Диккенса, они также не принимали американскойформы свободы, в которой не было места свободе духа.

Максим Горький, посетивший Америку в 1911 году, писал:«Лица людей неподвижно спокойны <…> В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы — в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости,

Глава 16. Свобода личности или свобода индивида

305

но, видимо, им непонятно, что это независимость топорав руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в рукахневидимого каменщика, который хитро усмехаясь, строитдля всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть многоэнергичных лиц, но на каждом лице видишь прежде всего зубы. <…> нет истинной свободы, свободы внутренней, свободы духа — ее нет в глазах людей, <…> никогда еще люди неказались мне так ничтожны, так порабощены».

Экономическое общество видит свободу как право каждого думать только о себе. «Everyone minds his own business»,каждый за себя, «Each man for himself». Каждый имеетправо делать то, что он хочет и как он хочет, «do your ownthing» или «have it your own way», делай все посвоему.С другой стороны, каждый должен быть таким, как все, «belike everyone else».

На этих двух противоречивых постулатах построена идеяамериканской свободы, ее формула: «каждый свободен бытьтаким, как все».

Американский писатель Генри Миллер в своей новелле«Аэрокондиционированный кошмар» советовал: «Чтобынаучиться жить (в Америке), <…> вы должны стать таким, как все, тогда вы защищены. Вам надо превратить себя в ноль, стать неотличимым от всего стада. Вы можетедумать, но думать, как все. Вы можете мечтать, но иметьтакие же мечты, как у всех. Если вы думаете или мечтаете подругому, то вы уже не американец, вы чужак вовраждебной стране. Как только у вас появляется своя собственная мысль, вы автоматически выбываете из толпы.Вы перестаете быть американцем».

Экономическая демократия защищает свободу индивида,но не свободу личности; а индивид, поступающий и думающий как все, — не личность, он часть толпы, массы, личностьуникальна.

Духовный поиск не является целью экономической демократии, она предлагает свободы иного рода, свобода в выборе


306

мест жизни, мест работы, в личной жизни. Но эти виды свободы могут существовать лишь в том случае, если человекэкономически независим, а в современном обществе он полностью зависит от загадочной игры экономических сил.

Во времена первых американских пуританских общинсвободными считались лишь те, кто владел имуществом неменее 75 фунтов стерлингов, только они имели статус свободного человека, Freeman. Они могли принимать решениясвободно, игнорируя давление большинства. Только те, ктоимел этот статус, имели право участия в решениях общины. Неимущий, бедняк зависим в своих средствах существования от других, у него нет чувства ответственности засвои поступки, и потому не имеет права на участие в принятии решений.

На первых выборах, проведенных после победы Американской революции, право на участие в выборах президентаимели лишь 6% населения страны. Избирательные права через 40 лет уже не привязывались к имущественному статусу,но в практической жизни все решения принимались имущимклассом, который, в отличие от европейских стран, составляла не потомственная аристократия, а новые богачи, нувориши, вышедшие из низов.

И. В. Турчанинов, полковник российского генерального штаба, эмигрировавший в США в период Гражданской войныи ставший бригадным генералом армии Севера, в письме Герцену писал: «Я не вижу действительной свободы здесь ни наволос, это все тот же сбор нелепых европейских предрассудков <…> разница только в том, что не правительство, неэлита управляет бараньим стадом, а бодливые, долларамигремящие козлыкупцы».

Современник Турчанинова, Марк Твен, говорил, что в условиях экономической демократии в конкурентной борьбе реальной свободой обладают самые беззастенчивые, самые напористые, приобретающие свои богатства за счет слабых. «Свобода — право сильных грабить слабых».


307

В рабовладельческом обществе раб был несвободен, потомучто хозяин имел право его продать. Крестьянин в феодальномобществе был несвободен, он полностью зависел от лендлорда, который владел землей, главным источником существования крестьянина, и мог ее дать или отнять.

Перед началом индустриальной революции американскийфермер, зарабатывавший средства на жизнь своим трудом,полностью обеспечивающий все его нужды, был независим.Но в процессе развития индустриального общества большинство населения превратилось в наемных работников и получило только один вид свободы, свободы: продавать себя самому, «sell yourself», на свободном рынке труда.

С библейских времен до начала индустриализации человек,работающий не на себя, а на другого, считался рабом. Разумеется, сегодняшний наемный работник имеет такие права,каких не имел средневековый крестьянин, их гарантируетБилль о Правах.

Но права эти иллюзорны, так как, «Билль о Правах не применяется по отношению к экономическим отношениям. Те,кто пытается реализовать это право, оказываются наулице. Таких фанатиков единицы. Подавляющее большинство соблюдает правила игры и предпочитает с гордостьюперечислять все свои многочисленные политические свободы в самой свободной стране мира. В экономической жизниработник не имеет никаких свобод, кроме свободы остаться без работы и стать социальной парией» (Американскийсоциолог Чарльз Рейх).

Как иронически отмечает русский писатель Саша Соколов, иммигрировавший в США в 1990е годы, в письме другу в Россию: «Ты даже не представляешь насколько здесьнадо продаться, чтобы тебя купили. Зато свобода…». Или,как отмечает другой русский иммигрант Андрей Тум Билльо Правах не мешает «…свободному рынку подавлять любойпротест против системы гораздо эффективнее, чем советское КГБ».


308

В середине 90х годов, когда шли дебаты по поводу проекта закона о создании бесплатной медицинской системы, выдвинутого конгрессменом Ричардом Герхардтом, компанияIBM разослала письма 110 тысячам своих работников, рекомендуя им звонить в Конгресс и требовать снятия законопроекта с голосования. Работники IBM были свободны в своем выборе — или подчиниться требованиям корпорации, илипотерять работу.

Протест изначально обречен: в условиях свободного рынкачеловек, чтобы выжить, должен полностью и беспрекословноподчиниться писаным и неписаным законам экономики, диктуемых самыми сильными. Самые сильные, корпорации, создают условия труда, в которых работник, чтобы выжить,должен следовать правилам корпоративной дисциплины, напоминающей армейскую.

Американских солдат принято называть GI, (GovernmentItem), что расшифровывается как «государственное имущество». Свободный американский гражданин не является имуществом государства, он принадлежит экономической машине. В армии поведение солдата контролируется системой наказаний. В экономике поведение работника контролируетсягораздо более эффективно: кнутом и пряником, угрозойувольнения и системой привилегий, бонусов, 13й зарплатой,акциями компании. Рамки свободы для отдельного человекавнутри системы определяет корпоративная экономическаясистема.

Декларация Независимости, в триаде «Свобода, Равенствои Право на поиски счастья», ставит в этом перечислении Свободу на первое место. В практике жизни — это не более чемиллюзия, и она не перестает быть иллюзией от того, что ееразделяет большинство так же, как миллионы советских людей, распевавших «Я другой такой страны не знаю, где таквольно дышит человек».

«Здесь можно делать, что хочешь, — пишет Шоссет, русский иммигрант, видевший Америку 70х годов, как бы пов


309

торяя впечатление Горького об Америке начала века, — но нетощущения свободы, <…> а в НьюЙорке — типичные лица с ленинградского эскалатора. Поджата нижняя челюсть, выраженья нет. Они устали. Какая уж тут свобода. <...> …здешняяжизнь похожа на то, каким представляли социализм будущегогдето в 30х годах. Только что все на деньгах, как средствеуправления, держится, а результаты те же».

Советский и фашистский режимы отчетливо и ясно формулировали в своей пропаганде подчиненность интересов отдельного человека интересам государства, так как в условиях индустриального общества индивидуальная свобода должна бытьподчинена интересам экономического и социального развития.У экономической демократии те же цели, но она никогда неговорит о них открыто, демократия использует сложную сетку подстановок.

«Средний человек воспринимает свободу выраженияжеланий, запрограммированных в нем обществом, какистинную, индивидуальную свободу. Он не видитконкретных сил или людей, которые командуют егожизнью. Свободный рынок невидим, анонимен и, следовательно, человек делает вывод, что он свободен».(Эрих Фромм)

С одной стороны, свободная экономика освобождает работника от диктатуры государства, от давления семейного клана,от связывающей его действия устаревшей традиционной морали. С другой, она освобождает его от тех духовных, интеллектуальных и эмоциональных потребностей, которые не укладываются в стандарты экономической жизни.

Индивид, прошедший обработку массовой пропаганды имассовой культуры, уже неспособен понять, что у него естьпотребности, кроме тех, которые ему навязывает рынок и, хотя он имеет больше видов физической свободы и независимости от государства, чем европейцы, он полностью подчиненэкономике. Свобода, в своем минимальном выражении, — это


310

хотя бы осознание существования сил, которые ее ограничивают, но большинство не только не осознает, но и отрицаетсамо наличие этих сил.

Социолог Филлип Слатер: «При всех данных ему обществом свободах современный человек так же беззащитенперед силами, с которыми он сталкивается в своей повседневной жизни, как первобытный человек перед силами непонятной ему природы. Он беспомощен перед анонимнымисоциальными механизмами, действующими необъяснимои непонятно для простого человека, они могут поднять егонаверх или бросить вниз на социальное дно, он беззащитенперед ними, как и первобытный человек перед грозой илиураганом».

Постиндустриальное общество уничтожило понятие нищеты и предоставило множество свобод. Каждому предоставляется огромное количество выборов, но это не личныйвыбор, этот выбор запрограммирован в человеке системой.Система воспитывает понимание свободы не как право бытьсамим собой, не как право на принятие собственных индивидуальных решений, это право на такую же форму жизни, как у всех.

Во времена американской молодежной революции 60х годов свобода личности и поиски смысла жизни стали ориентирами целого поколения. Молодежь, инстинктивно или осознано, видела в мощных корпорациях страны особую опасность. Именно крупные корпорации, с их военизированнойструктурой и почти военной дисциплиной, олицетворяли вих глазах все негативное в американской жизни. Корпорации были полной антитезой их представлений об обществесправедливого равенства и индивидуальной свободы.

Фильм «Беспечный ездок» («Easy Rider»), выпущенный наэкраны в конце шестидесятых годов, входил в обойму «фильмов протеста», как будто говорил о бунте личности противуменьшающейся личной свободы в условиях разрастания мощи корпораций. Герои фильма не имеют никакого уголовного


311

прошлого, не связаны с преступным миром, это обычные ребята из провинциального городка, но они нашли возможностьодним ударом реализовать Американскую мечту, перепродавбольшую партию наркотиков. Теперь, с большими деньгами,они свободны.

Они движутся по стране на мощных мотоциклах, на ихкуртках американский флаг — символ свободы. Они получили свою свободу, независимость и самоуважение не благодаря тяжелому труду, по 40 часов в неделю, изо дня в день выполняя монотонную, изнуряющую работу. Они нашли легкийпуть, не заплатив тюремным сроком за свое рискованноепредприятие, и этим вызывают восхищение зрителя, который,чтобы добиться даже не свободы, а минимального уровня экономической независимости, должен многие годы отсиживатьсвои часы на работе.

Обитатели маленьких, погруженных в безвольную спячку городков средней Америки, через которые проезжаютгерои, привычно живут в полунищих условиях, из поколения в поколение с трудом сводя концы с концами, и те, ктодобился богатства, минуя путь тяжелого и плохо оплачиваемого труда, не могут не вызывать в них тяжелой, свинцовой ненависти. Судя по фильму, причина этой ненависти — зависть, чувство собственной несостоятельности.В финале жители городка забивают героев насмерть бейсбольными битами.

С точки зрения юридического и нравственного закона героифильма — преступники, но продажа наркотиков воспринималась зрителем не как нарушение моральных норм, а как бунтпротив системы. Но сама система стимулирует поиски новых,часто незаконных путей к богатству, а герои фильма — частьсистемы, их жизненные ценности те же, что и у большинства,считающего, что только деньги приносят свободу.

В период молодежного бунта 60х резко увеличился уровеньпреступности, но основная масса бунтовщиков на лозунгах демонстраций ненасильственного протеста цитировала Библию —


312

«возлюби ближнего, как самого себя», духовный рост человека провозглашался единственной истинной целью. Высокиеидеалы нового поколения входили в конфликт с идеалами отцов, помнивших времена голода и нищеты Великой Депрессии и принимавших обеспеченность послевоенных лет каквысшее достижение своей жизни.

Молодежный протест всколыхнул всю страну, его программой стала рокопера «Иисус Христос — суперзвезда»,библейский канон «все люди — братья» приобрел новуюжизнь, формула «каждый за себя» была отвергнута, каждыйдолжен нести личную ответственность за происходящеес другими.

Но постепенно накал страстей утих, бунтовщики, взрослея,стали воспринимать личную ответственность как ответственность только за себя и вернулись в налаженное русло, вернулись к формуле жизни отцов: «каждый за себя». Оказалось,что сломать систему невозможно, альтернатива была лишьодна — приспособиться. Но неприятие системы в поколениибэбибумеров (послевоенное поколение) сохранилось, оно перестало быть наглядным, потеряло черты организованного протеста, в условиях тотального контроля бунт стал выражатьсялишь индивидуально, и поэтому приобретал патологические,экстремальные формы.

Фильм середины 80х годов «Прирожденные убийцы»(«Natural Born Killers») показал, во что превратились идеалысвободы через 10 лет после окончания молодежной революции.Герои фильма напоминают образы молодых бунтарей 60х, созданных актерами Марлоном Брандо и Джеймс Дином, ноличную свободу они понимают подругому: не как право насебя, не право быть самим собой, для них свобода — это свобода убивать. Это единственная доступная им форма самовыражения, власти над обстоятельствами своей жизни, в которой они чувствуют себя совершенно беспомощными. Стрельба по толпе для них — единственная возможность самоутверждения и свободы личности. В глазах героев фильма, как и в


313

глазах публики 80х годов, свобода личности — это свобода отобязательств перед другими, свобода от общества. Слово «свобода», которым так часто пользовались в 60е годы, утратилосвое содержание, превратилось в пустышку общепринятого демагогического словаря.

