ISBN 978-5-86216-165-6politlinguist.ru/materials/conf/Языкиправо2015.pdf3 УДК 801 ББК 81.00 РИС ... Сердюк А.М. Заглавие как средство

Южный федеральный университет

Ассоциация лингвистов-экспертов Юга России

ЯЗЫК И ПРАВО:

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Материалы V-ой Международной

научно-практической

конференции

Выпуск 5

Ростов-на-Дону

Донское книжное издательство

2015

3

УДК 801

ББК 81.00 РИС

Я41

Ответственный редактор:

В.Ю. Меликян, д. филол.н., профессор, зав. кафедрой теории языка и русского язы-

ка Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации

Южного федерального университета,

руководитель Ассоциации лингвистов-экспертов Юга России

Ответственный секретарь:

Е.А. Рычева, ассистент кафедры теории языка и русского языка ИФЖиМКК ЮФУ,

член Ассоциации лингвистов-экспертов Юга России

Редакционная коллегия:

О.А. Алимурадов, д. филол.н., профессор (ПГЛУ, г. Пятигорск),

З.У. Блягоз, д. филол.н., профессор (АГУ, г. Майкоп),

Е.Ф. Журавлёва, д.филол.н., профессор

(Салоникский университет им. Аристотеля, г. Салоники),

А.Н. Качалкин, д.филол.н., профессор (МГУ, г. Москва),

Н.С. Котова, д.филол.н., профессор (РАНХиГС при Президенте РФ,

г. Ростов-на-Дону),

Г.Н. Манаенко, д.филол.н., профессор (СГПИ, г. Ставрополь),

Л.Б. Матевосян, д.филол.н., профессор (ЕГУ, г. Ереван),

В.Р. Саркисьянц, д.филол.н., профессор

(Ростовский филиал государственной Академии правосудия, г. Ростов-на-Дону),

А.Л. Факторович, д.филол.н., профессор (КубГУ, г. Краснодар).

Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия. Материалы V-й Междуна-

родной научно-практической конференции / Отв. ред. В.Ю. Меликян. Вып. 5. Ростов н/Д:

Дониздат, 2015. 364 с.

Тематический сборник содержит статьи участников V-ой Международной научно-

практической конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия».

Материалы конференции освещают широкий круг проблем на стыке языка и права: теоре-

тические вопросы и практические аспекты современной юрислингвистики, лингвистиче-

ской экспертизы, речевого манипулирования, лингвокриминалистики, экологии языка,

методики преподавания дисциплин юрислингвистического цикла и др.

Предназначен для лингвистов-экспертов, филологов, юристов, журналистов, специа-

листов по речевым электоральным технологиям, рекламе, PR, патентоведению, брендингу

и т.д., а также для преподавателей, аспирантов, студентов и всех интересующихся про-

блемами юридической лингвистики и вопросами науки о языке.

Материалы конференции публикуются в авторской редакции.

ISBN 978-5-86216-165-6

© Ассоциация лингвистов-экспертов Юга России, 2015

© Коллектив авторов, 2015

4

ОГЛАВЛЕНИЕ

СЕКЦИЯ 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ

ЮРИСЛИНГВИСТИКИ

Ворошилова М.Б., Карапетян А.А. Свастика на стенах школ:

принципы лингвистического анализа символики

7

Голубова Е.А. Речевая коммуникация в уголовном судопроиз-

водстве

14

Кузнецова А.А. Угроза в сознании носителей языка 22

Кусов Г.В. Типология решения общих экспертных задач в су-

дебной лингвистической экспертизе

27

Меликян В.Ю. «Оскорбление религиозных чувств верующих»:

юрислингвистическое параметризирование

34

Назаров Ю.Н. О соотношении понятий «правовая жизнь обще-

ства», «правовая реальность», «правовая действительность» и «пра-

вовая культура»

58

Омарова А.К., Балтабаева Ж.К. Особенности

лингвистических экспертиз

64

Соколова Т.П. Нейминговая экспертиза как новый род

лингвистической экспертизы

70

Факторович А.Л. Взаимосвязи категоричности и недостовер-

ности как объект лингвистической экспертизы

78

Штеба А.А. Элементы эмотивного анализа при проведении

психолого-лингвистической судебной экспертизы текста

86

СЕКЦИЯ 2. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ

ЭКСПЕРТИЗЫ И РЕЧЕВОЕ МАНИПУЛИРОВАНИЕ Вусик А.Л. Речевое манипулирование – вид языкового воздей-

ствия в политическом дискурсе

92

Крахмаль А.С. «Москва – не содом! Петербург – не гоморра!»:

речевая альтернатива как средство манипуляции общественным со-

знанием

100

Семянкова О.И. Реализация концепта «сговор» в лингвистиче-

ской экспертизе по делам о взяточничестве

104

Хрупина А.Ю. Манипуляция информационными потоками в

средствах массовой информации посредством освещения светских

мероприятий

111

СЕКЦИЯ 3. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭКОЛОГИИ ЯЗЫКА

Амирханян В.В. Образ персонажа в аспекте семантической

структуры целостного художественного текста

119

Барабаш О.В. Проблема употребления «не» с различными ча-

стями речи в решениях по антимонопольным вопросам

126

Болоцкая Ю.В. Концептуальная метафора и внеязыковая по-

вседневность: сферы взаимодействия

131

5

Головинова П.А. Косвенные экспрессивные акты с коммуника-

тивным интродуктором: семантика и функционирование в диалоги-

ческой речи

138

Гринкевич Е.В., Судликян В.А. Феномены языка и речи в

лингвистической экспертизе текстов: метафора.

