КОНСТРУИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ И НАБОР «ПОВЕДЕНЧЕСКИХ МАСОК» В ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ АНГЛИИ

279

Конструирование личности...

КОНСТРУИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ

И НАБОР «ПОВЕДЕНЧЕСКИХ МАСОК»

В ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ АНГЛИИ

В мемуарах сэра Джеймса Мелвилла, приехавшего в

1564 г. с посольством от Марии Стюарт Шотландской ко

двору Елизаветы I Английской для переговоров о возмож-

ном браке вдовствующей Марии с кем-то из английских

лордов, после чего, со временем, она унаследует англий-

ский престол, приведен следующий эпизод (цв. ил. 1?).

Желая продемонстрировать свое искреннюю приязнь

к шотландской кузине, Елизавета, в знак доверия к ее послу,

показала сэру Мелвиллу свою коллекцию миниатюр. Она

провела Мелвилла через анфиладу дворцовых покоев Уайт-

холла в свою опочивальню и «открыла секретер, где лежа-

ло множество миниатюр, завернутых в бумагу, на которой

почерком самой королевы написаны были имена всех, кто

изображен на портретах (цв. ил. 2?).

Первым она достала портрет, на обертке которого было

написано «Лик моего лорда». «Держа в руке свечу, я придви-

нулся ближе, чтобы рассмотреть, чей портрет назван таким

образом. Королева явно испытывала колебания, показывать

ли мне его; однако явленное мной настойчивое желание взя-

ло вверх и я обнаружил, что это – портрет графа Лестера.

Я выразил готовность отвезти эту миниатюру домой,

моей госпоже; однако королева отклонила эти притязания,

ссылаясь на то, что она располагает лишь одним-един-

ственным портретом графа. Тут я заметил Ее Величеству,

что у нее рядом – сам оригинал, ибо видел, как Лестер на

другом конце комнаты беседует с Госсекретарем Сеси-

лом389. Следом королева достала портрет моей госпожи и

поцеловала его, а я осмелился поцеловать руку ей, чтобы

засвидетельствовать мою великую любовь к той, что по-

слала меня сюда. После этого королева показала прекрас-

ный рубин, размером не меньше теннисного мячика. Я

заметил, что в знак своей приязни она могла бы послать

моей госпоже этот рубин или портрет графа Лестера. От-

вет Ее величества был следующим: если моя королева будет

следовать ее советам, то со временем к ней перейдет все,

чем сейчас владеет она сама; после паузы она объявила о

решении послать моей госпоже, в знак своего расположе-

ния, прекрасный бриллиант»390

Обратим внимание: всю эту сцену Елизавета выстра-

ивает подчеркнуто-доверительно – она проводит посла в

самое сердце дворца, в свою опочивальню, демонстратив-

но колеблется, показывать ли гостю миниатюру, тем самым

давая ему понять, насколько она ей дорога (по своей цен-

Николас Хилльярд. Роберт Дадли, граф Лестер. 1576. Национальная портретная галерея, Лондон.

��3_��.indd 278-279��3_��.indd 278-279 11.11.2014 14:04:0711.11.2014 14:04:07

280

281



ности миниатюра приравнена к рубину размером с теннис-

ный мячик, но в этой сцене она выступает как сокровище

большее, чем драгоценный камень – как некое интимное

сокровище Елизаветы). По сути, пригласив посла осмотреть

ее коллекцию миниатюр, королева приглашает сэра Мел-

вилла к своеобразному исповедальному откровению с ее

стороны (цв. ил. 4Б?).

Откровение это тем более необычно, что в качестве са-

мого интимного сокровища Елизавета демонстрирует Мел-

виллу портрет графа Лестера… переговоры о браке которого

с Марией Стюарт – цель приезда сэра Мелвилла в Англию.

Но важно, что при этой подчеркнуто доверительной

сцене присутствуют посторонние – Госсекретарь Уильям

Сесил и… сам граф Лестер.

Доверительность и приватность становятся частью

тонко выстроенного спектакля, что понимают все его

участники.

Для нас важно особое соотношение частного и публич-

ного, присущее той эпохе, о котором свидетельствует эта

сцена.

Отметим пока, что своеобразным маркером зоны ин-

тимного выступает здесь миниатюра.

А теперь прочтем, держа в памяти эту сцену, нача-

ло одного из самых знаменитых стихотворений Донна –

«Шторм. Послание Кристоферу Бруку»:

Thou which art I, (’tis nothing to be soe)

Thou which art still thy selfe, by these shalt know

Part of our passage; And, a hand, or eye

By Hilliard drawne, is worth an history,

By a worse painter made; and (without pride)

When by thy judgment they are dignifi’d,

My lines are such…

[Тебе, который есть я (<хотя в мире> нет ничего, что было бы

подобным)/ Тебе, который, при всем том, есть ты сам, –

и само это есть свидетельство расстояния, нас разделяющего;

и <как> одна лишь рука иль зрачок,/ нарисованные

Хилльярдом, стоят <большого> исторического полотна,/

нарисованного худшим, чем он, художником; (без гордыни),/

когда расценишь, чего достойны,/ эти строки…]

Донн с первой же строки декларирует особо дове-

рительные отношения с адресатом послания391, строя

Неизвестный англо-

нидерландский художник.

Уильям Сесил, барон Бёрли.

1560-е гг. Национальная

портретная галерея, Лондон

��3_��.indd 280-281��3_��.indd 280-281 11.11.2014 14:04:0711.11.2014 14:04:07

282

283



«Шторм» как речь, обращенную к ближайшему из друзей,

то есть – разговор в высшей степени частный. И упоми-

нание здесь имени Николаса Хилльярда, лучшего, непре-

взойденного миниатюриста той эпохи подчеркивает эту

авторскую установку на приватность «беседы», ибо миниа-

тюра как живописный жанр существовала именно в «зоне

приватности». Если портрет маслом писался, как правило, в

полный рост и представлял модель в ее роли «публичного

человека», при всех регалиях и символах, присущих ей как

«государственному деятелю, воину, придворному фавориту»,

то миниатюра ограничивалась изображением лица, плеч,

иногда – рук и представляла модель в роли «возлюбленного

или возлюбленной, жены, близкого друга»392]. Как говорит

в «Трактате об искусстве миниатюры» художник и ювелир

Николас Хилльярд, «сии малые изображения весьма подхо-

дящи для того, чтобы служить людям благородным, будучи

размерами невелики, а манерой изображения – весьма при-

ватны, они есть портреты или изображения самих владель-

цев, людей, равных им своим положение и тех, кто особо

им интересен…» (выделено нами – А.Н.)393 Миниатюра была

призвана напоминать владельцу о том, кто на ней изобра-

жен – часто она выступала даром, признанном подчеркнуть

привязанность [Gaunt 1980: 40] и особые узы, соединяющие

получателя и дарителя394 (цв. ил. 5?).