Гражданские права были завоеваны, но исчез нравственный код, моральная правота защиты прав личности, на которой строился молодежный протест. Сегодня вера в свободу неболее чем ритуал, проформа, соблюдение внешних приличий,за которыми уже нет ни искреннего убеждения, ни абсолютной веры.

У бунтарей предыдущих эпох были шансы на успех, покаобщество верило в высший авторитет, авторитет свободыличности, свободы внутренней жизни, стоящих выше авторитета силы и власти, нравственные принципы, которые отстаивали бунтари, находили отклик в общественном сознании. Бунтари сегодняшнего дня следуют в направлении, намеченым фильмом «Прирожденные убийцы». Подростки,расстреливающие своих сверстников из автоматов в американских школах, так же, как и их прообразы в кино, тольков насилии над другими видят единственную форму самовыражения.

«Общество ограничивает возможности выраженияиндивидуальности, что ведет к агрессии и насилию,небывалому по своему размаху за всю историю человечества в мирное время. В больших городах, в началеи в конце рабочего дня, миллионы людей, закрытые вкабинах своих машин, полностью изолированные другот друга, стремясь вырваться из трафика, ненавидят друг друга в такой степени, что если бы у нихбыла возможность уничтожить все эти тысячи машин вокруг них, они бы это сделали не задумываясь,подчиняясь импульсу ненависти».(Социолог Филипп Слатер)


314

Общество воспитывает агрессивность, необходимое качество в атмосфере всеобщей конкуренции, и, в то же время, ееподавляет. Возрастающий пресс приводит к обратной реакции, к освобождению подспудной агрессивной энергии в самых ее экстремальных формах. В последние десятилетия появилось небывалое раньше количество серийных убийц, и ихпоявление не случайно. Чем больше давление, тем большепротиводействие. Это показатель реакции людей, зажатыхв узкие рамки ритуалов «свободы».

Серийные убийцы хотят доказать самим себе и обществу,что они — не «тварь дрожащая», что они — не винтики машины, что они — личности со свободной волей, что они, в отличие от массы, способны переступить последний рубеж, последний запрет.

История лондонского ДжекаПотрошителя в викторианской Британии потрясала воображение цивилизованногомира в течение целого века. Сегодня джекипотрошителипоявляются почти ежегодно и уже никого не удивляют.Увеличилось количество преступлений вне экономическихмотивов: стрельба по сослуживцам в офисе, по пассажирамв сабвее или другим водителям на дороге. Рост преступлений, которые раньше не могло представить самое разнузданное воображение, сегодня стали обыденными и привычными. Садизм, мазохизм, ритуальный каннибализм, сатанизм, когдато бывшие на периферии общественного внимания, выдвигаются на авансцену, приобретают все большепоследователей.

Это иррациональная, спонтанная реакция на отсутствиесвободы реального выбора, неосознанный бунт против всейсистемы жизни, построенной на подмене реальной свободытеми формами, которые приносят обществу экономическиедивиденды. Протест выражается в виде иррациональных,крайних, асоциальных формах поведения, потому что сопротивление всеобъемлющему и анонимному контролю невозможно на рациональном уровне.


315

«Система подавляет уникальность человека, которая неизбежно находит выход, и это выход в экстремальные формы, в эксцентричности, сатанизме,садомазохизме, промискуитете, изуверском насилии».(Социолог Филипп Слатер)

Но запреты на эти экстремальные желания уже в прошлом,они безопасны для самой системы, их обслуживание увеличивает занятость определенных слоев населения, увеличивает доходы и облагается налогом. Потребительское обществолегализует все, что приводит к развитию экономики, а экономика построена на удовлетворении желаний покупателей.

В фильме Кубрика «Заводной Апельсин» («Clockwork Orange»), главный герой не может легально получить то, что желает, он лишен права на насилие, которое приносит ему удовольствие. Его гражданское право на личную свободу ограничено.В фильме Кубрика те, кто стремится обуздать инстинкты насилия в главном герое, Алексе, сами используют насилие какформу контроля над ним. Только управляющий класс имеетправо на насилие, организованное насилие. В среднем человеке, для его правильного функционирования как члена общества,все инстинкты должны быть или кастрированы, или направлены в безопасное для власти русло. Часто уголовники считаютсвои преступления политическим актом. И действительно, еслипропаганда говорит о главной черте демократии, свободе, то наказания за свободу выражения желаний являются нарушением главного политического права гражданина.

Идея свободы была доведена до своего логического концамаркизом де Садом. Убежденный республиканец и революционер, Маркиз де Сад был наиболее последователен в развитииидей Просвещения о свободе. Логика де Сада: демократия,следуя своим принципам, должна предоставить всем право насвободу скрываемых желаний, и так как жажда насилия живет в каждом, оно должно быть доступно всем, насилие должно быть демократизировано.


316

«Маркиз де Сад первым сумел увидеть, что абсолютный индивидуализм должен привести к организованной анархии, в которой эксплуатация всехвсеми делает насилие над другими органической частью наслаждения жизнью. Де Сад поставил толькоодин сексуальный аспект в центре своего утопического будущего, но сам его прогноз был верен, логикаабсолютной свободы и безответственности личности перед обществом и другими людьми должнапривести к формированию общества без морали, общества, построенного на праве сильного».(Кристофер Лаш, социолог)

Гитлера называли громкоговорителем нации, который, взывая к толпе, вслух говорил о том, о чем было не принято говорить: о праве на скрытые желания, на темные инстинкты внутри каждого человека — и давал оправдание, обоснование права использования насилия в общественных отношениях.

Жажду насилия, живущую в каждом человеке, и агрессивные инстинкты толпы фашизм использовал для достиженияполитических целей. Экономическая демократия сублимирует агрессивность, направляя ее в безопасное русло тех желаний, которые соответствуют интересам экономики: увеличение физического комфорта и разнообразных развлечений.

Социализм, выросший на идеях Просвещения, предполагает исчезновение любой власти, любой формы насилия, недаром Ленин говорил об исчезновении государства. Но в экономической демократии насилие не исчезает, оно лишь приобретает цивилизованные формы. Система сужает свободу в широком понимании до свободы потребления, физически определенной и ощутимой.

«Что я получу, если буду иметь духовную свободу? Поможет ли мне духовная свобода приобрести новый дом илипоследнюю модель автомобиля?», — говорит воспитанникэкономической цивилизации. Реальная свобода — это свобода


317

выражать себя как личность в основополагающих сферахжизни, а как раз в этой сфере свободы у члена экономического общества нет. Но у него есть свобода передвижений, свобода смены мест работы, свобода потребления, а духовная свобода для него — абстрактный фантом, словосочетание, не имеющее конкретного содержания.

И это не явление сегодняшнего дня, это характерная особенность самой материалистической цивилизации, отрицающей духовное начало. Как писал Алексис Токвиль в 1836 году: «Что ошеломляет в Америке — это не останавливающееся движение и постоянные изменения, но человеческое существование чрезвычайно однообразно и монотонно, потому что все изменения и непрекращающееся движение ничего не меняют в содержании, в сущности самой жизни. Человек находится в движении, но это движение чисто физическое, его внутренний мир неподвижен».

Свобода духа, свобода внутренней жизни была одной изосновных ценностей, одной из целей Прогресса, средством еереализации должна была стать развитая экономика. Даваямассам достойные формы существования, общество сможетстимулировать рост духовного богатства свободного от борьбы за физическое выживание человека. Но в процессе развития экономики средство стало целью.

Общество, состоящее из свободных личностей с ярко выраженной индивидуальностью, было мечтой лишь в самом начале эпохи Прогресса, когда еще были сильны традиции культуры аристократического общества. Сегодня — это уже ушедшийв прошлое атавизм, в процессе роста экономики и созданиямассового общества уникальная личность, поднимающаяся надбезликой толпой, утратила свою былую ценность. Массовоеобщество — это общество равных, отбрасывающее все, чтоподнимается выше среднего уровня.

В традиционном аристократическом обществе Европы неравенство распространялось по всему полю человеческих отношений, от иерархии классов до иерархии личностей — ктотоярок, ктото бесцветен, одни умны, другие глупы, одни красивы, другие уродливы. Американская демократия заменилаиерархию личностей иерархией достижений в экономике, гделичные качества не играют никакой роли. Важно не то, чтокрасив или уродлив, умен или глуп человек, его главное личное качество — способность создавать и приумножать богатство, что и сформировало в Америке культ простого человека,жизнь которого посвящена Делу.

Советская Россия в первые десятилетия также создавалакульт работника — рабочий получил статуса Гегемона, хозяина жизни. Индустриализация страны, рост экономики так же,как и в Соединенных Штатах, потребовали нового отношенияк тем, кто создает богатства трудом, и советская массовая пропаганда сделала простого человека с мозолистыми рукамисвоим героем. Быть простым человеком, как и в СоединенныхШтатах, стало обязательным для всех слоев населения, от рабочих до лидеров страны.

Однако желание быть или казаться простым человеком возникало не как результат влияния политической риторики, этожелание было рефлексом самосохранения в атмосфере массового общества, желание вполне искреннее, так как быть таким,

17. Равенство илистандартизация


320

как все, означает гарантию безопасности индивида в толпе. В тоже время в любом человеке живет чувство своей уникальности, особости, и чем более стандартизирована масса, тем остреежелание выделиться из нее.

Наивысшей стандартизации, регламентации всех сторонжизни добились Соединенные Штаты, которая стала особеннонаглядной во второй половине ХХ века, когда средний класс,вырвавшийся из бедных районов, где вся жизнь проходила наулице, на виду, где все знали всех, сумел построить себе комфортабельные ячейки на одну семью — дом в респектабельномрайоне, отгороженный от других забором, полная всех материальных удобств жизнь и полная анонимность.

До абсолютного минимума сужался тот круг, в которомможно было проявить себя, продемонстрировать свою особость,что вызывало естественную реакцию — проявить себя в какомлибо экстремальном акте, привлечь к себе внимание, стать известным многим, выйти за пределы своего крохотного социального кокона.

Известность может принести успех в своем деле, но он лимитирован ближайшим окружением, да и доступен далеко невсем. Известность может принести также власть, но доступк ней усеян трупами. Успех в спорте также возможен, но онтребует огромных вложений сил.

Тем не менее выделиться из массы может каждый, если онсовершил нечто экстраординарное, попасть на первые полосыгазет, появиться на всех телевизионных каналах, и публика захочет узнать все детали и нюансы его жизни. Такого страстного интереса к нему как к индивиду он не может получить дажеот самых близких людей. Но интерес этот кратковременен, исчерпывается в течение нескольких дней или недель.

Постоянен интерес лишь к тем, кто смог войти в число победителей в экономике. Однако те, кто поднялся наверх, никогда не демонстрируют свое превосходство над теми, ктоостался внизу социальной пирамиды. В жизни американского общества, разделенного на победителей и побежденных,

Глава 17. Равенство или стандартизация

321

подобная демонстрация может привести к конфликту, и победители, для своего самосохранения, стремятся этого конфликта избежать всеми возможными средствами.

Победители, как правило, — выпускники престижных колледжей и университетов, где стоимость образования по карману лишь семьям с доходами выше среднего. Уже по праву рождения они принадлежат к элите, но они не позволяют себе,как выпускники дорогих школ и колледжей Европы, говоритьс культивированным акцентом и демонстрировать свою принадлежность к высшему классу.

Президент Буш, сын миллионера и политического деятеляс огромными связями в элите страны, закончивший Йельскийи Гарвардский университеты, входящие в разряд элитарных«Ivy League», во время своей предвыборной кампании говорил,что студентом он был более чем посредственным, что должнобыло означать, что будущий президент — простой парень, середнячок, такой же, как и все, и будет защищать интересы таких же простых людей, как и он сам. Быть простым человеком— это гражданский долг каждого американца, который, искренне веря в полное равенство, может не принять в качествелидера человека, ведущего себя как европейский аристократ,с его чувством собственного превосходства.

В американской политической жизни представители управляющей элиты всегда, на публике, подчеркивают, что они ничем не отличаются от простого человека с улицы.

Во время больших национальных праздников в американскойармии принято, чтобы высшие офицеры участвовали в раздаче праздничного обеда солдатам. Президент Буш, во время одного из своих визитов в Ирак, в дни праздника Благодарения,вместе с генералами стоял за стойкой армейского кафетерия,участвуя в раздаче порционных блюд солдатам.

В любом общественном месте, будьто рабочий офис, супермодный бутик, дорогой ресторан или гостиница мирового класса, никто, нигде и никогда не позволит себе пренебрежительного отношения к человеку низшего социального или денежного


322

статуса. Обслуживающий персонал, который, в других странахмира часто подвергается оскорблениям клиентов, воспринимается как равный, даже в случае если это элитарный клуб илисобрание, где присутствуют те, кто вершит судьбами нации.

«Богатые люди других культур стремятся продемонстрировать всему миру свое богатство, свою исключительность, свои привилегии, американец этогоне делает почти никогда. Идея всеобщего равенстваглубоко укоренена в общественном сознании. Малокто решается на открытую демонстрацию своихпривилегий, своего особого места в общественнойжизни. Даже поднявшись на самый верх, американецсчитает себя представителем среднего класса и живет практически в тех же условиях, что и основнаямасса населения».(Социолог Абель)

Тем не менее, различия в статусе есть, но проявляются не воткрытых формах, а в нюансах и деталях поведения, часто непрочитываемых сторонним наблюдателем, представителемдругой культуры. Тон голоса, кто говорит первым, кто вторым,кто говорит без ремарок со стороны слушателей, выбор слови выражений, расположение людей в группе — все это знакииерархии внутри группы.

То качество, которое так характерно для России: постоянноеунижение людей друг другом, во всех без исключений жизненных ситуациях, — в Америке практически отсутствует. Семантика американского языка имеет чрезвычайно ограниченный лексикон оскорбительных терминов. А те, которые существуют, — бледная стерильная тень того огромного набора слов,унижающих достоинство другого, который существует в русской речи, нет ни в одном другом языке мира.

В российской жизни не существует тех законченных, отточенных временем, четких форм социального ритуала, характерных для американской жизни, нет определенной, внятной


323

иерархии социального статуса, что приводит к неизбежномуконфликту, к постоянному выяснению отношений. В российском диалоге беседа превращается в спор, цель которого — невыяснение истины, а борьба за статус внутри данной группы,каждый раз заново, в повседневном общении, политике и экономике, все построено на импровизации.

