Власкина Н.А. Святочные бесчинства на Дону // Покровские дни. Труды конференции. Нижний Новгород, 2011.

22 Труды конференции «ПОКРОВСКИЕ ДНИ». Нижний Новгород. Номер 3. Том 1.

Власкина Нина Алексеевна кандидат филологических наук,

научный сотрудник Института социально-экономических и

гуманитарных исследований Южного научного центра РАН

E-mail: [email protected] [email protected]

СВЯТОЧНЫЕ БЕСЧИНСТВА НА ДОНУ

© 2011 Н.А. Власкина

Одним из ярких святочных ритуальных действий

являются бесчинства или озорство молодежи в кануны

Рождества, Нового года и Крещения. Эта форма

антиповедения, известная всем славянам, характеризуется

исследователями как «предписывающая действия,

противоречащие норме», и обладающая охранительной либо

матримониальной семантикой [1, 171]; «тип поведения, для

которого характерно нанесение умышленного морального и

материального урона или вреда» [2, 68]; форма выражения

«временного хаоса» [3, 181].

Данная статья посвящена характеристике видов

святочных бесчинств, традиционных для казачьего населения

Ростовской и Волгоградской областей в границах бывшей

Области войска Донского; определению места данного типа

обрядовой практики в структуре святочных празднеств.

Материалом для анализа послужили расшифровки

аудиозаписей интервью с казаками, коренными жителями

Ростовской и Волгоградской областей, хранящиеся в

объединенном архиве полевых материалов

диалектологической и этнолингвистической экспедиции

Южного федерального университета и Южного научного

центра Российской академии наук.

В распоряжении исследователя, анализирующего

названную составляющую донской святочной обрядности,

оказывается сравнительно небольшое количество текстов. При

mailto:[email protected]

mailto:[email protected]

Труды конференции «ПОКРОВСКИЕ ДНИ». Нижний Новгород. Номер 3. Том 1. 23

пестроте вариантов девичьих гаданий и святочных обходов,

зафиксированных и в дореволюционной печати (см. напр. [4,

377; 5–6]), и в современных полевых записях (см. напр.: [7]),

мемораты о святочных бесчинствах достаточно редки.

Единственной публикацией, в которой на донском материале

характеризуется этот тип ритуальных действий, является

статья Л.И. Гнутовой и Б.Н. Проценко, посвященная

празднованию Нового года [8]. Поставленные авторами задачи

обусловили конспективное изложение типов святочных

бесчинств молодежи, что позволяет признать необходимость

более подробного описания и анализа явления.

Рассматриваемый тип обрядового действия на Дону

оказывается приурочен лишь к одной дате в рамках Святок:

старому Новому году. Номинации, используемые нашими

информантами для его характеристики, указывают на

нейтральное и положительное отношение к действию: «Ну

эта сабира… шутють, канешна. Сабираюца и шутють

ходють» (Горячева М.Н., 1934 г.р., зап. в х. Тормосин

Чернышковского р-на Волгоградской обл. в 2011 г., соб.

Власкина Н.А.); «Ну вроди как шутки, вроди ани

патшутивають, шутя ть» (Морозова М.В., 1932 г.р., зап. в х.

Волоцком Чернышковского р-на Волгоградской обл. в 2011 г.,

соб. Тупогузова М.Э.); «Ну бизабразий-та таких ф старину

ни было, как типеря, а шалили, шалили пад Новый гот»

(Зинаида Евграфьевна, 1912 г.р., зап в г. Константиновск

Ростовской обл. в 1996 г., соб.: Осканян И.). Правомерность

молодежных бесчинств мотивируется их укорененностью в

характерном для Святок перечне действий, рассматривается

как дань традиции: «Када у Сѐмина калитку сняли и атнисли

дальшы, ну он эта ничѐ, так пабурчал-пабурчал, патом эта:

ну такое дела, празник, сам такой был» (Берозко Л.М., 1940

г.р., зап. в х. Фирсовка Чернышковского р-на Волгоградской

обл. в 2011 г., соб. Власкина Н.А.); [Соб.: Зачем под старый

Новый год ворота снимали?] «Так паложына. Старинная

жысь, паложына испакон веку. Сымали и фсѐ. Как далжно

быть» (Майданникова Т.П., ок. 1925 г.р., зап. в х.