Но важно, что при всей «установке на приватность»

«Шторм» был едва ли не самым известным при жизни по-

эта стихотворением Донна, о чем мы знаем по количеству

дошедших до нас списков этого послания. Тем самым, пу-

бличное и частное взаимодействуют в этом донновском

стихотворении столь же парадоксально, как и в упомяну-

той выше сцене между королевой Елизаветой и Джеймсом

Мелвиллом.

Приведем еще одну историю, случившуюся в конце 1590

гг., которую анализирует в своей книге «Эстетика культуры»

специалист по социальной истории Ренессанса Патриция

Фумертон395 отталкиваясь от анекдота, рассказанного Уилья-

мом Брауном в одном из писем графу Шрюсбери:

«…как я слышал, юная леди Дерби носила на цепочке,

спрятав на груди, портрет, заключенный в изящный меда-

льон, королева же, заметив это, поинтересовалась, что это за

прекрасная работа: леди Дерби всячески извинялась, только

бы не показывать свой медальон, но королева им завладела,

открыла – и обнаружила, что то [портрет] Госсекретаря [Се-

сила]396 – тогда, выхватив медальон, закрепила его на туфле,

и долго с ним так ходила, потом она взяла его и застегнула

на локте, и носила какое-то время там; и когда Госсекрета-

рю передали эту историю, он сочинил стихи и пригласил

[лютниста] Хейлза, чтобы спеть их во внутренних покоях

[королеве]…»397

Комментируя эту сцену, Патриция Фумертон подчерки-

вает: нежелание леди Дерби показывать медальон никак не

связано с тем, что миниатюра внутри него может как-то ее

скомпрометировать: Роберт Сесил приходится леди Дерби

дядей, и медальон с портретом – подарок не возлюбленно-

го, а близкого родственника. Но дело в том, что эта миниа-

тюра принадлежит леди и является «частью ее внутреннего

я, ее личной тайной, которую она согласна открыть лишь

тем, кого выбрала сама. Елизавета же, настаивая на том, что-

бы ей показали содержимое медальона, вторгается в личное

пространство леди Дерби»398 Но особенно для нас интерес-

но то, что узнав эту историю, ее невольный герой, Роберт

Сесил, граф Солсбери (которому на тот момент 35 лет) со-

чиняет королеве (которой 69 лет!) любовные стихи, а лю-

бимый тенор королевы Роберт Хейлз исполняет их ей под

лютневый аккомпанемент, ибо королева продемонстриро-

вала свою особую приязнь к графу.

Перед нами, по сути, следующая цепочка событий: коро-

лева вторгается в частное пространство своей фрейлины –

и пользуясь этим пространством, находясь в «зоне приват-

ности», публично демонстрирует личное отношение к графу,

что побуждает того на ответный шаг: публично (исполнение

любовных стихов графа происходит в его частных покоях,

но становится известным всему дворцу) заявить о своих «чув-

ствах» к королеве. Мы сталкиваемся здесь со своеобразной

��3_��.indd 282-283��3_��.indd 282-283 11.11.2014 14:04:0811.11.2014 14:04:08

284

285



интерференцией интимно-личного и публичного, их по-

стоянным (при этом нарочитым, носящим демонстраивно-

театрализованный характер, как игра королевы с медальо-

ном в этой истории) перетеканием одного в другое.

Вспомним при этом, чем была дворцовая жизнь в ту

эпоху. Сама архитектура дворца, (как и стремящаяся повто-

рить ее в миниатюре архитектура поместья благородного

человека) со сквозными анфиладами просматриваемых на-

сквозь комнат, как раз в это время приходящего на смену

архитектуре замковой, где многие комнаты отделялись от

центральной залы закрывающейся дверью, была ориенти-

рована на предельную публичность жизни его обитателей.

Дворец – пространство для экспозиции жизни монарха

придворным (которые олицетворяют при этом всех его

подданных, представительствуя за них) – личные коро-

левские покои были не помещением, куда монарх удалял-

ся, чтобы побыть одному, а помещением, доступ в которое

был открыт лишь кругу особо приближенных придворных

и ближайших советников. Тем самым, уход монарха вглубь

дворцовых покоев, в личные апартаменты был не удалени-

ем от государственных дел, а скорее наоборот, погружени-

ем в наиболее важные из них.

Приведем еще одну характерную историю. В 1597 г. сэр

Роберт Кэри, уязвленный тем, что долгое время ему не вы-

плачивалось положенное жалованье королевского намест-

ника в Ист Марчез, прискакал в резиденцию Елизаветы I

в Теобальдс, в графстве Хартфортдшир, и потребовал ауди-

енции у королевы. Госсекретарь Роберт Сесил и брат сэра

Кэри – в ту пору гофмейстер королевского двора, – настой-

чиво уговаривали его немедленно покинуть королевскую

резиденцию, покуда Елизавета не узнала об этом визите и не

прогневалась. Однако приятель Роберта Кэри, Уильям Кил-

лигрю, предложил иной план. Он сообщил Елизавете, что

Кэри «не видел ее уже год, если не более, и просто не в си-

лах вынести того, что столь долго лишен счастья лицезреть

государыню; он примчался со всей возможной скоростью,

чтобы взглянуть на Ваше Величество, поцеловать Вам руку

– и немедленно вернуться назад»399 . Кэри был принят – и

ему были выплачены причитающиеся деньги. Мы опять ви-

дим здесь странную интерференцию приватного (личное

поклонение королеве) и публичного (верность короне и

несение службы). Публичное и частное пространство про-

никают здесь друг друга так, что, по сути, не остается ни су-

губо частного, ни публичного в чистом смысле этого слова,

ибо публичность такого типа требует не отстранения от

личностного «я», а, наоборот, его предельного вовлечения в

общественный спектакль.

