Теории международных отношений: критические теории и конструктивизм

Теории международных отношений: критические теории иконструктивизм

Черновик одноименной статьи из: Международные отношения и мироваяполитика: учебник для бакалавриата и магистратуры / под ред. П. А.Цыганкова. — М.: Издательство Юрайт, 2015. — 290 с.

В этой главе речь пойдет о довольно разнородной совокупностишкол и теорий в международных отношениях, которые, тем не менее,все сходятся в своей критике теоретико-методологических аспектовтрадиционных теорий международных отношений (реализма илиберализма), а также, нередко, и критике международно-политических реалий.1 Кроме того, в большинстве случаев теоретикиэтих критических направлений исходят из постпозитивистскихпозиций, критикуя позитивистскую направленность традиционныхшкол.

Это заставляет многих исследователей рассматривать эти теории,в английском языке часто именуемых «критическими международнымитеориями» (critical international theories), как исходно единоепостпозитивистское и пострационалистическое семейство, которое в1980-х гг. бросило вызов доминированию неореализма инеолиберализма в международных исследованиях.

1980-е гг. в международных отношениях – это время острейшеготеоретического кризиса, вызванного тем, что традиционные теориимеждународных отношений (ТМО) не могли ни предсказать будущиесобытия и тенденции, ни даже объяснить существующие явления.Кризис положил начало т.н. третьему «большому спору» вмеждународных исследованиях, во время которого на теоретическуюплоскость международных отношений вышли такие направления какконструктивизм, постмодернизм, феминизм, неограмшизм и др.

В третьем «споре» конкурирующими сторонами выступили«рационалисты», то есть сторонники традиционных, доминирующих вТМО подходов (неореализма и неолиберализма) и «рефлективисты»,то есть приверженцы тех самых новых подходов, некоторые изкоторых были перечислены выше.2 Рефлективисты в своихпубликациях, число которых постоянно росло, критиковалитрадиционный «рационалистический» метод за слепую приверженностьосновным принципам позитивизма, таким как принцип отделения

1 Последние, по мысли многих критических теоретиков, неразрывно связаны сположениями традиционных теорий и их доминирующим статусом.2 Сами термины «рационализм» и «рефлективизм» по отношению к теоретическимспорам в ТМО впервые применил Р. Кеохейн, тогда руководитель Ассоциациимеждународных исследований, в своем президентском выступлении в 1988 г.

субъекта исследования от объекта и стремление получить ценностнонейтральное знание.

Однако новые теории, во многом благодаря избраннойметодологии, пошли дальше методологической критики. Их критикабыла всеобъемлюща: эпистемологически они критиковалипозитивистское стремление старых теорий к объективному знанию,методологически они отрицали гегемонию одного научного метода ивыступали за плюрализм подходов к генерированию знания,онтологически они бросали вызов рационалистическому прочтениючеловеческой природы и действий, обращая внимание на механизмысоциального конструирования, и, наконец, нормативно онипризывали ниспровергнуть структуры доминирования, причем нетолько в теории МО, но и в международной практике. [12: 261]

Последнее особенно важно. По многим вопросам международнойполитики теоретики критических подходов придерживаютсяидеологически близких позиций. Выступая за радикальныепреобразования, они критикуют концепцию американского лидерстваи отрицают важнейшие структуры современного мира:государственный суверенитет, мировой капитализм в форме текущейэкономической глобализации, либеральную концепцию демократии идр.

Теоретические предпочтения приверженцев данных подходовсказываются на методиках, которые они избирают для проведенияанализа. Часто ими используются такие методы как включенныеинтервью, исторические параллели, статистика,постструктуралистские методы анализа дискурса и текста(генеалогия, деконструкция). Все эти методы преследовали цельзадать «неудобные» вопросы доминирующим теориям: кому может бытьвыгодна данная концепция и чьи интересы защищает? насколькознание идеологически детерминировано? насколько наши возможностипознания ограничены такими факторами как культура и история?какие группы населения имеют лучший доступ к институтам созданияи распространения знания? какова ответственность и рольинтеллектуалов в международных отношениях?

Причем список используемых критическими теоретиками методов неограничивается лишь строго научными. Вообще, многиеконструктивисты и постпозитивисты считают науку лишь одной изформ знания и интерпретации реальности. Они считают, что нетпричин превозносить научное знание. Как и любое знание, научноезнание привязано к месту, времени, актору (сообществу,организации, личности), который произвел данное знание.Исторический и культурный контексты, а не объективные законыфункционирования науки определяют характер истины.

Такой неожиданный и во многом радикальный поворот3 напротяжении последних десятилетий вызывал ожесточенныетеоретические дискуссии в научном сообществе. Попытка сделатьпрогресс из хаоса [2] вызывала как критику, так и одобрение. Современем некоторые из критических теорий стали болеекомпромиссными в своих позициях и в результате были более теплоприняты в сообществе ученых-международников; другие же теориипродолжали оставаться в жесткой оппозиции. Стал намечатьсяраскол не только внутри «семейства» критических теорий, но ивнутри самих подходов (как сегодня это обстоит вконструктивизме).

Под этим новым углом зрения стала особенно заметнанеоднородность критических подходов, даже иногда вметодологическом плане. Например, М. Хоффман делит всекритические направления на «критический интерпретивизм»модернистских подходов и «радикальный интерпретивизм»постмодернистских течений [8: 170].

Преследуя цель выявить своеобразие каждого критическогоподхода, в этой главе мы проанализируем наиболее значимые изтаких подходов. Отдельное внимание мы уделим перспективнойпроблематике в данных теориях и степени их развитости вроссийском академическом сообществе.

Неограмшизм

Данное направление, которое в других источниках известно как«критическая политэкономия», «постклассический марксизм» илипросто «критическая теория», среди всего семейства критическихподходов является, пожалуй, наиболее непримиримым в борьбе сустановленным порядком в теории и, что примечательно, напрактике.

Направление было названо в честь итальянского марксистаАнтонио Грамши, чьи идеи и концепции показались некоторымтеоретикам весьма ценными для анализа международных отношений.

О становлении неограмшизма можно говорить с 1980-х гг. Особуюроль сыграла публикация в 1981 г. работы ключевого для всегонаправления теоретика Роберта Кокса под названием «SocialForces, States and World Orders: Beyond International RelationsTheory». Здесь он призывает критически исследовать международныеотношения. Свой критический подход он противопоставляет «теориирешения проблем», которой придерживаются позитивистские3 Как его иногда называют, «постструктуралистский поворот в международных отношениях».

направления в международных отношениях. Теория решения проблемне задается вопросами происхождения, природы и историческогоразвития современных структур. В итоге сторонники этой теорииначинают рассматривать государство, а также анархическиеотношения между ними как своеобразные «вещи-в-себе». Следствиемэтого ошибочного теоретического понимания является защитатекущего статус-кво и ориентировка на решение возникающихпроблем, что является, по сути, лишь борьбой с симптомами.Критическая же теория, по мнению Кокса, поднимая коренныевопросы, готовит коренные же изменения.

Кроме Р. Кокса представителями неограмшизма можно назватьтакже С. Гилла, «амстердамскую школу» в лице К. ван дер Пийла иХ. Овербека и др. Свои идеи они черпали из работ не только А.Грамши, но и других представителей марксизма, а такженеомарксизма, Франкфуртской школы, постпозитивизма. Так же как иданные направления, неограмшизм создает теоретическую почву дляборьбы народов стран «периферии» с капиталистическим «центром»за установление более справедливого порядка.

Собственные мысли неограмшизма связаны с исследованиемглобализации и выявлением ее негативных аспектов, а именнополитической природы и социальных проблем, которые она вызывает,несмотря на оптимистические заверения либеральных идеологов. Приэтом неограмшисты рассматривают капитализм и неолиберальнуюглобализацию как явления преходящие, так как их существованиеосновано на конфигурации сил, которая уже сегодня начинаетменяться. Сегодня, считают неограмшисты, мы являемся свидетелямипоявления новых форм сопротивления неолиберальной глобализации.

Неограмшизм от доминирующих теорий отличает ярко выраженнаямеждисциплинарная ориентация. Для сторонников этого направлениякапитализм – явление не только экономическое, но и военное,политическое, а также культурное и географическое.

Вообще, в отличие от большинства марксистов, последователинеограмшизма уделяют существенно меньше внимания экономическимаспектам миропорядка. Более того, они отрицают механистически-материалистическое прочтение идей Маркса, признавая существеннуюроль идей в поддержании расстановки сил на международной арене иполитической борьбе.

Именно по этой причине неограмшисты уделяют особое вниманиеанализу доминирующих теорий в международных отношениях. Исходяиз аксиомы взаимосвязи знания и политики, Р. Кокс пишет, чтолюбая теория создается для кого-то и для какой-то цели [7: 128].Теоретический «мейнстрим» в международных отношениях (имеются ввиду «теории решения проблем»: неореализм и неолиберализм),таким образом, не является идеологически нейтральным, так как он

«безоговорочно принимает господствующий порядок в качестве своихсобственных рамок» [7: 130].

Отказываясь от одних постулатов классического марксизма,неограмшизм не уменьшает значения других. Это касается,например, принципиально ориентированности на практику. Всоответствии с одиннадцатым тезисом о Фейербахе неограмшистыпреподносят знание о миропорядке и глобализации, которое онипродуцируют, как путь к коренному изменению основ мира. Средипрактических целей неограмшистов стоят такие ценности какбольшее равенство среди народов мира, защита окружающей среды,мир и справедливость.

Один из основных принципов, которого придерживаютсянеограмшисты в своем анализе, – это принцип историзма. Вчеловеческом обществе со временем меняется буквально все – отструктур взаимодействия людей до самой человеческой природы. Этосоздает серьезный вызов для теорий, формулирующих универсальныезаконы социального развития. С точки зрения неограмшизмазакономерности имеет смысл выделять лишь в рамках определенногоисторического периода.