Плешаковском Шолоховского р-на Ростовской обл. в 2002 г.,


соб. Власкина Н.А.); «Парызламають калитки. И двери

ламали. Такая закон» [8, 51]. Однозначно отрицательная

оценка действий молодежи встречается реже и может

свидетельствовать о размывании обрядового содержания

акции [8, 51]. Время исчезновения анализируемой ритуальной

практики из святочного комплекса варьируется в зависимости

от общей степени сохранности традиционного наследия в

регионе: если в Иловлинском районе Волгоградской области,

на сегодняшний день характеризующемся низкой степенью

сохранности духовной культуры, святочные бесчинства

относят к дореволюционному периоду: «А так слышала, што

раньшы, раньшы снимали [калитки] там ы шутили, или хоть

как, а ф савецкае время эта уш называлась хулиганства»

(Буланкина А.И., 1931 г.р., зап. в ст. Трехостровской

Иловлинского р-на Волгоградской обл. в 2011 г., соб.

Власкина Н.А.), то в более «благополучном»

Константиновском районе Ростовской области [8, 51]

отрицательная оценка этого действия возникает, скорее, в

рамках противопоставления моделей поведения современной

молодежи и молодых людей первой половины XX в.

На исследуемой территории зафиксировано несколько

видов святочного бесчинства. Значительное число ритуальных

манипуляций связано с действиями на символических

границах пространства: снимают калитки, ворота, ломают

заборы, отрывают ставни, доски, которыми обшит дом. Эти

действия могут как иметь сугубо деструктивный характер

(когда объект полностью разрушается), так и маркировать

нарушение привычного порядка вещей: снятую калитку или

плетень могли вынести на другой конец хутора, бросить в

колодец, оставить на дороге. Наряду с нарушением границ,

столь же распространено их усиление: запирают двери,

заваливают их ящиками, завешивают ветками, закручивают

калитки, встречается, хотя и реже, затыкание печных труб.

Сакральная функция данных обрядовых действий, их

охранительное и продуцирующее значение [1, 172] уже не

осознаются информантами. Приведем несколько текстов,

описывающих эти действия. «Нощю, ходють нощю, да, фсѐ,


или с вещиру, или там щисов в двинацыть, или када, и ходють

и гляниш и эта. Наз дажы закрывали дажы, на цыпу . Да эта

спасиба, тут прабои-та аткрыла, а атес, муш-та, да и

вышыл. А то на работу итить, а эта, закрыли нас на цэпку. И

выташшыл да ушол. А патом он нашол, хто: “Вы, –

гаварить, – закрыли?” От эта сасетка, да ишо, рещка была,

там сасетка жыла. “Да, мы закрыли, шоп ты ни ушол”. А

калитка – да, сымали, но есть уносють далико и ламають,

ета тожы нихарашо, а пажалуста» (Горячева М.Н.);

«Абычна вот если ходють, то абизатильна или калитку

закрутють, если ходять калидавать, или двери заложуть, чѐ-

нибуть абизатильна наделають» (Морозова М.В.); «Заборы

снимали. Плитень был. Вот сымуть, пирипну ть, паставять

иво щириз дарогу этат плитень, ну мужык там едить на

брички. Ехал, ехал, ночью тѐмна, лошать стала. Но ана ни

идѐть. Куда ж я заехал, думаить, где там забор? А патом

рассмотрить, разглядица: “Ну, сукины сыны!”» (Сухарев

М.В., 1926 г.р., зап. в х. Пухляковском Усть-Донецкого р-на

Ростовской обл. в 2001 г., соб. Власкина Н.А.). «Щидравали у

зимлянки, хадили. Апу шыны абарвут рибяты, каво пускаим, а

каво ни пускаим. А папаша прыдѐть: “Э-э, рибяты, абарвали

апушыны”, а сам такой жы был. У зимлянки маѐй апушыны

кругом. Прыбиваюца доски – называюца апушыны. Шшаколды

делають, а ани аббивають, каво ни пускаим. А папаша

прыдѐть – зделаить нам шшаколды» (Викторенкова Н.Н.,

1904 г.р., зап. в сл. Скосырской Тацинского р-на Ростовской

обл. в 1991 г., соб. Проценко Б.Н.). Названные виды бесчинств

известны всем восточным славянам, отметим, однако, что в

донских полевых материалах не встречен такой относящийся к

данной группе вид озорства, как заваливание дверей снегом,

фиксирующийся на Рязанщине [9, 275] и севернее, в частности

в Нижегородской [3, 181–182], Архангельской областях [1,

174]. Возможно, это объяснимо климатическими

особенностями Юга России, традиционно более теплыми

зимами.