Все классы населения, от уборщиц в общественных туалетах, наводящих порядок угрозами, а в туалете уборщица —власть, до решателей судеб страны, сознательно или бессознательно, участвуют в постоянном и неразрешимом конфликте,в борьбе за равенство, которое на деле есть борьба за более общественный статус — за уважение. Поэтому недаром фраза «Тыменя уважаешь» так часто употребляется, статус необходимоподтверждать снова и снова в каждой новой группе и в каждойновой ситуации.

На Западе, и особенно в США, общение построено на формальных ритуалах, позволяющих избежать или смягчить возникающие конфликты в отношениях. В процессе воспитаниявырабатывается безусловный рефлекс демонстрации доброжелательности, словесные клише и трафареты, используемыев общении, блокируют саму возможность выражения негативных эмоций.

Американец в любой ситуации воспринимает других какравных — это автоматическая реакция, обусловленная общепринятым ритуалом отношений, в которых разница в социальном статусе никогда не подчеркивается.

В повседневной жизни Европы, в случайных встречах, наулице, кафе, в любых общественных местах, где социальныйстатус незнакомых друг другу людей не известен, он можетвыражаться в одежде, в стиле поведения. Но в США подавляющее большинство богатых людей, поднявшихся из нижнихклассов, одеваются так же и ведут себя так же, как основнаямасса, средний класс. Менеджер крупной корпорации носит теже джинсы, что и рядовой служащий, ездит на работу в недорогой машине, ест на ланч все тот же гамбургер.


324

Самый богатый человек мира Билл Гейтс выглядит и ведет себя как средний человек из толпы, его стиль жизни, в принципе,ничем не отличается от жизни представителей среднего класса.Завтракает миллиардер Гейтс так же, как и средний американец — апельсиновый сок, сериал с молоком, сэндвич и кофе, обедает в общем кафетерии компании. Жена Гейтса, Линда, сама отвозит детей в школу в машине «Шевроле» старой модели и самаделает покупки в супермаркете. Личное состояние Билла Гейтсав 2007 году оценивалось в 50 миллиардов долларов. 50 миллиардов — это стоимость имущества 60 миллионов жителей США.

В компании Гейтса, как и во всех деловых офисах, менеджерникогда не отдает приказ работнику, он использует эвфемизмы —«Не мог бы ты это сделать для меня, пожалуйста», (Would youlike do it for me, please). Форма обращения звучит как просьба,но, по сути, это приказ, и работник, зная правила, играет своюроль равного, с обязательной, по правилам игры, искренностью.Менеджер корпорации, нанимая нового работника, никогда неподчеркивает различия в статусе, хотя его заработок на несколько порядков выше, чем у рядового работника.

Равенство в повседневных отношениях как бы делает реальное экономическое неравенство если не невидимым, то гораздоменее заметным. И в Соединенных Штатах, где пропасть между богатством и нищетой наиболее наглядна, ритуал равенстваимеет чрезвычайно важную роль в поддержании существующего порядка вещей.

«В целом, богатые американцы гораздо богаче богатыхлюдей Европы, а ее бедняки гораздо беднее бедняков других индустриальных стран. Житель Финляндии с самым низким уровнем зарплаты получает почти на 30%больше, нежели американец, принадлежащий к этой жекатегории. Житель Швеции — больше на 24%».(Тимоти Смидинг, директор Люксембургского Института

изучения заработной платы, подводя итог многолетнему

сравнению зарплат в Европе и США)


325

Европа реализует идею социального равенства сверху, государство устанавливает лимиты на индивидуальное предпринимательство и распределяет привилегии более или менее равномерно, лимитируя возможности тех, кто уже обладает экономическими рычагами и, следовательно, использует их дляеще более интенсивного накопления за счет основной массынаселения.

В отличие от Европы, в Америке социальное расслоение формирует свободный рынок, предоставляющий все возможныепривилегии тем, кто уже утвердил себя в борьбе за богатство.

Таким образом, неравенство становится изначальным качеством экономического развития, а внешнее равенство, в повседневном общении классов, легализует его в сознании среднегочеловека, воспринимающего мир лишь в его практических повседневных формах. Можно было бы назвать это самообманом,но это свойство национальной психологии видеть только конкретные факты и не обобщать на абстрактном уровне.

Кроме того, отношение к разделению общества на классыв американской истории почти никогда не вызывало широких массовых, политических движений, как в Европе. Европейская идея социального равенства предполагает, что богатые становятся богаче за чейто счет, поэтому должны отдатьхотя бы часть тем, у кого взяли. Этот взгляд был связан сограниченными ресурсами старого континента и статичностью социального процесса. Ресурсы же Нового Света былинеограничены, в азартную погоню за богатством была вовлечена большая часть населения, государство не вмешивалосьв экономическую игру, что давало возможность участвоватьв ней каждому.

В азартной игре победитель не отнимает, он обыгрываетсвоих конкурентов, а победителей не судят. Проигравшиемогут обвинять только себя, в глазах других они «losers», неумеешь играть — не садись за карточный стол.

Классовое расслоение в постсоветской России произошловнезапно, государство раздало национальные богатства


326

наиболее агрессивным и напористым игрокам. В США жегосударство было лишь одним из игроков в экономике, и те,кто вложил больше труда, те, кому больше повезло, или те,кто подходил к правилам экономической игры творчески, получали больше. Поэтому американцы не только относилиськ тем, кто стал богаче других, с уважением, они ими восхищались.

Кроме того, в условиях постоянных изменений, характерных для американской экономики, богатство не является чемто стабильным и незыблемым, бизнес — большая дорога, накоторой можно потерять или приобрести, и то, что принадлежит комуто сегодня, завтра будет принадлежать другому.Это не борьба между классами, это борьба между отдельными людьми. Поэтому социальное равенство в форме лозунгабольшевиков: «Грабь награбленное» (Soak the rich), в которомнеимущие массы призывались грабить имущий класс, никогдане находило отклика среди американских низов.

Вопервых, потому, что лозунг предполагает массовую анархию, и, в результате, ограбленным может оказаться каждый.Вовторых, каждый верит, что когданибудь и он сам сможетпопасть в круг тех, кто обыграл остальных. Каждый мечтаетстать победителем, и у него не поднимется рука на тех, кем онсам хочет стать. «Deal me in», возьмите меня в долю, эта идеяближе сердцу американца.

Протест против несправедливого распределения доходовнейтрализован верой людей в равенство возможностей в свободной экономике, хотя это вера иррациональна, не подтверждается практикой. Равные возможности есть у 5% населения — «money makers», обладающих 75% общенациональногобогатства, но для подавляющего большинства они не более чемиллюзия.

Предприниматель может одолжить миллионы у банка подбудущее развитие, или выпустить акции, средний работникот банка может получить заем только на покупку дома илимашины. Крупные корпорации имеют возможность вклады


327

вать в рост бизнеса огромные средства, их доходы увеличиваются пропорционально вкладам. Небольшие компании, чьивклады в рост бизнеса ограничены, имеют соответственноменьше доходов.

У наемных работников рост дохода идет лишь на уровнеобщенационального роста. После расходов на самое необходимое у бедных не остается почти ничего, у богатых жеостается капитал, который рождает еще больший капитал.Принцип прост: чем больше у вас есть, тем больше у вас будет. Богатство порождает богатство, бедность порождаетбедность.

Резкий контраст богатства и бедности в стране «равныхвозможностей» возник не сразу, он увеличивался по мереэкономического роста, и, соответственно, концентрациейбогатств в руках корпораций, организаций, с которымисредний работник или предприниматель уже не имеет никаких других возможностей, кроме возможности подчиниться силе.

Отцыоснователи американского государства понимали,что концентрация богатства в руках немногих приведет ккраху демократического эксперимента, приведет к наглядному классовому неравенству, характерному для Европы.

Для них было очевидно, что нищие массы не обладают ничувством ответственности перед обществом, ни желаниемсоздавать богатство для богачей. В первые десятилетия после Американской Революции ожесточенно дискуссировалась тема будущего экономического развития страны. Одна точка зрения, либеральная, базировавшаяся на христианской этике, утверждала, что экономическое равенстводолжно регулироваться государством и религиозной моралью. Интересы общества должны доминировать над интересами бизнеса. Как гласит Библия: «Богатый никогдане войдет в рай так же, как верблюд не пройдет черезугольное ушко». Равные возможности для всех групп населения должно было обеспечить государство.


328

Один из отцовоснователей, Мэдисон, настаивал, что закондолжен регулировать рост богатств, создать пределы накоплению экстремальных богатств в руках немногих, усреднить доходы — «Reduce extreme wealth toward mediocrity». По его мнению, концентрация богатств у небольшой группы населенияможет быть создана только за счет нарушения законов юридических и моральных и привести, в конечном счете, к массовому бунту.

«Сила закона должна быть использована, чтобы крайняябедность была поднята до уровня общепринятого комфорта, а уровень общепринятого комфорта — это не только еда,одежда и кров. Это то, что оценивается обществом как достойная, в глазах окружающих, жизнь», — писал экономистXVIII века Адам Смит.

Защитники же свободной экономики говорили, что контрольгосударства над экономикой приведет к ее замедлению. Индивидуальное предпринимательство без вмешательства государства, тормозящего процесс обогащения самых сильных, должно привести к определенному росту материального благополучия всех, и это значительно более важно, нежели абстрактная,в глазах подавляющего большинства, мораль христианскогоравенства с ее презрением к богатым и состраданием к бедным.Эта точка зрения возобладала.

Европейские комментаторы американской жизни XIX века,от Фрэнсис Тролопп до Диккенса, от Томаса Карлайля до Матью Арнольда, были единодушны в признании того, что Америка действительно сумела создать общество равных. Они считали, что равенство в США существует, так как оно зафиксировано в политических документах страны: Конституции, Билле о Правах.

Политические права имеют все, но почемуто все богатствастраны оказались у экономической элиты, а основная масса таки осталась внизу социальной пирамиды. Неравенство заложено в самом фундаменте экономического общества, и хотяв необычайной социальной динамике страны классовые грани


329

цы размыты и поэтому перестают осознаваться, но борьбав условиях всеобщей конкуренции значительно острее, чемв авторитарных и тоталитарных обществах, где социальныйстатус был твердо закреплен за каждым. Сложная сетка умолчаний, создававшаяся в течение поколений, скрывает ожесточенность войны всех со всеми за места под солнцем, делая невидимыми, для подавляющего большинства, реальные общественные процессы.

Джон М. Кейнс, ведущий британский экономист первойполовины ХХ века, писал: «Современная цивилизация, создав огромные материальные богатства, не привела к равенству, она лишь сформировала культуру сокрытия неравенства, которая маскирует истинный механизм общественных отношений».

«Вся власть народу» — лозунг, а лозунги формулируются так, чтобы ни у кого не было возражений. Возражений невозникает по той простой причине, что лозунги не имеют никакого конкретного содержания. Власть, по определению, —концентрация контроля в руках немногих над многими. Всене могут иметь власть. Если все имеют власть, тогда ее неимеет никто.

Лозунги существуют для масс, а управляющая элита видела и видит народ так, как это было во все времена, начинаяс Аристотеля, который говорил: «Массы людей — рабы посвоей природе, и когда их освобождают, то оказывается,что они лишены интеллектуальных и моральных стимулов, необходимых для принятия ответственности за своипоступки».

Американский журналистполитолог начала XX века Уолтер Липпман, повторяя Аристотеля, в своей основной работе,признанной вершиной американской политической мысли, говорил: «Широкие массы не в состоянии ни понять общественные проблемы, ни решать стоящие перед обществомзадачи. Проблемы общества могут поняты и решены только ее элитой».

18. Вся власть народу

«All power belong to people»


332

Гитлер в «Main Kampf» другими словами говорил то же, чтои Липпман. Массы не обладают способностью видеть мир вовсей его сложности и не интересуются ничем, что не входитв круг их повседневных интересов. Поведение масс определяется не знанием и не разумом, а чувствами и бессознательными порывами.

Евгений Замятин в романе «Мы» сформулировал ту же идеювласти в терминах большевизма: «Если они (массы) не поймут, что мы несем им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми».

Общество во все времена стояло перед дилеммой свободыи эффективного управления массами, власть народа всегдапревращалось во власть стихии плебса, в анархию, в которойпогиб Древний Рим и захлебнулась в крови Французская Революция.

Власть необходима, без нее отношения между людьми и социальными классами превращаются в хаос столкновения многих сил. Авторитарная и тоталитарная власть создавали порядок силой. Не в состоянии решить экономические проблемы,в условиях широко распространенной нищеты, они просто лишали своих граждан прав на свободное волеизъявление.

Демократия, в отличие от авторитарных и тоталитарныхрежимов, использует систему общественного договора, при котором каждый ради своих экономических интересов готов пожертвовать частью своих свобод как индивида и гражданинаи добровольно передать власть в руки «избранных».

Демократические общества появились в XIX веке, веке развития капиталистической системы, когда демократия сталанеобходимостью, без нее нельзя было реализовать экономические задачи, они могли быть выполнены лишь в условиях свободного индивидуального предпринимательства, в которомправа индивида определены законом.

В рыночной экономике все должно покупаться и продаваться, в том числе и сама демократия, поэтому кандидат во властьвыставляется на аукцион и покупателем становится тот, кто

Глава 18. Вся власть народу

333

больше даст. На выборах избиратель «покупает» подходящего кандидата в надежде на то, что «избранник» выполнит своипредвыборные обещания. Но в практике политической жизнипредвыборные обещания никогда не выполняются, так как реальным покупателем являются не массы избирателей, дающиекандидатам средства на проведение избирательной кампании,а те силы, которым принадлежит экономика страны.

На политическом аукционе не массы избирателей покупаюткандидата, кандидата покупают те, кто дает наиболее высокуюставку. Естественно, что кандидат, получив власть из рук экономической элиты, следует воле тех, кто его купил. Это и естьистинная демократия свободного рынка.