Джон де Критц. Роберт Сесил,

граф Солсбери. 1602.

Национальная портретная

галерея, Лондон

��3_��.indd 284-285��3_��.indd 284-285 11.11.2014 14:04:0811.11.2014 14:04:08

286

287



Эпоха рубежа XVI–XVII вв. обладала достаточной до-

лей саморефлексии, чтобы отдавать себе в этом отчет. Так,

Гоббс в «Левиафане» пишет: «Личность есть то же самое, что

актер, действующее лицо – как на сцене, так и в обычной

беседе» (английский здесь звучит еще ярче: «Personisthesa-

methatanActoris, bothontheStageandincommonConversation”

(Leviathan, 1.16.217). Интересно, что с прагматиком Гоббсом

здесь смыкается один из лучших английских проповедни-

ков той эпохи, Ланселот Эндрюс, епископ Винчестерский

(1555–1626), писавший, что личность рождена «всеми теми

влияниями, что создают неповторимость формы, облаче-

ния или маски, которые и творят человека в его неповтори-

мости» (Курсив наш. – А.Н.)400 .

Маски эти могут сочетаться самым причудливым обра-

зом. В 1592 г. фаворит Елизаветы I, сэр Уолтер Рэли, сочета-

ется тайным браком с фрейлиной ее величества Елизаветой

Трокмортон401, после чего отплывает в морскую экспеди-

цию к берегам Америки. Однако тайна брака всплывает на-

ружу. В елизаветинской Англии если супружеский союз не

был заключен публично, начиналось расследование: давать

разрешение на брак дворянам было прерогативой монар-

ха, и нарушителей ждала серьезная кара. Дело в том, что

таким образом Корона могла контролировать заключение

семейных альянсов и блокировать те из них, что угрожали

стабильности престола. По сути, разрешение на брак, давае-

мое властелином, было средством политического контроля,

хотя официально эта практика считалась заботой о морали

подданных.

Джонатан Голдберг пишет: «брачные союзы заключа-

лись между семьями; брак служил средством урегулиро-

вания дипломатических отношений <…> Частная жизнь,

с присущей ее приватностью, вовсе не рассматривалась,

как ценность, а само это понятие не имело ни малейшего

отношения к семейной жизни: бедняки всей семьей юти-

лись в одной комнате, те же, кто побогаче, существовали в

пространстве, отданном на обозрение челяди, посетите-

лей, просителей, придворных, и т.д. <…> Представление о

«самости» ренессансный человек извлекал из неких внеш-

них матриц… Семья же понималась как часть большого

мира, как малое социальное образование, строительный

кирпичик общества… Эротические отношения существо-

вали в гораздо большем социальном контексте и были

ему подчинены. Мы знаем, что браки по любви, конеч-

но, случались… Но сами их последствия, носившие обыч-

но, катастрофический характер для социального статуса

вступающих в брак, свидетельствуют, как строг был кон-

троль»402 .

Неизвестный художник.

Роберт Кэри. Ок. 1591.

Поместье Монмут Хаус

��3_��.indd 286-287��3_��.indd 286-287 11.11.2014 14:04:0911.11.2014 14:04:09

288

289



Характерно, что эссе «О любви» Фрэнсис Бэкон начи-

нает фразой: «Любви больше подобает место на театраль-

ных подмостках, нежели в жизни»403.

Королева посылает за Рэли корабль, сэра Уолтера аре-

стовывают, доставляют в Лондон и сажают в Тауэр. При дво-

ре влияние Рэли, происходившего из бедного провинци-

ального дворянства, зиждилось исключительно на его лич-

ных качествах и не было подкреплено семейными связями

и родственными обязательствами – он был одиночкой: яр-

ким, умным, но не имевшим за собой ни поддержки аристо-

кратических родственников, ни какой-либо придворной

партии . Гнев королевы должен был иметь для него самые

катастрофические последствия. И стратегия, избранная

Рэли в этой ситуации, напоминает ту, что была предложена

Уилльямом Киллигрю сэру Роберту Кэри, когда последний

хотел получить выплаты, положенные ему, как королевско-

му наместнику в провинции и разыгрывал для этого роль

рыцаря, пылко обожающего свою даму. В Тауэре Рэли при-

нимается сочинять посвященную королеве страстную лю-

бовную поэму404, в которой горько сетует на потерю распо-

ложения Ее Величества.

У нивы сжатой колосков прошу –

Я, не считавший встарь снопов тяжелых;

В саду увядшем листья ворошу;

Цветы ищу на зимних дюнах голых…

<…>

Я знать не знал, что делать мне с собой,

Как лучше угодить моей богине:

Идти в атаку иль трубить отбой,

У ног томиться или на чужбине,

Неведомые земли открывать,

Скитаться ради славы или злата…

Но память разворачивала вспять –

Грозней, чем буря паруса фрегата.

(Пер. Г. Кружкова405)

Как и в случае с Робертом Кэри, королева вряд ли мог-

ла (тем более, учитывая недавно заключенный Рэли брак)

поверить в предельную искренность сэра Уолтера. Тем бо-

лее, что параллельно с сочинением поэмы Рэли вел впол-

Томас Гоббс. Левиафан.