143

Клименко О.А. Особенности современного юридического язы-

ка

147

Кравцов С.М., Голубева А.Ю. Адъективация как способ сло-

вообразования в контексте экологии языка

150

Комиссарова М.С. Проблема речевой компетенции собеседни-

ков в диалогическом взаимодействии

159

Курбакова М.С. Язык современных СМИ: лингвоэкологиче-

ский срез

167

Меликян А.В. Функционирование стилистически сниженной

лексики в современном политическом дискурсе США

172

Никишина Т.И. Стилистические особенности текстов полити-

ческого дискурса Франции ХХІ века

179

Прохорова А.П. Фразеологические единицы фразеосемантиче-

ского поля «Говорение» в свете идей функциональной стилистики

186

Снегур Ж.С. Заимствование и ассимиляция англицизмов в рус-

ском языке

195

Старук М.М. Фразеологические эвфемизмы в современном

русском языке

204

Храпова А.А. Особенности употребления лексики в романе За-

хара Прилепина «Санькя»

213

СЕКЦИЯ 4. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА В ПРОФЕССИО-

НАЛЬНОЙ СФЕРЕ (политическая лингвистика, электоральные рече-

вые технологии, реклама, PR, HR-технологии, Интернет-коммуникация) Бондаренко Е.Н. Лингвистическая экспертиза документов:

формулировка вопросов, установление контекста и семантики клю-

чевых слов

217

Бушев А.Б., Круглова О.А. Социальная реклама: тематика и

стратегии персуазивности

226

Дуброва В.С. Брендбук в аспекте позиционирования компаний 240

Комов О.В. Функционально-стилистический аспект гендерной

украинской речи в компьютерной коммуникации

248

Мягких А.В. Лексические языковые средства воздействия на

адресата в рекламных текстах (на материале «женских» журналов)

255

Новикова А.Г. Особенности современной российской телеви-

зионной рекламы

263

Островская Т.Н. Безымянные правонарушители и преступники 271

Рыжова Л.М. Слоган в системе рекламных жанров 282

Рычева Е.А. Псевдоиностранные бренды в России: лингвокуль-

турологический аспект

291

6

Сердюк А.М. Заглавие как средство воздействия на читателя 296

Чикиль М.Ю. Реализация морально-этических оценочных зна-

чений в текстах предвыборной агитации

304

Чубина Е.А. Реклама как информация: к определению совокуп-

ности признаков

310

СЕКЦИЯ 5. СОВРЕМЕННАЯ ЛИНГВОКРИМИНАЛИСТИКА

Аббасова Л.А. Пример лингвистической экспертизы конфликт-

ного текста

319

Бабич О.В. Диагностика речевых действий по оправданию тер-

роризма или идеологии экстремизма

332

Балова И.М., Будаева Л.А., Щербань Г.Е. Речевой акт угрозы

как объект лингвистической экспертизы

340

СЕКЦИЯ 6. ВОПРОСЫ МЕТОДИКИ ПРЕПОДАВАНИЯ ДИСЦИПЛИН

ЮРИСЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ЦИКЛА Бойченко В.В. О формировании юридической грамотности на

занятиях по иностранному языку в образовательных организациях

МВД России

346

Гладченкова Н.Н. Дидактический аспект формирования право-

вой культуры учителя-филолога

350

Горбунова Ю.С. Дерновая З.Ю. Пути формирования речевого

этикета студентов-филологов

354

НАШИ АВТОРЫ 361

7

СЕКЦИЯ 1.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ

ЮРИСЛИНГВИСТИКИ

Ворошилова Мария Борисовна, канд. филол. н., доцент кафедры риторики и межкультурной коммуникации

ФГБОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»

(г. Екатеринбург, Россия)

Карапетян Артур Андраникович, майор полиции, Центр по противодействию экстремизму ГУ МВД России по

Свердловской области (г. Екатеринбург, Россия)

СВАСТИКА НА СТЕНАХ ШКОЛ:

ПРИНЦИПЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СИМВОЛИКИ

Статья подготовлена при поддержке РГНФ: «Деструкция и отчужден-

ность — ведущие стратегии экстремистского дискурса» (№ 15-34-01293)

В настоящее время все чаще на стенах школ и домов, на заборах мы ви-

дим не только давно ставшую традиционной для этих мест лексику, но и раз-

нообразную символику, зачастую символику различных субкультур, в том

числе субкультур, проповедующих идеи нацизма: рядом со знаменитым сло-

вом из трех букв появился не менее знаменитый символ — свастика, «вра-

щающийся» крест с загнутыми под прямым углом концами.

В первую очередь внимание на данный символ обратили правоохрани-

тельные органы — органы, занимающиеся профилактикой экстремизма,

усмотревшие в этом рисунке нацистский символ. Действительно, «в массо-

вом сознании людей знак и слово „свастика“ закрепились преимущественно

как „фашистский крест“ и связаны исключительно с именем Адольфа Гитле-

ра, нацистской Германией 1933—1945 годов и Второй мировой войной»

(Барбашов, 2014, 132). А применение любой нацистской символики и, конеч-

но, ее главного символа — свастики — в современной мировой юридической

практике подлежит строгой регламентации. Мы хотели бы подчеркнуть, что

существующая в современной России юридическая практика регламентации

использования свастики как центрального и самого узнаваемого нацистского

символа, к сожалению, складывается неоднозначно.

С одной стороны, использование нацистской символики запрещено, что

отражено в федеральных законах Российской Федерации № 114 «О противо-

действии экстремистской деятельности» и № 80 «Об увековечении Победы

советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов».

С другой стороны, мы должны признать, что данные законы отчасти

противоречат друг другу: если первый запрещает только «пропаганду и пуб-

личное демонстрирование нацистской символики либо атрибутики или сим-

волики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени сме-

шения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экс-

8

тремистских организаций» (ФЗ 114, ст. 2), то второй запрещает ее «использо-

вание в любой форме» (ФЗ 80, ст. 6).

Уже неоднократно в научном и юридическом дискурсах поднимался во-

прос о том, что правонарушением следует признавать лишь использование

свастики либо иного нацистского символа с целью пропаганды идей нацизма.