Тем не менее, для того чтобы механизмы воплощения решений, принятых политической и экономической номенклатурой,были эффективны, иллюзия участия масс в спектакле демократических выборов должна быть достаточно убедительной.

Вильям Пэнн, лидер общины квакеров XVIII века, создавший штат, носящий его имя, Пенсильванию: «Дайте возможность людям думать, что они правят, и тогда они будутуправляемы».

После выборов избиратели могут лишь наблюдать за тем,что происходит, изменить они уже ничего не могут. Наглядный пример — второй срок президента Буша. Общественноемнение оценивало Буша как самого некомпетентного лидерав истории США ХХ века. Большая часть населения, 75% избирателей, требовала изменений государственной политики.Все средства массовой информации показывали неприятиестраной курса правительства, но общественное мнение не обладает силой. Сила у реальной власти, государства, слившегося с системой крупнейших корпораций.

В теории, демократия предполагает равное политическоепредставительство различных групп населения в управленииобществом и постоянный переход власти из рук одних группнаселения в другие. На практике власть концентрируетсяв процессе войны за привилегии внутри элитарного круга и


334

постоянно обновляется наиболее агрессивными представителями низших классов.

Америка имеет двухпартийную систему, и, теоретически,власть переходит от одной партии к другой, но реальная властьв стране принадлежит Большому бизнесу, и республиканцы,и демократы — это одна партия, партия Большого бизнесас двумя фракциями, представляющими его интересы в различных секторах экономики. Политические деятели не управляют экономикой, они лишь обслуживают ее, оформляя политическими решениями, в виде новых законов, направлениеэкономического развития.

В экономической демократии реальная власть принадлежиттем, кому принадлежат средства производства — корпорациям. Как говорил, в период Американской Революции, ДжонДжэй — президент Континентального Конгресса и глава первого состава Верховного суда: «Те, кто владеет богатствомстраны, должны ею руководить» (The people who own thecountry ought to govern it). Эта формула власти в любых политических системах во все времена, но во второй половинеХХ века концентрация власти в руках элиты достигла небывалого ранее уровня.

В США, к началу XXI века, концентрация богатств и, следовательно, власти, превзошла все существовавшее ранее: 400 человек и 82 семьи имеют ежегодный доход 2,5 триллиона. Стоимость же всего ежегодного Совокупного Национального Продукта, дохода всей нации, составляет около 14 триллионов.

Еще в первоначальный период становления индустриального общества середины XIX века частную собственность начала сменять общественная, коллективная. Карл Маркс в своем«Капитале» отмечал эту тенденцию. Огромное материальноебогатство, созданное в процессе индустриализации миллионами работников, оказалась у управляющей элиты. И хотя в демократических странах термин «коллективная собственность»не употребляется, считается, что все принадлежит отдельнымлюдям, но она существует как результат труда всего общества


335

в целом, и этот результат принадлежит политической и экономической номенклатуре, сливающихся в едином аппаратеуправления.

В ХХ веке фашизм (национальный социализм) и коммунизм(интернациональный социализм), в отличие от стран экономической демократии, открыто провозглашали принцип «коллективной собственности» — все принадлежит народу, на практике все средства производства и вся коллективная собственность принадлежали государству, представленному партийной номенклатурой.

В европейских демократиях государство владело значительной частью экономики и контролировало частный сектор.В США, с момента ее основания, система отношений государствоэкономика складывалась иначе.

Первые лидеры страны видели в государстве главнуюопасность не только для дальнейшего экономического развития, но для свободы общества в целом. Экономика в рукахгосударства могла привести к политической тирании. Большинство, лишенное свободы в создании и приобретении богатств, могло толкнуть страну к диктатуре незначительнойгруппы политических авантюристов, играющих на эмоцияхнародных масс.

Джордж Вашингтон, в подтверждение своего недоверияк государственной власти, часто цитировал одного из отцовцеркви, Аврелия Августина: «Что представляют собой государства, как не большие разбойничьи шайки. И сами разбойничьи шайки, не являются ли они государствами в миниатюре?»

Разбойничьи шайки собирали временную добычу и не заботились ни о своем будущем, ни о будущем ограбленных.Но, построив свои крепости и создав постоянную базу властинад окрестным населением, они переходили на систему грабежа постоянного, требовавшего более долгосрочной политики, которая воплощалась в форме оброков. И, наконец, когдакакаялибо из бандитских шаек, уничтожив или подчинив


336

себе другие, создавала государство, грабеж принимал законодательные формы, получал моральное обоснование и освящался церковью, получавшей свою долю власти и добычи —«церковную десятину».

Формы грабежа менялись, но основа государственной власти, как насилия небольшой, но наиболее активной группы населения над основной массой, оставалась неизменной.

«Государство — это не нечто абстрактное, этоконкретные люди, обыкновенные люди, вовсе не семипядей во лбу, которым большинство граждан доверило право руководить страной. Если говоритьо власти, давайте не будем говорить о вере к ней.Надо заковать власть в цепи Конституции, чтобыона не принесла слишком много вреда».(Томас Джефферсон, создатель Декларации Независимостии третий президент США)

В условиях фермерской Америки, какой она была в периодсоздания США, государство было слабым не столько в результате ограничений возможностей государственной властиКонституцией, сколько потому, что на необъятной территориинового континента государство не обладало реальным контролем над индивидуальной инициативой миллионов, не принимавших никаких законов, кроме закона выживания в условиях дикой природы.

В последующий период, когда основное население странысоставляли не только фермеры, но и работники мануфактур,и торговцы, соединявшие производителя с покупателем, а бюрократизация, вторжение государства во все сферы общественной жизни только начиналось, непосредственные отношения между всеми участниками общественных процессов ещесохранялись, что предоставляло свободу решений и действийбольшинству.

Недаром Алекс Токвиль в первой трети XIX века говорилоб американской рыночной демократии этого времени как


337

о самоуправляющемся обществе: «Когда вы вступаете на американскую землю, вы оказываетесь в центре буйствующейтолпы. Тысячи голосов слышны одновременно, и каждый заявляет о своих правах. Это звуки общества, которое управляетсобой само, без вмешательства государства».

Но, как писал идеолог американской революции, Бенджамин Франклин: «The looser the package, the tighter must be thestring» — чем свободнее мешок, тем туже он должен быть связан. Чем больше свобод имеет гражданин, тем больше должно быть ограничений его свободы. Свобода одного человекакончается там, где начинается свобода другого — говорит общепринятая формула, но человек всегда стремится увеличитьсвою свободу за счет свободы других. Лимиты свободы должно было установить государство.

Мэдисон, один из отцовоснователей американского государства, утверждал: «Основная ответственность правительства — защита состоятельного меньшинства от большинства… (и так как) те, кто будет добывать средства жизнисвоим трудом, будут тайно надеяться на равное распределение благ. <…> необходима политическая власть, котораябудет гарантировать сохранение статускво, гарантировать, что богатства никогда не перейдут в руки тех, ктомечтает о равном распределении благ».

Мэдисон был человеком эпохи, которая верила в просвещенную, озабоченную благополучием народа элиту, управляющую страной для всенародного блага. Но, наблюдая трансформацию правящей элиты в условиях свободной экономики,в конце своей жизни он пришел к другому взгляду на состоятельное меньшинство: «Они, безнаказанно нарушая законы,обкрадывают население, запускают руки в общественныедоходы и держат правительство в постоянном страхе,угрожая переворотом и сменой всего руководства в случаенеподчинения их интересам».

Дилемма, обозначенная Мэдисоном — с одной стороны общество, в процессе своего усложнения, не может выжить без


338

централизованной власти государства, с другой — государствовынуждено подчиняться тем силам, которые создают экономическую базу и используют государственные, общественныесредства и рычаги власти в своих целях.

«Общество, которое управляет само по себе», могло существовать во времена Токвиля, так как было в своей экономической структуре простым и ясным: производи и продавай, нос развитием индустрии как фермеры, так и мелкие индивидуальные предприниматели, которых Токвиль называл «толпойдиктаторов», должны были подчиниться диктату тех, кто сумел захватить средства производства, и большинство «диктаторов» пошли к станку, на фабрики и заводы.

С ростом индустрии индивидуальное предпринимательство начало уступать организациям, так как только большиеорганизации могли строить железные дороги, новые городаи обеспечивать массу населения всем необходимым. Толькокорпорации, благодаря концентрации капитала, могли создавать индустриальную основу массового производства. Постепенно в их руках оказались все рычаги власти, экономической и политической.

Как говорит герой Горького Яков Маякин в пьесе «Фома Гордеев»: «Уж коли настало такое время, что всякий шибздик полагает про себя, будто он все может и сотворен для полногораспоряжения жизнью, — дать ему, стервецу, свободу. Попыжится он деньдругой, потопорщится во все стороны и вскорости ослабнет, бедненький! Сердцевинато гнилая в нем…Тутто его, голубчика, и поймают настоящие, достойные люди, те настоящие люди, которые могут действительноштатскими хозяевами жизни быть…»

«Штатскими хозяевами жизни» стали корпорации, и хотяполе деятельности для индивидуального предпринимательствавсегда сохранялось, оно отодвигалось на дальнюю перифериюэкономической жизни, в которой можно было заработать нажизнь, но доступ к наиболее прибыльным формам экономикибыл только у корпораций. Тем не менее, иллюзия власти


339

большинства в экономической и политической жизни сохранялась, и ее, эту иллюзию, тщательно поддерживали те, в чьихруках сконцентрировалась реальная власть.

В течение многих десятилетий в США выполняются тысячи социологических исследований в попытке понять всюсложность общественных процессов. Но исследований, показывающих механизм того, как богатые становятся властьюи почему бедные не имеют власти, не существует.

Частичным ответом на этот вопрос может быть закономерность связи между продуктивностью труда и уровнем распределения богатств. Чем большим богатством владеет элита, тембольшей властью над обществом она обладает. С повышениемпроизводительности труда доходы элиты увеличиваются,и концентрация богатства наверху социальной пирамиды даетей еще большую власть над обществом.

То, что большая часть результатов повышения производительности труда достается управляющему классу, экономическойноменклатуре, подтверждается статистикой. Количество миллионеров сегодня несравнимо больше, чем 100 лет назад, когдаих было всего 400, «Fortune 400», удачливые 400. К 2004 году количество обладателей миллионных состояний — 3 миллиона, это1% населения. Они контролируют 45% всего богатства страны,и механизм власти находится в их руках.

Тем не менее, богатства распределяются намного шире, чемво всех предыдущих социальных формациях. Наверх поднимается все большее количество людей, что создает видимостьсправедливого распределения доходов, укрепляет системуподдержки существующего статускво. Но обладание достаточно высоким экономическим статусом значительной частинаселения вовсе не предполагает их влияния на государственную политику.

Реальной властью обладают лишь несколько десятков тысяч человек, связанных между собой сложной сетью экономических, политических, культурных и семейных интересов.Это те, кто имеет значительное влияние в государственном


340

аппарате, индустрии, торговле, финансах, военнопромышленном комплексе, средствах массовой информации, медицине и образовании.

Как равенство в экономических возможностях, так и равенство сил в политической борьбе, не более чем мифы, необходимые для сохранения власти правящей элитой.

В конце XIX и начале XX века политическая и экономическая власть концентрировалась в руках нескольких сотен«капитанов индустрии». Рокфеллер, Морган, Вандербильт,Карнеги — они диктовали политику государственным деятелям. Это были сильные личности, разрушавшие существующие традиции и табу старого общества, мешавшие развитиюиндустриального производства. Философия и литература этого периода, отвечая на социальный заказ, выдвинула идеюличности противостоящей толпе, не желающей расставатьсяс традициями. Когда фундамент индустриального обществабыл создан, герои и личности стали мешать. Корпорации, бюрократизированные организации уже не нуждались в личностях, им были нужны только исполнители, причем, на всехуровнях системы, включая ее верхний эшелон.

Анархист, убийца президента МакКинли, в 1901 году, передказнью, сделал заявление: «Я убил президента потому, чтосчитал это своим гражданским долгом. Я не верю, что одинчеловек может сделать очень много в служении обществу,а другой — ничего».

Убийца президента совершил свой индивидуальный акт какакт социальной справедливости, как защиту принципа равенства, но за ним стоял заказчик, индустрия, это она нуждаласьв полной унификации общества. Унификация общества, естественное следствие демократии, должна была, в конечномсчете, привести к исчезновению той человеческой породы, которая в Европе воспитывалась в течение жизни многих поколений, элиты.

Токвиль писал об американской идее равенства, в которойона была доведена до своего логического конца: «Естествен


341

ный инстинкт демократии — отвергать наиболее выдающихся граждан как представителей народа. Равенство требует посредственности».

В условиях американской рыночной демократии, свободнойот сословных предрассудков, в круг элиты входили те, кто создавал богатства в течение одногодвух десятилетий, и все богатства цивилизации они оценивали только в цифрах, цифрахдохода.

Чарльз Френсис Адамс, социолог второй половины XIX века, общавшийся с деловой элитой, писал: «Эта публика настолько скучна, что я предпочел бы вообще не сталкиваться с ними. Я не хотел бы встречаться ни с одним из этихлюдей, ни в этой жизни, ни в загробной. Ни один из них неассоциируется с умом, юмором или культурой».

Популярный эссеист первой половины двадцатого векаМамфорд называл лидеров индустрии искусственно выведенной породой людей, полуодушевленной частью физического мира и, с присущим ему сарказмом, называл их на латыни — Boobus Americanus, что в переводе звучит как Американский Дебил.

За 150 лет ничего не изменилось. Как писал журнал «Psychology Today» в 1995 году: «Они не будут читать Достоевского, если на деле предпочитают дешевый детектив. Онине пойдут в театр смотреть пьесу Шекспира, предпочитаяШекспиру стриптиз. Они не пойдут в музей смотреть работы старых мастеров, скорее, предпочтут фильм о гангстерах, гамбургер, обеду в изысканном французском ресторане и джинсы, одежде от модного дизайнера. Они говоряттолько о бизнесе, на работе или во время гольфа, и большени о чем другом. Они не умеют правильно писать, не владеют искусством красноречия, для этого они могут нанятьпрофессионалов. Они не ученые, чьи знания могут вызватьу них только головную боль. Они очень много знают о бизнесе, но как личности они ничем не отличаются от простого человека с улицы. Они не аристократы, чье умение


342

вести себя им не выучить за всю их жизнь… Они такие же,как и мы с вами, но, в отличие от нас, сорят деньгами направо и налево».