Фронтиспис. Лондон, 1651

��3_��.indd 288-289��3_��.indd 288-289 11.11.2014 14:04:0911.11.2014 14:04:09

290

291



не прагматичные переговоры о своем освобождении с Ро-

бертом Сесилом, недвусмысленно предлагая расплатиться

за свое освобождение звонкой монетой – долей добычи,

которую захватила корсарская флотилия Рэли на испан-

ском судне «Madre de Dios».. Достаточно сказать, что после

распродажи этих трофеев в Англии на несколько лет упали

цены на шелка и специи406 . Королева выступала одним из

акционеров корсарской флотилии, снаряженной Рэли, и ей

полагалась соответствующая доля добычи. Проблема была в

том, что посланный в Дартсмут представитель казначейства

не был даже допущен на борт для оценки груза, и ему было

объявлено, что доля королевы составляет около 10 000 фун-

тов, тогда как даже прикидочная стоимость груза «Madre de

Dios» позволяла рассчитывать на сумму, как минимум, вдвое

большую. И вот Рэли пишет сэру Уильяму Сесилу, лорду Бёр-

ли из Тауэра:

«К Вашему вящему удовольствию, милорд: сэр Джордж

Кэрью договорился со мной касательно того, как Ее Вели-

чество может получить доход от каррака, каковое предло-

жение было сделано мною раньше. Право слово, мною дви-

жет не стремление приписать себе какие-то заслуги, а лишь

надежда обрести свободу и , возможно, благосклонность Ее

Величества…

Вкратце сообщаю Вам милорд: из пятисот тысяч тонн

груза на борту судна Ее Величеству принадлежит лишь ты-

сяча сто тонн, < что составляет> в денежном выражении во-

семнадцать тысяч фунтов, причитающихся Ее Величеству,

но к ним еще следует полторы тысячи фунтов компенсации,

в какову сумму обошлось Ее Величеству снаряжение двух

кораблей… Окончательная же прибыль Ее Величества от

экспедиции составляет одну десятую часть <от общей добы-

чи>, а от двухсот тысяч фунтов (так я оцениваю стоимость

<груза> каррака) это составит лишь двадцати тысячи фун-

там, ибо я знаю, что Ее Величество не станет отчуждать пра-

ва у своих подданных <…> Если бы Ее Величество организо-

вала это плавание, взяв все издержки на себя, оно обошлось

бы ей в сорок тысяч фунтов, тогда как экспедиция стоила ей

лишь полторы тысячи, не считая двух ее кораблей. Вместо

двадцати тысяч фунтов <причитающейся Ее Величеству до-

бычи> я подношу сто тысяч, не задевая никого <из тех, кто

выступал организаторами экспедиции>, а поступаясь лишь

своими интересами, что надеюсь, будет сочтено <проявле-

нием> исполненного глубокой веры и искреннего желания

услужить ей.

Восемьдесят тысяч фунтов – это более, чем когда-либо

случалось кому-то преподнести Ее Величеству в дар. Если

Богу было угодно их мне ниспослать, я надеюсь, Ее Величе-

ство соизволит их принять по своей великой доброте»407 .

На следующий день после этого письма королева под-

писывает приказ об освобождении Рэли408 (Ft. 1 to letter 51).

Здесь мы можем видеть, что с разными партнерами по

коммуникации Рэли выбирает разные стратегии поведения:

с лордом Бёрли он откровенно торгуется, с королевой же ве-

дет себя, как отвергнутый влюбленный. Но все эти действия

направлены к достижению единого результата: ему надо

получить прощение за тайный брак, лично задевающий ко-

ролеву. При этом Елизавета знает как об адресованной ей

поэме, так и о предлагаемой Рэли сделке. Казалось бы, одно

несовместимо с другим. Но в итоге Рэли получает чаемую

свободу – как Роберт Кэри получает причитающееся ему жа-

лованье. Елизавета не была столь тщеславна, чтобы не видеть

истинных, прагматичных мотивов своих подданных, одна-

ко в обоих случаях она принимает их «игру», не объявляя ее

лицемерием. И Рэли, и Кэри в соответствующей ситуации

просто выбирают определенный код поведения, ориентиру-

ясь на соответствующий культурный образец: рыцарь и пре-

красная дама. И несмотря на то, что сама ситуация, в которой

они этот образец «разыгрывают», лежит в совершенно иной

плоскости, их поведение принимается партнером – и, бо-

лее того, определяет его рисунок поведения. Здесь действия

сторон каждый раз строятся как маленький спектакль вну-

три определенного поведенческого сценария-парадигмы и

в рамках этого сценария рассматриваются как совершенно

легитимные. Следующая интеракция может предполагать

��3_��.indd 290-291��3_��.indd 290-291 11.11.2014 14:04:1011.11.2014 14:04:10

292

293



совершенно иной сценарий – и иной рисунок ролей. Маски

легко меняются – порой на взаимоисключающие, но это не

порождает сбоя в восприятии партнера. А из этого следует,

что мы имеем дело с совершенно иными представлениями о

единстве личности: для той эпохи личность человека носит

«фасеточный» характер – она сложена из отдельных изоли-

рованных поведенческих паттернов, диктуемых данной си-

туацией и успешных в той мере, в которой партнер по обще-

нию считывает этот паттерн и готов его принять.

Известна история о том, как поэт Эдмунд Спенсер не-

сколько часов дожидался аудиенции у своего покровителя

Филипа Сидни. Наконец, протомив посетителя несколько

часов в приемной, Сидни соизволил к нему выйти: да, он

знал, что его ждут, но не мог оторваться от чтения «Короле-

вы фей»409 – написанной Спенсером! Современное созна-

ние склонно трактовать эту ситуацию как демонстративное

аристократическое пренебрежение по отношению к тем,

кто стоит ниже на социальной лестнице: в жилах Сидни

текла королевская кровь, тогда как Спенсер был всего лишь

сыном купца, занятого розничной торговлей платьем. Но

возможна и иная интерпретация: Сидни подчеркнуто вел

себя со Спенсером как поэт – с поэтом. Очарованный «Ко-

ролевой фей», он забыл о реальности – это ли не высшая

похвала автору поэмы! То, что в одной парадигме прочиты-

вается как унижение, в другой превращается в апологию.

Вспомним здесь шекспировского «Гамлета». Поведе-

ние принца с теми, кто окружает его в Эльсиноре, строится

именно на «фасеточном» принципе: с Горацио, Полонием,

Лаэртом, Розенкранцем и Гильденстерном, и другими он

каждый раз разыгрывает определенную интермедию, дик-

туемую только данной ситуацией и почти никак не связан-

ную с тем, как он проявлял себя в предшествовавший этой

ситуации момент. За патиной времени мы не всегда разли-

чаем острую актуальность, которой проникнуты шекспи-

ровские пьесы: как не парадоксальным покажется это срав-

нение, «Гамлет» был не менее «злободневен», чем «Отцы и

дети» Тургенева.