Среди других разновидностей святочных бесчинств –

ритуальная кража и перемещение различных предметов:


«БЛМ: Эта ни знаю, можа года три назат ни стали ничиво, а

то фсѐ время то калитку унисуть, то эта, што газеты

слажывають, ящик, в другое места пирибьють. ДОВ: Тилегу

пиритащать. Лична я таскала тилеги. А чѐ? Туда ф хутар у

нас внис, ну чѐ, делать, ну вазьмѐм ыѐ талкачом, ана пака ни

упрѐца, куда-нить […] Тилега, хутар-та у нас там внис

идѐть, там пакатый, нимножычка, но фсѐ равно: если п я

тилегу суда талкала, но я ни адна, эта з дифчатами. Если п

мы тилегу суда талкали, мы бы ни смагли, а туда ана сама

катица, пака ни упѐрлась куда-та. Патом хазяин праснулся –

тилеги нет, ана ф канце хутара. А, ждѐш, щас кто-нибуть

пацскажыть, он как даст. А в Нижним дажы лотку

маторную на астанофку так от ставили. Да, прям маладѐж

засунула туда, как ани иѐ туда?» (Берозко Л.М.; Донская

О.В., 1973 г.р., зап. в х. Фирсовка Чернышковского р-на

Волгоградской обл. в 2011 г., соб. Власкина Н.А.). При

популярности такого вида озорства, как кража и перемещение

предметов, отметим нехарактерность для Дона

распространенных на других территориях уличных баррикад

из украденных вещей, растаскивания поленниц.

Молодежное озорство могло выступать и как

самостоятельная акция, и как связанная с другими

ритуальными действиями святочного периода: ряжением,

девичьими гаданиями, колядованием. Связь эта обусловлена

несколькими причинами. Среди них сходство типов действия,

используемых теми, кто гадает и «шалит»: «Тада жы зима

жы как рас, вот то сани вытащуть у каво-нибуть, катаюца,

или вот залезуть вот ета в афщарник, где авещки, и барашку

вытянуть, но ета фсѐ ш ни такая шаласьть, ни страшныя.

Ета пазвалялась, вроди, такая шаласьть, а шалили вот ета ш

и абрядавыи и были. Да шалили, гусей вытаскивали, а девушки

так гадали, вот мы сабирались, вот я и то гадала» (Зинаида

Евграфьевна) – и в одном, и в другом случае присутствует

ритуальная кража предметов. Вытаскивание плетней на

середину улицы могло выступать и видом бесчинства, и,

вероятно, вторичным по отношению к этому действию

гаданием: «То плятни, то пиргаражывали. Эта. Дарогу-та


пиргародють. Ну так. Эта ш интиресна ж было. С

рибятами, да если рибята разгародють, то эта свадьба

будить скора [Соб.: Кто перегораживал?] Да сами-та. Да

плитень выниш атсюда да паставиш. Далѐка жы ни носють.

Адну ш улицу. Гля, разгарадили» (Алексеева Е.Ф., 1909 г.р.,

зап. в х. Крымском Усть-Донецкого р-на Ростовской обл. в

2001 г., соб. Власкина Н.А.). Возможность такой

контаминации обусловлена тем, что данный вид бесчинства,

как и гадательный ритуал, мог обладать матримониальной

символикой [1, 172].

На исследуемой территории зафиксированы тексты о

пугании как виде озорства: «У миня систра старшая, и вот

ана дома сидела, я-та ищѐ малинькая, а старшая, средняя

систра дома была нощью. Никуда ана ни хадила, гладила пад

акном. Тагда ш утюги на пещки грели. Ну вот, знащить,

стаить ана пирид акном, гладить щиво-та, а в эта время

мать мая, там иѐ падруги хадили пад окна, ну эта абрят

такой, пад окна: или пахристаславица, иль папасивать. И во

так от ана стаить, глядить, а мать, иѐ мать, мая мать, вот

в акно каг глянула, а мать в маски была. И ана испугалась и

упала, упала пряма навзнищь. С тех пор вот так балела

серцым, так балела, так памирла. Никакии ликарства иѐ ни

брали. Гаварили, если испугаить мать сваиво дитя, знащить,

проста прападѐть он» (Ержинская Е.К., 1928 г.р., зап. в ст.