Достаточно взглянуть на лица сегодняшних лидеров американской экономики: Билла Гейтса, Дональда Трампа, УорренаБаффет. Что поражает в их лицах — ординарность. Так могутвыглядеть мелкие лавочники, хозяева мастерских, менеджеры низшего звена.

Однако в общественном мнении богатые — это наиболее талантливые и энергичные представители общества, чьи изобретательность, интеллектуальные способности и общая культуразначительно выше средних. Уоррен Баффет — меценат искусств, он обладает огромными коллекциями. Однажды на вопрос журналиста: посещает ли он музеи, он ответил: «Я не люблю ходить в музеи, там ничего нельзя купить». Для негопроизведения искусств лишь отличное вложение капитала. Часто те, кто начинал с самого низа социальной пирамиды, оказываются наверху, но так и не становятся элитой в традиционномпонимании этого слова.

Джон Рокфеллер, король нефти, не знал ничего, что выходило за пределы его дела, не читал книг, не посещал театры, не интересовался ничем, кроме цифр в своих бухгалтерских книгах. Он был человеком ординарным и безликим, он и выглядел как бесцветный бухгалтер, проведшийвсю свою жизнь за конторским столом. И это качество, посредственность, было характерно для многих американскихлидеров индустрии, что отличало их от европейских собратьев.

Европейская деловая элита умела наслаждаться всем богатством мира. Высокая культура, широта кругозора, твердостьубеждений и способность их отстаивать были критериямипринадлежности к элите. Власть и богатство находились в руках одной стабильной группы, накапливавшей из поколенияв поколение знание, культуру, манеры, стиль жизни, воспитывая преемственность элитарной породы.


343

Сталелитейный король Эндрю Карнеги не испытывал никакого уважения к деловой элите своего времени, хорошо знаякруг, к которому сам принадлежал, и не разделял мнениямассовой прессы, называвшей их титанами бизнеса, гигантами мысли, самыми талантливыми представителями общества:«Нужен ли талант и интеллект в бизнесе? Вовсе не нужен,скорее, может помешать. Большинство занимаются бизнесом потому, что почеловечески ограничены и не в состоянии проявить себя ни в чем другом. Ктото занимается деланием денег потому, что процесс их создания более увлекателен, чем сами деньги, и они не могут остановиться в делании денег, потому что иначе их ждет пустота. Совершенно не нужно быть талантливым человеком или обладать незаурядным интеллектом, чтобы преуспевать в бизнесе. Скорее — наоборот».

По определению Токвиля: «Аристократия американскихмануфактурщиков, растущая на наших глазах, — одна изсамых грубых существовавших в мире».

Эндрю Карнеги, тем не менее, считал, что богатство и властьдолжны находиться в руках немногих, и вне всякой зависимости от личных качеств этих лидеров, по его мнению, совершенно бездарных, кроме одного качества, выделяющего их средидругих, — непреодолимой жажды богатства и власти; благодаря концентрации богатства происходит движение, динамикаэкономического развития. Поделить все поровну — и тогда богатство будет растрачено, уйдет в песок, ничего не создав.

В условиях сложной многоступенчатой структуры индустриального общества концентрация экономической власти становится абсолютной необходимостью. Индивидуальное предпринимательство, в высоко технологичных сферах производства,может привести к хаосу. Лишь высокая концентрация экономической власти делает контроль эффективным.

Тем не менее, американская экономика использует принципдемократии в управлении. Власть, влияние на принятие решений распределяется между менеджерами, советом директоров,


344

акционерами и, в определенной степени, потребителями.Власть, в этих условиях, становится анонимной.

Можно было бы сказать, что идея власти народа в даннойсистеме реализована на практике. Но, в самом широком смысле, решения принимаются не отдельными людьми, не массами, а самой системой, живущей по своим законам, которые онадиктует обществу. Все превращаются в работников, обслуживающих нужды роста анонимной машины экономики.

Понятие элиты предполагает чувство личной ответственности за все происходящее в обществе. Но в последние десятилетия появился новый термин — менеджмент. Менеджерне несет никакой ответственности перед обществом, он служит лишь интересам своей корпорации и несет ответственность только перед ней. Правда, его лояльность относительна, она существует только в случае, когда его собственные,личные интересы совпадают с интересами компании. Если жекрах приносит большие дивиденды, нежели экономическиедостижения компании, он делает ставку на ее банкротство,его не волнует судьба акционеров, потерявших свои жизненные накопления.

Менеджер корпорации может принять одно единственноерешение, которое может привести к миллиардным доходам, нопри этом ничего не будет создано, миллиардные доходы часто — результат спекуляций и сложных многоступенчатыхсделок. Но сама позиция власти, суммы сделок в сотни миллионов или десятки миллиардов, делает каждое их решениесудьбоносным событием.

Размер оплаты работы менеджеров не связан ни с их успехом в борьбе с конкурентами, ни с продуктивностью и эффективностью их труда, как у рядовых работников. Это подтверждение их победы в борьбе за власть, влияние внутри самойкорпорации и умения пользоваться связями внутри государственного аппарата. Именно за этот сорт деятельности менеджер получает оплату в 400–500 раз больше оплаты среднегоработника, который производит реальный продукт.


345

В то же время менеджер — не хозяин, он один из исполнителей с ограниченной ответственностью внутри сложной бюрократической структуры, где никто не отвечает за процессв целом, все исполняют чейто приказ, и это не приказы конкретных людей, это приказ всей корпоративной системы.

Во время Нюрнбергского процесса простые исполнители:солдаты, бюрократы низшего и среднего звена — не проходили перед судом: «они исполняли приказ». Но и руководителиТретьего Рейха объясняли перед Нюрнбергским трибуналом,что это не они принимали решения, все они исполняли приказ.И это не было ложью, они действительно выполняли приказ,и не столько приказ фюрера, сколько приказ сложившейся государственной и экономической системы.

Карнеги, Форд, Рокфеллер владели своими компаниями исами руководили ими. Они не только создали индустрию страны, они активно участвовали в формировании всей общественной инфраструктуры. Они видели себя рулевыми у штурвалакорабляобщества.

Но начиная со второй половины XX века, владельцы компаний и корпораций передали руль управления профессионаламменеджерам. В Советском Союзе, при развале системы, произошел обратный процесс. Менеджеры, секретари обкомов,директора крупных предприятий, верхушка КГБ использовали политическую власть для захвата всех видов прибыльныхиндустрий и превратились из исполнителей задач общегосударственной экономики во владельцев ее частей. А сам принцип менеджмента снимает с них какуюлибо ответственностьза общество в целом, ответственны они лишь за повышениедоходов своей корпорации.

Те, кто сегодня считается управляющей элитой, на деле являются исполнителями локальных задач, никто не в состоянииопределять или изменять общее направление, так как экономическая и общественная инфраструктура приобрела уровеньсложности, при которой каждая ее часть существует в независимости от другой. Систему направляет не управленческий


346

аппарат, система сама определяет пути и направление развития. Система безлична, в ней нет других авторитетов, кромесамой системы, и она контролирует не только исполнителей,но и тех, кто организует сам контроль.

Как писал провидец Олдос Хаксли в 1923 году о перспективах развития общества в условиях экономической демократии:«Постепенно народ превратится в стадо, в стадо работающих и потребляющих животных. В их среде будут воспитаны пастухи, которые будут понимать реальность небольше, чем само стадо и, таким образом, вечный двигательнезыблемого общества будет создан».

Мечта об идеальном общественном устройстве, Новом Порядке, появилась в древней Греции, его принципы были сформулированы в работе Платона «Утопия», но идеи Платона оставались в забвении до Протестантской Реформации. В этот период, продолжая основные положения «Утопии», Томас Мори Кампанелла, в своих социальных фантазиях, создавали картины нового, образцового общества.

По мнению гуманистических мыслителей того времени, Европа, погрязшая в пороках, была обречена, и не существовало сил,способных расчистить эти авгиевы конюшни. Но только чтооткрытый новый континент — Америка, давал надежду начатьисторию заново, там утопия могла стать реальностью.

Герой «Утопии» Томаса Мора, Гитлодей, участвуя в путешествии Америго Веспуччи, просит оставить его на острове, рядом с берегом Америки, где он и попадает в государство Утопию, живущее по законам, установленным мудрым законодателем Утопом.

В Утопии нет частной собственности. Все граждане работают, «никто не сидит праздно и каждый занимается своимремеслом». Исключение составляет не управляющая элита,а служивое чиновничество, бюрократия, которая создает законы и поддерживает общественный порядок. Все продукты

19. Новый порядок на векаNovus ordo seclorum1

1 Надпись на оборотной стороне однодолларовой банкноты


348

труда распределяются равномерно. Одежда у всех одинакова,как и одинаковы жилища и сами города, которые «в такойстепени похожи друг на друга, что тот, кто увидел одингород, узнает все города Утопии». Принцип стандартизации,бюрократизации жизни появился уже в самых ранних социалистических теориях и опытах.

Через сто лет после появления «Утопии» Мора был опубликован «Город Солнца» Кампанеллы, в котором более подробно, с множеством деталей, описывается общество, построенноена тех же принципах равенства и стандартизации. Труд обязателен для всех. Жены общие. Детей воспитывают не родители, а общество. За отклонения от общепринятых норм поведения и единообразия одежды следуют жестокие наказания.Принципы жизни, предложенные утопистами, впоследствиистали называть казарменным социализмом.

Но еще до их научного обоснования европейскими гуманистами, идеи социализма, идеи всеобщего равенства применялись еретическими сектами анабаптистов, катаров, гуситов,альбигойцев, моравских братьев и многих других. Но идеи социализма не могли распространиться широко, на все общество,они не имели экономической базы. Экономика строилась насельском хозяйстве, а земля принадлежала потомственнойаристократии.

У американских пуритан, в отличие от их европейскихпредшественников, эта база была. Земля в Америке принадлежала тем, кто ее обрабатывал. Первые британские колонисты,в Плимуте на севере и в Джорджтауне на юге, в процессестроительства Божьего Царства на земле, проводили опыты создания Нового Порядка. Капитан Смит, первый лидер общиныв Джорджтауне, ввел принцип жизни, выражавшийся идеейраннего христианства, высказанной апостолом Павлом: «Ктоне работает — тот не ест». Следующей ступенью развитияэтой идеи была формула: «Время — деньги», выросшая из протестантского постулата, что каждый час, проведенный в бездействии, украден от труда во славу Господа.

Глава 19. Новый порядок на века

349

Для пуританской общины в Плимуте образцом были апостолы Христа, делившие один хлеб на всех. Следуя заповедямНового Завета, пуритане начали с коллективного, коммунального ведения хозяйства и равного распределения доходов, новскоре от него отказались.

В существовавших тогда условиях оно означало всеобщееравенство во всеобщей нищете, и перешли на более продуктивный вариант экономики, основанный на индивидуальноминтересе. Но попытки создать коллективистскую, коммунистическую модель продолжались и в XIX веке.

Как пишет американский историк Кумар: «В Америке XIX века практиковалось больше коммунизма, чем в любое другоевремя в любой другой стране».

Одним из теоретиков коммунизма был французский просветитель Шарль Фурье. В его системе общество состоит изфаланстеров, каждый фаланстер, в который входит 1620 человек, размещается в одном шестиэтажном здании с несколькими корпусами, где каждый из корпусов предназначен дляработы, общественных собраний и отдыха.

Фурье считал, что все разнообразие человеческих типов исчерпывается 810, поэтому все население фаланстера былоклассифицировано по своим типовым психологическим и физическим качествам. Каждый выполняет свою работу и получает свою долю доходов. «От каждого по способностям, каждому по труду».

Другой коммунистутопист, Роберт Оуэн, первым ввелв обиход слово социализм, и первая коммуна, которую он создал в Соединенных Штатах — «Новая Гармония», была фабрикой, принадлежавшей членам коммуныкооператива. Впоследствии она стала моделью рационального ведения индустриального производства.

Утопия же Фурье была антииндустриальной. Члены фаланг работали, но занимались только тем, что было для нихпривлекательно, делая неприятную для всех работу поочередно. Группы внутри фаланги формировались не на основе


350

производственных отношений, а на принципе личной притягательности друг к другу, по словам Фурье, на страстях, наабсолютной ценности личности и самовыражении в разнообразных формах деятельности.

Фурье считал, что удовлетворение инстинктов, страстейиндивида, является основной силой развития общества: «Нетни единой страсти бесполезной или плохой, все они — воплощение качеств, данных человеку природой, т. е. Богом». Истинное социалистическое общество должно поощрять все то,что считается пороками.

Принципы нравственности, запрещающие проявление природных качеств человека, вредны, потому что они не дают человеку проявлять свою божественную природу. «Все эти философские выверты, которые называют долгом, выдуманылюдьми, а страсти, влеченья даны Богом».

Центром концепции Фурье был индивид, личность, расцвету которой, во всех ее проявлениях, должно всемерно помогать общество. Коллектив, по Фурье, — это собрание личностей, в котором свободно расцветают все качества человека,подавляемые в «нормальном» обществе, а сужение человекадо «нормы» — не что иное, как уничтожение личности. Труднеобходим только для создания самого необходимого, а создание и накопление богатств, как цель общества, противоречитистинной цели личности — самореализации в труде, в процессе общения с другими людьми, в счастье, наслаждении самойжизнью.

Социалистические идеи опережали свое время, социализм —это равное распределение доходов, а доходы в сельском хозяйстве и мануфактурном производстве были минимальны.Только когда капитализм, самая мощная в истории производительная сила, создал развитую индустрию продуктовмассового потребления, только тогда идеи социализма, вовторой половине прошлого века, начали претворяться напрактике.