Действительно, никто из нас не предлагает убрать из школьных учебников

раздел, посвященный Второй мировой войне, или запретить показ фильмов о

войне, «нельзя считать пропагандой нацисткой символики и идей нацизма

деятельность историков, членов военно-исторических клубов» (Зеленина,

2009). Мы и, самое главное, наши дети должны знать и помнить, что нацизм

существовал: врага лучше знать в лицо.

И здесь, наверное, будет справедливо обратиться к опыту современной

Германии, в законодательстве которой, с одной стороны, закреплена уголов-

ная ответственность за распространение нацистской символики с целью про-

паганды идей нацизма, с другой — разрешено ее использование «в целях

гражданского образования, предотвращения достижения неконституционных

целей, развития искусства или науки, исследований или обучения, информи-

рования о ходе истории и иных целях» (Зусман, URL).

Вторая проблема современного юридического дискурса в том, что поня-

тия «нацистская атрибутика и символика» и «атрибутика и символика, сход-

ные с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения» носят

всего лишь оценочный характер. Традиционно принято считать, что нацист-

ская атрибутика и символика может включать в себя знамена, значки, атри-

буты униформы, иные отличительные знаки, приветствия и приветственные

жесты, использовавшиеся организациями, признанными Нюрнбергским меж-

дународным трибуналом преступными, в частности, список таковых симво-

лов приведен в комментариях к статье 20.3 «Пропаганда и публичное демон-

стрирование нацистской атрибутики или символики» Кодекса РФ об админи-

стративных правонарушениях (URL: http://kodeks-ob-admin-

pravonarusheniyah.com).

И свастика, безусловно, является главным элементом нацистской симво-

лики. Но современный научный дискурс (Зеленина, 2009; Павлов, 2012; Бар-

башов, 2014 и др.) демонстрирует, что национал-социалисты использовали не

свастику, а схожий по начертанию символ Hakenkreuz — «хакенкройц», что в

дословном переводе означает «крюкообразный крест». По мнению

Р.В. Багдасарова, под определение «нацистской» символики может подхо-

дить лишь свастика черного цвета, стоящая на ребре под углом 45°, с конца-

ми, направленными в правую сторону. Именно такой знак находился на гос-

ударственном знамени национал-социалистической Германии с 1933 по 1945

год, а также на эмблемах гражданских и военных служб (Багдасаров, 2001,

20).

Действительно, нельзя забывать и о том, что свастика является одним из

самых древних и широко распространенных графических символов, который

изображался и до сих пор изображается многими народами мира на предме-

тах повседневного быта, одежде, монетах, вазах, оружии, знаменах и гербах,

http://kodeks-ob-admin-pravonarusheniyah.com/http://kodeks-ob-admin-pravonarusheniyah.com/

9

при оформлении церквей и домов (см., напр.: Багдасаров, 2001; История сва-

стики…, 2008). Но справедливости ради мы должны отметить, что в настоя-

щее время лишь специалисты, те немногие, кто обладает специальными по-

знаниями в культурологии, религиоведении, либо лица, интересующиеся

указанными отраслями знания, могут однозначно и уверенно отграничить

нацистский «хакенкройц» от древней свастики, для подавляющего же боль-

шинства любая свастика является нацистским символом. Неоднократно нами

было отмечено, что даже в современной практике молодежных национали-

стических организаций нередко ошибочно используются перевернутая, «бе-

гущая» свастика и свастика индуистская, что лишь еще раз подтверждает

сказанное выше.

Именно поэтому в современном российском законодательстве запреща-

ется использование не только собственно нацистской символики (определен-

ной в первую очередь по историко-политической принадлежности), но и вос-

принимаемой нацистской в массовом сознании, что обозначено в законе как

«степень смешения». Специалист при этом должен определять не степень

смешения, а образную, семантическую составляющую символа, которая про-

читывается в определенном контексте.

Таким образом, важнейшими для анализа символики и отнесения ее к

нацистской / экстремисткой / националистической являются два фактора:

цель (интенция) и контекст, позволяющий точно определить образную со-

ставляющую.

В наших работах (напр.: Ворошилова, 2015) мы уже поднимали эту про-

блему, рассматривая цели, с которыми свастика используется в современных

средствах массовой информации, и в том числе в карикатуре. В частности,

нами была проанализирована карикатура, первоначально опубликованная на

популярном сайте «Carikatura.ru», который является крупнейшим в мире со-

бранием авторских карикатур. На карикатуре был изображен человек в воен-

ной форме, держащий российский флаг с надписью «ЖКХ», последняя буква

которой заменена свастикой. Данная карикатура неоднократно использова-

лась в СМИ и трижды становилась предметом судебных разбирательств.

Анализируя данную карикатуру, мы должны согласиться, что в ее основе

действительно лежит символ, сходный с главным нацистским символом —

свастикой — до степени смешения, на что, в частности, указывает и военная

форма человека, несущего флаг. Тот факт, что данный символ воспринимает-

ся читателями именно как свастика, был подтвержден и в результате прове-

денных нами психолингвистических экспериментов и опросов, в ходе кото-

рых мы просили респондентов назвать ключевые символы карикатуры,

назвать образ, объединяющий текст и иллюстрацию или описать содержание

карикатуры одним предложением. Проведенные эксперименты дали неоспо-

римый результат: все испытуемые (в общей сумме 157 человек) в своих отве-

тах использовали слово «свастика», более 70 % использовали номинацию

«фашист / фашизм».

Но важно, что в данном примере свастика является лишь одним из эле-

ментов креолизованной метафоры, то есть метафоры, «основанной на соче-

10

тании, столкновении и, главное, взаимодействии нескольких образов различ-

ных знаковых систем» (Ворошилова, 2012). В рамках данной метафоры стал-

киваются две сферы: сфера-мишень — ЖКХ (т. е. жилищно-коммунальное

хозяйство) и сфера-источник — нацизм / фашизм, где первая является основ-

ным объектом, которому посвящена статья, а вторая лишь средством оценки

данного объекта. Так, в частности, главный редактор газеты «Арсеньевские

вести», получившей предупреждение Управления Роскомсвязьнадзора по

Приморскому краю за использование данной карикатуры, в эфире радио-

станции «Эхо Москвы» сказала: «…мы хотели показать, что наша система

ЖКХ столь карательна, как и был фашизм».