Само «фасеточное» сознание и обуславливаемый им

выбор линии поведения в каждой ситуации не в послед-

нюю очередь связаны с тем, что английской жизни той

поры была присуща очень сильная социальная динамика,

когда сотни людей стремительно всходили по социальной

лестнице – а значит, социальный опыт, приобретенный им

в детстве и юности внутри той среды, выходцами из кото-

рой они были, переставал работать, и они нуждались в усво-

ении новых типов поведения, часто – контрастных по от-

ношению к тем, которые были привиты им изначально. Так,

Томас Мор – сын лондонского адвоката, пусть даже весьма

Исаак Оливер. Портрет молодого джентельмена (Филипа Сидни?). Ок. 1580. Коллекция Бергера, Денвер. Музей королевы Виктории и принца Альберта, Лондон

��3_��.indd 292-293��3_��.indd 292-293 11.11.2014 14:04:1011.11.2014 14:04:10

294

295



успешного, но – живущего с судебных гонораров, возводит-

ся в рыцарское достоинство, становится спикером Палаты

общин, а затем и лорд-канцлером и доверенным лицом Ген-

риха VIII. Спенсер – сын мелкого купца – получает пожа-

лованные ему Короной солидные земельные владения в Ир-

ландии – континентальной колонии Англии и становится

уважаемым джентльменом-землевладельцем. Кристофер

Марло – сын сапожника – получает степень в Кембридже.

Шекспир – сын перчаточника – получает личный герб и

покупает второй по величине дом в родном городе410 .

Все это формировало своеобразную привычку «к поли-

фоническому переживанию толпы-в-себе, – как определяет

это исследователь ренессансного искусства М.Н. Соколов, –

переживанию разных социальных ролей, которые соизме-

ряются с единой и универсальной божеско-человеческой

школой, подобно тому как красота и безобразие не проти-

востоят антагонистически, но составляют ступени единой

платонической лестницы, иллюстрирующей умственное

просветление материи»411 .

Приведем в качестве характерного примера гороскоп,

составленный для себя Иоганном Кеплером, когда ему

было 26 лет: «Человеку этому на роду написано проводить

время главным образом за решением трудных задач, отпу-

гивающих других... Даже непродолжительное время, про-

веденное без пользы, причиняет ему страдание… Вместе с

тем, он питает к работе непреодолимое отвращение, столь

сильное, что часто лишь страсть к познанию удерживает

его от того, чтобы не бросить начатое. И все же то, к чему

он стремится, прекрасно, и в большинстве случаев ему уда-

валось постичь истину…

Причины кроются отчасти во мне, отчасти – в судьбе.

Во мне – гнев, нетерпимость по отношению к неприятным

мне людям, дерзкая страсть строить насмешки и потешать-

ся, наконец, неуемное стремление судить обо всем, ибо я не

упускаю случая сделать кому-нибудь замечание. В моей судь-

бе – неудачи, сопутствующие всему этому. Причина первого

заключается в том, что Меркурий находится в квадратуре с

Марсом, Луна – в тригоне с Марсом, Солнце – в секстиле с

Сатурном, причина которого – в том, что Солнце и Мерку-

рий пребывают в VII доме...

Храбрость в жизни, преисполненной опасностями,

чужда ему, возможно, потому, что эти аспекты не имеют

отношения к Солнцу. Примерно так обстоит дело с легко-

Авраам Боссе. Меланхолия. 1634–1650. Британский музей, Лондон

��3_��.indd 294-295��3_��.indd 294-295 11.11.2014 14:04:1111.11.2014 14:04:11

296

297



мыслием, отсутствием храбрости, гневливостью, пристра-

стиям и всем прочим, в чем его обычно упрекают. Теперь

речь должна идти о сторонах его состояния и характера,

снискавших ему определенное уважение: о скромности, бо-

гобоязненности, верности, честности, изяществе. Наконец,

нельзя не упомянуть о том, что заложено в середине или из

чего смешивается хорошее и дурное: например, о его лю-

бознательности и тщетном стремлении ко всему самому

возвышенному»412. Из этого описания мы видим: личность

воспринималась в ту эпоху как сложный ассамбляж качеств

чрезвычайно разнородных, едва ли не исключающих друг

друга, и проявляющихся сообразно той или иной ситуации.

Своего рода комментарием к этому представлению яв-

ляется мемориальный портрет сэра Генри Антона работы

неизвестного художника. Советник королевы, солдат, посол,

радушный хозяин поместья – все эти, как и множество дру-

гих ролей сэра Генри, которые ему приходилось играть при

жизни, разом представлены на картине, в чем-то напомина-

ющей иконописное житие с клеймами – и все же разитель-

но от него отличающейся (цв. ил. 10?).

За всей этой сменой ролей-масок, игрой на сцене мира

мыслилась и некая константа, присущая человеку и данная

ему от рождения, в силу принадлежности к определенному

роду. Так, друг поэта, «образцового придворного», полити-

ка и полководца Филипа Сидни Фулк Гревилл, составивший

его первую биографию (а по сути – апологию, но не Сидни-

поэта, а Сидни-политика, посвятившего жизнь служению

английской Короне) писал: «Людям свойственно разбирать-

ся в породах лошадей и домашнего скота, но немногие из

нас дают себе труд помыслить, что подобно тому как раз-

ные гуморы, смешавшись в теле человека, определяют его

телосложение413, так и каждая семья имеет преобладающие

качества, которые, соединившись в тех, кто вступает в брак,

определяют тинктуру потомков»414.Личность человека

мыслилась как предопределенная качествами семьи, рода.

Устойчивый, из поколения в поколение наследуемый набор

качеств рода можно обозначить как неизменную и извест-

ную хотя и податливую, подобно глине, основу личности.

Все многообразие индивидуальных проявлений – масок,

ролей, поступков – человека выступало как форма для этой

основы. Девиз фамильного герба пытался зафиксировать

в абстрактной идее эти характерный черты, передаваемые

родом из поколения в поколение415. Личность здесь не

спонтанно творится всякий раз, а отливается в ту или иную

форму.

И лишь смерть «фиксирует» личность, придает ей за-

вершенность и окончательность. Как писал Самуэль Дэниел

в «Траурной поэме на смерть графа Монжоя»:

This action of our death especially

Shewes all a man. Here only he is found.416

[Именно наша смерть/ показывает человека, как он есть.