Раздорской Усть-Донецкого р-на Ростовской обл. в 2001 г.,

соб. Петренко Е.). Следует отметить, что приведенное

свидетельство – одно из немногих, и, исходя из имеющегося

материала, можно заключить, что на Дону это наименее

распространенный вариант озорства.

Бесчинство могло быть реакцией на чье-либо

поведение: если хозяин не пускал колядовщиков, они могли

оборвать ему ставни, снять калитку: «Ани може наряжыныи,

а угадать – ни угадаиш, ани ш наряжыныи. Ну адин гот я

тожы ни пустила, дак ани мне ставни атарвали» (Морозова

М.В.), см. также [8, 51]. Близкие по форме к ритуальному

бесчинству подшучивания и розыгрыши, в качестве

отличительных черт которых И.А. Морозов определяет


отсутствие календарно-обрядовой привязки и «задачи

изменить окружающую реальность при помощи ритуально-

магических действий» [10, 85], широко фиксируются на Дону

в меморатах о святочных девичьих гаданиях. В основном

молодые люди вмешивались в ход тех мантических обрядов,

которые совершались за пределами дома, например, на

границе жилого пространства: «А патом бирѐм ска лу, варота

отак от пиреднии бальшыи. Влазим на скалу и стучим:

“Сабачка, сабачка, залай: на какой старане мой жыних?” А

рибята ис пад угла какие нибудь другии: “Го-о-о”. Вот он и

жыних мой» (Кочетова К.С., 1925 г.р., зап. в х.

Нижнекривском Шолоховского р-на Ростовской обл. в 2002 г.,

соб. Власкина Н.А.) или в котухе: «А на Ражыство и на авец

гадали. От у мене падруга жыла на краю, Першыкава Маруся.

Пайдѐм к ней, згатовим, а рыбяты-та нашы, кавалеры,

слидять за нами. От ыдѐм жы етих лавить, авец. Ета жы

какой нам жаних пападѐть. От пашли жы мы к ней, усѐ

сабрали, принясли, паставили у хати и пашли жы авец

лавить. От ходим-ходим, а рибяты-та уже нас у сараи

ждуть. Падлазють, шубы еты вазьмуть, схватиш: ай, Бох

ты мой!» (Виноградова З.В., 1923 г.р., зап. в х. Крюков

Константиновского р-на Ростовской обл. в 1999 г., соб.

Ярмыш С.). «Авец пайдѐм лавить, панавяжым на них клачки.

Хто паймаит белую, хто чѐрную. А рибята падглядять,

пайдѐм утрам глядеть на клачки, а рибята пазалезут,

паатвяжуть, наши клачки пакидают» (Парамонова Т.П., 1915

г.р., зап. в х. Плешаковском Шолоховского р-на Ростовской

обл. в 2002 г., соб. Власкина Н.А.). Мемораты о гаданиях с

обувью регулярно включают фрагменты о парнях, прятавших

туфлю, валенок, сапог, по положению которых узнавали, с

какой стороны придет жених: «Гадать нам нада иттить, мы,

значит, пашли гадать. К другим саседям. Такии жы уот.

Пакидали эта, чирики кидать. Чирис хату. А рибята у нас

пазабрали. Это было. Фсе скидаим мы чирики, от ски дуим, а

кагда пашли брать, а их нет […] Фсѐ жа ани принясли, нам

аддали. А каким путѐм? Принясли, ф каридори паставили»

(Куликова М.Н., 1916 г.р., зап. в х. Заталовском


Кумылженского р-на Волгоградской обл. в 2002 г., соб.

Власкина Н.А.). «Чирики чирис хату кагда-та кидали. Киниш

от чири к, пайдѐш брать, а иво нет. А там рибята уже

сидять, ждуть. Уже знають. В адном чирики так и будить, а

мы и ф чулках хадили. Ну ано жы па-разнаму он падаит. Если

он упал, стал, то на вастоки будиш жыть, если пряма,

значит на севир будиш жыть. Ани жы рибята пахватают,

пака придѐм. Ано видна как в снех он фтыкался. А рябята –

ани фпирѐт нас пахватают и пашол» (Кочетова К.С.).