Таким образом, в анализируемом тексте образ свастики стал орудием

негативной оценки, критики или сатиры: его основной оценочный потенциал

отрицательный, и вряд ли в таком прочтении данный символ может служить

орудием пропаганды идей нацизма.

Отрицательный оценочный потенциал свастика нередко получает и в

дискурсе городского граффити, где часто используется как инвектива, под

которой мы, опираясь на классическую работу «Как слово наше отзовется»,

понимаем языковые и неязыковые (визуальные, аудиальные и иные) сред-

ства, «заключающие в своей семантике, экспрессивной окраске и оценочном

компоненте содержания интенцию (намерение) говорящего или пишущего

унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата речи или третье лицо,

обычно сопровождаемое намерением сделать это в как можно более резкой и

циничной форме» (Базылева и др., 1998).

Действительно, любой нацистский символ, и в том числе свастика как

ключевой символ нацизма, нередко воспринимаются в нашей культуре как

оскорбляющий; не случайно лексема «фашист» в современном русском язы-

ке используется как инвектива. В ходе проведенных нами психолингвистиче-

ских исследований респонденты неоднократно указывали на «грубость» ме-

тафорического образа, его излишнюю «жесткость» и оскорбительный харак-

тер.

Современные подростки все чаще используют свастику как символ про-

теста — протеста против жизни взрослых, против строгих правил, против

обидчиков. Учитель недооценил ученика — свастика на стене школы, избили

хулиганы — и вот свастика на ближайшем заборе. Во второй половине про-

шлого века психологи неоднократно описывали символ «поверженного вра-

га» как символ протеста и, конечно, в этой ситуации мы не можем говорить о

пропаганде нацизма.

Вторым значимым элементом для методики анализа символики является

контекст. При проведении экспертизы важным является комплексный анализ

всех представленных материалов, в том числе последовательный анализ кон-

текста, чтобы охарактеризовать заданное «семантическое поле» (данный

лингвистический термин мы используем в широком значении, понимая под

ним семантическое ядро, семантический вектор прочтения, восприятия). В

широком значении мы используем и термин «контекст», под которым пони-

11

маем среду как совокупность различных факторов, заданных для функциони-

рования (создается и интерпретируется) определенного символа.

Наиболее существенными факторами контекста, с нашей точки зрения,

являются вербальные, визуальные и аудиальные, а также ситуативные и

культурные (уже — субкультурные) факторы. В рамках лингвистического

исследования обязательными являются первые три фактора.

Возьмем, например, карикатуру, в центре которой изображена свастика,

а внизу страницы текст: «Уберите 4 спички так, чтобы ваш друг-еврей испу-

гался спичек в ваших руках». Данный текст косвенно указывает на классиче-

ский символ нацизма — свастику через обращение к образу геноцида, со-

зданному на корреляции вербального (еврей) и визуального (свастика) уров-

ней креолизованного текста карикатуры.

Зачастую в исследуемых материалах свастика используется в ряду иных

символов, а именно:

а) символов, сходных до степени смешения с нацистской атрибутикой и

символикой, под которой мы понимаем, как уже писали выше, знамена, знач-

ки, атрибуты униформы, иные отличительные знаки, приветствия и привет-

ственные жесты, использовавшиеся организациями, признанными Нюрн-

бергским международным трибуналом преступными;

б) символов экстремистских организаций, то есть мы наблюдаем «офи-

циально зарегистрированную символику организации, в отношении которой

вступило в законную силу судебное решение о ее ликвидации или запрете ее

деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности»;

в) националистической символики, определенной нами как функциони-

рующей в националистическом дискурсе, относящейся к национализму, к

идеологии, передающей идеи национального превосходства и противопо-

ставления своей нации другим, подчиняющей общечеловеческие интересы и

ценности национальным интересам (см. подр.: Ворошилова, 2014).

Все указанные выше символы содержат в своем значении единый ком-

понент. Многочисленные психолингвистические эксперименты показали, что

в сознании современной молодежи данные символы имеют единое ассоциа-

тивное поле (агрессия, ксенофобия, нацизм, фашизм и др.) и зачастую связа-

ны с понятием национализма / нацизма.

В качестве наиболее частотного аудиального контекста для свастики как

главного символа нацизма являются военные марши Третьего рейха.

Так, на интернет-странице «vk.com/gorodirbit» было представлено выска-

зывание в форме креолизованного текста, то есть текста, состоящего из еди-

ниц различных знаковых систем (Ворошилова, 2013, 194). Данный креолизо-

ванный текст состоял из вербального, визуального и аудиального элементов.

Важно, что настоящие элементы были рассмотрены в едином контексте.

Вербальный элемент данного текста представлен следующим высказы-

ванием: Такое чувство, что живу на территории оккупированной войсками

Третьего Рейха. / Половины заводов нет. Граждане работают только за

еду и оплату ЖКУ. Даже немецкие военнопленные лучше строили, чем

братки из Единой России.

12

Визуальный элемент представлен изображением, сходным с полотнищем

государственного флага РФ, и изображением креста с загнутыми концами в

правую сторону и точек в каждом секторе креста.

Аудиальный элемент представлен записью с названием «Немецкие мар-

ши — гимн дивизии СС хай гитлер».

Объединяющим мотивом для всех трех элементов анализируемого тек-

ста является обращение к историческим образам, связанным в сознании со-

временных носителей русского языка с нацистской Германий. Вербальный

уровень: «территории оккупированной войсками Третьего Рейха», «немецкие

военнопленные». Аудиальный уровень: «Немецкие марши — гимн дивизии

СС хай гитлер». И именно в этом контексте и прочитывается символ, изоб-

раженный на фоне полотнища государственного флага РФ.