Только [в смерти] он явлен]

Устами Монжоя Дэниел говорит в поэме:

And as for death, said he, I do not wey,

I am resolv'd and ready in this case.

It cannot come t'affright me any way,

Let it looke never with so grim a face

And I will meete it smiling: for I know

How vaine a thing all this worlds glory is…417

[Что касается смерти, – сказал он, – / Она меня не тяготит,/

Мне отпущены грехи и я к ней готов./ Она ничем не может

меня испугать,/ Пусть не глядит столь мрачно, / Я встречу ее

с улыбкой, ибо я знаю,/ Какая тщета – вся земная слава…]

До момента смерти человек пребывает всего лишь от-

крытой возможностью, о которой Августин сказал: «Все

мы – гусеницы ангелов». Возрождение несколько измени-

ло эту формулу, сделав акцент на индивидуальном волении

человека – оно подняло на знамя рассуждение Пико делла

��3_��.indd 296-297��3_��.indd 296-297 11.11.2014 14:04:1211.11.2014 14:04:12

298

299



Мирандолы о том, что «человек – творение неопределенно-

го образа». Творец долго не мог найти его обличье, ибо «все

было распределено». И тогда «установил лучший творец,

чтобы тот, кому он не смог дать ничего собственного, имел

общим с другими все, что свойственно отдельным творе-

ниям... и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даем мы

тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни

особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность

ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и

своему решению... Я не сделал тебя ни небесным, ни земным,

ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный

и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты

предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразум-

ные существа, но можешь переродиться по велению своей

души и в высшие, божественные». Можешь стать, – продол-

жает Господь, – растением, животным, небесным существом,

ангелом и сыном Бога418 .

Так видела человека эпоха. И только понимая это, мы

поймем, что на самом деле, двигало Джоном Донном, когда

он, зная, что неизлечимо болен и предвидя свою кончину –

сам направлял события последних дней. За неделю до смер-

ти он призывал к себе художника и просил того сделать

предсмертный портрет, для которого позировал, завернув-

шись в саван.

Наше сознание готово увидеть в этом жесте нарочи-

тость, но для Донна и его современников все было совсем

иначе. Недаром еще раньше в одном из писем Донн провел

границу между «доктором Донном» – священником и про-

поведником собора Святого Павла и «Джеком Донном» – ав-

тором юношеских фривольных стихов. Тот опыт, который

лежал до обращения принятия сана Донн сознательно от-

кинул – заметим, он вовсе не перестал писать стихи – но

на смену страстной любовной лирике пришла лирика ре-

лигиозная – не менее напряженная и эмоциональная. Донн

выбрал тот образ, который он считал наиболее себе соот-

ветствующим, и постарался зафиксировать его перед смер-

тью в портрете. И когда Донн позирует в саване им движет

вовсе не позерство, не тщеславие, а стремление придать

всей своей жизни смысл и форму, обозначить ту точку, к

которой было устремлено все его существо. В проповеди,

прочитанной на Пасху 1616 г., Донн говорил: «Если апостол

Павел мог произнести: «Я каждый день умираю» [1 Кор. 15,

31.] <…>, то нет палача, который способен был бы вызвать

Мартин Дроша-ут. Джон Донн.

1633. Национальная

портретная галерея, Лондон

��3_��.indd 298-299��3_��.indd 298-299 11.11.2014 14:04:1211.11.2014 14:04:12

300

301



трепет в святом, сказав: «Завтра ты умрешь», ибо ответом

ему было бы: «Увы, я умер вчера, и вчера же исполнилось

тому уже двенадцать месяцев, и семь лет, и было так каж-

дый год, месяц, неделю и час, прежде чем ты сказал мне о

том.» Нет ничего ближе к бессмертию, как ежедневное уми-

рание, ибо нечувствительность к смерти есть бессмертие; и

тот лишь никогда не вкусит смерти, кто подготовлен к ней

непрестанным размышлением: непрестанное переживание

смертности есть бессмертие»419 . Момент смерти есть окон-

чательная «точка сборки» личности420.

Как мы видим, возрожденческая личность во многом

отличается от личности современной – она имеет иную

структуру, иной рисунок поведения, реакций и репрезента-

ций, и мы должны быть крайне осторожны в своих сужде-

ниях о поступках людей той эпохи и их мотивациях, иначе

мы рискуем перенести наш собственный опыт на прошлое,

увидеть в нем всего лишь собственную проекцию421, что не

приблизит нас к его пониманию, а лишь отдалит.

Возлюбленная, о котрой мечтают

поэты. The Extravagnat Sheperd. London,

1653

��3_��.indd 300-301��3_��.indd 300-301 11.11.2014 14:04:1311.11.2014 14:04:13

582

583

Примечания


других первых лиц королевства. После смерти Елизаветы I Гирартсу удалось со-хранить свои позиции, и почти два десятилетия он был любимым придворным художником Иакова I и королевы Анны, пользуясь репутацией лучшего портре-тиста Англии (см.: Millar, Oliver. Marcus Gheeraerts the Younger: a Sequel Through inscriptions // The Burlington magazine. Vol.105. №729 [December 1963]. P.558.), покуда его не оттеснило следующее поколение живописцев-эмигрантов, по-явившихся при якобитском дворе, – заметим, что среди них были и Рубенс, и Ван Дейк.

370 Знакомство с сэром Генри Ли сыграло важную роль в судьбе художника. О сте-пени доверительности их отношений свидетельствует тот факт, что сэр Генри и его возлюбленная, леди Анна Вавасур, были крестниками пятого сына Гирартса, Генри – крестины состоялись 23 декабря 1604 г. (см.: Edmond, Mary. Limners and Picturmakers // Walpole Society. XLVII [1980]. P.138).

371 Boissard, Jean Jacques. Habitus variarum orbis gentium. Antwerpen, 1581.372 Strong, Roy. Elizabethan Painting: An Approach Through Inscriptions – III Marcus

Gheeraerts the Younger // The Burlington Magazine. Vol.105, No.721 (Apr., 1963). P.153.