Именно на непрерывном изменении основывается концепциямирового исторического развития Р. Кокса. Он выделяет триподхода к историческому развитию. Первый – это структурализм (К.Уолтц, Л. Альтюссер), подход, который считая структуры(экономики, государства, культуры и т.п.) априорно присущимиистории, а акторов не способными изменить принципывзаимодействия в мире, не рассматривает изменения вообще. Второйподход (Т. Кун, М. Фуко) – постструктурализм – сосредотачиваетсяна исторических изменениях. Он рассматривает развитиеопределенных сфер или историю в целом как череду сменяющих другдруга совокупностей структур, качественно отличающихся друг отдруга. Однако постструктурализм не обращает внимания наисторические условия таких перемен. На основании критики этихдвух подходов складывается третий, историко-диалектическийподход. Здесь структуры рассматриваются не как что-то вечное инеизменное, а как продукт деятельности людей. Таким образом,механизм исторических изменений заключается в том, чтопротиворечия в существующих структурах готовят почву дляобразования новых структур. Кокс, конечно же, принимает именноэту точку зрения.

Ключевым понятием, которое было позаимствовано Коксом и егоколлегами у А. Грамши для анализа исторических перемен, былопонятие гегемонии.

В традиционном (реалистском и либеральном) понимании понятиегегемония применяется для описания военных и экономических

возможностей государства. С точки зрения неограмшизма гегемония– это, прежде всего, принятие населением идей, распространяемыхгосподствующим классом. Материальные возможности и институтытакже важны, но именно идеи гарантируют гегемонии ееконсенсуальную природу.

Социальные силы устанавливают гегемонию в национальноммасштабе через формирование «исторического блока», то есть союзасоциальных сил, преследующих схожие интересы и объединенныеборьбой с противостоящими им силами. Выходя на международнуюарену, исторический блок получает возможность установить«мировую гегемонию». По мнению С. Гилла, глобализация создалаособый, транснациональный исторический блок, основанный нагегемонии транснационального капитала.

Важно понимать, что мировая гегемония не просто устанавливаетопределенные отношения между государствами. Она также определяетправила экономического и социального взаимодействия. Мироваягегемония возможна только тогда, когда действует во всех трех(социальная, экономическая и политическая) сферах сразу.

Необходимо упомянуть и неограмшистское понятие«контргегемонии», которое отражает стремление противостоящихсоциальных сил изменить господствующие структуры. Успешно вербуясторонников путем пропаганды, а также занимая правящие посты вофициальных структурах, контргегемония получает шанс создатьсвой исторический блок и занять место господствующих сил.

В теории Кокса гегемония держится на трех сферах активности:социальных отношениях производства, формах государства и мировыхпорядках.

Когда Кокс говорит о социальных отношениях производства, онимеет в виду не только материальное производство. Сюда такжеотносится производство знания, социальных отношений иинститутов, которые являются предпосылками производстваматериальных благ. Когда отношения производства меняются,происходит подъем определенных социальных сил.

Отказываясь от позитивистского прочтения государственности,Кокс говорит о «формах государства» как об историческиопределенных государственно-общественных комплексах, состояниекоторых зависит от определенной конфигурации социальных сил. Напервых этапах именно формы государства задают рамки, в которыхосуществляется гегемония.

Мировые порядки являются результатами борьбы социальных сил вмировом масштабе. Они фиксируют определенные правила поведениядля акторов и одновременно определяют спектр возможныхпредставлений об альтернативном миропорядке.

Об изменении миропорядка речь заходит, когда гегемония выходитза пределы одного государства. В результате такой«интернационализации государства» происходит экспансия социальныхотношений производства и интересов лидирующего класса данногогосударства. Этот процесс может происходить при активнойподдержке международных организаций.

Процесс фундаментальных изменений в мире происходит в стилецепной реакции, затрагивающей все три сферы активности. Переменыв отношениях производства вызывают подъем социальных сил,противостоящих господствующим. Эти силы могут вызвать перемены вформах государства и, далее, в мировом порядке. Однако Коксподчеркивает, что изменения равно могут начаться и в формахгосударства или мировом порядке.

Данная схема, по мысли автора, ориентирована на практическиезадачи. Сегодня перед общественностью и интеллектуалами стоитзадача начать разрушение поддерживающих капиталистическуюсистему исторических структур, состоящих из различных образцовсоциальных отношений производства, форм государства и мировогопорядка.

Суть перемен, приведших к установлению современногомиропорядка, Кокс объясняет, обращаясь к таким реальностямсовременности как глобализация, постфордизм и новые формывласти.

Глобализация заявляет о себе в форме транснационализациипроизводства и выхода глобальных финансовых потоков из-подконтроля государств. Голь государства радикально меняется. Еслираньше они защищали общество от внешних угроз, то теперь скореезащищают интересы мировой капиталистической экономики,выстраивая такой внутриполитический порядок, которыйобеспечивает интеграцию национальной экономики в мировую.Неизбежным следствием такой интеграции является распространениеамериканского стандартизированного образа жизни и потребления надругие страны и культуры. Идет и идеологическая работа собществами: официально оправдывается современный путь развитиякак неизбежный и закономерный, которому нет альтернативы.

Глобализация связана с переходом от фордистской кпостфордистской системе производства. Массовое заводскоепроизводство было заменено гибкой и децентрализованнойстратегией, которая выходит за рамки национальной экономики иподключает государство к системе международного разделениятруда. Постфордизм способствует активизации внутренней и внешнеймиграции населения и капитала. Такая система принуждаетслаборазвитые страны к открытию своих экономик длятранснациональных потоков и влияний. Результатом постфордистских

изменений для государства становятся рост цен, рост безработицы,ухудшение социального положения наименее обеспеченных слоев.

Фордизм как система производства был связан с определенной,неореалистской структурой международных отношений. Постфордизм,заставляя государство перейти от защиты (в т.ч. социальной)собственного населения к защите интересов мирового рынка,готовит основание для перехода к новому, поствестфальскомумиропорядку, в котором решающее значение имеют интересы США.

Однако, как было показано, миропорядок всегда характеризуетсяналичием конкурентной силы. В эпоху глобализации этой силойявляется активная общественность, противостоящая унифицирующимтенденциям глобализации и провозглашающая идеи разнообразия исвоеобразия (этнические, религиозные, социальные, культурныедвижения). Не обладая серьезными экономическими и военнымиресурсами, эти силы влиятельны в идеологическом плане: ониотвергают идею неизбежности неолиберальной глобализации ивыступают за более справедливый миропорядок. Сформулироватьидеологическую альтернативу критической общественности помогаютинтеллектуалы. Все вместе эти силы формируют очертанияглобального гражданского общества.

Сегодня, по мнению неограмшистов, появляется возможностьсоздать эффективную политическую организацию, которая сплотилабы широкие слои, страдающие от последствий гиперлиберализма. Безэтого, без активной деятельности такой организации либеральнаягегемония будет только укрепляться.

Сегодня идеи неограмшизма продолжают развиваться, черпаяэмпирический материал из таких актуальных тем как кризисымирового капитализма, проблемы американского лидерства иперераспределение власти в мире. Все чаще в своих работахнеограмшисты обращаются к деятельности транснациональныхобщественных движений. Экологическая проблематика такжестановится популярной темой у этих теоретиков.

Данное направление позитивно повлияло на развитие ТМО, обращаявнимание на связь между знанием и политикой, а также предлагаяновый взгляд на природу современного государства.

В то же время часто это направление подвергается критике состороны представителей других подходов. Одни не принимают этонаправление как попытку возрождения неактуальных марксистскихконцепций, другие наоборот – винят направление в недостаткемарксистской строгости.

Стоит согласиться с теми критиками, которые обвиняют этонаправление, как и другие ТМО, выросшие из марксистских идей, впереоценке влияния экономических факторов на поведениегосударств и трансформацию системы международных отношений.

Кроме того, идеи Грамши, которые активно принимаются Коксом иего коллегами, вырабатывались в своем особом историческомконтексте, поэтому их полная применимость к современным реалиямдовольно сомнительна. Также должна вызывать скепсис любаяпопытка без значительных изменений перенести концепты,применявшиеся для анализа внутриполитических реалий, намеждународную плоскость.

Постмодернизм

В международных отношениях постмодернизм заслужил репутациюэпатажного и воинствующего направления, готового пересматриватьдаже самые фундаментальные основы нашего знания.

Возникновение этого подхода в 1980-х гг. подготовили крупныетеоретические и эмпирические события. В 1970-е гг. заявили осебе явления, которые не вписывались в господствующие концепциимеждународных отношений.4 Неолиберализм и неореализм началиподвергаться всесторонней критике и многие заговорили онеобходимости найти теоретическую альтернативу этим концепциям.К тому времени неомарксизм претендовал на такую роль, нопостмодернисты предложили свои, более радикальные «теории».5

Поначалу основным интересом постмодернистов было выявление«промахов» классических подходов с использованием неожиданных инепривычных для МО методов. Обращаясь к вопросувзаимосвязанности языка, познания и власти, эти исследователипроизводили критический анализ основных понятий ТМО(государство, международная система, безопасность). Объектоминтереса часто становились научные тексты, в которыхпостмодернисты искали скрытое от поверхностного взглядасодержание. Для этих целей они привлекали такие инструменты какгенеалогия, деконструкция, анализ дискурса.

Однако эти методы не были их изобретениями. В международныхотношениях постмодернисты многим обязаны таким французскимпостструктуралистам как М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Лакан, Ж.Лиотар, Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Гваттари и др.

Сам термин «постмодернизм» прочно вошел в научный оборотблагодаря одному из них – философу Ж. Лиотару. По егоопределению постмодернизм – это скептицизм в отношении «мета-нарративов», то есть великих идей и теорий, исходящих из

4 Речь идет прежде всего о нефтяном кризисе, появлении «конфликтов малойинтенсивности», обострении проблемы «Север-Юг».5 Их и «теориями» было сложно назвать, так как многие постмодернисты отвергаютсаму идею теоретизирования.

рационалистических представлений и претендующих на универсальнуюприменимость. Сегодня под постмодернизмом понимают определенноесостояние культуры и социума, а также определенный тип мышленияи познания, отличный как от классической, так и от«неклассической» (модернистской) традиции. В науке и философиипостмодернизм характеризуется своей заметной «нестрогостью»размышлений, которая нередко приближает его к границе сискусством. Это проявляется в характерной философскойнесистемности, хаотичности привлечения разнообразных концепций иподходов к анализу. Размышления часто переходят в область«лингвистических игр» и «литературных дискуссий»; нередко врассуждениях доминируют культурные, исторические иэпистемологические аргументы. Даже такие фундаментальные научныеценности как достоверность и объективность считаютсяпостмодернистами принципиально недостижимыми.