Конечно же, данный список факторов не является постоянной величи-

ной, он будет зависеть от представленного специалисту материала исследо-

вания, но анализировать вырванный из контекста символ специалист не име-

ет права. Мы категорически настаиваем на том, что важнейшим этапом оцен-

ки символики должно стать ее целевое и контекстуальное определение.

Список литературы: 1. Багдасаров Р. Свастика: священный символ: этнорелигиоведческие

очерки. М.: Белые Альвы, 2001.

2. Базылева В. Н., Бельчикова Ю. А., Леонтьева А. А., Сорокина Ю. А. Как наше слово отзовется? // Российская юстиция. 1998. № 4-7.

3. Барбашов В. П. Интенциональное значение «свастики» как отраже-ние коллективной интенциональности в креолизованных текстах // Филоло-

гия и человек. 2014. № 4. С. 131-137.

4. Ворошилова М. Б. Креолизованая метафора: первые зарисовки // По-литическая лингвистика. 2012. № 4 (42). С. 94-99.

5. Ворошилова М. Б. Политический креолизованный текст: ключи к прочтению: моногр. / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2013.

6. Ворошилова М. Б. Свастика в современной русской карикатуре // юмор и сатира в координатах XXI века : сборник науч. статей по материалам

1 Междунар. науч.-практ. конф. / Център за научни изследвания и информа-

ция «Парадигма». Варна, 2015. С. 26-29.

7. Ворошилова М. Б., Карапетян А. А. Националистическая атрибутика и символика в современном молодежном экстремистском дискурсе: из прак-

тики определения // Политическая коммуникация: перспективы развития

научного направления: материалы Междунар. науч. конф. / гл. ред.

А. П. Чудинов; ФГБОУ ВПО «Уральский государственный педагогический

университет». Екатеринбург, 2014. С. 51-53.

8. Зеленина О. В., Суслонов П. Е. Методика выявления признаков экс-тремизма. Процессуальные исследования (экспертизы) аудио-, видео- и пе-

чатных материалов: науч.-практ. пособие. Екатеринбург, 2009.

13

9. Зусман Е. Запрет на изображение свастики в России и зарубежных странах: законодательство и практика судов. URL:

http://www.ifapcom.ru/files/Monitoring/2009/zusman_no_swastika.pdf.

10. История свастики с древнейших времён до наших дней. Н. Новгород: Книги, 2008.

11. Кодекс РФ об административных правонарушениях. Ст. 20.3 «Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики

или символики». URL: http://kodeks-ob-admin-pravonarusheniyah.com/statya-

20-3-propaganda-i-publichnoe-demonstrirovanie-nacistskoj-atributiki-ili-

simvoliki/.

12. Павлов А. Н. Свастика-символ под запретом // Законность и право-порядок в современном обществе. 2012. № 10. С. 137-142.

13. Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельно-сти» от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ.

14. Федеральный закон «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов» от 19 мая 1995 г. N 80-ФЗ.

14

Голубова Евгения Александровна, магистрант 1 курса ИФЖиМКК Южного федерального университета

(г. Ростов-на-Дону, Россия)

Научный руководитель:

Меликян Вадим Юрьевич,

д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой теории языка и русского язы-

ка ИФЖиМКК Южного федерального университета

(г. Ростов-на-Дону, Россия)

РЕЧЕВАЯ КОММУНИКАЦИЯ

В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ

Судебная речевая коммуникация отличается своей спецификой, которая

изучается в рамках нового междисциплинарного направления – юрислингви-

стики.

Понятие «коммуникация» включает в себя множество компонентов

(контекст, речевая деятельность, различные социальные и психологические

характеристики индивида и т.д.). Язык правовой коммуникации должен быть

точным, ясным, надежным и простым. Речь юриста также отличается особы-

ми маркерами (Исаков, 2000). Она должна быть максимально понятной для

окружающих, для этого должны соблюдаться определенные условия: внеш-

ние (точность и чистота речи) и внутренние (знание языка и знание предме-

та) (Новикова, 2005).

Правовая речевая коммуникация находит отражение не только в судо-

производстве, но и в рамках проведения следственных мероприятий, испол-

нения судебного решения судебными приставами и так далее. Традиционно

выделяют судебную, адвокатскую, нотариальную, следственную и законода-

тельную речевую коммуникацию.

Судебная речевая коммуникация, являясь частью правовой коммуника-

ции, ограничена правилами судебного процесса, Т.к. все заседание строится

на регламентированных нормах проведения гражданского, уголовного и ар-

битражного судопроизводства. Она отличается от других видов правовой ре-

чевой коммуникации использованием, с одной стороны, достаточно распро-

странённых коммуникативных стратегий, характерных и для других ситуа-

ций, с другой стороны, эти стратегии ограничены использованием в судеб-

ном процессе, так как юрист (будь то прокурор, адвокат) может быть удален

из заседания за несоблюдение норм речевого поведения в суде.

Речевая коммуникация юриста определяется сферой его функциониро-

вания в правовой системе. Существует несколько классификаций, позволя-

ющих разграничить речевую коммуникацию по различным признакам.

Например, речевая коммуникация юриста может быть классифицирована:

- по характеру связи коммуникантов;

- по положению коммуникантов в пространстве и времени;

- по установочной задаче общения;

15

- по количеству участников коммуникативного акта;

- с точки зрения соблюдения строгих правил поведения и употребления

готового текста;

- по постоянной/переменной коммуникативной роли слушающего и го-

ворящего (Формановская, 2002).

Следует отметить, что данная классификация не отвечает всем запросам

юрислингвистики, так как она может быть применена к любой форме рече-

вой коммуникации.

Более полной классификацией юридической речевой коммуникации яв-

ляется классификация Е.Ф. Усмановой, которая разделяет речевую коммуни-

кацию в аспекте юрислингвистики следующим образом:

1. Законодательная речевая коммуникация отличается совокупностью устных и письменных монологов/диалогов, входящих в процесс подготовки и

издания проекта закона. Основным средством в данном типе речевой комму-

никации является язык закона, с помощью которого выражаются норматив-

но-правовые предписания (Макушина, 2004).