373 Yates F.A. Elizabethan chivalry... P.4–9.374 В бумагах сэра Генри Ли найдены переписанные стихи Сидни из так называемой

«старой», более ранней версии «Аркадии», вложенные в переплет, на котором на-писано: «Сэр Генри Ли, будучи Чемпионом королевы, вручил лорду Камберлен-ду» (см.: Chambers E.K. Op. cit. P.268. См. также: Yaets F. A. Elizabethan chivalry: the romance of the Accession day tilts // Journal of the Warburg and Courtlaud Institute. Vol.XX, 1957. Numbers 1–2. P.18.). Очевидно, сэр Генри намеревался (хотя и не сделал) торжественно передать их на турнире 1590 г. новому Чемпиону, видя в этих стихах квинтэссенцию, выражающую сам дух королевских ристалищ.

375 Lee, Thomas. A Brief Declaration of the Government in Irland, Opening many Corruptions in the Same // An Historical and Critical Review of the Civil Wars in Ireland, from the reign of Queen Elizabeth, to the settlement under King William. Ed. by John Curry. Dublin, 1810. P.587–609.

376 Ливий, Тит. История Рима от основания города... Кн.II, гл.12. См.: Strong, Roy. Elizabethan Painting: An Approach Through Inscriptions... P.153.

377 Цит. по: Соколов М.Н. Мистерия соседства. М.,1999. С.146–147 (со ссылкой на изд.: Northern Renaissance Art. 1400–1600. Sources and Documents. Englewood Cliffs, 1966. P.71).

378 Chambers E.K. Op. cit. P.83–84.379 Цит. по: Гилбер К., Кун Г. История эстетики, М.,1960. С.101.380 Yates F.A. Boissard’s Costume-Book and Two Portraits // Journal of the Warburg and

Courtauld Institutes. Vol.22, No.3/4 (Jul.–Dec., 1959). P.365–366.381 Strong, Roy. My weeping stagg I crowne: the Persian lady reconsidered // Roe Strong.

The Tudor and Stuart monarchy: pageantry, painting, iconography... Vol.2. P.303–324.382 Ibid. P.309.383 Mulryne J.R. «Shakespeare’s Knight’s Tale»: Two Noble Kinsmen and the Tradition of

Chivalry // Le Roman de Chevalrie au Temps de la Renaissance, ed. Marie-Therese Jones-Davies. Paris, 1987. P.76.

384 Chambers E.K. Op. cit. P.209–213.385 Herman, Peter C. «Is This Winning?»: Prince Henry’s Death and the Problem of Chivalry

in «The Two Noble Kinsmen» // South Atlantic Review. Vol.62, No.1. (Winter, 1997). P.4.

386 Ibid. Р.2387 Rooley, Anthony. Time stands still: devices and designs, allegory and alliteration, poetry

and music and a new identification in an old portrait // Early music. Vol.34, m.3. August 2006. P.443–460.

388 Ibid. P.446–447, 455–458. Заметим, что фронтиспис этот повторял фронтиспис «Космогонического зерцала» Уильяма Канингама (1559), а патроном последне-го был Роберт Дадли, граф Лестер, один из ближайших друзей Генри Ли. Кро-ме того, этот же фронтиспис был использован при издании «Основ геометрии древнейшего философа Евклида из Мегары», напечатанных в 1570 г. с преди-словием известного елизаветинского математика и астролога Джона Ди, кото-рый был наставником Роберта Дадли в дни его юности и тоже пользовался его покровительством.

389 Уильям Сесил занимал пост госсекретаря с 1558 по 1572 г.390 Memoirs of Sir James Melville of Halhill, 1535 – 1617. Ed. A. Francies Steuart. New

York, 1930.,P.94391 Отметим, что стихотворные тексты Донна в принципе адресованы «избран-

ным» – «To the Understanders», «тем, кто понимает», как то было сформулирова-но в обращении к читателям, открывавшем книгу стихов, изданную после его смерти.

392 Mercer Eric. Miniatures/ Oxford History of English Art. English Art 1553 – 1625. Ed. by E. Mercer. Vol. 8. Oxford, 1962. P.196

393 Ralegh Hilliard Nicolas. A Treaties Concerning the Arte of Limning. Ed. R. K. R. Thornton and T.G. S. Cain. Hatfield, Hertfordshier, 1981.P.65

394 Отчасти сходные функции выполняли в XVIII – XIX вв. при русском дворе таба-керки с портретом государя, подносимые как награда в ознаменование некоей заслуги одариваемого перед императором или страной. Заметим, что генети-чески эти табакерки восходят именно к медальонам с вмонтированным в них миниатюрным портретом.

395 Fumerton Patricia. Cultural Aesthetics. Renaissance Literature and the Practice of Social Ornament. Chicago and London, 1991.

396 Роберт Сесил, граф Солсбери, занимал пост госсекретаря с 1590 по 1612.397 Lodge Edmund. Illustrations of British History, Biography, and Manners, in the reigns

of Henry Viii, Eduard VI, Mary, Elizabeth, and James I: Exhibited in a Series of Original Papers, Selected from Manuscripts of the Noble Families of Howard, Tallbot and Sesil… with numerous Notes and Observations. London, 1791. Vol. 3. P.146-147

398 Fumerton Patricia. Cultural Aesthetics. Renaissance Literature and the Practice of Social Ornament. Chicago and London, 1991.P.76

399 Memoirs of the Life of Robert Carey. Ed. By John, Earl of Corke and Querry. London, 1758.P.76-78

400 Andrewes Lancelot. The Works of Lancelot Andrewes. Vol. 3. Library of Anglo-Catholic Theology. Oxford, 1854.P. 330.

��3_��.indd 582-583��3_��.indd 582-583 11.11.2014 14:05:4411.11.2014 14:05:44

584

585



401 Lefrance P. Le Date du Mariage de Sir Walter Ralegh: un document in dit// Etudes Anglaises. # 3, 1956. P. 193 – 211.

402 Goldberg Jonatan. James I and politics of literature. Stanford, 1989.P.86.403 Bacon, Francies. Of Love/ Bacon, F. Essays, Civil and Moral & The New Atlantis.

London, 1905. [Электронный ресурс]: http://www.bartleby.com/3/1/10.html, дата обращения: 10.04.2014.