Первые же социалистические опыты, такие, как американ


351

ская пуританская община XVII века, так и коммуны века XIX,неизбежно заканчивались неудачей. Коммуна «Новая Гармония», созданная Робертом Оуэном, была основана в 1825 годуи просуществовала 3 года. Этьен Кабэ в Иллинойсе создал«Икарию» в 1850м — существовала 5 лет. Вильгельм Вейтлинг — «Коммунию» в 1851 году, в Айове, — 5 лет.

Коммунистические эксперименты в Америке не могли непривлечь внимания русских социалистов, по свидетельствуКороленко: «Эмиграция в Америку влекла многих русских,мечтавших о коммунизме».

Из всех коммунистических систем, система Фурье быланаиболее близка общим идеалам русской интеллигенции. Чернышевский использовал идеи Фурье в романе «Что делать»,четвертый сон Веры Павловны был литературной интерпретацией размышлений Фурье о свободной любви. Достоевскийизучал работы Фурье в кружке петрашевцев, за что поплатился каторгой.

Фурье был популярен в среде русской элиты, воспитаннойна европейской индивидуалистической культуре, но его идеине могли привиться в стране, где более 90% населения былибезграмотны и жили в условиях, построенных на коллективизме сельской общины, без какихлибо связей с общемировой культурой. Тем не менее, идеалы предреволюционной интеллигенции были использованы большевиками для пропаганды, которая объявляла расцвет личности — целью коммунизма, а в практике — советской жизни, которую провозглашалтрибун революции Маяковский: «Единица! Кому она нужна?!Единица — вздор, единица — ноль!». Личности уничтожалисьили кончали самоубийством, чувствуя свою ненужность новому строю жизни.

Идеи Фурье, однако, не были приняты и американским обществом, которое строилось на принципе индивидуальногоинтереса, а сама личность оценивалась только по количествусозданных богатств. Отношения внутри общества, в системеФурье, строились на принципах доверия и бескорыстия, что


352

противоречило основным постулатам всеобщей конкуренциии индивидуального успеха. Но, хотя система Фурье была отвергнута, работы других просветителей, Руссо, СенСимона,Дидро, Вольтера были использованы.

Центральная тема эпохи Просвещения: освобождение естественного начала в человеке, но естественное можно пониматьпоразному — это может быть доброта, бескорыстие, отзывчивость, естественен также и эгоизм, забота только о себе.Америка строилась на идее свободы индивидуальной экономической деятельности, поэтому естественными качествамичеловека стали считаться те, которые соответствовали условиям конкурентной борьбы. Каждый культивировал в себе текачества, которые, в атмосфере борьбы всех со всеми, приводили к победе.

Европа же в воспитании этих «естественных качеств» использовала традиционные методы — государственное насилие. В Британии второй половины XIX века безработные городские жители и безземельные крестьяне загонялись насильно на фабрики, где они жили в рабочих казармах в условиях армейской дисциплины.

Задолго до британского опыта, еще в начале XIX века,Аракчеев провел успешный, но локальный эксперимент создания трудовых лагерей, военных поселений. В России того времени его опыт не привился, но большевики сумели его воспроизвести на другой, массовой основе, в размахе всей страны, когда по инициативе Троцкого начали создаваться трудовые армии.

В США в принуждении к труду не было необходимости, человеческие качества, востребованные экономикой, воспитывались в процессе добровольной адаптации к системе, приносящей наглядное улучшение жизни. Для иммигрантов из всехстран мира завод, фабрика и рабочие трущобы были лишьвременным эпицентром их существования, первой ступеньюих жизни в новой стране, предоставляющей возможности, которых у них не было в странах, откуда они прибыли.


353

Каждый в процессе конкурентной борьбы мог добиться такого уровня материального благополучия, о котором в Европеон мог только мечтать. Двигателем конкуренции был личный,индивидуальный успех, и поэтому, хотя религия всегда былаважной составляющей жизни Америки, ее основные нравственные догматы: «все люди — братья», «возлюби другого, каксамого себя», — были отвергнуты.

В течение веков религия, католицизм, была основным общественным институтом, который регулировал все аспектыжизни, воспитывавшим мораль (общественный интерес) и правила поведения. Но религия не стремилась улучшить условияжизни людей, она просто не ставила перед собой такой задачи. Церковь освятила своим авторитетом разделение на бедных и богатых.

Бедняк не мог стать богачом. Не только он сам, но и все поколения его потомков были обречены на вечную нищету.

Церковь взывала к духовным ценностям, насаждая их огнеми мечом, и с безразличием смотрела на широко распространенную и унижающую нищету, лишавшую людей элементарногочеловеческого достоинства. Забота о материальной стороне жизни была объявлена низкой, низменной, недостойной человека,главной целью жизни было ее высокое духовное содержание.

В этих условиях призыв к духовной жизни выглядел какнадругательство. Католицизм говорил о человеке как центревселенной, но был неспособен изменить жизнь людей к лучшему, и начал уступать свои позиции протестантизму, в котором человек ценен тем, что он создает.

В период средневековья созидательная, творческая энергия масс находилась под спудом церкви, в период Возрождения эта энергия начала проявлять себя в самых разнообразных формах, начал формироваться новый тип человека,тип Строителя, Созидателя, Творца, Буржуа. Последовавшаяза Возрождением Протестантская Реформация провозгласила ценности нового, буржуазного класса. Труд — высшая религиозная ценность.


354

Протестантская Реформация была первой в истории Европы истинной революцией, она повернула направление развития цивилизации, в корне изменив основы миропонимания всехнаселявших Европу народов. Все последовавшие революциибыли лишь продолжением и развитием фундаментальных идейтой эпохи.

«Дайте людям хлеб насущный, а потом спрашивайте ихо духовной жизни», — таков был основной постулат Просвещения, наследницы протестантской Реформации. Материалистическое мировоззрение прививалось авторитетом науки, которая в ХХ веке подменила собой религию, все, что было освящено наукой, превращалось в сакральную истину.

На авторитете науки об обществе строился социализм в России, на авторитете экономической науки зиждилась идея рыночного общества на Западе. Благодаря науке стало возможным создать Новый Порядок, начавший в XX веке свое триумфальноешествие в Европе, России и США. В разных странах Новый Порядок приобретал различные формы, использовал различныеметоды, но единой была одна тенденция — уничтожить старыепредставления о добре и зле, религиозную мораль, нравственность и создать новое видение мира, новую мораль, новую нравственность.

Кредо большевиков: «Нравственно все, что полезно для революции». Кредо экономической демократии: «Нравственно все,что полезно для роста экономики». Американская демократия создавала новую мораль, используя, в начале своего развития, самую гибкую и приспособляемую религию — протестантизм, его авторитет, видоизменяя и приспосабливая религиозную мораль к нуждам экономического роста.

Европейские страны, строившие социализм, также должныбыли нейтрализовать влияние религии на массы, но она имела глубокие корни в общественном сознании, поэтому нацистская пропаганда постепенно вытесняла идеалы религии мифологией, арийской, варварской, дохристианской цивилизации.Итальянский фашизм пытался реконструировать варварский


355

Древний Рим. Христианская мораль, с ее состраданием к слабым, должна была уступить свое место идеалам Силы, способной переделать мир.

В предреволюционной России религия, православие, былоне только одним из общественных институтов, как католицизми протестантизм в Европе, оно пропитало сам фундамент русской жизни. Поэтому большевики использовали в своей пропаганде нравственные постулаты библейского закона — презрение к богатству, служение высшим целям, самоотверженность и высокие нравственные идеалы. И, в то же время, целенаправленно и более последовательно, нежели другие, разрушали религиозную мораль и саму церковь. Ожесточеннаяломка религиозных традиций, традиций нравственной жизни,которую провели большевики, унесла миллионы жертв, и,с точки зрения экономики, была неэффективной.

Американский протестантизм оказался гораздо более эффективным, так как содержал в себе мощный элемент рационализма и прагматизма, он не входил в противоречие с наукой, а находил компромисс метафизики религии с материализмом науки,объясняющей мир в физических категориях. Одна из наиболеевлиятельных протестантских сект Америки, созданная в концеXIX века, прокламировала этот союз религии и науки в своем названии — «Christian Science», секта христианской науки.

Постепенно наука отняла у религии доминирующую роль,наука создавала огромные материальные богатства и была более убедительной, чем эфемерные религиозные нравственныеидеалы. Наука отменила главный религиозный постулат —приоритет духа над материей и превратила материалистическое мировоззрение в идеологический фундамент, на которомстроились капитализм и социализм.

Наука стала движущей силой индустриального общества,она создавала новые машины, новые эффективные методы хозяйства и формы производственной дисциплины. Их результатом стало огромное материальное богатство, особенно наглядное в США.


356

Лидером внедрения нового научного подхода был ГенриФорд, именно его систему научной организации в автомобильной индустрии имел в виду Ленин, когда писал в 1918м году:«…(необходимо) внедрить научную американскую систему повсей России. <…> Производительность труда — это в последнем счете, самое важное, самое главное для победы новогообщественного строя».

На заводах Форда, на конвейерах, где собирались первыепримитивные автомашины для массового покупателя, как ихназывали тогда — «Тинни Лиззи», «Жестянка Лиззи», работали иммигранты, не только большей частью безграмотные, нои безъязыкие. Но вскоре «Жестянка Лиззи» перестала отвечать требованиям потребителя, в 20е годы Америка разбогатела, а для выпуска более мощных и комфортабельных машин была нужна не только более совершенная технология, нои другой работник.

Необходимость в научной организации труда возникла в период наиболее высокого развития капиталистической индустрии. Жесточайшая эксплуатация работников без какойлибо квалификации, часто неграмотных или полуграмотных, ужене соответствовала требованиям все более усложнявшейсятехнологии производства.

Работник, приходивший на завод из трущоб, где он жил в наскоро сколоченной из гнилых досок лачуге, не мог быть продуктивным в работе со сложными машинами. Его эффективностьв выполнении рабочих функций зависела не только от профессиональных знаний и навыков, но и от всех компонентов егоперсональной жизни. Полуголодный, одетый в грязное тряпье,герой Чарли Чаплина в «Новых Временах» был способен толькона завинчивание гаек.

Форд начал строить дома со всеми современными видамикомфорта для рабочих, строились ясли и школы для детей, создавались вечерние школы английского языка для иммигрантов и курсы повышения квалификации. Форд ввел также такие социальные программы, как пенсии по болезни и за выслу


357

гу лет. Рабочие получали займы на строительство своих домовот администрации завода, а не от банков, и с меньшими, чем вбанках, процентами, и покупали автомашины своей компаниипо сниженным ценам. В рабочих поселках открывались финансируемые администрацией салуны, кинотеатры, центрыразвлечений.

Охрана заводов Форда из 5 000 человек следила не только запорядком на производстве, но и за частной жизнью работников. Лояльность рабочих заводов Форда формировалась нетолько полной экономической зависимостью от своего работодателя, контролировались все аспекты жизни рабочих поселков. Как говорил Ленин, «социализм — это прежде всегоконтроль». Форд построил социализм в одной отдельно взятойкомпании, недаром его индустриальную империю называли«фордовский социализм».

Широко распространено мнение, что капитализм и социализм — антиподы, но по утверждению Ленина, — «социализмпроисходит из капитализма, исторически развивается изкапитализма, является результатом действия той общественной силы, которая рождена капитализмом».

По Ленину, социализм не может появиться вне капиталистической экономической базы, без нее он не более чем политический фантом.

Возвращение к капиталистической экономике, начатое Лениным — НЭП, было принято, исходя из этого ленинского постулата. Но, просуществовав всего несколько лет, НЭП былотменен, и основным двигателем экономики стала политика.Социализм начал строиться без его обязательного фундамента и превратился в идеологическую химеру.

Год отмены НЭПа — 1929й — время начала охватившейвесь цивилизованный мир Великой Депрессии и разочарования Запада в возможностях капиталистической системы.Капитализм озабочен лишь ростом богатств, игнорируя интересы общества, в 1929м году он привел мировую экономику на грань катастрофы, и реакцией стало распространение


358

социалистических идей, социалнационалистических, фашизма и советского варианта, интернационального социализма,ставших популярными во многих странах Европы.

Идеи социализма на Западе начали применяться на практике, когда конфликт классов стал опасным для благополучиясамого капитала. Чтобы выжить и развиваться, он должен былпринять в расчет общественный интерес.

В Соединенных Штатах, в период Великой Депрессии,угроза появления социализма в его фашистской форме былавполне реальной. Но Америка не пошла по этому пути, потому что в ней не было сильного государства, способного реализовать идеи фашизма насилием. Кроме того, к переводу экономики на социалистические рельсы страна не была готова,так как социализм, по определению, — равное распределение,а распределять в условиях свертывающейся экономики былонечего. Безысходность и отчаяние времени Великой Депрессии могли привести массы к революции, к диктатуре политических демагогов, играющих на чувствах масс, как это произошло в Германии и России.

Европейские формы социализма — фашизм и советская модель — возникли на существовавшей несколько веков государственной системе, обладавшей всеобъемлющей властью, онаконтролировала и направляла все общественные и экономические процессы. В Соединенных же Штатах государство служило интересам экономики; экономика, а не государство, формулировала основные принципы идеологии общества.

Фордовский социализм был не идеологической, а экономической концепцией. Автомобильная индустрия была наиболееразвитым технологическим производством своего времени,в котором социалистические принципы, т. е. внимание к интересам всего общества, было обусловлено требованиями экономики — новые технологии позволяли выпускать все большепродуктов массового потребления, и для их сбыта был необходим рынок, массовый рынок.

Работник, для того чтобы нормально функционировать в ус


359

ловиях сложного производства, должен был иметь не толькосоответствующие условия существования, но и достаточныесредства чтобы приобретать новые товары, поступающие нарынок.

Форд так сформулировал новую формулу роста индустриальной экономики, — «У покупателя должны бытьденьги, если у него их нет, то кто будет покупать моимашины». В начале 20х годов средняя оплата индустриального рабочего была $1.50 в день. Форд платил своим работникам $5.00 в день. Они и были первыми покупателямиего автомашин, сформировав значительный и стабильныйсектор рынка сбыта.