2. Судебная речевая коммуникация определяется как речевое общение, необходимое для рассмотрения и разрешения судебно-правовых споров в

гражданском, уголовном и арбитражном судопроизводстве. Судья должен

обладать не только толерантностью, тактичностью и вежливостью, но и спо-

собностью и желанием как можно тщательно разобраться со всеми обстоя-

тельствами и аргументами сторон слушаемого дела. Несмотря на то, что суд

беспристрастен, судья также должен обладать умением воздействия на

участников заседания, чтобы добиться правдивых и аргументированных от-

ветов. В данной классификации судебная речевая коммуникация также под-

разделяется на речевую коммуникацию в уголовном, гражданском и арбит-

ражном процессе.

3. Следственная речевая коммуникация. Такой тип коммуникации находит свое место при производстве следственных действий не только в су-

де, но и в других правоохранительных структурах. Такое общение представ-

ляет собой тесное взаимодействие говорящего и слушателя. Речь следователя

является его рабочим инструментом, с помощью которого он выполняет свои

непосредственные обязанности.

4. Адвокатская речевая коммуникация находит свое отражение, соот-ветственно в речи адвоката (защиты) в судебном заседании. Речь является

главным орудием адвоката, но он должен учитывать все нюансы, возникаю-

щие в судебном заседании. Также регламент адвокатской речи прописан в п.2

ст.15 Кодекса профессиональной этики адвоката.

5. Нотариальная речевая коммуникация. Данный тип речевой комму-никации является речевым общением при совершении нотариальных дей-

ствий. Нотариус является посредником между людьми, не обладающими

юридическими знаниями, и законом, он должен быть компетентным в вопро-

сах его юрисдикции, а также уметь правильно трактовать их смысл (Усмано-

ва, 2015).

16

Такая классификация юридической речевой коммуникации позволяет

достаточно полно описать ее типы, но все же в ней не учитываются некото-

рые факторы, связанные со спецификой судопроизводства.

Чтобы учесть специфику речевой коммуникации в уголовном судопро-

изводстве, считаем важным предложить следующую классификацию право-

вой речевой коммуникации, в основе которой лежит классификация Е.Ф.

Усмановой:

1. Законодательная речевая коммуникация. 2. Нотариальная речевая коммуникация. 3. Следственная речевая коммуникация. 4. Судебная речевая коммуникация. Судебная речевая коммуникация может быть разделена на уголовную и

гражданскую/арбитражную. Данное разграничение носит практический ха-

рактер, так как гражданский и арбитражный процессы содержат в основе не-

кий спор и похожи по коммуникативной цели на переговоры, а уголовный

процесс является организацией и осуществлением государственного проти-

водействия преступности и в основе своей содержит некое правонарушение.

Следовательно, речевая коммуникация в уголовном судопроизводстве явля-

ется более агрессивной, эмоциональной и субъективной, но все же, безуслов-

но, ограничена судебным регламентом. В уголовной судебной речевой ком-

муникации мы предлагаем выделять следующие ее типы: судейская речевая

коммуникация, речевая коммуникация прокурора, адвокатская речевая ком-

муникация и речевая коммуникация подсудимого.

Судейская речевая коммуникация находит отражение в поведении и ре-

чи судьи, который ограничен законом, который гласит, что суд независим, не

отдает предпочтение каким-либо органам, лицам, участвующим в процессе

сторонам по признаку их государственной, социальной, половой, расовой,

национальной, языковой или политической принадлежности либо в зависи-

мости от их происхождения, имущественного и должностного положения,

места жительства, места рождения, отношения к религии, убеждений, при-

надлежности к общественным объединениям, а равно и по другим не преду-

смотренным законом основаниям. Следовательно, речевая коммуникация

судьи имеет нейтральный характер, несмотря на то, что суд по своей природе

считается конфликтной ситуацией. Судья имеет одну цель – разобраться в

сути спора и вынести решение, соответствующее закону государства, на ос-

новании судебного процесса. Для достижения данной цели в рамках закона

судья обязан разобраться во всех обстоятельствах спора, а именно, выслу-

шать стороны или их представителей, задать уточняющие и важные для при-

нятия решения вопросы. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что

судебная речевая коммуникация обладает рядом взаимозависимых функций,

таких, как перцептивная, информирующая и разъяснительная. Важно отме-

тить, что эмотивная функция в судебной речевой коммуникации исключена.

Данный тип правовой коммуникации отличается нейтральностью, строгим

регламентом и беспристрастностью.

17

Говоря о речевых коммуникациях прокурора и адвоката, следует ука-

зать, что их взаимодействие строится на принципе состязательности согласно

ст. 15 Уголовного процессуального кодекса РФ. Таким образом, представи-

тели сторон (адвокат/подсудимый и прокурор/государственный обвинитель)

имеют две разные коммуникативные цели: обвинение и защита. Это отража-

ется на выборе стратегий речевого поведения во время проведения судебного

заседания.

Речевая коммуникация в суде по своей природе является конфликтной,

так как обращение в суд уже подразумевает под собой некий спор или право-

нарушение (Красовская, 2008), и при рассмотрении судебной речевой ком-

муникации следует учитывать речевые стратегии поведения участников

коммуникативного акта в конфликтной ситуации.

В уголовном судопроизводстве находят отражение коммуникативные

стратегии речевого поведения, которые варьируются в зависимости от цели

коммуникации и социокультурных особенностей коммуникантов. Самыми

распространёнными стратегиями речевого поведения являются стратегии за-

щиты, обвинения и эмоционального воздействия (Нефёдова, Никифорова,

2014).