Те «анти-концепции» и «анти-схемы», которые французскиефилософы-постмодернисты применяли ко всей культуре, всей историии всей политике, постмодернисты в ТМО (такие как Дж. Дер Дериан,Р. Эшли, М. Шапиро, Р. Уолкер и др.) применяют для анализаконкретного поля международных отношений.

Тем не менее, в их построениях международные отношенияприближаются к политологии и философии за счет обращения ккатегориям справедливости, ценностей, а также использованияфилософских идей из таких направлений как семиотика, структурнаялингвистика, постструктурализм, структурный анализ. Онибуквально ломают границы между дисциплинами, обращаясь к темам,которые до них игнорировались в международных отношениях (темыэтики, гендера, расы, сексуальности, высоких технологий).

Причина в том, что постмодернисты не согласны с ориентациейприверженцев классических подходов на упрощение. Классическиетеории недооценивают массу факторов, когда изображают поведениеакторов как максимально рациональное. Мир слишком сложен, чтобыего можно было объяснить такими теориями, считаютпостмодернисты. По их мнению, международные отношения зависят нетолько от объективных процессов, но и, например, от личныхпредпочтений конкретных персон, у которых могут быть своиценности, предрассудки и представления. Поэтому международныеотношения неизменно формируются под влиянием особенностей нашегопознания, привлекаемых методик и выбранной интерпретациитекстов.

Констатация постмодернистами связи власти и познаниясопровождается обращением к доминирующим теориям международныхотношений для выявления силовых интересов, которые лежат в ихоснове. Как и неограмшисты, представители постмодернизма видят

конститутивную связь между дискурсом международных отношений имеждународной практикой после Второй мировой войны. Но ониутверждают более радикально: теория – это и есть практика.Доминирование рационалистических теорий привело краспространению конфликтности в мире и укоренению в мировомпорядке гегемонистских экономических структур. По словам Р.Эшли, неореализм оправдывает и легитимизирует такое поведение,которые реально или потенциально совпадает с интересамигосударства. А по интерпретации Дж. Джорджа, в результатегегемонии классических подходов позитивистско-реалистскаякартина мира стала реальностью, а классический метод в изучениимеждународных реалий был признан единственным легитимнымспособом познания.

Р. Эшли также утверждает, что международная анархия – это необъективно существующая реальность. Это понятие былосконструировано неореалистами для защиты интересов, которые имблизки. [11]

Постмодернисты также подвергают критике такие важные длянеореалистов понятия как «национальные интересы» и«государство». Национальные интересы, утверждают они, нельзявыявить объективно и тем более считать эти интересыуниверсальными. Что качается государства, то для постмодернистовэто также сконструированное понятие, которые часто вводит взаблуждение, так как реально применяется для обозначениянебольшой группы людей. В оптике неореализма государство, крометого, является чем-то целостным, хотя на самом деле это не так.

Также сконструированным является понятие безопасности.Представление о безопасности как о защите своего населения отвнешних угроз способствует развитию «воинствующегонационализма», так как защита своих подразумевает отторжениечужих. Это означает, что достижение идеала всеобщей безопасностиневозможно в мире, где основными акторами являются национальныегосударства. Сегодня в мире, таким образом, за всеобщуюбезопасность выступают лишь различные гуманистскиетранснациональные движения, не признающие национальных границ ине стремящиеся решать проблемы военно-политической безопасностиотдельных стран.

С этим связана и критика постмодернистами концептасуверенитета. Для анализа этого вопроса они обращаются кконцептуальному аппарату философов Ж. Делеза и Ф. Гваттари, аименно к понятиям «ретерриториализации» и «детерриториализации».Первое, примененное к области международных отношений, означаеттотализацию реалистской логики суверенитета, тенденцию к захватуи прокладыванию границ. Второе понятие означает способность и

тенденцию преодолевать прочерченные границы и избегатьзахватнических стратегий государства. Первое характеризуетсяпрочной идентичностью, порядком и унифицированностью. Второеосновано на различиях и потоках, преодолевающих границы.Международные отношения, переходя в фазу постмодерна, все большеначинают отходить от логики ретерриториализации и осваиваться нарельсах детерриториализации. Суверенитет теряет свою значимостьпод влиянием различных негосударственных акторов итранснациональных потоков. Важно то, что беженцы, мигранты,движения и другие транснациональные феномены не простопреодолевают территориальные границы государства, они ставят подсомнение саму территориальную организацию современнойполитической жизни. Политическую и международную жизнь всовременном мире все труднее объяснить в терминах реализма.

Еще один инструмент постмодернистская традиция в международныхотношениях позаимствовала у М. Фуко. Термин «генеалогия»,восходящий еще к Ф. Ницше, означает определенный нелинейныйспособ моделирования исторических событий, позволяющий изучатьистоки формирования дискурса. Идеи, концепции, правиламеждународного поведения не рассматриваются как таковые. Вместоэтого прослеживается исторический путь развития этих реалий:контекст создания, особенности развития, природу их устойчивостии перспективы перемены. Соответственно, многие современныеструктуры рассматриваются постмодернистами как временные, ачасто и как уже исчезающие.

Еще один, наиболее важный инструмент в арсеналепостмодернистов – это метод «деконструкции», который принятосвязывать с работами Ж. Деррида. Метод представляет собойдостаточно трудно формализуемые правила анализа текста с цельюне выявления формального смысла, а нахождения на более глубокомуровне тех до-логических, культурных и лингвистическихпредубеждений и установок, которые уже не позволяют считатьанализ автора текста объективным (этот идеал в принципе недостижим).

Исходя из этого, постмодернисты считают, что те идеи,концепции и теории, которые выражаются в текстах, неспособствуют лучшему познанию мира, а напротив – запутываютпознающего. Тексты предлагают лишь одну из интерпретацийреальности, которая зависима от особенностей мировосприятияавтора.

Ссылаясь на такие радикальные выводы, многие исследователипостмодернизма в международных отношениях ставят ему в упрекпреобладание отрицательного и деструктивного над положительным и

конструктивным. Тем не менее, такая критика не вполнесправедлива.

Постмодернизм развивался и к 1990-м гг. «экстремистский»настрой был заметно потеснен стремлением начать разработкупозитивных концепций. [4]

Под влиянием концепций Делеза и Гваттари о «ризоме» и«детерриториализации», а также представлений Фуко о современныхзападных обществах постмодернисты в международных отношенияхначали развивать идеи глобального гражданского общества, кризисанационального суверенитета, усиления негосударственных акторов.Они говорили о становлении поствестфальского миропорядка, вкотором в духе дорогого постмодернистам децентрализма особуюроль начинали играть феномены федерализма, регионализма, новыхтипов гражданства. В этих вопросах они часто сходились вомнениях с современными направлениями либерализма в международныхотношениях, но были более радикальны в выводах, продолжаязатрагивать фундаментальные вопросы.

Сегодня постмодернисты обращают внимание других парадигм в МОи широкой общественности на важность современных политических,экономически, технологических и др. тенденций для настоящего ибудущего международных отношений. Они становятся одним изведущих направлений, анализирующих политическое и международно-политическое значение таких тенденций как либерализация,информатизация, технологизация, транснационализация,глобализация и т.д.

Новизна и актуальность поднимаемых проблем – это одна изсильных сторон постмодернизма в международных отношениях. Другойсильной стороной является обращение к морально-этическимвопросам. Обвиняя Запад в развязывании войн и конфликтов,углублении разобщенности в мире, нежелании прислушаться к мнениюдругих (в том числе в ТМО), постмодернисты отстаивают ценностимира, равенства, разнообразия. Некоторые даже приписываютпостмодернистам такую заслугу как инициирование переходазападных политических концепций и в целом западного мышления отконфронтационной ориентации в сторону «диалоговой»направленности.

Однако постмодернизм как направление МО до сих пор не являетсяповсюду принимаемым и уважаемым в научном сообществе. И этомуесть объяснение.

Большинство позиций постмодернистов до сих пор выглядятслишком радикальными. Их коллег из других направлений не можетне возмущать склонность постмодернистов к изобретениютруднообъяснимых неологизмов и демонстративному отрицаниюнакопленного знания. Также справедлива критика в отношении

постмодернистской абсолютизации роли языка в конструированиимеждународных отношений. Постмодернисты слишком много вниманияуделяют теоретическим аспектам международных отношений и частоне стараются соотносить свои выводы с эмпирическими данными.Возможность практического применения их концепцийпостмодернистов также мало интересует.

Конструктивизм.

Конструктивизм, рассматриваемый как критическое направление,примечателен во многих отношениях. Например, иногда термин«конструктивизм» применяется для описания всегорефлективистского семейства. [См. 2; 5] В таком прочтениинеограмшизм становится критическим конструктивизмом,постмодернизм – постмодернистским конструктивизмом, феминизм какотдельное направление – феминистским вариантом конструктивизма.Собственно же конструктивизм (в узком понимании) рассматриваетсякак традиционный конструктивизм. Последний, кроме того, сегоднявсе чаще относят к группе доминирующих парадигм в международныхотношениях. [6: 80] Действительно, как мы убедимся, трудносегодня в полной мере считать конструктивизм критическойтеорией.6 Тем не менее, тематическая и методологическая(частично) близость с критическими подходами, единые истокистановления теорий в рамках третьего «большого спора» позволяютсчитать конструктивизм родственным с критическими теорияминаправлением.

Конструктивизм, далее рассматриваемый в узком понимании,возник в середине 1980-х гг. благодаря работам А. Вендта, вкоторых он изложил основную для конструктивизма проблемуинтерсубъективности. Сам термин «конструктивизм» по отношению кмеждународным исследованиям впервые упомянул Н. Онуф в работе«The World of Our Making: Rules and Rule in Social Theory andInternational relations».