404 О датировке этого текста: «Океан к Цинтии. Песнь XI» см.: [Tashma-Baum 2004].405 Кружков Г. Лекарство от Фортуны. Поэты при дворе Генриха VIII, Елизаветы Ан-

глийской и короля Иакова. М., 2002. С. 262 – 263.406 Winton J. Sir Walter Ralegh. London, 1975.P.128.407 Letters of Sir Walter Ralegh. Ed. by Agnes Latham and Joyce Youings. Exeter, 1999.P.

78–79.408 Указ. Соч. P.80.409 Kernan Alvin B. The Playwright as Magician. Shakespere’s Image of the Poet in the

English Public Theater. London, 1979. P. 18.410 Greenblatt Stephen. Renaissance Self-Fashioning. From More to Shakespear. Chicago,

London, 1984.P. 224–228.411 Соколов М. Н. Мистерия соседства. М., 1999. C.367.412 Кеплер И. О себе/ И. Кеплер. О шестиугольных снежинках. М., 1982. С.171–173,

175, 185–186.413 Гревилл ссылается здесь на медицинскую теорию той эпохи, сгласно которой

преобладание той или иной жидкости в организме определяют характер и те-лосложение человека: холерик, у которого преобладает желчь, будет сухощав и вспыльчив, сангвиник, у которого в организме доминирует кровь, будет горя-чим м деятельным здоровяком, и т.д.

414 Greville Fulke. A Dedication to Sir Philip Sidney/ The Prose Works of Fulke Greville, Lord Brooke. Ed. By John Gouws. Oxford, 1986.P.4.

415 Об этом измерении геральдики см.: Головин Е. Лексикон / Майринк Г. Ангел За-падного окна. СПб.,1992. С. 496 – 498].

416 Daniel Samuel. Complete Works in Verse and Prose. By Hazel, Watson and Viney, Ltd., 1885. for the Spencer Society.P.142.

417 Указ. .Соч. P. 142.418 Пико делла Мирандола, Джованни. Речь о достоинстве человека (пер. М.Л. Бра-

гиной)/ Чаша Гермеса: Гуманистическая мысль эпохи Возрождения и гумани-стическая традиция. Сост. А.Ф. Кудрявцев. М., 1996.C. 216.

419 Donne John. The Sermons of John Donne. Ed. by G.R.Potter and E.M.Simpson.. V. II. Berkley – Los Angeles, 1955.P.9.

420 Отсюда – распространенность в ту эпоху трактатов, посвященных ars moriendi – искусству умирания. Этот род сочинений, повествует: как правильно и достой-но христианину уходить из жизни, как прощаться с близкими и отрешаться от земных привязанностей и забот, как приуготовлять себя к встрече с Создате-лем. В Англии особой популярностью пользовались два сочинения такого рода: анонимное «The Art and Craft to know well to Dy» («Искусство и умение умирать достойно»), созданное около 1500 г., существовало в многочисленных списках и оттисках с резных деревянных досок, самые поздние из которых датируются

началом XVII в., и изданный в 1620 г. в Антверпене трактат иезуита Роберта Бел-лармина (Bellarmine) «De arte bene moriendi» («Об искусстве доброй смерти»).

421 В данном случае термин используется в его юнгианско-психоаналитическом смысле.

422 Характерно, что в «The John Donne Journal (Studies in the Age of Donne)», изда-ваемом кафедрой англистики Университета Северной Каролины с 1982 г. и вы-пустившем уже 23 книжки, мы не найдем ни одной статьи, посвященной эпита-ламам.

423 Напомним, что до смерти Елизаветы I Тюдор в 1603 г. Иаков Стюарт восседал на шотландском престоле и носил титул Якова IV Шотландского. (Заметим, что мы следуем той русской традиции, которая по-разному дает огласовку имени короля в его ипостаси правителя Шотландии (Яков) и правителя, восседающего на престоле Соединенного королевства Англии и Шотландии (Иаков).

424 C.P. Hill. Who’s Who in Stuart Britain. Weston-super-Mar, Avon, 1998. P. 14 – 15. Соб-ственно, Роберт Карр был возведен королем в графское достоинство, чтобы леди Фрэнсис и после развода с Робертом Деверо сохранила графский титул. При этом король Иаков еще и преподнес невесте к свадьбе весьма дорогие укра-шения (их стоимость составляла 10 000 фунтов), приобретенные за счет про-дажи земель, принадлежавших Короне – John Carey. John Done. Life, Mind and Art. London, Boston 1990. P. 72 – 73.

425 Заметим, что история Порохового заговора – один из лейтмотивов поэмы «По-лые люди» Т.С.Элиота.

426 Чья жизнь дала повод не только для пересудов, но и послужила сюжетом коме-дии «Ведьма» одного из самых популярных драматургов того времени, Томаса Миддлтона, «Истинной трагикомедии» Фрэнсиса Осборна и «Женушки» Томаса Овербьюри.

427 Свадебную пьесу-маску «Hymenaei»к этому событию писал Бен Джонсон. См.: Loughlin, Marie H. «Love's Friend and Stranger to Virginitie»: The Politics of the Virginal Body in Ben Jonson's Hymenaei and Thomas Campion's The Lord Hay's Masque// English Literature and History, Volume 63, Number 4, Winter 1996, pp. 833–849; The Masque at the Earl of Somerset’s Marriage, 1614.[Maske, for Somerset] A Scolar Press Facsimile]. London, 1973.

428 См.: W. McElwee. The Murder of Sir Thomas Overbury. London, 1952; Anne Somerset, Unnatural Murder: Posion at the Court of King James I. London, 1997.

429 См.: Lindley, David. Restoring Astraea: Jonson's Masque for the Fall of Somerset// English Literature and History. Volume 61, Number 4, Winter 1994, pp. 807-827.

430 Имя Формана неплохо знают шекспироведы, но совсем в ином контексте: это в его дневниках содержится единственный «отзыв» о постановке «Гамлета» при жизни Шекспира!

431 См. David Lindley.The Trials of Frances Howard: Fact and Fiction at the Court of King James. New York, 1993.

432 Заметим, что прежде всего через Карра искали покровительства короля. При восшествии Иакова на английский престол многие поэты, помня о том, что новый владыка не чужд поэзии, поспешили привлечь к себе внимание короля . (Иакову принадлежали «Опыты подмастерья в божественном искусстве по-

��3_��.indd 584-585��3_��.indd 584-585 11.11.2014 14:05:4511.11.2014 14:05:45