Украсть могли и горшок, который девушка должна была

найти во дворе, что означало скорый брак. Отметим, что

действия парней в текстах регулярно описываются как

обусловленные существованием святочных девичьих гаданий

и, таким образом, получают устойчивую временную привязку.

Вписанность ритуальных бесчинств в структуру

донской святочной обрядности, значительная вариативность

действий, фиксация меморатов о них в трех локальных зонах:

на Нижнем, Среднем и Верхнем Дону – свидетельствуют в

пользу укорененности рассматриваемого обрядового действия

в донской традиции. Однако в целом свидетельств о

существовании практики молодежного святочного озорства

меньше, чем записанных на этих же территориях текстов о

святочных обходах, девичьих гаданиях. Причину

фрагментарности фиксации данной символической акции

можно видеть в предполагаемом отсутствии реалии как

таковой в некоторых районах, что может быть проявлением

общей тенденции к редукции народного календаря на Дону,

обусловленной историческим развитием казачества как

этносословной группы [8, 48]. Необходимо признать и тот

факт, что на сегодняшний день святочные бесчинства

молодежи вышли из активного бытования и сохраняются

лишь в памяти информантов. Прекращение этой ритуальной

практики в разных районах рассматриваемой территории

варьируется по времени от начала до конца XX в., поэтому

современная – поздняя – фиксация материала могла иметь

следствием отсутствие рассказов о существовавшей, но более

неактуальной реалии. Имеющиеся тексты о бесчинствах из-за


своей немногочисленности не могут служить базой для

картографирования явления в рамках бывшей Области войска

Донского, однако заполняют свою нишу в составлении

общероссийской картины функционирования данной

ритуальной практики.

Статья выполнена в рамках проекта

«Этнолингвистический словарь донского казачества»

Подпрограммы фундаментальных исследований «Проблемы

социально-экономического и этнополитического развития

южного макрорегиона» Программы Президиума РАН

«Фундаментальные проблемы пространственного развития

Российской Федерации: междисциплинарный синтез».


Список литературы

[1] Толстая С.М. Бесчинства // Славянские древности:

Этнолингвистический словарь в 5-ти томах / Под общей

ред. Н.И. Толстого. Т. 1: А–Г. М.: Международные

отношения, 1995. С. 171–175.

[2] Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. Праздник и игра в

жизни севернорусского крестьянина (XIX–XX вв.). М.:

Индрик, 2004. 920 с.

[3] Корепова К.Е. Русские календарные обряды и праздники

Нижегородского Поволжья. СПб.: Тропа Троянова, 2009.

481 с.

[4] Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы для

обычного права, собранные Михаилом Харузиным. М.,

1885. 388 с.

[5] Крылов А. Святки // Донские областные ведомости.

Неофициальная часть. 1876. № 14.

[6] Пономарев С. Луганская станица. Этнографический очерк

// Донские областные ведомости. Неофициальная часть.

1876. № 50.

[7] Власкина Н.А. Тексты о гаданиях как источник изучения

межэтнического взаимодействия и локальных типов

культуры донских казаков // Народы Кавказа в

пространстве российской цивилизации: исторический

опыт и современные проблемы: Материалы

Всероссийской научной конференции (13–15 сентября

2011 г., г. Ростов-на-Дону) / Отв. ред. акад Г.Г. Матишов.

Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. С. 304–309.

[8] Гнутова Л.И., Проценко Б.Н. К изучению донской

календарной обрядности: празднование Нового года //

Традиционная культура. 2004. № 4. С. 48–53.

[9] Морозов И.А. Охальничать // Рязанская традиционная

культура первой половины XX века. Шацкий

этнодиалектный словарь / Авт.-сост. Морозов И.А.,

Слепцова И.С., Гилярова Н.Н., Чижикова Л.Н. Рязань,

2001. С. 273–276.

[10] Морозов И.А. Балушки // Рязанская традиционная

культура первой половины XX века. Шацкий


этнодиалектный словарь / Авт.-сост. Морозов И.А.,

Слепцова И.С., Гилярова Н.Н., Чижикова Л.Н. Рязань,

2001. С. 85–88.

ISSN 2222-5048

Труды конференции

«ПОКРОВСКИЕ ДНИ»

Н.Новгород, 2011г.

Нижний Новгород, номер 3, в трех томах

Том 1

1 октября 2012г.