Стратегия обвинения используется государственным обвинителем, реже

судьей и адвокатом. Она направлена на разоблачение человека, участвующе-

го в допросе в качестве свидетеля или обвиняемого. Такая стратегия является

одной из самых агрессивных как на вербальном, так и на невербальном

уровне. Особенностью обвинения является оперирование исключительно

фактами и доказательствами, выставление их в нужном для допрашивающего

свете (Шишкина, 2011). Речевая стратегия обвинения представляет собой со-

вокупность вербальных и невербальных средств исследования доказательств,

их представления и аргументирования при учете правовых норм для дости-

жения непосредственной цели – добиться правдивого ответа от всех сторон

судебного процесса, чтобы позволить судье досконально разобраться в сути

проблемы. Таким образом, стратегия речевого поведения обвинения заклю-

чается в правильной интерпретации доказательств, представленных в судеб-

ном разбирательстве, а также в максимально выгодной подаче данного мате-

риала. Стратегия обвинения может быть реализована следующими тактика-

ми:

- тактика дискредитации;

- тактика угрозы;

- тактика убеждения;

- тактика создания круга «своих»;

- тактика создания круга «чужих»;

- тактика внезапности;

- тактика последовательности;

- тактика пресечения лжи.

Иногда речь «обвинителя» тяготеет к деструктивности в тех случаях, ко-

гда допрашиваемый, например, дает ложные показания, не соответствующие

доказательствам и уликам. Следовательно, нередко «обвинитель» использует

18

речевые обороты, недопустимые в судебном процессе и умаляющие честь и

достоинство допрашиваемого. Также речь может быть построена в соответ-

ствии с нормами, принятыми в процессуальных кодексах, но на невербаль-

ном уровне она может также деструктивно выражаться путем жестикуляции,

мимики, интонации.

Речевая стратегия защиты используется стороной ответчика в судебном

процессе (адвокатом/подсудимым). Она определяется совокупностью речи

адвоката и других участников процесса, представляющих интересы подсуди-

мого. Цель стратегии заключается в стремлении опровергнуть доводы обви-

нения или смягчить наказание или решение, направленные на подсудимого.

Такая стратегия речевого поведения сочетает в себе как оправдание, так и от-

вод подозрений. То есть, представитель защиты не только должен аргумен-

тированно ответить на доводы обвинения, но и показать неуместность,

например, приводимых доказательств в судебном заседании (Нефёдова, Ни-

кифорова, 2013). Стратегия защиты может быть реализована с помощью сле-

дующих тактик:

- тактика отрицания;

- тактика опровержения;

- тактика блокирования;

- тактика отвода подозрений;

- тактика убеждения;

- тактика самопрезентации;

- тактика последовательности.

Иногда сторона защиты может действовать по принципу «лучшая защи-

та – нападение», но чаще всего все-таки речь направлена на смягчение или

оправдание подсудимого. Нужный эффект может быть достигнут в случае,

когда адвокат владеет всей информацией по делу, правильно ее интерпрети-

рует, верно подбирает речевые единицы, которые подчеркивают его компе-

тентность и уверенность. Подсудимый, в свою очередь, должен донести до

адвоката максимально достоверную информацию, чтобы последний смог по-

дать факты в нужном свете.

Стратегия эмоционального воздействия является крайне агрессивной на

сознательном уровне, содержит в себе призыв говорящего к каким-либо чув-

ствам слушающих, например, к чувству долга, справедливости, жалости, гне-

ва и так далее. Данная стратегия универсальна и наблюдается в речи всех

участников судебного процесса относительно в равной мере, в ней заключа-

ется одобрение или осуждение человека как с позиции закона и права, так и с

позиции общепринятых моральных ценностей. Стратегия эмоционального

воздействия включает в себя ряд тактик:

- тактика угрозы;

- тактика критики действий участника процесса;

- тактика вышучивания (Шишкина, 2011);

- тактика самопрезентации;

- тактика создания «круга своих»;

- тактика создания «круга чужих»;

19

- тактика аналогии;

- тактика комплимента (глобальный комплимент, локальный компли-

мент);

- тактика апелляции;

- тактика имитированного диалога.

Такая стратегия находит свое место в речи прокурора, который пытается

воздействовать на подсудимого, в речи адвоката, который с помощью данной

стратегии защищает своего клиента, в речи судьи для воздействия на подсу-

димого и свидетелей с целью получить максимально достоверную информа-

цию и в речи подсудимого, целью которого является доказательство его не-

виновности (Никифорова, 2011).

Также в судебном процессе зачастую можно проследить используемую

участниками стратегию изобличения лжи. Она доминирует в речи прокурора.

Данная психологически агрессивная стратегия заключается на вынуждении

человека сказать правду. Допрашивающий как бы психологически, логиче-

ски, нравственно «наседает» на допрашиваемого с целью выяснить правди-

вые факты, необходимые для судебного разбирательства (Шишкина, 2011).

Стратегия изобличения лжи включает в себя ряд тактик, таких как:

- тактика ввода в заблуждение допрашиваемого;

- тактика убеждения;

- тактика использования положительных свойств допрашиваемого;

- тактика пересечения лжи;

- тактика выжидания;

- тактика допущения легенды;

- тактика внезапности;

- тактика последовательности;

- тактика снятия напряжения;

- тактика использования «слабых мест» допрашиваемого;

- тактика инерции;

- тактика отвлечения внимания;

- тактика создания хорошей осведомленности доращивающего;

- тактика создания «незаполненности»;

- тактика фиксированного темпа допроса.

Также можно выделить дополнительные стратегии речевого поведения в

суде, которые находят свое место в конфликтных ситуациях. Судебная рече-

вая коммуникация же, несомненно, относится к ряду конфликтных. Данная

классификация отражает 5 стратегий речевого поведения, которые присущи

человеку, находящегося в конфликтной ситуации.

1. Стратегия соперничества (направлена на обострение конфликта); 2. Стратегия сотрудничества (направлена на мирное решение конфлик-

та, порой в убыток какой-либо стороне);

3. Стратегия компромисса (направлена на частичное сглаживание кон-фликта путем достижения договоренности);

4. Стратегия приспособления (направлена на разрешение конфликта путем уступки одной из сторон);

20

5. Стратегия избегания (направлена на дистанцирование одной из сто-рон, нежелание принимать какое-либо участие в разбирательстве) (Сараева,

2010).