Впоследствии социалистические идеи Форда были реализованы Франклином Рузвельтом в широком круге государственных социальных программ, но они не были реакцией на потребности растущего производства. Администрация Рузвельтапыталась, как и Россия, решать экономические проблемы политическими средствами, силой государства.

Но после II Мировой войны социалистические программыпереустройства общества начали восприниматься как необходимость дальнейшего экономического роста. Экономика США,поднявшаяся, как на дрожжах, на военных заказах для странсоюзников и кредитах для экономического восстановленияЕвропы, стала нуждаться в пересмотре своих приоритетов.

Корпорации, в отличие от Форда, не называя социальныепрограммы для своих работников социалистическими, темне менее, повышали заработные платы, предоставляли медицинские страховки, пенсионные планы и акции по льготным ценам.

Государство, обслуживая интересы экономики, в свою очередь, использовало государственный бюджет, который значительно вырос за счет повышения налогов, смогло провестиширокие социалистические преобразования во всей стране.Они позволили уменьшить расходы на вклады в собственныепенсионные фонды — государство предоставляло пенсию по


360

возрасту, на сберегательные счета, создаваемые на случай безработицы — государство выплачивало пособие по безработице,беднейшая часть населения получала бесплатные медицинскиестраховки. Государство предоставляло также помощь в получении высшего образования для неимущих классов. В периодправления Джеральда Форда, объявившего о создании Великого Общества, программы, созданные Рузвельтом, были расширены и усовершенствованы. Разумеется, создание этих программне было акцией гуманизма и бескорыстия, это был точныйи дальновидный расчет политиков и экономистов страны.

Социальные программы создавали чувство безопасности,уверенности в завтрашнем дне, что позволяло не откладыватьсвободные средства на черный день, а инвестировать их в бизнес, в акции, что, в свою очередь, приводило к расширениюпроизводственной базы, увеличивало количество рабочих мест.Индустрия поднималась на вкладах миллионов работников,принося всему обществу наглядные дивиденды.

Постулат Форда о необходимости высоких заработков дляработников, без которых работник не может покупать промышленные товары, во второй половине ХХ века стал настолько очевиден, что государство, не вмешиваясь в заработную политику бизнеса, напрямую раздает деньги населению.В 2008м году администрация Джорджа Буша послала каждойсемье $600, администрация Барака Обамы, в 2009м году, —$500.

Социалистические идеи Генри Форда опережали свое время, в глазах своих коллег он предавал саму идею экономической свободы, где победителю достается все. Форд же виделв капитале, беспощадно эксплуатирующего ресурсы всего общества, нерадивого хозяина, который держит своих овец в голоде и холоде. Он озабочен только сегодняшним доходом,и ему нет дела, что завтра его овцы просто вымрут. Бизнесживет только сегодняшним днем.

Форд, как никто другой, видел перспективу, понимал логику развития капитализма, постепенно перерастающего в соци


361

ализм. Только социализм позволяет индустрии эффективнофункционировать в условиях усложняющегося производства,обеспечивает плановое развитие экономики, делает возможным контролировать общественные процессы и позволяетсправляться с экономическими и социальными кризисами.

Ленин мечтал скопировать социализм с фордовского социализма, но социальная программа Форда, органично выраставшая из потребностей свободной корпоративной экономики,в России не имела будущего. Советское государство былоединственной корпорацией, имевшей абсолютную монополию,что лишало экономику необходимой гибкости. Непроизводительные индустрии поддерживались, несмотря на их неэффективность. Производство потребительских товаров было лимитировано, поэтому государственные социальные программымогли предоставить населению только предметы первой необходимости, да и те были дефицитом. Экономика была подчинена политическим целям, удержание и укрепление власти государства было важнее экономических задач.

Хотя Форд видел в государственном социализме гораздоменее результативную альтернативу социализму корпоративному, тем не менее, он оказывал огромную финансовуюи техническую помощь первопроходцам, Германии и Советскому Союзу.

На средства Форда был построен автомобильный завод в городе Горьком. Это были не только производственные здания,это был целый комплекс, включающий фабрикикухни, рабочие общежития и клубы культуры, копия фордовских предприятийгородов в районе Детройта.

Форд вложил в строительство комплекса 50 миллионов долларов, и Горьковский автозавод в 30е годы стал форпостомсоциалистической индустрии. Форд принимал участие такжев создании в гитлеровской Германии автомобильных заводовVolkswagen, которые выпускали не только автомашины, нои танки, и внес свой вклад в создание знаменитых автобанов,автомобильных дорог.


362

Наибольшие симпатии вызывала у Форда немецкая модель,где был найден баланс между интересами государства и интересом частных корпораций, что делало ее экономически эффективнее советской. Но и советский государственный социализм демонстрировал значительные успехи в 30е годы, и американская социалистическая пресса, на волне разворачивающихся социальных программ, проводимых Франклином Рузвельтом, видела в советской модели своего двойника.

Американский юрист, побывавший в Советском Союзе в 1935году писал: «Условия жизни здесь напоминают мне состояние дел дома. Тот же энтузиазм, то же желание добитьсяуспехов в индустрии, та же энергия и увлеченность делом».Все страны, каждая посвоему, строили свою версию социализма.

Страны, строившие Новый Порядок, различались в своейпрактике, но идеологические постулаты, которые они провозглашали, во многом совпадали. Так, Бернард Шоу отмечал:«Сталинская конституция выглядит так, как будто онанаписана Томасом Пэйном (один из творцов Американскойконституции)». Различия же, в практике реализации НовогоПорядка, были связаны с различными историческими традициями, культурой и самосознанием народов этих стран.

Особенно трудные задачи стояли перед большевиками:нужно было изменить отрицательное отношение к труду, которое шло от конкретного жизненного опыта, — работник в советской экономике не получал ничего, кроме эфемерной «рабочей славы». Экономические стимулы подменялись идеологическими, которые, тем не менее, оказывали огромное влияние на сознание масс.

В 20е годы проходила широкая внутрипартийная дискуссия о путях экономического развития страны, в которой одноиз центральных мест занимала работа Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Первые большевистские лидеры, получившие образование в Европе, понимали,что рост экономики в США стимулировался религиозной


363

идеологией труда в протестантизме, и его постулаты были использованы в советской пропаганде труда.

Советский лозунг: «Труд — дело чести и доблести» — былпарафразой протестантского догмата — «Труд — служение Богу», а мораль «Нового Советского Человека» почти полностьюсовпадала с протестантской этикой труда и аскетической жизни, но они не давали тех результатов, как в СоединенныхШтатах, которые постепенно сменяли религиозные доктринына формулировки новой религии — науки.

На новом этапе развития индустриального производства религиозная идеология уже не отвечала требованиям технологической эпохи, увеличение производительности труда, егоэффективность зависела от научного подхода к организациипроизводственных отношений. Начала создаваться бюрократическая система, которая должна была ввести в рамки рациональных, формальных правил не только отношения в производственной сфере, но и стихию человеческих отношений вовсем обществе.

Неформальные, т. е. индивидуальные отношения междулюдьми строятся на эмоциях, чувствах, импульсах, а неизбежно возникающие в этой атмосфере конфликты нарушаютстабильность общественных процессов. Функциональные же,т. е. стандартизированные, бюрократизированные, безличныеформы нейтрализуют спонтанность, импровизацию, непосредственность в поведении людей.

В процессе создания бюрократической системы были использованы все виды общественных наук, которые занималисьне широкими обобщениями, а искали конкретные решенияпрактических задач производства и общественного развития,учитывались многочисленные факторы, не только производственные, но и факторы психологические.

В Советской России научный подход к экономическим и общественным проблемам не мог иметь будущего, он был опасендля самой власти. По инициативе Ленина, в начале двадцатыхгодов, был создан ЦИТ, Центральный Институт Труда, но


364

вскоре был ликвидирован. В 20е годы широко дискуссировалась также необходимость новой науки, антропотехники,науки о создании, конструировании Нового Человека, но через несколько лет все исследования в этой сфере были прекращены.

В Советской России не было науки об обществе, то, что носило это название, наукой не было. Это была одна из формпропаганды: литературное творчество, политические фантазии. На Западе наука манипуляции человеком и обществомразрабатывалась огромной армией специалистов и была названа «социальной инженерией».

Социальные инженеры Запада были профессионалами, отлично знавшими свое дело, а советские «инженеры человеческих душ», выполняя политический заказ, игнорировали реальные процессы, происходящие в обществе.

Деятели общественных наук, полуграмотная «красная профессура», не владели элементарными знаниями об обществе,все ограничивалось единственно верной наукой — материалистической диалектикой, которая занималась «научным» обоснованием своеволия власти. Поэтому научная организацияжизни общества, т. е. бюрократизация, в Советской Россиипроводилась по иному сценарию, нежели на Западе. Советскиебюрократы бюрократами не были, они подчинялись не законам, инструкциям и обязательным формам, а звонкам по «вертушке».

Создавался внешний цивилизованный фасад, за которымбушевала стихия борьбы неконтролируемой власти со стихиейнародной жизни. Бюрократизация могла привести к ограничению своеволия власти, что для хозяев жизни было неприемлемо, поэтому средством контроля масс стали репрессиии пропаганда.

Но абстракции идей, входящих в наглядное противоречие спрактикой жизни, убеждали далеко не всех, призывы к самоотверженному труду во имя высоких идей наталкивались наяростное сопротивление многих слоев населения.


365

Логика же американской пропаганды была убедительной,так как она подтверждалась жизненным опытом: «Думайтолько о себе, о своем личном благополучии, и этим ты увеличишь не только свое личное богатство, но и богатствовсего общества».

Советский Союз определял цели и задачи строительства социализма в идеологических категориях, в США Форд, наиболее влиятельный пропагандист социализма в стране, говорило них в экономических терминах: «Социальные изменениядолжны прийти не в результате политической революции,а в процессе экономической эволюции. Культура производствамашины должна стать культурой жизни — это наше всеобщее будущее, и лидером на этом пути будут СоединенныеШтаты».

Эту культуру обществамашины впоследствии стали называть «корпоративным социализмом». Первым этот терминввел в употребление Бенито Муссолини, который называлэту систему фашизмом: «Фашизм можно назвать Корпоратизмом, потому что это слияние государства и властикорпораций».

Капитализм на высшем этапе своего развития начал внедрять бюрократическую систему, которая была развита и усовершенствована в процессе социалистических реформ. Социализм, в его конечной форме, — это бюрократическая система,система тотального контроля всего общества.

В условиях экономической демократии Новый Порядокскладывался естественно, без вмешательства государства, таккак в нем большинство получает не только материальные блага, но и чувство безопасности внутри стандартизированной общественной жизни, нейтрализующей эксцессы, характерныедля предшествующих формаций. Кроме того, в демократической системе, построенной на принципе волеизъявлениябольшинства, насилие не имеет смысла, так как контроль осуществляется большинством, и индивид подчиняется общепринятым стандартам поведения не из страха перед наказанием,


366

а из страха перед мнением окружающих его людей и вырабатывает приемы психологической адаптации, самоконтроль.

Уже во времена Алексиса Токвиля, в первой трети XIX века, начал складываться порядок отношений, который он назвал «деспотией демократии»: «…она (демократия) покрывает всю поверхность общества сеткой маленьких, но сложных правил, они незаметны и единообразны, и потому дажесамые сильные умы и самые энергичные люди не в состоянии проникнуть в суть происходящего».

Традиции индивидуализма позволяли проводить манипуляцию масс через идею личного успеха, который понимался какинтерес экономический, а на эту узкую сферу легко накладывалась «сетка маленьких, но сложных правил».

Людьми с одной жизненной целью можно легко манипулировать, так как в процессе достижения своих индивидуальныхцелей они утрачивают интерес ко всему остальному. Все, чтосуществует вне экономической сферы, утрачивает для нихсвою привлекательность, и этот «экономический человек» всемсвоим стилем жизни формирует и укрепляет тотальную систему контроля.

Используя постоянный и незаметный, но всеобъемлющийпресс, экономическая демократия блокирует любое сопротивление, — «…и в результате вся нация превращается в стадо трусливых, но трудолюбивых животных, выполняющихвсе, что от них требуют пастухи. Это рабство особогосвойства, оно предлагает разнообразные формы внешней свободы, незаметно и мягко лишая их свободы внутренней»(Алекс Токвиль).

«Тоталитарное общество создается снизу и отвечает потребностям масс. Именно этим оно отличается от тирании», — через столетие после Токвиля писала об экономической демократии немецкий философ Ханна Арендт. Тотальный порядок не может быть установлен в сложной органической системе, которой является человеческое общество, только общество, построенное, как машина, в которой все состав


367

ляющие ее «винтики» стандартны и взаимозаменяемы, способно реализовать тотальный контроль.

Принцип взаимозаменяемости работников фашисты и коммунисты реализовывали варварским методом, заменой изношенного человеческого материала новым (у обеих стран былинеисчерпаемые человеческие ресурсы: у одних — собственныеграждане, у других — иностранные рабы). Экономическая демократия также сбрасывает отработанный человеческий шлак,но делает это в цивилизованной форме и без примененияоткрытого насилия.

В отличие от политики кровопускания, проводившейся Германией и Советской Россией, Америка создавала все более высокий уровень контроля общества терапевтическими методамив процессе постепенной эволюции, вводя социалистические реформы постепенно, по мере необходимости включая их в ужесуществующую капиталистическую структуру.

Еще до возникновения социализма в европейских странахмногие марксисты видели США как страну, в которой социализм уже начал строиться. Майкл Харрингтон, основатель партии Демократического Социализма (предшественницы Коммунистической партии США), заявил в 1907 году: «То, что принято называть американизмом — это социализм в специфической американской форме». Об этом же писал американскийсоциолог Самсон в 1937 году: «Американская идея о том, чтокаждый может стать капиталистом — это вариант социализма с индивидуалистическим рефреном».

Лев Троцкий, проведя в США два месяца и уезжая в 1917мгоду из Америки в Россию строить новый мир, писал: «Я покидал Америку с чувством человека, который только однимглазом взглянул внутрь кузницы, где будет выковыватьсясудьба человечества».