К наиболее значимым для конструктивизма авторам, кроме Вендтаи Онуфа, относятся Э. Адлер, М. Барнетт, О. Клотц, Ф. Кратоквил,М. Финнемор, Т. Хопф, П. Катценстайн. Конструктивистами этихавторов называют потому, что они видят международные отношения каксоциальный конструкт. Мир конструируется людьми, которые своимидействиями либо поддерживают стабильность существующих институтов,правил и отношений, либо вызывают изменения. Сконструированный

6 Например, Э. Адлер считает, что конструктивизм занимает промежуточноеположение между традиционными и критическими теориями.

мир, в свою очередь, оказывает обратное формирующее воздействие наакторов, их поведение.

Интеллектуальные истоки конструктивизма разнородны.Определяющее значение имело влияние идей о социальномконструировании реальности в трудах П. Бергера, Т. Лукмана, Э.Гидденса. Влияние оказали также социологически-ориентированныеанглийская (М. Уайт, Х. Булл) и французская (Б. Бади, М.-С.Смутс) школы. Идеи о влиянии норм и институтов на поведениеакторов конструктивисты подчерпнули из таких подходов как теориямеждународных режимов, школа международного права,институционализм. Критическая настроенность конструктивистовимеет истоки в неограмшизме, неомарксизме и смежных теориях.

Конструктивисты критикуют традиционные теории за переоценкуодних факторов и недооценку других, которые не менее важны. Так,классические реалисты критикуются за «индивидуализм», так как уних акторы оказываются фактически независимыми от воздействияструктур. За противоположные установки («холизм») критикуютсянеомарксисты: они переоценивают влияние структур на акторов.Традиционные теории также критикуются за «материализм». Унеореалистов это выражается в их сосредоточенности на проблемераспределения материальных возможностей между великимидержавами, а у неомарксистов – в постулировании особой ролимировой экономики. Конструктивисты предлагают третью позицию.Она допускает возможность самостоятельной деятельности акторов,но все же отдает предпочтение определяющему влиянию общественныхпричин на их индивидуальность. «Холизм» конструктивизмадополняется «идеализмом», так как именно такие факторы какубеждения, верования, идеи и ожидания в большей степениопределяют формы и характер взаимодействия акторов, чембиология, технологии или другие материальные факторы.

С точки зрения исследователя Т. Брасспенинга, все положенияконструктивизма выводятся их двух аксиом. Первая говорит о том,что поведение государств определяется тем смыслом, который онипридают интересующим их объектам (акторам и структурам). Этиобъекты могут быть оценены государством как дружественные,враждебные или нейтральные. Вторая аксиома гласит, чтомеждународная система функционирует на основе правил иинститутов, которые были совместно сконструированы самимиакторами. Такие правила и нормы называются интерсубъективными,так как они разделяются большинством акторов на международнойарене и, соответственно, воспринимаются как общезначимые.

Данные аксиомы лежат в основе одной из основныхконструктивистских идей, которая связана с понятием «co-constitution». Оно означает взаимное формирование акторами поведения

друг друга. Причем на этот процесс оказывают серьезное влияниеструктуры.

Несмотря на некоторую склонность конструктивистов (например,А. Вендта) к преувеличению роли структур в ущерб акторам,фактически, в их теории структуры сами сильно зависимы отакторов. Социальный контекст, господствующий в мире, определяетприроду акторов, однако в то же время именно акторывоспроизводят основные правила и институты, на которых зиждетсяданный контекст.

Так, например, конструктивисты, соглашаясь с мнением обанархичном характере международных отношений, констатируют, чтоанархия – продукт сознательной деятельности государств, а некакое-то неотъемлемое свойство международной системы, каксчитают теоретики классических подходов. Соответственно, несуществует никакой «вечной» анархии между государствами,действующей на одних и тех же правилах. В разные периоды историиотношения между государствами могут регулироваться разнымиправилами и нормами. Абстрактное рассмотрение понятиямеждународной анархии, таким образом, не способно пролить светна реальные взаимоотношения между государствами. Понятие анархиинужно рассматривать во временном и интерсубъективном контексте.

Такое рассмотрение международной анархии подразумевает особыйвзгляд на возможность трансформации анархичной международнойсистемы. Реалисты крайне скептически смотрят на такуювозможность, в то время как либералы допускают возможностьустранения крайних форм анархии через развитие экономическойвзаимозависимости и демократизацию. Конструктивисты же считают,что изменения произойдут только тогда, когда акторы,предпринимая определенные акции, трансформируют конститутивныеправила.

Классические парадигмы если и обращались к правилам вмеждународных отношениях, то в основном к тем, чтоконструктивисты называют регулирующими. Они представляют собойограничения и указания, связанные с определенной деятельностью.Например, с такой деятельностью как вождение машины связанырегулирующие правила в виде различных дорожных знаков.Конститутивные правила влияют на акторов более фундаментальнымобразом, создавая социальные принципы, которые делают возможнымисуществование институтов, активность и взаимодействия намеждународной арене. Примером являются правила шахмат, которыесоставляют саму природу игры. Без этих правил не существуют самишахматы, в то время как, если возвращаться к первому примеру,дорожное движение все-таки может существовать некоторое времябез наличия правил. Регулирующие правила, таким образом, могут

появляться до, во время или после деятельности, в то время какконститутивные правила лежат в основе деятельности.

С точки зрения нахождения таких основополагающих правилконструктивисты рассматривают проблему государства. Вслед залибералами они признают, что в современных условиях государствастановятся все менее функциональными, не справляясь со своимиобязанностями (обеспечение безопасности, выполнение социальныхобязательств, сохранение прав и свобод) и иногда принимаянежизнеспособные формы. Тем не менее, их позиция близка креалистской, так как для конструктивистов государства остаютсяосновными акторами в современных международных отношениях.7 Какпишет П.А. Цыганков, опираясь на М. Финнемор, «если вы – негосударство, то в мировой политике вы – никто» [5: 29]. Дажесамые недееспособные государства вместо того, чтобы принять другуюформу политического существования, снова восстанавливаются какгосударства. Это происходит из-за сильной культурной поддержкиинститута государства и сомнительной легитимности других форм.Пока такие нормы сильны и разделяются основными субъектами вмеждународных отношениях, государства будут сохранять своепривилегированное положение.

Таким образом, конститутивные правила лежат в основе любойдеятельности и именно их изменение делает возможной трансформациюдаже в самых фундаментальных основаниях мировой политики.

Без представления о конститутивных правилах становятсянепонятными многие акции, которые предпринимаются государствами.Дж. Гольдштейн приводит пример 1990-х гг., когда США послаливойска в Сомали, страну, на первый взгляд не представляющуюникакого интереса для США. Конструктивизм же объясняет введениевойск попыткой сформировать новые правила поведения,обеспечивающие гуманитарную помощь нуждающемуся населению.

Тема идентичности – еще одна важная составляющаяконструктивизма. Об идентичности можно говорить, когда государствона основании определенной совокупности представлений«воображается» (термин Б. Андерсона) как единое политическоесообщество и самоопределяется в мире. Большинство конструктивистовсчитают идентичность государства не данностью, а постоянноформирующимся и меняющимся представлением, вырабатывающимся (черезоппозиционную логику «мы-они») в отношениях со «значимымиДругими», носителями контридентичности. Последние могут бытьпозитивными (в случае если на них желают быть похожим и с нимижелают взаимодействовать) или негативными (наоборот).

7 Конструктивизм допускает, что негосударственные акторы могут играть важнуюроль, формулируя правила и нормы, однако это возможно только в случае, когдадеятельность этих акторов признается ведущими государствами.

Постоянное переформулирование идентичности связано еще и сменяющимся результатом непрерывно ведущейся борьбы различныхполитических сил (СМИ, партий, движений, государственных органов)за оказание влияния на общественное создание.

Несмотря на то, что в основном идентичность формируется внутригосударства как представления основных внутриполитических акторово стране и ее месте в мире, на конструирование идентичностиопределенное внимание оказывают и другие государства, вовзаимодействии с которыми «тестируются» созданные образы, а такжемеждународная система и нормы, принятые международным сообществом.

Вопрос об идентичности особенно важен, так как, по словам А.Вендта, именно идентичность лежит в основе интересов. [13: 398]Это идет вразрез с представлениями классических парадигм, которыеговорят о некоем постоянном наборе интересов, которые имеют акторывне зависимости от социального контекста. То есть неореалистов инеолибералов не интересует откуда взялись те или иные предпочтениягосударств, они сосредоточены на исследовании того, как этиинтересы преследуются на международной арене. Конструктивистынапротив – уделяют особое внимание особенностям разработкигосударствами своих интересов. По их мнению, те или иныепредпочтения государств заданы социально, а не интеллектуально.Поэтому наиболее правильный путь – обращение к идентичностигосударства. В результате, например, можно вывести соответствиемежду идентичностью «либеральной демократии» и такими интересамикак неприятие авторитарных режимов и предпочтение свободногорынка. Это не значит, что эти интересы будут преследоватьсяобязательно, но если этого не будет, может возникнуть своеобразный«кризис идентичности».

Конструктивизм в международных отношениях сегодня активноразвивается. С 1990-х гг. это направление добивается популярностии широкого признания в научном сообществе. До середины 1990-х гг.могло показаться, что это направление будет способствоватьметодологической и идеологической переориентации западной ТМО,однако получила развитие другая тенденция. Показательным сталвыход в 1996 г. коллективного труда «The Culture of NationalSecurity: Norms and Identity in World Politics» под редакцией П.Катценстайна. Методологически и идеологически конструктивистскийподход, представленный в книге, приближался к установкамгосподствующих теорий в международных отношениях. Авторы, средикоторых не оказалось представителей критических направлений, всвоих статьях в основном придерживались позитивизма, когда,например, рассматривали идентичности и культурные нормы как«независимые переменные», определяющие действия государств. Видеологическом плане авторы придерживались идеи мягкой гегемонии

США и, таким образом, определили цель сформировавшегося«конвенционального» конструктивизма как распространениеамериканских ценностей в мире.

Мы видим, что если сначала конструктивизм был под влияниемкритических теорий, то потом именно традиционные подходы стали длянего ориентиром с принятием соответствующих ориентаций. [6: 80]

В условиях господства «конвенциональной» версии конструктивизмамногие ученые начали отказываться от ярлыка конструктивистов. Оникритиковали это течение за отказ от достижений «лингвистического»поворота и теории социального конструирования в обмен на признаниесреди научного сообщества. Таким образом, сегодня существуютобратные тенденции возвращения конструктивизма в семействокритических теорий и отказа от компромисса с представителямиреализма и либерализма.