Таким образом, несомненно то, что участники судебной коммуникации

воздействуют друг на друга, выбирая максимально эффективные стратегии,

чтобы осветить в нужно свете материалы того или иного дела. Взаимодей-

ствие коммуникативных стратегий стороны защиты и обвинения крайне важ-

ны для презентации судье всех обстоятельств дела, чтобы последний, в свою

очередь, смог также выстроить свою стратегию (Марина, 2012).

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что судебная

речевая коммуникация в уголовном судопроизводстве отличается регламен-

тированностью, с одной стороны, и эмоциональностью, с другой. В ней

находит отражение взаимодействие четырех ключевых коммуникантов:

судьи, прокурора, адвоката и подсудимого. Судейская речевая коммуникация

в норме является нейтральной, так как судья ограничен законом и своим ста-

тусом, который носит нейтральный и непредвзятый характер по отношению

к сторонам обвинения и защиты. Таким образом, судейская речевая комму-

никация строится в основном на использовании коммуникативных стратегий

кооперативного типа. Речевая коммуникация адвоката, подсудимого и про-

курора строится на принципе состязательности сторон, следовательно, явля-

ется эмоциональной, и в ней находят отражение агрессивные стратегии рече-

вого поведения, например, защиты, обвинения, эмоционального взаимодей-

ствия, изобличения лжи и так далее. Речевая коммуникация представителей

сторон различается по их цели и роли в судебном процессе: защита или об-

винение. Таким образом, речевая коммуникация адвоката/подсудимого и

прокурора строится в основном на использовании коммуникативных страте-

гий конфронтационного типа.

Список литературы:

1. Исаков В.Б. Язык права // Юрислингвистика. Барнаул, 2000. Вып. 2. 2. Красновская О.В. Судебная коммуникация: некоторые трудности вза-

имодействия // Юрислингвистика. Барнаул, 2010. Вып. 10.

3. Макушина Е.Б. Правовая коммуникация как феномен права и обще-ния // Вестник Челябинского государственного университета. Челябинск,

2004. Вып. 1.

4. Марина Е.А. Коммуникативный аспект отношений защитника с про-курором, влияющий на выбор тактических приемов в стадии судебного раз-

бирательства // Вестник Оренбургского государственного университета.

Оренбург, 2012. Вып. 3.

5. Нефёдова Л.А., Никифорова Э.Ш. Особенности коммуникативного поведения профессиональных участников судебной коммуникации в ситуа-

циях потенциального коммуникативного конфликта // Вестник Челябинского

государственного университета. Челябинск, 2013. Вып. 37.

6. Никифорова Э.Ш. Конвенциональные стратегии как способ разре-шения коммуникативных конфликтов в юридическом дискурсе // Вестник

21

Нижневартовского государственного университета. Нижневартовск, 2011.

Вып. 4.

7. Новикова Т.Ю. Речь юриста // Проблемы высшего образования. Ха-баровск, 2005. Вып. 1.

8. Сараева Н.А. Судебное разбирательство как конфликтный дискурс и его стратегии // Вестник Нижневартовского государственного университета.

Нижневартовск, 2010. Вып. 13.

9. Усманова Е.Ф. Классификация речевой коммуникации в юридиче-ской практике // Гуманитарные научные исследования. М., 2015. Вып. 1.

10. Формановская Н.И. Речевое общение: коммуникативно-прагматический подход. М., 2002.

11. Шишкина Е.В. Коммуникативные стратегии как средство установле-ния истины участниками диалогического единства «допрос» в русской и

немецкой лингвокультурах // Вестник Волгоградского государственного уни-

верситета. Волгоград, 2011. Вып. 2.

22

Кузнецова Алёна Анатольевна,

магистрант Института филологии, журналистики и межкультурной ком-

муникации Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

Научный руководитель:

Маслакова Елена Владимировна,

к.филол.н., преподаватель кафедры русского языка Института филоло-

гии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального

университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

ОСОБЕННОСТИ РЕЧЕВОГО АКТА УГРОЗЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Угроза – речевой акт, который является неотъемлемой составляющей

системы речевых актов любого языка. Специфические – семантические и

грамматические – черты данного речевого акта способствуют верному вос-

приятию и толкованию данного речевого акта носителями языка. Выявление

данных особенностей позволяет точнее описать и квалифицировать речевой

акт угрозы.

В рамках настоящего исследования было проведено анкетирование пя-

тидесяти студентов в возрасте от 17 до 25 лет, которым было предложено два

задания: 1) дать определение понятию угроза, 2) привести примеры речевых

актов, иллюстрирующие данное понятие.

Основываясь на семантике опорного слова или словосочетания, которое

используется при описании угрозы, ответы на первый вопрос были разделе-

ны на группы. Угроза в сознании носителей языка представляется как:

1) некая ситуация, опасность (12% ответов), например: «потенциальная

опасность для человеческого здоровья», «ситуация, угрожающая населению

или отдельной личности, ее имуществу или здоровью, влекущая за собой по-

следствия разной степени тяжести», «что-то предвещающее опасность для

человека, его жизни, имущества, здоровья и др.»;

2) действие (64% ответов): а) вербальное (речевой/словесный акт, обе-

щание/ситуация, в которой обещают..., речевая формулировка, словесное вы-

ражение, высказывание, набор слов, намек, предупреждение), например: «ре-

чевой акт выражения агрессии», «словесное обещание, предполагающее вы-

полнение действия в будущем, которое может нанести вред здоровью чело-

века или его имуществу», «ситуация, в которой обещают кому-либо навре-

дить, нанести ущерб», «речевая формулировка, призванная вызвать у адреса-

та чувство страха», «словесное выражение запугивания, обещание причинить

кому вред, зло, физически, материально или морально», «определенный

набор слов, используемый с целью запугать противника, чтобы извлечь из

этого собственную выгоду», «прямой или скрытый намек на то, что вам (или

вашим близким, вашему имуществу) мо