В период между Первой и Второй Мировой войной почтивсе страны Европы начали строить социализм, хотя темпыразвития были лимитированы послевоенной разрухой: Россия в 1917м, в 1924м году Италия, в 1933м Германия,


368

объявившая о строительстве «Нового Порядка в Тысячелетнем Рейхе», затем Франция, Испания, Болгария, Румыния идругие.

Часть стран выбрала путь националсоциализма, войдя вфашистскую коалицию, другая присоединилась к мировомусоциалистическому Интернационалу.

Немецкая фашистская партия, до прихода к власти, официально называлась «рабочей партией» и имела ту же социальнуюпрограмму, что и другие рабочие партии стран Европы: «Мытребуем, чтобы правительство обеспечило граждан работойи гарантировало прожиточный уровень. Рабочие должныучаствовать в прибылях крупных предприятий. Нельзя допускать свободы эгоистических интересов индивида. Не общество подчиняется индивиду, а индивид подчиняется интересам общества. Должны быть расширены программы помощи пожилым. Должна быть создана система государственного бесплатного образования для бедняков в университетах.Государство должно усовершенствовать систему народногоздравоохранения, взять под свою защиту детей и матерей,запретить детский труд».

Тоталитаризм обычно ассоциируется с фашизмом и советским коммунизмом, с факельными шествиями, кострами изкниг, с гестапо и СС, КГБ, Гулагом и уничтожением целыхклассов и геноцидом народов, проводившимся государственной машиной.

В дореволюционной России общество принимало государство как единственную легитимную силу, которая направляла и контролировала все экономические и общественные процессы, почему в Европе Россию и называли «полицейским государством».

Советское государство строилось на уже существовавшемфундаменте национальной традиции отношений народа, и система полицейского государства логично переросла в казарменный коммунизм Советов, новыми были только идеологияи масштаб репрессий.


369

В Германии, до Iй Мировой войны, государство воспринималось так же, как и в России, идеи демократии были чуждынародному сознанию, и, с приходом власти фашистов, государственная система превратилась в средство абсолютного, тотального контроля.

Нацисты недаром назвали фашистскую Германию ТретьимРейхом. Третий Рейх был прямым наследником кайзеровскойГермании, Второго Рейха, с его мощной индустрией и организационной структурой, тоталитарной по своей сути. Фашистыне строили тоталитарную систему заново, она уже существовала, об этом говорит сам срок, в течение которого она быласоздана, скорее, воссоздана и усовершенствована — шесть лет.Новым, что внесли в жизнь Германии фашисты, была лишьгосударственная идеология.

В России и Германии экономическая база хотя и была достаточно мощной, но еще не подошла к тому этапу, на которомсоциализм возникает как логическая ступень в развитиипроизводительных сил. Единственной альтернативой экономическим реформам была сила государства, использовавшегорабский, бесплатный труд иностранных рабов — в одном случае, и все население своей страны — в другом. Государство,превратившееся в единственного работодателя и распределителя средств существования, придало насилию над массаминовые формы, небывалый размах, небывалый масштаб. Какписал Карл Маркс: «Насилие — повивальная бабка Прогресса».Насилие использовалось также в странах экономической демократии, где оно было, однако, лишь одним из инструментовэкономической политики и ограничивалось контролем общества над государством.

Страны, строившие государственный социализм, превратилинасилие в основной инструмент экономической политики, темболее что промышленное производство первой половины XXговека позволяло поставить его на индустриальный конвейер,благодаря которому система рабского труда и уничтожениемиллионов в газовых печах приобрела небывалый масштаб.


370

«Холокост не мог произойти в доиндустриальномобществе. Процедура уничтожения была рационализирована и стандартизирована в полном соответствии с требованиями современного производства».(Немецкий социолог Зигмунд Бауман)

«Не объяви Германия войну всему цивилизованномумиру, уничтожение групп населения, мешающихконцентрации власти, и установление абсолютногои нескрываемого контроля над жизнью всех слоевобщества прошло бы более или менее незамеченным.Капиталистический мир, с его приоритетом материалистических ценностей, примирился бы с эксцессами своего экономического и торгового партнера<…> фашизм — лишь грубая, примитивная формакапиталистической демократии».(Немецкий философ Адорно)

Концентрационный лагерь был крайней, экстремальной формой индустриального производства, в котором работник воспринимался не как винтик, а как материал. В лагерях смертииз кожи заключенных делали дамские сумочки, из черепов —сувениры, пепел использовался как удобрение.

Сама идея концлагеря возникла задолго до ХХ века, в начале индустриальной эпохи, в XVIII веке. «Только те, кто работает, и полезен для общества, должны жить, остальныхследует уничтожить», — писал один из просветителей, СенСимон. XVIII век подготовил теоретическую базу для перехода к Новому Порядку, век XIX начал создавать техническуюбазу, к началу ХХ века она была построена, что сделало возможным воплотить идеи в жизнь.

Концентрационный лагерь не был новшеством, введеннымбольшевиками или нацистами. Первыми были резервациидля индейцев, в которых, лишенные средств существования,они вымирали десятками тысяч. Во время американской


371

Гражданской войны пленных солдат Юга загоняли в огороженные проволокой болота, где они умирали от болезней инедоедания. Британия подавила в Ирландии движение за независимость, закрыв все пути доставки продовольствия в период неурожая; от голода в 1845 году погибло 1,5 миллионажителей одной из английских провинций.

В Южной Африке в начале ХХ века несколько десятковтысяч буров, белых колонистов, выступавших против английской администрации, были расстреляны в лагере, которыйвпервые получил название «концентрационный».

При входе в советские трудовые лагеря стоял лозунг: «Трудосвобождает», тот же лозунг использовался и в фашистскихконцентрационных лагерях. Большевики и фашисты не былипервооткрывателями, они следовали принятой во всем цивилизованном мире веры в ценность труда. В отличие от странэкономической демократии, где работник заинтересован всвоей продуктивности, в тоталитарных режимах производительность труда повышалась страхом смерти и палкой. В концентрационных лагерях проходила селекция, отбор «непродуктивного» человеческого материала: детей, женщин, стариков, больных, который шел в устаревшие плавильные печи,снятые с производства. «Продуктивный» материал загонялсяв трудовые лагеря.

Насилие в демократических странах осуществлялось гораздо менее наглядно, бескровно, экономическими средствами. Но американская Великая Депрессия 30х годов открыто продемонстрировала, что рыночная экономика также уничтожает свой непродуктивный человеческий материал. Третьнаселения страны не имела работы, не имела средств к существованию. Чтобы не снижать рыночные цены, уничтожались огромные объемы продовольствия, и еда превратиласьв недоступную для многих роскошь. Перестав производитьи потреблять, миллионы безработных стали ненужным балластом для экономики страны.

Судя по докладу «Statistical Abstract of the United States»,


372

население США сократилось за два года, 1931–1932, на 8 миллионов 553 тысячи человек и держалось на этом уровне до1940го года, несмотря на рост населения по рождаемости, чтопредполагает еще более высокую цифру погибших. Этот процесс прошел незамеченным для всего остального мира.

После II Мировой войны экономика из индустриальной фазы перешла в фазу постиндустриальную, технологическую,и отношение к «человеческим ресурсам» изменилось, они стали не менее ценны, чем ресурсы материальные. На этом новомвитке экономического развития Запад начал строительство«капитализма с человеческим лицом», а Россия — «социализма с человеческим лицом». Американский политолог Гэлбрайтназвал этот процесс конвергенцией, сближением двух, внешне противоречащих друг другу систем.

«В сущности, ведь две идеологические силы, противоборствовавшие большую часть ХХ века, спорилилишь о деталях одного и того же светлого будущего.Не идеалы, а методы отличали их друг от друга».(Русский журналист Генис)

Для философов Франкфурской школы, Фромма, Адорно,Маркузе, видевших, как создавался фашистский режим в Германии и бежавших от него в США, специфика американскойжизни не помешала им увидеть в стране самой передовой демократии знакомые им черты тоталитаризма.

Советские диссиденты, Солженицын и Александр Зиновьев,оказавшись на Западе, предполагали найти здесь истиннуюдемократию, а нашли то же, с чем боролись в Советском Союзе, только в других, более изощренных и более цивилизованных формах.

Папа Римский, ИоаннПавел II, бывший польский прелат,посвятивший большую часть своей жизни борьбе с советскимвариантом социализма, в своей энциклике 1998го года отметил, что сегодняшний капитализм превратился в улучшеннуюверсию коммунизма.


373

Ханна Арендт в своей книге «Истоки тоталитаризма» говорила, что для среднего человека тоталитаризм стал настолько повседневен и привычен, что он уже не обращает на это внимания.Среднему человеку привито определенное видение тоталитаризма — костры горящих книг, дымящиеся трубы лагерей смерти,марширующие колонны, но это грубые, варварские формы тоталитаризма, показавшие свою несостоятельность. Благодарясложной системе декораций, скрывающих механизм системыв массовом сознании, современные методы создания Нового Порядка никак не ассоциируются с тоталитаризмом.

Но что такое тоталитаризм? Это система, создающая из общества безликую массу, это система, в которой стандартизированы все стороны жизни общества, это система, где всеконтролируют всех, где власть системы над жизнью индивида тотальна. В создании системы тотального контроля экономической демократии участвует все общество, так как подчинение приносит ощутимые дивиденды. Манипулируя индивидуальным интересом, система создает общественный консенсус, тотальную поддержку, и физическое насилие перестаетбыть необходимостью.

«Вся мировая цивилизация, столетие за столетием, создавала тонкую пленку гуманизма и справедливости, маскирующую бесчеловечный механизмсистемы».(Классик американской экономической наукиДжон Майнард Кейнс)

Можно говорить о том, что лучше и что хуже, как Черчилльв своей общеизвестной фразе: «Капитализм, конечно, — бесчеловечная система, но остальные еще хуже». Преимуществаэкономической демократии неоспоримы, она не сжигает людейв газовых печах, но если говорить о человечности, то вся цивилизация в процессе реализации идей Прогресса была бесчеловечна, так как ее окончательной целью был тотальныйконтроль над всем существованием человека.


374

«…социализм и капитализм, оба стремятся к полнойвласти над человечеством, и их цель — контроль надсамыми интимными сферами человеческого духа».(Николай Бердяев)

Марксизм, оправдывая насилие как неизбежность развития общества, говорил, что таков незыблемый историческийзакон. Борьба классов — движущая сила истории. Экономический либерализм говорит о существовании других законов, законов свободного рынка, в котором нет борьбы классов,а есть только борьба между индивидами, в котором насилиетакже неизбежно.

Лицензия на знание истины, законов истории, привеласоветскую систему, с ее «научным коммунизмом», к полному краху. Сегодня место коммунистической идеологии с ее«научностью» занимает не менее «научная» идеология свободного рынка. Счастье придет к человечеству в результате подчинения общества требованиям рынка.

А рынок сможет до конца использовать весь свой гигантский потенциал, создав стандартный ценник на все формы человеческих отношений. На массовый рынок должно быть выставлено все: любовь и ненависть, уважение и презрение, идеалы и убеждения. Все должно продаваться и покупаться.

Простота и удобства этой системы очевидны, экономическийподход ко всем проблемам упрощает сложность и запутанностьчеловеческой жизни, он вводит в рамки стандарта условияжизни, все формы отношений: поведение, мышление, науку икультуру.

В то же время, как отмечал в 1957 году Бернард Розенберг,автор книги «Массовая культура», — «Полная унификация общества стерилизует содержание человеческой жизни, лишаяее живых соков, она ведет нас к тоталитаризму».

Идея Нового Порядка прошла длительный процесс трансформации, и ее конечным результатом стал социализм.Сегодня многие страны западного мира, Англия, Франция,


Швеция, Италия, обозначают свое социальное устройство каксоциализм. В США средства массовой информации отрицаютсуществование социализма в стране, используя различные эвфемизмы, но как иначе можно назвать широкую сеть социальных программ — пособия по безработице, по бедности, по старости, финансовую помощь в получении высшего образования,государственные и корпоративные медицинские страховки,финансирование культуры и науки. Все они стали возможныблагодаря стандартизации экономики, науки, культуры, всехаспектов жизни общества.

Точкой отсчета в появлении тоталитарных форм считаетсяпоявление немецкого фашизма. Но тенденции к его появлениюбыли заложены уже в первый период создания материалистической или индустриальной цивилизации, во времена Токвиля,о котором газета «Washington Post» писала в апреле 2007 года:«Алексис Токвиль — выдающаяся фигура политической мысли XIX столетия, наравне с Карлом Марксом и ДжономСтюартом Миллем, и гораздо более прозорливый, чем любойиз них. В Европе его времени он был единственным, кто понимал, куда движется история».

Алексис Токвиль в 1836 году писал: «Я боюсь, что в будущем общество создаст унифицированные институты, одинаковые для всех мечты и желания, стандартные манерыповедения… Я думаю, что сила средств контроля над обществом, которым обладает (политическая) демократия, несравнимы ни с чем, что существовало в прошлом…, (рыночная демократия) бессмысленно потратит свою энергию насоздание Монбланов из всякой ерунды, заслоняя ими дорогув свое будущее, и хотя внешнее движение будет происходитьпостоянно, но человечество остановится в процессе своегоистинного развития».

I. Труд — путь к свободе и богатству

1. Американская Мечта

2. Религия труда

3. Дело Америки — делать дело

4. Преступление — бизнес другим путем

II. Успех

5. Цена успеха

6. Искусство жить или искусство выживать

7. Деньги — не средство, а цель жизни

8. Хищные вещи века

V. Новый порядок

16. Свобода личности или свобода индивида

17. Равенство или стандартизация

18. Вся власть народу

19. Новый порядок на века

III. Новый человек

9. Минимальная личность

10. Новый человек — постчеловек

11. Виртуальный человек

IV. Мир создается словом

12. «В начале всего сущего было слово»

13. Информация и образование для масс

14. Культура для масс

15. Знание — это власть

5

7

25

51

91

123

125

143

157

171

301

303

319

331

347

181

183

209

229

241

243

249

261

285

WorldGospelofMoneyzip.ariom.ru/2014/archives/gofman-01.pdf · 2014-02-19 · Михель Гофман. Американская Идея 12 конформизм выбором не

Documents