УДК 398

ББК 82.3(2Рос=Рус)

П48

Проект «ПОКРОВСКИЕ ДНИ» осуществляется при поддержке

Администрации г.Нижнего Новгорода, Правительства Нижегородской

области, ННГУ им.Н.И. Лобачевского, Нижегородского Филиала

Университета Российской Академии Образования, Нижегородской

государственной областной детской библиотеки, Нижегородского

Государственного Выставочного Комплекса, ОАО «Каравай».

Труды конференции ПОКРОВСКИЕ ДНИ, номер 3, в трех томах.

- Нижний Новгород. — АНО «Покровские Дни», 2012. — 272 с. Под

научной редакцией доктора филологических наук Кореповой К.Е.

Издание включает избранные доклады, прочитанные на

ежегодной научной конференции, которая проходила 10 октября 2011

года. Сборник является научным, предназначен для фольклористов,

этнографов, культурологов и других специалистов. В Научный Совет

АНО «ПОКРОВСКИЕ ДНИ» входят доктор филологических наук,

профессор, руководитель Центра типологии и семиотики фольклора

РГГУ С.Ю.Неклюдов, кандидат филологических наук, декан

филологического факультета ННГУ им. Н.И. Лобачевского Л.И. Ручина,

кандидат филологических наук, заведующий фольклорно-

этнографическим отделом Государственного Республиканского Центра

Русского Фольклора В.Е. Добровольская. Данное издание не имеет цели

пропаганды описываемых явлений традиционной народной культуры. В

контексте современного изобилия паранаучных изданий фольклорной

тематики, особенно провинциальных, редакция считает важным

соблюдать основополагающие принципы российской научной школы

изучения фольклорного наследия. Особенно важным считаем научное

сопровождение публикаций архивных, экспедиционных материалов,

частных архивов краеведов-любителей.

Хочется особо отметить, что в сборнике открыты два новых

раздела «Музыкальная фольклористика» и «Традиционный костюм».

В этом году сборник впервые выходит с аудиоприложением,

включающим экспедиционные материалы из личного архива И.А.

Редкиной и записи фольклорного ансамбля «Суморяночка», хранителя

локальной фольклорной традиции села Суморьево Нижегородской

области.

© АНО «Покровские Дни», 2012

© Коллектив авторов, 2012


СОДЕРЖАНИЕ ТРЕТЬЕГО НОМЕРА «ТРУДОВ

КОНФЕРЕНЦИИ «ПОКРОВСКИЕ ДНИ»

ТОМ 1

I. Покров в традиционной культуре. Изучение календарной

и свадебной обрядности. 5

Добровольская В.Е. ПРЕСКРИПЦИИ, СВЯЗАННЫЕ С

ПРАЗДНИКОМ ПОКРОВА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В

ТРАДИЦИИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ РОССИИ. 6

Никифорова О.В. НИЖЕГОРОДСКАЯ ОБРЯДОВАЯ ЛЕКСИКА В

ОБЩЕРУССКОМ ПРОСТРАНСТВЕ 14

Власкина Н.А. СВЯТОЧНЫЕ БЕСЧИНСТВА НА ДОНУ 22

Шваба А.М. СЕМАНТИКА РОСЫ В ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОМ

ФОЛЬКЛОРЕ 33

II. Музыкальная фольклористика. 40

Редкина И.А. ТРАДИЦИОННАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА

СРЕДНЕСУРСКИХ РАЙОНОВ ПЕНЗЕНСКОЙ ОБЛАСТИ: К

ВОПРОСУ О ВЫЯВЛЕНИИ МЕСТНОГО ПЕСЕННОГО СТИЛЯ 41

Редкина И.А. ПРИЧЕТНАЯ ТРАДИЦИЯ СРЕДНЕСУРСКИХ

РАЙОНОВ ПЕНЗЕНСКОЙ ОБЛАСТИ 50

КОММЕНТАРИИ К АУДИОПРИЛОЖЕНИЮ 71

Белевцова В.О. МУЗЫКАЛЬНО-ПЕСЕННАЯ ТРАДИЦИЯ В

СВАДЕБНОЙ ОБРЯДНОСТИ МАРИЙЦЕВ 76

СОДЕРЖАНИЕ ТРЕТЬЕГО НОМЕРА «ТРУДОВ КОНФЕРЕНЦИИ

«ПОКРОВСКИЕ ДНИ» 85

Власкина Н.А. Святочные бесчинства на Дону // Покровские дни. Труды конференции. Нижний Новгород, 2011.

Documents