Другие тенденции связаны с пересмотром проблемыиндивидуализма-холизма. Так, исследователи-конструктивисты,занимающиеся проблемами внешнеполитического анализа, критикуютконструктивистский «мэйнстрим» за его приверженность холизму инедооценку самостоятельности акторов.

Также есть группа авторов, которые говорят о необходимостиболее тщательного изучения роли привычного и нерефлективногоповедения в международных отношениях. Эти исследователиопираются на достижения неврологии и идеи П. Бурдье о значениипривычки в социальной жизни.

Конструктивизм оказал большое влияние на современныетеоретические дискуссии. Он вернул в центр дебатов вопросысоциального, исторического и нормативного. Был подвергнут критикестарый «материалистический» настрой ТМО и пересмотрено значениенематериальных факторов (идей, норм, ценностей).

Однако конструктивизм также подвергается критике со стороныотдельных исследователей и направлений. В то время как большинствоученых признает за конструктивизмом новизну и самостоятельностькак отдельной парадигмы, некоторые (например, А. Маклеод) видят внем лишь новую версию американского либерализма. Другие критикисчитают конструктивизм смесью реалистского и либерального подходови из этого выводят его непоследовательность. Критические теориивинят конструктивизм за то, то он не пошел до конца в исследованиинорм, так как он не рассматривает нормы исследования, то естьзабывает о связи власти и знания.

Критическая геополитика

Критическая геополитика (в других источниках –постгеополитика, «мягкая геополитика») является одним из самыхмолодых направлений в международных отношениях. Оно возникло нарубеже XX-XXI вв. не как новая стадия развития традиционнойгеополитики, но как постпозитивистская альтернатива ей. Именнопоэтому рассматриваемый подход ближе к критическим теориям, а нек геополитической традиции.

Появление критической геополитики связано с деятельностью двухученых ирландского происхождения – С. Дэлби и, особенно, Г.О’Туатайла (англ. Дж. Тоэл). Последний в своей работе «CriticalGeopolitics: The Politics of Writing Global Space» (1996)представил основные положения субдисциплины, ее состояние наданный момент, а также кодифицировал ее методологические иинтеллектуальные основы. Другими важными представителямикритической геополитики являются И. Орен и Дж. Эгнью.

Многие исследователи считают появление критической геополитикизакономерным. К концу периода «холодной войны» в западныхнаучных кругах вызрела необходимость обратиться к связигеополитических идей и соответствующих практик, то естькритически подойти к основным положениям геополитики. Последниек тому времени уже критиковались постструктуралистской,феминистской, постколониальной традициями. Опираясь на этукритику зарождающийся подход перенял прорывные для того временианти-реалистские находки конструктивизма, а также идеологическиеи методологические установки критической политэкономии.Созданный на этой основе подход интересовали все те жегеополитические вопросы: о пространстве, идентичности, сферахвлияния и т.п. Но так как он был в определяющей степенипостструктуралистски ориентирован, все эти вопросы началирассматриваться не как реальность, а как геополитическиедискурсы.

Традиционная геополитика начала подвергаться критике заевроцентризм и игнорирование изменений, происходящих подвлиянием глобализации и других новых тенденций. Особый пункткритики касался поверхностности классического подхода. Простыесхемы распределения сфер влияния, деления на Хартленд и Римленд,которые рисовали геополитики, не могут объяснить всемногообразие событий на международной арене. Образгеополитической карты, конструирующийся этими исследователями,вводит в заблуждение, так как заставляет рассматривать мир какструктурированное целое. Также этот образ создает иллюзиюбеспристрастности и объективности взгляда ученого-геополитика,который будто бы «занимает позицию Бога» над географическойкартой. На самом же деле данные уловки призваны скрыть

позитивистскую, националистическую и колониальную ориентациютрадиционной геополитики. [10]

Приверженцы критической геополитики обвиняли классическийподход в том, что он оправдывал жестокие войны и вторжения,которые происходили в XX и начале XXI вв. Он способствовалразвитию милитаризации после Второй мировой войны и, какрезультат, гонке вооружений.

Такое оправдание, с точки зрения критической геополитики,становилось закономерным результатом идей о «вечных законах»противостояния морских и сухопутных держав, концепцийобъективных интересов стран, детерминированных географией.

Критическая геополитика предлагает новый подход, в которомгеографический детерминизм играет гораздо меньшую роль. Важно негеографическое пространство само по себе, а то, как оно социальносконструировано, то есть то, какими смыслами их нагружаютгеополитические акторы и их идеи. К примеру, для критическихгеополитиков важно не то, что Великобритания – это остров, а то,что это государство осмысливает себя как остров.

Поэтому с точки зрения этого подхода, вместо того, чтобыруководствоваться «объективными» геополитическими интересами,страны действуют на основе политических и культурныхпредпочтений людей, особенно политической элиты.

Традиционная геополитика чрезмерно материалистична,абсолютизируя значение географического и политэкономическогоаспектов и не учитывая влияние социальных и социопсихологическихфакторов. Ведь именно они лежат в основе своеобразия сухопутныхи морских цивилизаций, о которых говорит геополитика.

Вообще, такие традиционные геополитические бинарные оппозициикак Суша-Море, Хартленд-Римленд в критической геополитике теряютсвое значение. По мнению О’Туатайла, понятия талассократической(Море) и теллурократической (Суша) цивилизаций являютсяимпериалистическими и в эпоху глобализации эта и другиегеополитические дуальности должны считаться «снятыми». Некоторыеисследователи даже утверждают, что дуальность классическойгеополитики есть результат объективации «страха перед Другим».Критическая геополитика, таким образом, вместо бинарногопредлагает объединяющий подход.

Представители критической геополитики также предлагают новыйвзгляд на проблему идентичности, который был во многомвдохновлен позициями конструктивистов. Критические геополитикиутверждают, что у государства не существует предзаданнойидентичности, определенной ее геополитическим положением.Идентичность – это то, что постоянно обновляется и меняется впроцессе обсуждений, взаимодействий, но также зависит и от

пространственных представлений населения. Критическая концепцияпространственного конструирования идентичности рассматривает то,как различные пространственные сообщества (нации, этническиегруппы, региональные организации вроде Европейского союза)создают образ пространственного «мы». Например, таким образомможет стать «Евразия». «Значимым Другим» для этого сообществабудет некое пространственное «они», как правило враждебное ирасполагающееся на совершенно противоположной территории. Для«Евразии» таким «они» станет, безусловно, «Запад».

Если классическая традиция в геополитике выводит представлениео безопасности из якобы объективных и неизменных интересов иугроз для данной страны, то критический подход считаетпредставление о безопасности продуктом культурно-историческихобстоятельств. Так, И. Орен в одной из своих работ показываеткак менялось представление о демократии в США в зависимости отвосприятия безопасности и отношений с европейскими странами. Вначале XX в. демократия рассматривалась либо как творчествомасс, либо как результат деятельности технократов в высшихслоях. В 1930-х гг. Великая депрессия и увеличение влияниясоциалистических идей заставили американцев пересмотретьпредставления о демократии. Теперь демократическим считалосьгосударство, способное обеспечить социальные гарантии населению.Наконец, в 1950-е гг. реалии «холодной войны» привели к ещеодной перемене в представлениях. На этот раз в моде былопроцедурное определение демократии, которое диктовалогосударствам такие нормы как выборность главы государства имногопартийность. Это определение господствует и сегодня.

Представители рассматриваемого направления также решилипересмотреть вопрос об акторах современных международныхотношений. Террористические атаки на США в 2001 г.продемонстрировали новый тренд «приватизации» средств насилия.Поэтому негосударственные акторы также должны быть рассмотреныкак влиятельные геополитические игроки.

Однако наибольшая власть, с точки зрения критическихгеополитиков, принадлежит акторам другого типа. Эти акторы,называемыми «интеллектуалами государственного управления»(«intellectuals of statecraft»), оказывают эпистемическоевлияние на международные отношения. Этими «интеллектуалами», какправило, являются западные мозговые центры, университеты,государственные органы, советники, которые продуцируютгеополитическую информацию и знание. В ней международнаяполитика оказывается «опространствленена»: мир поделен на разныетипы мест и населений, а преобладающими процессами являютсяразграничение, включение и исключение. Интеллектуальными

продуктами таких акторов в свое время были концепциипротивостояния сухопутных и морских держав, «холодной войны»,«войны с терроризмом». Все эти концепции, по сути, представляютсобой «сценарии», по которым действуют страны-гегемоны и которыевлияют на геополитические представления широкой общественности.

С. Дэлби в одной из своих книг показывает, как интеллектуалыгосударственного управления повлияли на послевоеннуюамериканскую внешнюю политику. Наиболее влиятельной группойинтеллектуалов, по его мнению, был Комитет по текущим угрозам.Эта группа правых политических аналитиков видела в СССР главнуюугрозу американской безопасности. Деятельность данного комитетаоказала большое влияние на политику, которую проводили Дж.Картер и Р. Рейган.

Традиционно выделяют четыре направления, в которые развиласькритическая геополитика: формальная, практическая, популярная иструктурная геополитики.

Формальная геополитика изучает идеи и концепции интеллектуаловгосударственного управления – коллективных (организации, фонды)и индивидуальных (отдельные исследователи, аналитики). Онаконцентрирует внимание на том, как эти идеи становятсяруководящими для политических элит стран. Кроме того, формальнаягеополитика также изучает классическое геополитическое наследие,а именно исторический, экономический, политический контекстстановления классических концепций.

Практическая геополитика была названа так потому, чтозанимается анализом идей и концепций тех, от кого зависитпрактическая реализация геополитического курса: политическихлидеров, министров, дипломатов и военных. Это направлениепримечательно также тем, что анализирует не только идеи, но исами политические практики, однако в обязательной связи с темидискурсивными стратегиями, которые используются для того, чтобынарративизировать эти действия.

Популярная геополитика рассматривает геополитические образы,циркулирующие в популярной культуре. Это течение обращается ктем феноменам популярной культуры, которые продуцируютгеополитические представления, способствуют закреплениюгеополитических стереотипов, а также влияют на формированиеидентичности. Так, исследователи анализируют газеты, журналы,фильмы, мультфильмы, карикатуры, радиопередачи и другиепроявления популярной культуры. К примеру, исследователи могутзаниматься сопоставлением военных фильмов Голливуда и реальныхвоенных действий.

Еще одно течение, структурная геополитика, изучает то, кактакие новейшие тенденции как глобализация и информатизация

влияют на государственное управление и продуцированиегеополитических дискурсов.

Все эти направления в рамках критической геополитики сегодняактивно развиваются. Критическая геополитика эволюционирует,усложняется; она больше не является академическим проектом,связанным с деятельностью узкой группы ученых.

Внимание к таким вопросам как глобализация, новые технологии,трансформация общества обеспечивают критической геополитикеактуальность в ближайшем будущем. Также замечено все большеевнимание в рамках критической геополитики к таким проблемам XXIв. как изменение климата, глобальные неравенства, геноцид и др.Ну а дальнейшее развитие может быть связано с обращением к новымсоциопсихологическим феноменам. Например, Г. О’Туатайл считаетважной для лучшего понимания геополитической практики темуаффективного измерения человеческого поведения. По его мнению,большую роль такое поведение играло во время «имперскогопрезидентства» Дж. Буша-младшего. Но также, по его мнению, нестоит забывать и традиционные темы соперничества государств,которые влиятельны в современном мире. [9: 316]

Обращаясь к темам социального конструирования, ролинематериальных факторов в формулировании стратегий, критическаягеополитика способствовала активизации дискуссий вгеополитическом и международно-политическом академическихсообществах, что, несомненно, положительно повлияло на развитиеТМО. Однако стоит признать справедливыми некоторые упреки вадрес направления.

Во-первых, несмотря на позиционирование себя как не-евроцентричного направления, критическая политика почти нерассматривает неевропейский и постколониальный геополитическийдискурс и практики.

Во-вторых, как замечают некоторые исследователи,идеологическая установка на защиту маргинализуемых идентичностейв критической геополитике не всегда выполняется. Скореенаоборот, дискурс критической геополитики способствуетраспространению влияния государств-гегемонов. К примеру, помнению А. Дугина, стремление критической геополитики к снятиюоппозиции Море-Суша в эпоху глобализации является попыткойскрыть талассократический (то есть, западноцентричный) характерглобализации, отвлечь внимание от реальной геополитическойструктуры мира, в которой Море постепенно «затапливает» Сушу.

И в-третьих, нельзя не заметить, что критическая геополитикауделяет слишком большое внимание дискурсу и недооцениваетважность процесса принятия решений. Кроме того, критикатрадиционного подхода принимает слишком грубые формулировки, а

это только углубляет конфликт между традиционным и критическимнаправлениями в геополитике. Прогресс же в теории связан сдиалогом между направления. Так, исследователь Ф. Келли считаетэти две традиции взаимодополняющими, поэтому сотрудничествопринесет пользу обоим направления.

Феминизм

Феминистское направление в международных отношениях появилосьтолько в 1980-х гг., уже после того как оно более-менееутвердилось в вопросах внутренней политики. До 80-х гг. вмеждународных отношениях гендерные вопросы игнорировались и, пословам феминистов, господствовавшие тогда теории были основанына мужском восприятии мира.

Что же помогло феминизму утвердиться в области международныхотношений? По словам одной из представительниц направления Дж.Э. Тикнер, к этому привело изменение реалий мировой политики.Крушение биполярной системы сняло с повестки дня вопросыбезопасности, и в результате возрос интерес к темам, которыеболее привычны и близки женщинам.

Утвердившееся феминистское направление интересовали следующиевопросы. Во-первых, какую роль играют женщины в практикемеждународных отношений? Во-вторых, в каких формах происходитпритеснение и эксплуатация женщин в современной мировой политикеи что нужно предпринять, чтобы сделать мир лучшим местом дляженщин? И в третьих, как взаимосвязаны гендер и различныемирополитические концепции, идеи и институты. К этим и другимвопросам в своих работах обращается феминистское направление, кизвестным представителям которого можно отнести Дж. Э. Тикнер,С. Энлоу, А. Уиббен и др. исследователей.

К одному из самых влиятельных трудов для феминизма вмеждународных отношениях относится работа С. Энлоу «Bananas,Beaches and Bases». Автор формулирует парадокс: несмотря на то,что гендер играет центральную роль в международных отношениях,сами гендерные вопросы почти не поднимаются ни политическимилидерами, ни исследователями. Дело в том, что установленныегендерные роли и порядки большинством воспринимаются как часть«естественной» системы взаимоотношений. Феминисты отрицаютподобное патриархальное представление и показывают реальность:международная политика и мировая финансовая системафункционируют на основе женского труда, который никогда достойноне оплачивается, не ценится и, главное, не замечается. По мнениюЭнлоу, обращать внимание стоит не только на публичные фигуры и

структуры, но и на тех акторов, которые находятся «в заднихрядах политики» (то есть на женщин), но от которых полностьюзависит работа военных баз, банков, авиакомпаний и многих другихструктур.

Иногда от труда женщин зависит благосостояние национальныхэкономик. Так обстоит дело, например, в странах Третьего мира,где туризм (в том числе секс-туризм) стал основным добытчикоминостранной валюты. В такой модели туристического капитализмароль женщин является ключевой. Однако она никем не ценится.Наоборот, устанавливается жестокая система эксплуатации женщинкак секс-работников.

Другим типом женщин, на которых держится мировая политика,являются жены дипломатов. Энлоу пишет, что дипломаты постояннополагаются на добровольную помощь своих жен в своей работе.Таким образом, судьбы наций зависят именно от этих женщин, но ихработа совершенно не ценится и не оплачивается. Они жертвуютсвоими интересами и своими карьерами для того, чтобы статьслужанками карьер своих мужей.

Женщины также влияют на мировую политику, мировую экономику иполитические решения, будучи рабочими на фабрике,низкооплачиваемыми и неоплачиваемыми фермерами, женами солдат,послушными дочерями и домохозяйками.

Итак, в чем же проблема такой «невидимости» женщин в мировойполитике? С точки зрения феминистов, в традиционных парадигмахмеждународных отношений политическими действиями называлисьтолько действия в публичной сфере, которая традиционно являетсямужским полем. Женщины же оказываются вытесненными в частную,персональную сферу. Следовательно, для того чтобы сделать женщин«видимыми» в международных отношениях и экономическом порядке,нужно признать, что персональное тоже может быть политическим.Отсюда лозунги феминистов: «персональное это международное» и«международное это персональное».

Таким образом, тема «невидимости» женщин в мировой политикеукоренена в проблеме присущего современному миру гендерногонеравенства. Важно подчеркнуть, что феминисты говорят именно осоциальном, а не биологическом неравенстве. Они напоминают, чтосреди бедняков особенно много женщин и количество женщин,живущих в абсолютной бедности, с каждым годом все увеличивается.Кроме того, зарплата женщин на 25% ниже, чем у мужчин. И это всепри том, что бедность особенно тяжело сказывается на положенииженщин, а тяготы материнства и работы по дому ложатся в основномна них. Даже при желании выйти в публичную, политическую сферу,женщинам не так просто построить там карьеру.

Вину за установление неравенства феминисты возлагают наструктуры и институты современности, многие из которыхспособствовали укреплению патриархальной логики. Определяющуюроль сыграло развитие капитализма в XVII в. Именно тогда быласконструирована оппозиция публичного и частного. Публичная сфера, тоесть политические, военные вопросы, а также зарабатывание денег,стала сферой действия мужчин. Частная же сфера, связанная своспитанием детей и уходом за домом, отошла женщинам. Врезультате такого конструирования женщины стали все режеполноценно наниматься на работу. Появление империализма усилилопатриархальные тенденции, так как в результате западная логика ипрактика эксплуатации женщин стала переноситься на другиецивилизации и культуры.

Современная тенденция глобализации также лишь закрепляетпатриархальное устройство мира. Она способствует увеличениючисла мигрантов и низкооплачиваемых рабочих мест, а подобнаяработа чаще всего выполняется именно женщинами из стран Третьегомира. Причем, подчеркивают феминисты, иногда женщины становятсямигрантами насильно, и тогда такая практика становится настоящейпродажей в рабство. Вообще, по мнению многих феминистов,современная глобализация построена на дискриминации – гендерной,расовой и классовой.

Существует в феминизме и группа исследователей, которыеподнимают темы влияния гендера на понятия, теории и концепциимеждународных отношений. Например, с точки зрения Дж. Э. Тикнер,политический реализм представляет собой типичную мужскую теорию,которая исходит из видения мира мужчинами. Такая категория какбезопасность для реалистов ассоциируется с сохранностью границ ицелостностью государства. Взгляд феминистов на безопасность,который отражает женское представление, сильно отличается.Феминисты критически относится к государству как главномуисточнику безопасности и понимают последнюю как защищенность отнасилия прежде всего отдельных индивидов и групп. Тикнер пишет,что стратегия безопасности США во время «холодной войны» былапод превалирующим влиянием именно мужского взгляда. Женщины воборонных ведомствах были представлены очень слабо, поэтому ихвзгляд не был слышен. Вообще, до сих пор по всему миру воборонных ведомствах господствует маскулинизированная культура,отделяющая военные вопросы от человеческих эмоций.

Как уже было показано, феминисты особенно критически относятсяк институту государства. Исходя из того, что женщины вбольшинстве государствах не имеют значимых рычагов власти,феминисты отрицают взгляд на международные отношения как намежгосударственные. Они считают повышенное внимание к

государству как актору признаком андроцентристского взгляда ипоэтому считают международную арену населенной влиятельныминегосударственными участниками: движениями, международнымиорганизациями, транснациональными корпорациями.

Феминисты, следуя либералам, продвигают также идею комплекснойвзаимозависимости государств, отстаивают ценности прав человекаи выступают за ограничение силовых методов в мировой политике.

Несмотря на кажущееся единство позиций, феминизм внутреннеочень разнородный и противоречивый подход. Разные исследователивыделяют разные классификации. Мы рассмотрим такие ветвифеминизма как дифференциальный, культурный, либеральный,постмодернистский и незападный феминизмы.

Дифференциальный феминизм сосредотачивается на выявлениигендерных различий, связанных с международными отношениями.Исходя из биологических и социальных причин, они считают мужчини женщин имеющими разные взгляды на мир и склонных к разнойдеятельности.

Они, к примеру, ссылаясь на опросы, демонстрируют, что женщиныменее склонны поддерживать военные действия. На основании этихвыводов они предлагают более интенсивно вовлекать женщин вкачестве посредников в конфликтных ситуациях, а также в процесспринятия решений.

Крайним выражением дифференциального подхода являетсякультурный (или эссенциалистский) феминизм. Это течение говорит нетолько о том, что мужчины и женщины разные, но даже и о том, чтоженщины превосходят мужчин в культурном плане. Именно поэтому,считают они, модель социализации женщин должна быть перенесенана противоположный пол. Природно и социально женщины менееагрессивны, чем мужчины, а значит способны принести в политикумир, устранив господство жестокой мужской культуры исоциализации. Неудивительно, что такая разновидность феминизманаходит мало поддержки среди ученых.

Либеральный феминизм исходит их противоположных идей: еслиотбросить стереотипы, господствующие в обществе, окажется, чторазличия между мужчинами и женщинами незначительны.

Как пишут либеральные феминисты, привлечение женщин в областьмеждународных отношений вовсе не делает общий политическийнастрой более миролюбивым. Тем не менее, женщины должныпривлекаться в эту сферу, но не потому, что имеют особоевосприятие, а потому что необходимо заботиться о равенствевозможностей мужчин и женщин влиять на мировую политику.

Постмодернистское течение в феминизме критикует какдифференциально-культурное, так и либеральные направления.Критикуя первых, они говорят, что по большому счету превозносить

женщин не за что. Все что они делают – это приспосабливаются кмиру, построенному мужчинами. Кроме того, подвергается критикеидея представителей этого направления о неких фиксированныхмужском и женском началах. По мнению постмодернистскихфеминистов, пол, гендер и гендерные роли в значительной степени– результат социального конструирования. Либералы же критикуютсяза попытку привлечь женщин в область международных отношений,так как это также означает принятие существующего мира.

Незападный феминизм также сосредоточен на критике«классического» феминизма в международных отношениях. Последнийобвиняется в стремлении выдать полученные выводы зауниверсальное знание, хотя многие из этих выводов совершенно неучитывают незападную реальность. Также незападный подход несогласен с критикой капитализма, производимой «классическими»феминистами. На самом деле капитализм принес для женщин новыевозможности преодолеть гендерное неравенство. Настоящие причинынеравенства, считают они, лежат в досовременных патриархальныхструктурах.

Феминистские исследования в международных отношениях и вовнутренней политике сегодня развиваются и набирают популярность.Несмотря на то, что феминистам удалось добиться уже многихпобед, многие из них считают, что институты производства знанийвсе еще находятся под значительным мужским влиянием. Онипредлагают обратить особое внимание на то, кто имеет доступ ксозданию и распространению информации и как все это способствуетукреплению патриархальных структур. При этом феминисты все чащеприбегают к новым аналитическим инструментам, заимствованных издругих дисциплин. Например, исследовательница А. Уиббен в своихработах использует достижения теории литературы, применяянарративный подход. [14: 108]

Сегодня уже вряд ли справедливы обвинения феминистскогонаправления в ненаучности. Благодаря ему ТМО пополниласьинтересными выводами о природе международных отношений. Феминизмподнимает неожиданные темы и предлагает под новым угломвзглянуть на темы справедливости, равенства и эксплуатации намеждународной арене.

Тем не менее, выбор такого специфического объекта исследованийкак роль и положение женщин в мировой политике зачастую приводитк теоретической и методологической непоследовательности, чтосразу замечают критики. Например, С. Хардинг утверждает, чтофеминизма не существует как отдельной теории международныхотношений, так как к феминистским целям могут вести совершеннолюбые подходы, как рационалистические, так и рефлективистские.Однако единство феминизма как подхода в ТМО трудно отрицать.

Некоторые считают, что оно основывается на коллективнойсаморефлексии исследователей, которые продуцируют эмпирическое инормативное знание, а также совершенствуют инструментыгендерного анализа.

***

Рассмотренные критические подходы, как можно было заметить,очень неоднородны как внутренне, так и между собой. Но несмотряна это, на отсутствие полного согласия в ключевых вопросах, всеэти подходы вольно или невольно вовлечены в единый теоретическийпроект, направленный на поиск новых путей развития ТМО, новыхтем и методов анализа международных отношений. Не зря друг кдругу представители разных критических направлений относятсядостаточно терпимо, что объясняется наличием сильного общегосоперника в лице господствующих теорий.

Исследования, выдержанные в традиции рефлективизма,способствуют лучшему пониманию международных отношений, особеннона современной стадии. Рефлективисты обращают внимание навозрастающую роль социокультурных факторов в мировой политике,по-новому интерпретируют основные понятия ТМО, а также обращаютвнимание на проблему изменений – исторических, современных ипотенциальных. А это означает, что рефлективисты вовсе неограничиваются эпистемологией, в чем винят их критики, апредлагают также и онтологию.

Что же касается других спорных моментов критических теорий, томногие из них справедливо критикуются исследователямиклассических традиций. В частности, многие подчеркивают, чтоконструктивизм, постмодернизм и другие критические подходы нерисуют целостную картину международных отношений (что удавалоськлассическим теориям). У них она получается «крайне мозаичной, итрудно определить, как различные ее части соотносятся друг сдругом». [1: 46] Сами рефлективисты часто объясняют это ихустановкой на отрицание любого теоретизирования, однако и этонельзя включить в число достоинств подхода.

Кроме того, часто критика традиционных подходов урефлективистов принимает чересчур жесткие и непримиримые формы.Все же эти подходы вряд ли стали бы «мэйнстримом», если бы плохообъясняли происходящие события.

Но при перечислении недостатков современного рефлективизма нестоит забывать, что это сравнительно молодое направление инельзя сказать, что оно полностью прошло стадию становления.

Что сейчас нужно рефлективизму – это по-новому оценитьтрадиционные подходы и инструменты, и поставить их на службусобственным целям. Естественно, подобные шаги навстречу должнысделать и классические парадигмы, ведь подобные «встряски» икритика должны способствовать их развитию, не говоря уже обобщем прогрессе теории международных отношений.

Развитие критических теорий в России

Сегодня на Западе (особенно за пределами США) критическиетеории широко признаны, они изучаются во многих университетахмира. Россия также начинает проявлять интерес к новейшимподходам в ТМО. Российские философы и социологи, а следом имеждународники все чаще обращаются к достижениям«постструктуралистского поворота» для анализа международныхотношений.

Тем не менее, список достижений отечественных «рефлективистов»вряд ли можно назвать большим. Еще недавно многие российскиеученые ничего не знали о существовании таких подходов. Если несчитать некоторых исключений, важнейшие работы критическихподходов до сих пор не переведены на русский язык. Более того,многие основополагающие труды по постструктуралистскойметодологии также остаются непереведенными.

Ситуация, конечно, начинает меняться. По критическим теориямпишутся статьи и даже книги. Но, как правило, анализпроизводится либо в описательном, либо в критическом ключе, иредко делается попытка развить теорию или предложитьальтернативу.

И это несмотря на то, что, по мнению некоторых исследователей,постструктуралистские и постпозитивистские идеи могли бытьхорошо восприняты в России благодаря таким национальным чертамкак неудовлетворенность рационализмом, скепсис по отношению кидее постоянного прогресса, неверие в решающую роль науки исклонность к выстраиванию диалога между цивилизациями икультурами. [3: 116]

Принятие рефлективистских идей, однако, требует не стольконаличия определенного менталитета, сколько реального опыташироких теоретических дебатов и дискуссий по данной теме,которых, по мнению Т.А. Алексеевой, в России еще не было.Симптомом этого являются многочисленные разногласия российскихавторов при типологизации и описании критических подходов.

Однако все сказанное не значит, что постмодернизма,конструктивизма и др. критических теорий в России нет. Ниже мы

рассмотрим особенности применения рефлективистских идей висследованиях российских авторов.

К примеру, развитие постмодернизма как теории МО идет в Россиипо нескольким основным направлениям, причем часто безсознательной ориентации на известные западные концепциипостмодернизма в международных отношениях.

Особых успехов добились дебаты о современности ипостсовременности, которые представлены в работах Б.Г.Капустина, А.И. Неклессы и других авторов. Здесь рассматриваютсяпонятия современности (модерна) и постсовременности(постмодерна) как периоды истории, этапы развития общества,культуры и теории познания. Часто поднимается вопрос, являетсяли Россия страной постмодерна. Одни авторы отвечаютположительно, другие же не считают Россию даже«модернизированной» страной. Причем авторы нередко отвечаютвполне в традиции постмодернизма, то есть избегая навязывания«истин» и предлагая одну из интерпретаций.

Если же говорить о постмодернистской методологиинепосредственно в международных отношениях, то довольно частороссийские исследователи хоть и применяют соответствующиеинструменты, но все же отказываются от ярлыка постмодерниста.Более того, они отвергают постмодернизм как что-то тупиковое.Например, позицию, близкую к постмодернизму, занимает М.В.Ильин, когда анализирует мировой порядок и внешнюю политику. Онпишет, что система международных отношений сегодняшнего дняпредставляет собой межгосударственную систему, дополненную«постурбанизационными мутациями цивилизаций» и «глобальнымидеревнями». Под последними понимаются политические системымеждународного и глобального охвата, построенные нателекоммуникациях и политической риторике.

Другой исследователь, А. Кузнецов, заимствует у западныхпостструктуралистов грамматологическую цивилизационную модельдля объяснения межнациональных и межцивилизационных конфликтов.Кузнецов доказывает, что приверженность нации одной системеписьма играет гораздо более важную роль для цивилизационногосплочения, чем приверженность одной религии или культуре. Онговорит о своеобразной «войне алфавитов», то есть объясняетпротиворечия между нациями использованием разных алфавитов(кириллицы, латинского, греческого алфавитов).

Как и их западные коллеги, российские постмодернисты критикуюттрадиционные теории международных отношений и по-новомуопределяют основные понятия ТМО.

Они негативно оценивают интерес к реализму в постсоветскойРоссии, так как это лишь примитивный националистический ответ на

господство принципа универсальности в мире. Более того, принятиереалистских правил игры с их акцентом на национальных интересахможет осложнить международное положение России и негативносказаться на развитии либерально-демократических тенденцийвнутри страны.

Вообще, российские постмодернисты рассматривают понятие«национальных интересов» как прикрытие для интересов правящейэлиты. У каждой влиятельной группировки есть свое представлениеоб интересах и своя концепция национальных интересов, новлиятельной становится только концепция группировки, котораяконтролирует государственный аппарат. Для легитимации своегоположения элита навязывает свое понимание национальных интересовнаселению.

Московский Государственный Университет имеет свою традициюпостмодернистских или близких к постмодернизму исследований.Одной из ключевых здесь является фигура А.С. Панарина, которыйво многих своих работах касался феномена постмодернизма всовременных обществах, а также исходя из постмодернистскихпозиций производил критический анализ современного миропорядка.

Например, в работе «Глобальное политическое прогнозирование»Панарин поднимает проблему политического значенияпрогнозирования и доказывает, что экстраполяция как основатрадиционного прогнозирования закрепляет господствогегемонистского блока западных стран, которым выгодно, чтобытекущие тенденции (в первую очередь имеется в виду глобализация)сохранялись. Поэтому ученый предлагает метод, которыйрассматривает настоящее не как безальтернативную тенденцию, акак фазу вызова, за которым последует ответ как качественно иноебудущее.

В книге «Народ без элиты» Панарин показывает реальную сущностьлиберальной и постмодернистской парадигмы, которая заключается вподмене реальных прав «культом чувственных удовольствий»,социального дискурса – этническим, а будущего – настоящим.

В еще одной важной книге «Стиль "ретро" в идеологии иполитике» исследователь критически анализирует стремлениетехнократических концепций демифологизировать идеидеологизировать массы. По мнению Панарина эти концепциивместо того, чтобы отстаивать идеалы научного и рациональногомышления прививают массам культ потребления, то естьремифологизируют мышление.

Все чаще в российских работах появляются и конструктивистскиеидеи. Так же как и про постмодернизм, про конструктивизм поканельзя говорить как о сформировавшемся направлении в российскоминтеллектуальном пространстве.

Конструктивистская методология применяется российскимиисследователями для анализа национальных школ ТМО, исследованияотношений между Россией и Западом (в частности, ЗападнойЕвропой), а также для изучения проблем идентичности России.

Примером рассмотрения последнего вопроса является статья Т.А.Алексеевой «Россия в пространстве глобального восприятия». Здесь втрадициях конструктивизма идентичность РФ понимается какполитический конструкт, находящийся в постоянном изменении иобновлении. Она зависит как от собственного представления России осебе, так и от идентичностей других стран, от международных норм исформировавшихся представлений о нации. Алексеева, кроме того,считает полезным для России освоить конструктивистскую методологиюкак для академических, так и для практических успехов в управлении«образом» России.

В МГУ традиции «умеренного» конструктивизма развиваться главнымобразом П.А. Цыганковым и его социологическим подходом кмеждународным отношениям. Цыганкова в первую очередь интересуетвлияние культурных норм и национальных традиций навнешнеполитический курс страны и ее представления о международныхотношениях. Как он пишет в одной из работ, различные представленияо международных отношениях, отраженные в соответствующих теориях,не только описывают реальность, но и отражают предпочтенияисследователя, который, кроме того, формирует мир через созданиеопределенного образа международных отношений.

Цыганков посвятил много страниц исследованию культурных,ценностных и идеологических основ западных ТМО. Также егоинтересует «российская теория международных отношений» -потенциальный академический проект, который должен быть основан нена западных, а на отечественных (досоветских, советских,постсоветских) представлениях о международных отношениях.

Вообще, исследователи считают конструктивизм перспективнымнаправлением для российского интеллектуального и политическогопространства, поэтому в будущем стоит ожидать значимыхрезультатов в рамках этого направления.

Другие критические теории получили меньшее развитие в России.Можно, правда, сказать о некоторых успехах критическойгеополитики. В МГУ, например, появляется все больше исследований,в которых подчеркиваются как заслуги, так и спорные моменты внаправлении. Последние в своих статьях выявляет, в частности, А.Дугин.

Важно также отметить появление интернет-порталов, посвященныхпроблематике критических теорий. Например, информационно-аналитический портал «Геополитика постмодерна»8 содержит статьи, в8 URL: http://geopolitica.ru/index.php

которых авторы критически анализируют геополитические доктрины,прибегая к конструктивистским и лингвистическим аргументам.

Итак, как мы увидели, рефлективитские направления в Россииразвиваются, однако все же очень медленно. В чем же причина?

Исследователи выделяют несколько таких причин. Во-первых,сегодня Россия все еще находится на стадии формированиясамосознания, определения своего места на мировой арене и своихинтересов. В таких условиях популярность приобретают реалистскиеконцепции национальных интересов, национальной безопасности ибаланса сил. Во-вторых, как мы увидели, многие критические теорииограничиваются «деконструкцией», не стараясь вырабатывать новыетеории и концепции. В-третьих, рефлективизм в России прижилсяпрежде всего в философской и социологической, а не международно-политической среде. Рефлективистские подходы до сих пор невоспринимаются как в полной мере научные и поэтому частокритикуются сообществом международников. Наконец, развитиетрадиционных ТМО в России также пока нельзя назватьудовлетворительным, поэтому вопрос развития таких «экзотических»подходов стоит далеко не на первом месте. Прежде чем научитьсякритиковать и «деконструировать», российским международникамнеобходимо сначала усвоить навыки конструктивного теоретическогомышления.

Некоторые исследователи, кроме того, пишут, что пикпопулярности восточного постструктурализма был в 1980-х и начале1990-х гг. и он упустил наилучшую возможность собратьпредставителей из России. А то, что есть сейчас – это «игра вбисер» для довольно узкой группы интеллектуалов. [3: 380]

Тем не менее, на фоне того как в России в научном сообществеформулируется отношение к данным направлениям, постепеннопоявляются свои постмодернисты, конструктивисты и критическиегеополитики, а также проводятся более смелые исследования, можнонадеяться, что вскоре сформируются отечественные критическиешколы, поддерживающие связь с зарубежными коллегами иформулирующие собственные оригинальные мысли. Все-таки«постструктуралистский бум» произошел не так давно, чтобымеждународники смогли воспринять его как важный этап развитияТМО и начать разрабатывать на его основании оригинальныеисследования. А по мере того как рефлективистская проблематикастановится все более актуальной, можно будет ожидать всевозрастающего обращения российских исследователей ксоответствующим подходам.

Список литературы:1) Лебедева М.М. Мировая политика: Учебник для вузов. – М.:

Аспект Пресс, 2007. – 365 с.2) Международные отношения: социологические подходы / Рук.

авт. колл. проф. П.А. Цыганков. – М.: Гардарика, 1998. – 352 с.3) Российская наука международных отношений: новые направления

/ Под ред. А.П. Цыганкова, П.А. Цыганкова. – М.: ПЕР СЭ, 2005 –416 с.

4) Сергунин А.А., Макарычев А.С. Современная западнаяполитическая мысль: «постпозитивистская революция»: учеб.пособие. – Н.Новгород: Изд-во НГЛУ, 1999. – 88 с.

5) Современные международные отношения и мировая политика:Учебник / Отв. ред. А.В. Торкунов. – М., МГИМО (У), 2004. – 991с.

6) Цыганков А.П., Цыганков П.А. Социология международныхотношений: Анализ российских и западных теорий: Учебное пособиедля студентов вузов. – М.: Аспект Пресс, 2008. – 238 с.

7) Cox Robert. Social Forces, States and World Orders //Millennium - Journal of International Studies. – London, 1981. –Vol.10, №2. – Р. 126-155.

8) Hoffman, Mark. Restructuring, Reconstruction,Reinscription, Rearticulation: Four Voices in CriticalInternational Theory // Millennium - Journal of InternationalStudies. – London, 1991. – Vol.20, №2. – Р. 169–185.

9) Jones Laura, Sage Daniel. New Directions in CriticalGeopolitics: An Introduction // GeoJournal. – 2010. – Vol.75,№4. – P. 315-325.

10) Klinke Ian. Five Minutes for Critical Geopolitics: ASlightly Provocative Introduction. – January 2009. URL:http://www.exploringgeopolitics.org/Publication_Klinke_Ian_Five_Minutes_for_Critical_Geopolitics_A_Slightly_Provocative_Introduction.html

11) Neorealism and Its Critics / Ed. By R.O. Keohane. – N.Y.,Columbia University Press, 1986. – 378 p.

12) Price, Richard and Reus-Smit, Christian. DangerousLiaisons? Constructivism and Critical International Theory //European Journal of International Relations. – 1998. – Vol.4,№3. – P. 259-294.

13) Wendt, Alexander. Anarchy is what States Make of it: TheSocial Construction of Power Politics // InternationalOrganization. – Cambridge, 1992. – Vol.46, №2. – P. 391-425

14) Wibben, Annick T.R. Feminist International Relations: OldDebates and New Directions // Brown Journal of World Affairs. –Providence, 2004. – Vol.10, №2. – P. 97-114. URL:

http://www.watsoninstitute.org/bjwa/archive/10.2/Feminist%20Theory/Wibben.pdf

Общий список:1) Капустин Б.Г. Посткоммунизм как постсовременность // Полис.

– Москва, 2001. №5. – С. 6-282) Капустин Б.Г. Современность как предмет политической

теории. – М.: РОССПЭН, 1998. – 308 с.3) Неклесса А.И. Ordo Quadro – четвертый порядок: пришествие

постсовременного мира. // Полис. – Москва, 2000. – №6. – C. 6-274) Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование:

учебник для студентов вузов. – М.: Алгоритм, 2002. – 348 с.5) Постмодернизм. Энциклопедия. / Cост. и науч. ред.

А.А.Грицанов, М.А.Можейко. – Минск: Интерпрессервис; КнижныйДом, 2001. – 1040 с. URL:http://www.infoliolib.info/philos/postmod/